ВИРУС
Сыпь не даёт покоя двадцатидвухлетнему Жаку второй месяц. Всё правое предплечье покрылось красными пятнами. Ни один врач не смог толком объяснить Жаку, что это за сыпь. Все анализы были в норме. Мази, растворы, противоаллергические таблетки – ничего не помогает. Самым неприятным было то, что поражённый участок кожи постоянно болел. Анальгетики избавляли его от боли, но не дольше, чем на шесть часов. Даже выпитая перед сном таблетка не избавляла его от пробуждения посреди ночи от ноющего предплечья.
Вот уже целую неделю он лежит в больничной палате с того момента, как боли стали невыносимыми. Медсёстры его активно пичкают антибиотиками по распоряжению врача. Уже третья капельница за день. Всё бесполезно.
По телевизору, что находился в палате, шёл заключительный сезон любимого сериала Жака. Но этот сериал перестал его интересовать с тех пор, как правая рука разнообразила его повседневную трапезу. К стандартной еде на завтрак, обед и ужин добавилась порция кетонала.
В палату вошёл лечащий врач Жака – Анри Коман.
– Добрый день, мсье Белен.
Рослый бритоголовый дерматолог сорока семи лет, в очках и белом халате. В его руках была история болезни Жака. Он подошёл к кровати своего пациента и присел на стул.
– Как вы?
Жак говорил монотонным голосом, продолжая смотреть на экран телевизора, который в эти мгновения был для него всё равно, что голой стеной:
– Кетонал перестаёт действовать. Вчера я выпил таблетку перед сном и проснулся через три часа, а раньше мне хватало на шесть.
Врач посмотрел на почти что пустой пузырёк с таблетками и издал усталый вздох:
– Мсье Белен, мы ведь с вами это уже обсуждали. Я разрешил иметь при себе свои таблетки, но говорил не увлекаться. Медсестра делает обезболивающие уколы. А этот препарат слишком сильный. Если произойдёт передозировка…
Жак резко развернул голову в сторону врача и высказал недовольным тоном:
– А что вы мне предлагаете?! Терпеть? Я похож на мазохиста? Или, может, я выгляжу как наркоман? Думаете МНЕ нравится ширяться этим фуфлом! – После этого Жак понизил громкость, но при этом его голос оставался таким же раздражённым: – Говорите уже.
– О чём вы? – недоумевающе спросил врач.
– Я учусь на психфаке. У вас лысина в поту с той секунды, как вы зашли сюда. Поэтому я спрашиваю, какие дурные вести вы принесли.
Анри Коман почесал правое веко, насколько это позволяли сделать очки, сдвинул губы, а затем огласил результаты обследования:
– В общем, мы не смогли диагностировать патологию. Лечить, как сами видите, не получается. Очаг начинает разрастаться вглубь и, если ничего не делать, то скоро он может добраться до костей. Я получил консультации от других врачей, и все мы пришли к выводу, что… что руку нужно отнять. До локтя.
На глазах Жака навернулись слёзы. Его голова резко откинулась назад. Губы раздвинулись, оскалив крепко стиснутые зубы. Веки сжимались, не в силах остановить слёзы.
Доктор Коман медленно покидал палату. Даже прижавшись лицом к подушке, плачущий крик Жака всё равно разносился достаточно громко, чтобы его можно было расслышать в коридоре.
Спустя полчаса в палату к Жаку пришли родители.
– Доктор нам обо всём рассказал – трепетно произнесла мать Жака, заботливо поглаживая сына по плечу.
Вид лечения был оглашён в пятницу. Операцию назначили на понедельник.
Наступил вечер. Отделение почти опустело. Изредка в коридоре мелькали чьи-то силуэты. Из-за долгих слёз кожа вокруг глаз была ярко-розовая. Жак не переставал разглядывать руку. Незаурядность пятна перестала его интересовать, когда дело стало совсем плохо. Сыпь появилась в строго отведённых участках, создавая идеальные контуры, словно образуя какие-то символы, что замечали даже медсёстры и доктор Коман.
Приняв очередную дозу кетонала, Жак собрался уснуть. Но сон как отрезало. Чуть за полночь боли возобновились. Настоящая боль казалась мукой на фоне прошлых. Он кричал изо всех сил. Спустя секунды в его палату прибежала медсестра. Об обострившихся болях сообщили доктору Коману. Тот связался с хирургией, где дали добро на преждевременную операцию.
В палате Жаку сделали обезболивающий укол, но его вопли тише не стали.
Его переложили на каталку и стали подвозить к служебному лифту.
Уже по подступах к операционной его приняли анестезиолог и хирург. Лежа на операционном столе, он продолжал кричать так, что на шее стали выпирать вены.
Анестезия облегчила боль, но Жак всё ещё был в сознании. Пока анестезиолог колдовал над пациентом, глаза Жака уставились на прозрачные очки медсестры. В её очках он увидел отражение руки и следов сыпи. Он обратил внимание, что в отражении следы сыпи похожи на цифры «011019».
– Что за фигня – едва слышимым крайне слабым тоном произнёс Жак.
– Что? Повторите – сказала медсестра, наклонившись к его губам.
В операционной наступила тишина. Пиликающие звуки сердечного ритма угасли.
– Мы его теряем! ДОКТОР! – крикнула медсестра, подзывая врача.
Никакой разряд так и не смог вернуть Жака к жизни. Последнее, о чём были мысли Жака, это цифры «011019»… «011019»… «011019»…
Зазвучал голос врача:
– Пациент – Жак Белен. Возраст – двадцать два года. Смерть наступила в час двадцать пять, дата – 01. 10. 19 года.
Как обычно доктор Анри Коман собирался на работу. По обыкновению, как и каждое утро, он пил кофе сидя на кухне пока ещё в домашней одежде. На нём была футболка с короткими рукавами. Он читал газету с последними новостями. К нему подбежала дочка, чтобы поцеловать перед отбытием в школу. Семилетняя Мадлен обратила внимание на отцовскую шею:
– Ой, папа, смотри. У тебя розовенькие точечки. А если смотреть боком, то они совсем похожи на циферки.
СМЕНА
Стояла глубокая ночь. Часы показывали начало первого. Один из супермаркетов в пригороде Копенгагена уже закрывался. Персонал покидал здание один за другим через служебный выход. Последними, кто готовился уходить, были управляющий, главный бухгалтер и уборщик. Единственным на территории магазина оставался тридцатипятилетний кладовщик по имени Юрген, который помимо основной работы подрабатывал охранником.
Из здания выходил управляющий Йонас. Он попрощался с Юргеном и перешагнул за порог служебного выхода. Это был последний сотрудник.
Юрген остался один. Отработав смену кладовщика, он переместился из складского помещения в служебную комнату. Здесь находились стол со стульями, микроволновка, холодильник, небольшой кухонный гарнитур, электрочайник и телевизор.
Ему всегда было предпочтительнее заступать на смену охранника именно в ночное время. С детских лет его привлекало ночное бодрствование, когда вокруг никого и он предоставлен сам себе. За долгие годы на фоне этого и сильного пристрастия к кофе, продолжительность сна у него сильно сократилась. На протяжении последних двенадцати лет сон не затягивался больше чем на три часа в сутки.
Перед тем как разместиться у ящика, Юрген проверил, чтобы двери во все помещения оставались открытыми, за счёт чего он мог бы расслышать посторонний шум из любой точки здания.
За последние восемнадцать часов это была уже шестая чашка кофе. С чувством долгожданного расслабления Юрген снял резиновые кеды, закинул ноги на угол стола, одной рукой взял горячую чашку, а другую поместил в узкий карман своих потёртых джинсов.
На одном из каналов показывали документальный фильм о тайных технологиях древних цивилизациях. Юрген переключил на следующий канал, по которому крутили первую часть «Грязного Гарри». Далее он натыкался на дневник олимпиады, ситком, скандально известное ток-шоу с запикиванием половины всех слов, криминальную сводку новостей, которую он смотрел до тех пор, пока не завершился сюжет о поимке проституток в одном из коттеджей в пригороде Копенгагена. В итоге он остановил свой выбор на каком-то фильме про зомби.
Через пару минут началась реклама. Юрген взял в руки спортивную газету. Надпись на обложке свидетельствовала о том, что это был номер двухмесячной давности. Это заставило его отправиться в торговый зал за свежим выпуском.
В торговом зале было темно, но недостаточно, чтобы пришлось включить освещение. Ориентируясь по габаритам, Юрген миновал стеллажи один за другим, прекрасно зная по памяти, где приблизительно находится стеллаж с журналами. Он разблокировал экран телефона и под его незначительным свечением нашёл взглядом нужную газету. Он уже подходил к выходу из торгового зала, когда за спиной раздался звонкий шум бьющегося стекла. Юрген обернулся. Он торопливо шёл к источнику звука. Как обычно в ночную смену он разгуливал по зданию босым, оставив кеды под столом в комнате отдыха. За кассой в четвёртом ряду он обнаружил осколки разбитой чашки, которую столкнул с поверхности звонящий телефон, сдвигавшийся с места при каждой вибрации. Это был мобильник кассирши Эммы. Вызов поступал с незнакомого номера. Юрген включил свет чтобы убрать осколки, после чего взял телефон с собой и вернулся в служебную комнату.
К его возвращению реклама уже закончилась. На экране девушка отчаянно наваливалась всем телом на деревянную дверь, чтобы не впустить зомби в свой дом. Она кричала и ещё сильнее толкала дверь, зажимая протиснутые внутрь руки восставшего мертвеца. В этот момент зазвонил телефон Эммы, лежащий на столе. Он звонил раз за разом на протяжении нескольких минут. Юргену это надоело и он убрал мобильник, положив его на полку в кухонном гарнитуре между распечатанными бутылками с газировкой.
Ноги вновь оказались на углу стола и сеанс продолжился. Во время следующей сцены главная героиня закрылась в спальне и, неуклюже зажав обеими руками кухонный нож, замерла с гримасой ужаса на лице в ожидании, когда ходячий мертвец постучится в дверь. На экране чередовали кадры с лицом девушки, затем дверь, снова гримаса страха, снова дверь. Последние несколько секунд дверь постепенно приближалась к экрану всё сильнее, увеличиваясь в масштабах, как вдруг экран заполнился помехами, после чего дверь в служебную комнату с грохотом захлопнулась. Юрген судорожно подскочил. Его ноги соскочили со стола, а чашка опрокинулась и кофейные гущи растеклись по столу.
Помехи не сходили с экрана. Раздались три ровных стука в дверь. Веки Юргена расширились, а пульс ощутимо ускорился. Чувствовалось, как сердце стучало по рёбрам изнутри.
Юрген оттянул ящик гарнитура и, вооружившись ножом, осторожно двинулся в направлении выхода. Весь мир вокруг для него сузился до размеров деревянной двери и ничего кроме неё он не замечал. Тишина стояла настолько мёртвая, что отчётливо доносились звуки вибрации мобильника Эммы, который без конца трезвонил на полке гарнитура.
Юрген изо всех сил сжал рукоять ножа и готовился к тому, чтобы правой рукой опустить ручку и резко оттолкнуть дверь от себя.
Комнату заполнил оглушительный вопль. Девушка в фильме. Зомби всё же пробил дверь в спальню.
По коже Юргена пробежали дикие мурашки от неожиданного шума, который заставил его резко сжать плечи. То, что ящик заработал, его не заботило. Он был обеспокоен тем, что громкость стояла на максимуме, хотя к пульту он не притрагивался после того, как установил громкость на шестнадцать делений из ста.
В щели под дверью показалась чья-то тень.
Всё же Юрген опустил ручку и одновременно ударил по двери ногой. Что-то сдерживало дверь снаружи. С третьей попытки Юрген всё же протолкнул дверь через неизвестную фигуру, стоявшую по ту сторону. Рука вместе с ножом махнула за пределы комнаты через порог. В коридоре никого не оказалось. Тень за порогом принадлежала поломоечной машине, которая работала. Как не странно, но это был уже не первый случай, когда уборщик Мартин оставил включённой поломоечную машину. Управляющий Йонас уже давно подумывал о том, чтобы отправить техслужащего на пенсию ввиду своей расхлябанности, которая стала проявляться у него, лет так, после семидесяти двух.
Но кто же стучал в дверь?
Юрген подумал, что причина могла бы быть в том же самом, когда увидел стучащие о стену в коридоре ручки поломойки.
Отложив кухонный нож на место, он выключил прибор и вернул его на место.
Выходя из подсобного помещения, Юрген решил закрыть все двери, чтоб наверняка ничего не отвлекало.
Последней он закрыл дверь в складское помещение и двинулся обратно по коридору. На подступах к порогу в комнату отдыха он замер. Глаза отказывались верить в происходящее. На месте Юргена сидел незнакомец. Кожа на незваном госте была в состоянии разложения. Местами виднелись даже фрагменты скелета, а на пальцах не просматривалось абсолютно никакой плоти – голые потёртые кости. Вокруг глаз просматривались голые орбиты. Глаза оставались единственным, что сохранило здоровый вид в уродливом лике. От губ ничего не осталось. Лицо имело сероватый оттенок, присущий процессу гниения. Вместо одежды на незнакомце висели какие-то лохмотья отдалённо напоминающие рваный костюм нестандартного пошива, в котором как правило кладут в гроб. Дырявые башмаки валялись на полу рядом с кедами Юргена, а оголённые кости ступней лежали на углу стола и извлекали нечеловеческое зловоние. В комнате царил смрад. И оно пялилось в экран.
Это всё что смог рассмотреть Юрген за те доли секунды, которые его тело простояло перед порогом. Стараясь не издавать лишнего шума, он быстро прошёл босиком по коридору в направлении выхода. Пока он шёл, на потолке вдруг заморгали лампы, будто они вот-вот потухнут. От этого сердце в груди Юргена забилось ещё сильнее, но не так сильно, как от…
Юрген оглянулся. Из комнаты отдыха стала медленно выползать высокая фигура. Оно смотрело вслед Юргену, а после зарычало и начало бежать.
Юрген больше не сдерживал своего страха. Он закричал и горящие пятки понесли его долой.
Вопль преследующего монстра усиливался и страх внутри заплясал во всю, когда Юрген навалился руками на закрытую дверь. Он спохватился доставать связку ключей из узкого кармана потёртых джинсов. Моргающие на потолке лампы и трясущиеся пальцы затрудняли поиски необходимого ключа.
Топ… оно бежит. Топ… оно кричит. Топ… оно бежит. Топ… оно визжит. Топ… Топ… Топ… ТОП… ТОП… ТОП. ТОП. ТОП! ТОП! ТОП!!! ТОП!!!
Дрожащий ключ с четвёртой попытки вошёл в замочную скважину. Юрген совершил два резких поворота, язычок встал на место и дверь оттиснулась от рамы. За порогом находилось складское помещение. Не теряя времени, Юрген забежал вглубь склада и спрятался за стопкой коробок с бананами. Спустя доли секунды в дверном проёме мелькнула тёмная фигура. Юрген прижался к полу, встав на четвереньки. Его судорожный взгляд следил за происходящим через щель в поддоне. Он бросал взгляд по сторонам, но оголённый скелет ног незнакомца нигде не промелькнул. Вскоре до него начал доноситься глухой топот, по звукам напоминающий стук чего-то деревянного. Это были оголённые ступни незнакомца, которые касались напольной плитки.
Ориентируясь на звук, Юрген нашёл взглядом облезлые ноги без обуви. Оно продвигалось ближе к центру. Стоило ступням повернуться в обратном направлении, Юрген тут же без промедлений рванул в сторону служебного выхода. Оно помчалось следом. И снова у него за спиной возник этот устрашающий визг.
Добежав до выхода, Юрген поднёс таблетку к сканеру и раздался прерывистый сигнал открывшейся двери, который слегка приглушал недовольный крик преследующего подобия человека. Юрген оттолкнул от себя стальную дверь, перескочил за порог и изо всех сил навалился с обратной стороны. Дверь закрылась.
Юрген оббегал здание супермаркета, на ходу доставая из кармана ключи от своего старенького «мерседеса». Он без конца оглядывался, убеждаясь в том, что позади никого. Вместе с ключами Юрген достал мобильник. Он набрал номер Йонаса, приложил телефон к уху и услышал: «На вашем счёте недостаточно средств…»
За углом на парковке перед парадным входом стоял красный «мерседес W-140» девяносто четвёртого года выпуска. Ноги всё также сами по себе несли его вперёд без тормозов. Не добежав нескольких метров, Юрген упал на асфальт, успев проронить: «СУКА!» Ключи от зажигания закатились под машину. Носки были порваны в нескольких местах. На левой ступне образовались кровавые пятна счёсанной кожи. Юрген не видел их в темноте, но знал по ощущениям. Он уже хотел проползти под бампер, но в эту же секунду его тело замерло, а глаза зажмурились от яркого дальнего света, который бил в лицо от передних фар. Вдруг раздался звук зажигания. Звук работающего двигателя перерастал в громкий рёв. Рёв усиливался. Юрген рефлекторно попятился назад, оставаясь на четвереньках. По его вискам пробежали капли пота. Спустя секунды он расслышал, как сработал селектор коробки передач. С сумасшедшим рёвом «мерседес» рванул с места, оставляя за собой следы протёртой резины от покрышек, издающих оглушительный визг. Юрген поднялся и собирался бежать. Передний бампер врезался в него и тело Юргена прижалось к лобовому стеклу. Он пытался разглядеть что-либо внутри, но в салоне было пусто. На водительском сидении никого не оказалось.
Он кричал и паниковал, а она ревела и гнала. Кузов «мерседеса» пробил витрину супермаркета. Всё вокруг заполнил грохот бьющегося стекла и рёв работающего двигателя. Стёкла от витрины бились в дребезги. Осколки разбросало на многие метры вокруг. «Мерседес» продолжал гнать вперёд, врезаясь в стеллажи. Так продолжалось до тех пор, пока протараненные восемь стеллажей вместе с бампером не упёрлись в стену, пробив гипсокартонную облицовку. В торговом зале завыла сигнальная сирена.
Юрген свалился с кузова, сам того не осознавая. В чувство его привела фигура жуткого незнакомца. Он стоял у разбитой витрины. Лик с облезлой кожей оставался непоколебимым до тех пор, пока смертный не уловил его взгляд.
Оно заверещало грубым человеческим голосом:
– ВРЕМЯ ПОДЫХАТЬ!!!
Юрген помчал к двери, которая вела в коридор, но она никак не поддавалась. На двери был установлен проблемный и дешёвый замок, и Юрген помнил об этом. Плечом он выбил дверь и оказался в коридоре.
Пока он бежал по коридору, где-то позади раздался грохот, будто что-то сильно ударилось о метал. О капот.
Юрген вдруг вспомнил. Со сбитым дыханием он нырнул в служебную комнату, выхватил из полки телефон Эммы и помчался на склад.
За пару метров до выхода в коридоре уже показалась вопящая мразь и кричащее:
– ВРЕМЯ ПОДЫХАТЬ!!!
Юрген пробежал мимо поддонов с рисом. После них он зарулил в туалет и закрылся в одной из двух кабинок.
Каждый вздох давался с неимоверным трудом. Сидя на крышке унитаза, Юрген посмотрел на экран мобильника и тут же поступил входящий с неизвестного номера.
– Алло! – громким шёпотом ответил Юрген.
– Алло? Юрген? Я уже битый час звоню…
Эмма хотела продолжить, но Юрген перебил её:
– Эмма! Эмма! Слушай, я не могу долго говорить! Сделай одно – позвони в полицию! Прошу!
Из мобильника доносилась тишина.
– Алло? – обеспокоенно проронил Юрген. Его голос становился всё тише и тревожнее. – Алло? Эмма, ты слышишь? Алло…
Отчаянные попытки Юргена дозваться Эммы оборвались, когда туалет заполнил жуткий скрип петель на входной двери. Затем последовали звуки:
Топ… топ… топ…
Топот сменил громкий неразборчивый звук, растянувшийся на пару секунд. После этого что-то появилось перед кабинкой. В зазоре под дверью Юрген распознал голову преследовавшего его незнакомца. С дрожью по всему телу он слегка приоткрыл дверь в кабинке и рассмотрел разваленное на части тело на полу туалета.
– Алло? – вполне отчётливо и немного громче произнёс Юрген.
Никто не отвечал. Тишина не прекращалась.
– Эмма? Ты слышишь? Эмма?
Безмолвие на обратном конце провода сменилось вопящим голосом:
– ВРЕМЯ ПОДЫХАТЬ!!!
МУЗЫКАНТ
Луис Флорес окончательно потерял связь с внешним миром. Его тело перестало слушаться своего хозяина. Пальцы рук, ноги, плечи, голова – все части скелета зажили своей жизнью, двигаясь в такт энергичных звуков бас-гитары, которая послушно лежала в руках мексиканского музыканта. Он сидел на стуле перед зеркалом в студии звукозаписи, расположенной в подвале своего трёхэтажного особняка на побережье Акапулько.
Эта мелодия обещала стать очередным хитом в мире латиноамериканской инструментальной музыки. Струны будто сами прилипали к пальцам гитариста, создавая неимоверно быстрый поток звуковых колебаний, что существенно придавало композиции энергичности. Играя эту мелодию, Луис словно ощутил всю полноту жизни, которая не стоит на месте и растворяется в безумном ритме движений. Ему казалось, что он не теряет ни мгновения. Он ловил каждую секунду, проникался каждым движением и не пропускал мимо себя ни единого звука.
Держать гитару в руках для Луиса – не прихоть, а нужда. Когда его пальцы начинают в темпе перебирать струны, гитара как будто следом вырабатывает электрический ток, которым заряжается сам Луис. Его тело уже давно превратилось в подобие электроприбора, который не может функционировать без подачи электроэнергии. Он практически погрузился в бред, когда за четыре месяца до этого попал в больницу с аппендицитом и был вынужден смирно лежать в палате после операции несколько дней. Никаких резких движений. Абсолютный покой и горизонтальное положение – распоряжение лечащего врача. Но музыка – часть его жизни. Если ему не позволяли играть швы на месте надреза, то хотя бы послушать музыку он был обязан. Лёжа на больничной койке, с утра до вечера Луис смотрел музыкальные каналы по кабельному телевидению, постоянно выслушивая замечания от медперсонала по поводу громкости, из-за чего пациенты в соседней палате через стенку не могут уснуть. Но Луису было наплевать. Он не мог извлекать эти звуки, но слышать их для него было жизненно необходимо, как потреблять пищу, спать или глотать проклятые анальгетики, приглушающие боль.
Слушать музыку и создавать её – не одно и то же. Но даже такая минимальная связь с миром волшебных колебаний по меньшей мере спасала Луиса, не позволяя ему свихнуться в четырёх стенах VIP-палаты. Он считал дни, когда сможет спокойно двигаться без каких-либо ограничений. И всё же терпение не самая сильная сторона Луиса. Он трижды брался за репетиции раньше срока, и всякий раз доводил дело до разрыва швов. И это его не останавливало.
Гитара заменяла ему целый мир. Девушка, которая прожила с ним четыре года, не смогла больше выносить эту нездоровую страсть к музыке. Луис не проявлял к ней ни малейшего внимания уже на протяжении последних шести месяцев. Совсем недавно дело дошло до того, что с приходом поздней ночи Паола отправлялась в спальню и ложилась в постель, засыпая, пока в другой части дома Луис громко наяривал на своей подруге, которую нежно трогал в семи местах и по многу раз, в то время как другая подруга уже спала. Паола просыпалась утром, а снизу всё также доносились звуки бас-гитары. Она собрала вещи и покинула дом прошлой ночью.
Большая часть композиции уже записана. Оставалось доиграть несколько сложных аккордов, как вдруг… Луис почувствовал, что он уже не испытывает столь сильный прилив энергии от гитары. Звуки исходят строго по нотам, но его тело как-то успокаивается.
Нет-нет! Это не медляк! Почему мне так спокойно?! Почему на моей душе так тихо? – с тревогой подумал Луис.
Ноги и руки замедляли свои колебания. Голова, вместо того чтобы резко качаться вперёд-назад, просто аккуратно перекатывалась. Музыкант ощутил даже то, как ритм его сердца резко пошёл на спад. Но это не было похоже на то, как человек умирает. Он не испытывал боли или усталости. Просто тело не поддавалось заданному гитарой ритму, а душа совсем не просилась в пляс.
Вот он, последний звук, и… запись завершена.
Луис продолжал сидеть на стуле. Его руки всё также обнимали инструмент, прижатый к бедру. Положение оставалось неизменным, но чувства подозрительным образом утратились. Он не испытывал прикосновения к гитаре и ощутил, как сердце в его груди успокоилось. Он не чувствовал под собой стула и не понимал, в каком положении находится его тело. Спустя несколько секунд Луис бросил свой взор на руки и заметил, как гитара сливается с его собственной плотью. Левая ладонь оказалась втянута в гриф, а пальцы на правой руке намертво скрепились со струнами, которые теперь сквозили через плоть гитариста. Корпус гитары вошёл в бедро. Но Луис не ощущал прикосновения ни с кожей, ни с костью. Он не испытывал никакого тактильного контакта с объектом. Его тело буквально срослось с гитарой.
Послышался звук распахнувшейся двери. По лестнице зазвучали чьи-то шаги. Кто-то спускался в студию, в которой воцарилась абсолютная тишина, что было здесь редкостью за последние пару дней.
– Эй! Мне названивают из автосервиса!
В помещение вошла Паола. Она продолжала говорить, наблюдая спину Луиса, сидящего с гитарой на стуле.
– Это вообще-то твоя машина. Мне теперь до неё нет никакого дела. Да ты совсем оглох что ли!? – нервно выдала Паола.
Она обошла Луиса и остановилась перед ним. Он сидел на стуле без сознания и в довольно странной позе. Или, по крайней мере, эта картина выглядела странно. Его тело держало равновесие, несмотря на отсутствие сознания. В его руках лежала гитара. Из корпуса торчал кабель, подключённый к компьютеру, записывающему композицию.
Короткими и робкими шагами Паола медленно подошла к Луису. Её пальцы уже почти соприкоснулись с его плечом, но в этот момент из колонок раздался голос. Этот голос принадлежал Луису, но при этом тот голос нельзя было назвать живым.
– Паола?
Паола с испугом посмотрела на колонки. Затем на обездвиженное тело Луиса. Она не понимала, как такое возможно. Он сидел без сознания, но его голос звучал из колонок:
– Паола, это ты? Сыграй для меня.