Частица твоего сердца

Глава 5
Шайло

Выходные пролетели, а я ничего не слышала о Вайолет. Она не отвечала на сообщения. Ее звонки переводились на голосовую почту. В понедельник она опоздала на урок истории. Но Вайолет никогда не опаздывала. Похоже, на вечеринке произошло нечто ужасное, и меня охватили страх и чувство вины.

Баскин начал перекличку.

– Ватсон?

– Здесь.

– Венц?

– Здесь.

Когда позади прозвучал единственный слог, произнесенный глубоким, грубым голосом, я застыла. Каким-то образом я пропустила его приход. По спине пробежала дрожь.

«Не становись посмешищем».

И все же я не смогла сдержаться и оглянулась через плечо, как Молли Рингуолд в «Шестнадцати свечах», украдкой взглянувшая на Джейка Райана. Ронан примостился за угловым столом в последнем ряду. Он скрестил руки на груди, в спокойном взгляде угадывалась настороженность, вызванная всеобщим вниманием; не одна я обернулась, чтобы на него посмотреть.

Я поймала взгляд серых глаз Ронана. Но когда приветственно махнула ему, парень отвернулся.

«Ладно. Вот и поговорили».

Когда Баскин закончил перекличку, в кабинет поспешно вошла Вайолет. Я облегченно вздохнула. Судя по виду, с ней все в порядке, разве что немного устала.

– Макнамара… – нараспев произнес Баскин.

– Простите! – Вешая сумку на спинку стула, она заметила Ронана. – Он настоящий, – прошептала она мне.

«Ты совершенно права».

– Он – тот парень, которого наняла Биби, чтобы построить мне сарай для работы, – прошептала я в ответ. – И ты бы это знала, если бы в выходные ответила на мои сообщения.

– Да, прости. Я просто… очень устала, приходила в себя после вечеринки. Но что, правда? Он работает в твоем доме?

– Забудь о нем, – проговорила я, желая, чтобы все оказалось так чертовски просто. – Я беспокоилась о тебе.

– У меня все хорошо, – сказала Вайолет. Она взглянула на Баскина, по-прежнему сидевшего за столом. Что-то бормоча себе под нос, он раскладывал свои записи. – Но на вечеринке творилось безумие. Новый парень, Холден, устроил то еще зрелище. Он расколотил бутылку на обеденном столе Блейлока и станцевал чечетку на осколках.

– Он мне уже нравится.

– Ченс о нем другого мнения, – хихикнула Вайолет. – И ты не поверишь, но Миллер впервые играл на гитаре… в полном людей доме. Он спел нашу песню. «Yellow». – Ее темно-синие глаза на миг затуманились, и я тут же поняла, от чего она приходила в себя. – По словам Эвелин, когда я ушла, все стало еще хуже. Драка на ножах или что-то в этом роде.

– Драка на ножах?

– Между Фрэнки, Холденом и твоим новым рабочим.

Мне пришлось приложить все усилия, чтобы вновь украдкой не взглянуть на Ронана. Я могла бы поклясться, что ощущала его твердость и силу даже через несколько рядов.

Шепоток внутри вдруг задался вопросом, не ранен ли он.

«Да прекрати. Если уж на то пошло, лучше беспокойся о Фрэнки».

– Похоже, я пропустила все самое интересное.

– Можно и так сказать. Ривер пригласил меня на бал.

Я нахмурилась, заметив на лице Вайолет неуверенность.

– Это ведь хорошо, правда? Часть твоего великого плана?

Она чуть улыбнулась.

– Да, точно. Мой великий план.

Баскин встал перед классом. Я смотрела прямо вперед, думая о собственном великом плане, в котором никого не было.

– Ваше первое серьезное задание в этом году – курсовая о русской революции, – проговорил Баскин. – Подробности оставлю вам, но работа должна составлять не менее десяти листов печатного текста с одинарным интервалом.

Класс дружно застонал.

– Предупреждаю. Эта курсовая составит пятьдесят процентов оценки за первый семестр. – Он взглянул на нас поверх очков. – Так что советую постараться.

После урока мы быстро направились к выходу. Мне хотелось оказаться подальше от Ронана Венца и всех непрошеных мыслей, что из-за него лезли в голову. Вайолет же нужно было попасть в дом Уитморов, где она, будучи волонтером, заботилась о пациентке. В рамках медицинской программы Калифорнийского университета ей поручили три дня в неделю ухаживать за мамой Ривера.

– У Нэнси рак печени, – пояснила Вайолет, когда мы направились к студенческой парковке. – И в этом нет ничего хорошего.

– О, боже, мне очень жаль, – проговорила я. – Похоже, тебе придется непросто. Ты к этому готова?

– У меня нет выбора. Если я не научусь справляться с трудностями, то никогда не стану врачом. – Она обняла меня. – Позвони мне вечером, поболтаем. И ты сможешь рассказать все о Ронане. Я видела его сегодня вместе с Миллером. Полагаю, они теперь сдружились. Холден тоже с ними. Эвелин называет их Пропащими ребятами.

– Эвелин просто нечем заняться.

– Я просто рада, что Миллер завел себе одного… или двоих… друзей.

– Так называемые Пропащие ребята не смогут заменить тебя. Ваша дружба особенная, и Миллер это знает.

Она чуть улыбнулась, вовсе не убежденная в моей правоте. Мне так и хотелось сказать ей, что одним лишь словом она может превратить свою дружбу с Миллером в нечто большее. Но меня это не касалось. Не говоря уж о том, что я вовсе не была экспертом в вопросах отношений.

«Сначала ты сама должна в них поверить».

Мы разошлись в разные стороны. Вайолет направилась к белому внедорожнику, выпущенному в этом десятилетии, а я – к «Бьюику» Биби, разменявшему уже не один десяток лет.

По пути домой я включила «Let Me Blow Ya Mind». Когда мы с Вайолет были детьми, то с ума сходили от этой песни. Ей нравилось представлять меня Евой, а сама она была Гвен Стефани.

«Я тоже не смогу ее заменить».

Но она может променять меня на Эвелин Гонсалес. Я поклялась позвонить Вайолет и рассказать ей все о строящем сарай Ронане. Может, я даже поделюсь с ней тем, что немного думала о нем в эти выходные.

Совсем чуть-чуть.

Очевидно, вселенная решила меня испытать. На правой стороне дороги возникла высокая темноволосая фигура в джинсах, ботинках и простой белой футболке. Через плечо свисала джинсовая куртка на флисовой подкладке, которую парень чуть придерживал за воротник.

«Вот черт».

Ронан Венц шел не быстро, но и не медленно. Ровным шагом. Глядя прямо перед собой. У меня сложилось странное впечатление, что он походил на путешествующего автостопом в бесконечном пути через всю страну, который ждал, когда кто-нибудь его подберет, но не особо на это надеялся.

А потом я поняла, что он, вероятно, направлялся ко мне домой.

«Черт-черт-черт!»

– Учись справляться с трудностями, – пробормотала я и остановилась в нескольких футах впереди Ронана. Я выключила музыку и опустила стекло со стороны пассажирского сиденья.

– Привет. Тебя подвезти?

Ронан остановился и уставился на меня. Он нахмурил брови, и на его лице появилось странное выражение.

– Не нужно меня подвозить.

– Но ты этого хочешь?

Он рассматривал дорогу перед собой.

– Ты ведь идешь ко мне, верно?

Он кивнул.

– А если я тебя не подвезу, как это будет выглядеть? Я приеду домой, а ты еще двадцать минут будешь шагать по жаре. Биби решит, что я – настоящая задница.

Поколебавшись еще пару мгновений, Ронан забрался в машину. И тут же все пространство наполнилось им. Типичным запахом мыла и, чуть слабее, дыма от костра. Я крепче вцепилась в руль, сполна ощутив его неприкрытую мужскую суть.

«Я явно пожалею об этом решении».

– Спасибо, – проговорил Ронан.

– Скорее ты делаешь одолжение мне. Я бы предпочла, чтобы бабушка не считала меня задницей.

Он не улыбнулся. И даже не взглянул в мою сторону.

– Не возражаешь, если я опущу окно? – через минуту спросил он.

– Да пожалуйста.

Чуть ухмыльнувшись, он покрутил ручку на дверце – в машине не было ничего автоматического.

– И о чем ты думаешь? – вскинув брови, спросила я.

– Милая машинка, – невозмутимо произнес Ронан. – Какой это год? Восемьдесят второй?

– Чтоб ты знал, восемьдесят четвертый. И она еще на ходу.

– Я почти уверен, что пешком дошел бы быстрее.

У меня вырвался потрясенный смешок. Я даже представить не могла, что у Ронана Венца есть чувство юмора. Похоже, я ошибалась.

– Ты только что оскорбил мою машину?

– Да.

Я бросила на него строгий взгляд, пытаясь не рассмеяться.

– Тебе придется направить жалобы Биби. Формально эта «милая машинка» принадлежит ей, хотя бабушка и не может больше ее водить.

– Потому что ей место в музее?

– Очень смешно. Если моя машина так оскорбляет твои чувства автомобилиста, не стоило в нее садиться.

– Так я согласился, чтобы Биби не считала тебя задницей.

– Значит, из жалости.

– В тебе нет ничего, вызывающего жалость.

Ронан смутился, словно эти слова вырвались у него бездумно. Внезапно в машине повисло напряжение, убивая прежнее легкое настроение. Но, несмотря на это, я ощутила, как в груди против воли разлилось тепло.

Я быстро перевела взгляд обратно на дорогу. Но тут мое внимание привлек темно-бордовый рубец, покрытый засохшей кровью, на верхней части левого предплечья Ронана. Порез был почти шесть дюймов^[8] длиной и изогнут, словно крюк. Поверх него кто-то неуклюже приклеил два кусочка лейкопластыря, напоминавших мосты через тонкую красную реку.

«Он ранен…»

Я мысленно отругала себя за подобную мягкость. Вероятно, во мне просто говорил тип личности А^[9], требуя позаботиться о парне.

«О ране. Позаботься о ней. Не о нем».

– Я слышала, вечеринка в субботу вышла немного безумной, – проговорила я.

– Можно и так сказать.

Я кивнула на порез.

– А это подарок на память?

– Это пустяк.

– Непохоже на пустяк. И покраснение по краям…

– Ничего страшного, – проговорил он. – Забудь.

Я могла бы разозлиться, но за грубым тоном скрывалась аура одиночества, которую я заметила еще при первой встрече. Словно он не привык, что кто-то беспокоился о нем.

Я не стала настаивать и свернула на ведущую к дому подъездную дорожку. Из гаража мы прошли в кухню, Ронан шагал позади меня.

– Биби, мы дома. Ну, точнее… я дома. С Ронаном.

«Боже, девочка…»

Ответа не последовало. Я прокралась по коридору и увидела, что дверь в спальню Биби закрыта. Значит, она легла вздремнуть. К тому времени когда я вернулась в гостиную, Ронан уже был на заднем дворе, выравнивая граблями клочок земли, с которого убрал всю растительность.

Мне тоже нужно заняться работой и сосредоточиться на важном – своем возможном бизнесе. Но Ронан поднимал граблями пыль и грязь, и я не могла отвести взгляда от пореза на его руке с пятнами засохшей крови и унылыми кусочками пластыря.

– Этот громила-болван его даже как следует не промыл, – пробормотала я.

Не обращая внимания на старую добрую настороженность и желание оградить себя, я достала из шкафчика в своей ванной комнате спирт, ватные шарики, марлевые салфетки, бинт и мазь с антибиотиком. Спустившись во двор, я положила все это на столик в патио.

Ронан остановился и, прищурившись, взглянул на меня.

– Для чего все это?

– Чтобы обеззаразить твой порез.

– Ты не обязана, Шайло, – тихо проговорил он.

– Не обязана. Но почему бы и нет?

Казалось, он не знал, как на это реагировать. Он отложил грабли в сторону и неохотно, словно через силу, опустился на стул. Я села рядом с ним и осторожно отлепила маленькие кусочки пластыря.

– Так что все-таки произошло?

– На вечеринке случилась заварушка.

– Мягко сказано. – Я придвинула свой стул ближе к Ронану и, перевернув бутылку со спиртом, намочила ватный шарик. – Вайолет сказала, ты дрался на ножах.

– Никаких ножей. Фрэнки Дауд бросился на меня с разбитой бутылкой.

– Как это началось? – ухмыльнувшись, спросила я. – Ты оскорбил его машину?

Он почти улыбнулся. Еще бы чуть-чуть и…

– Он доставал Миллера. Снова.

Я положила руку на предплечье Ронана и осторожно промокнула рану, стараясь не замечать бугрящихся под кожей мышц.

– Надеюсь, ты его не убил, – проговорила я, и он вздрогнул. Я решила, что от вызванного спиртом жжения.

– Нет, – тихо произнес он. – Холден отвлек его внимание.

– Миллиардер Холден?

– Холден – чокнутый засранец, – проговорил он, но в его голосе явственно прозвучала привязанность.

– Пропащие ребята, – произнесла я, вытирая засохшую кровь. – Так Эвелин Гонсалес называет вас троих.

Ронан ничего не сказал, но мне подумалось, что он не так уж и сильно возражал против этого прозвища. Какое-то время парень сидел молча, а потом признался:

– Я искал тебя.

Я ощутила, как дрогнули касавшиеся его кожи руки, а щеки вспыхнули жарким румянцем.

«Он искал меня?»

– Я… не пошла. Не могу пить, а для этого в основном и устраивают вечеринки.

– Почему ты не можешь пить?

– У меня какая-то странная аллергия на алкоголь, – пояснила я. – Даже после глотка пива я могу полностью опьянеть, а потом очень быстро наступает похмелье.

– Это хреново.

– В любом случае, такие вечеринки не для меня.

«Но он меня искал…»

Я покачала головой и сосредоточилась на деле, стараясь не думать о словах Ронана и о его низком голосе.

– Аналогично. Я пошел туда ради Миллера.

Я закончила промывать порез и взяла мазь с антибиотиком. Ронан наблюдал, как я намазала на рану жирную субстанцию, хотя он вполне мог справиться и сам. И мы оба это знали.

– Я начинаю думать, что следовало пойти туда ради Вайолет.

– Да?

– С детских лет мы были лучшими подругами. Но… не знаю. Кажется, ей неплохо с Эвелин.

– Она и Миллер…

– Тут все сложно. – Я открыла упаковку марлевых салфеток и подвинула ближе к себе опиравшуюся на стол руку Ронана. – Но не стоит обсуждать это у них за спиной. Им нужно самим во всем разобраться.

– Он в нее влюблен, – проговорил Ронан.

Я резко подняла голову, услышав в грубом голосе мягкость. Я поймала взгляд его серых глаз, и парень пожал плечами:

– Но так и есть.

Я быстро отвернулась и продолжила свое занятие.

– Я знаю. И она тоже его любит. Но по определенным причинам не хочет ничего менять. Чтобы обезопасить себя. И я могу это понять.

– Почему?

Я вздернула бровь.

– Ты всегда настолько прямолинеен?

Он пожал плечами.

– Я не фанат вранья.

– Вообще-то я тоже.

– И?

– Я могу понять осторожность Вайолет, потому что и сама не хочу связываться ни с кем и ни с чем, способным отвлечь меня от достижения целей, – пояснила я. В присутствии Ронана следовало заявить о своей независимости.

– Твоя цель – драгоценности, – произнес он.

Я кивнула.

– Хочу открыть свое дело. Но женщине с этим непросто, а тем более цветной. Поэтому я много работаю. Не только чтобы сделать мечту явью, но и доказать всем, что я на это способна.

В дымке передо мной возникло лицо мамы, но я от него отмахнулась.

– Как бы то ни было, – продолжила я, накладывая на марлю полоски бинта, чтобы удержать ее на месте, – я сочувствую Миллеру, но понимаю мотивы Вайолет. – Подняв глаза, я заметила, что Ронан разглядывал меня, лицо его было непроницаемым. – Ты не согласен? – Он пожал плечами. – Так ты романтик?

– Нет, – решительно проговорил он. – Но мне не нравится видеть, как он страдает.

– А-а, значит, просто добряк.

– Тоже нет.

Я отложила бинт и посмотрела ему в глаза.

– А какой ты?

Мне хотелось это знать. Моя прагматичная натура стремилась понять, что такого, черт возьми, имелось в Ронане Венце и почему я не могла выбросить его из головы. Проще всего было списать это на сексуальную привлекательность, но в нем угадывалось нечто большее. Он, словно радиоактивный элемент, одним своим присутствием перестраивал мои атомы, и я сама себя не узнавала. Волновалась, не находила себе места и краснела, черт побери…

– Я – пустое место, – проговорил он.

– Такого не бывает.

– Мне было восемь, когда умерли родители. И пока на горизонте не возник мой дядя, я десять лет мотался по приемным семьям. С тех пор я многое пытаюсь понять.

– Десять лет в приемной семье?

Он кивнул.

– Боже, не могу себе представить, – проговорила я. Он напрягся, и я поняла, что ему тоже вовсе не хотелось это представлять. – Но я знаю, о чем ты говоришь. Отчасти. Моя мама… – Я махнула рукой. – Не обращай внимания.

Он не сказал ни слова, лишь взглянул на меня. И в глазах его ясно читалось: «Мне ты можешь рассказать».

– Я просто хотела сказать, что родители Вайолет были лучшими друзьями, а теперь их брак разваливается. Она никогда не видела нормальных отношений. Как и Миллер. Да и я тоже.

– И я не видел, – признался Ронан.

– Значит, ты не пустое место, – проговорила я. – Мы все просто… ну, не знаю, бежим от сломанных браков.

– Сломанных, – повторил он, слегка скривив губы. – Да, можно и так сказать.

Я подняла на него глаза. Разговаривать с Ронаном было все равно что тянуть за ниточку. Дернешь слишком сильно, и она порвется. Вопреки здравому смыслу я хотела узнать о нем больше. И понять, довелось ли ему в жизни испытать хоть что-то хорошее.

– Ты когда-нибудь видел родителей счастливыми? – мягко спросила я.

– До того, как они умерли? – Его рука под моей ладонью напряглась, а взгляд серых глаз вновь стал жестким и безжизненным. – Нет. Никогда.

– Прости. Это не мое дело. – Я взглянула на его перевязанную руку. – И я здесь уже закончила.

Но он не двинулся с места, как и я. Моя ладонь по-прежнему касалась его предплечья, и он не сводил с нее взгляда. Я бездумно повернула его руку, открывая татуировку с пронзенной кинжалом ладонью.

– «Руки помнят», – прочитала я. – Что это значит?

– Это часть цитаты, – пояснил он. – «Руки помнят то, что забывает разум». То есть когда случается нечто дерьмовое, мы стремимся это забыть. Двигаться дальше. Но не можем. Оно проникает в нас до самых клеток. Просачивается в кровь.

Я все еще держала его руку.

– Насколько дерьмовое?

«Что случилось с твоими родителями, Ронан?»

Наши взгляды встретились, и на несколько секунд я потерялась в глубине его глаз. Из них ушли безжизненность и жесткость, и теперь они походили на глубокие колодцы, затуманенные воспоминаниями. И пронзали не хуже кинжала.

Ронан не двигался, но, казалось, все сильнее впитывал мои прикосновения. Взгляд его прояснился. Парень пристально уставился на меня, разглядывая лицо, подбородок, рот…

А потом он моргнул, словно вышедший из транса человек. Нить оборвалась. Он отдернул руку и встал.

– Не бери в голову.

Слегка ошеломленная, я наблюдала, как он поднял грабли и принялся грести уже расчищенный участок земли.

– Мне не следовало приходить, – через минуту проговорил он, стоя ко мне спиной.

– Почему? – спросила я, стараясь, чтобы голос звучал непринужденно, и принялась собирать со стола средства первой помощи.

– Пока не привезут стройматериалы, я больше ничего не смогу сделать.

– А когда они прибудут, сколько времени займет постройка?

– Несколько дней.

«Несколько дней, и он закончит работу».

– Их должны доставить завтра утром.

– Тогда я вернусь завтра.

– Конечно, – натянуто проговорила я. – Как хочешь.

Изнутри донесся грохот. Ронан резко обернулся, и мы широко раскрытыми глазами уставились друг на друга. Он бросил грабли на землю, у меня из рук выпали лечебные средства. И мы бросились в дом.

– Биби? – крикнула я, сердце билось где-то в горле.

– Я здесь, милая. Черт возьми, я такая растяпа.

Биби крепко держалась за кухонную столешницу. У ее ног лежал разбитый керамический чайник. Я бросилась к ней.

– Ты в порядке? Что случилось?

– Все хорошо, – чуть улыбнувшись, проговорила она. – Это пустяк. Просто немного закружилась голова.

– Давай-ка присядь. – Я мягко обняла ее, бросив на Ронана встревоженный взгляд. На его лице застыло хмурое беспокойство.

– Ничего страшного, – принялась убеждать Биби, когда я подвела ее к дивану. – В моем возрасте вещи просто валятся из рук, милая. Глаза уже не те, что раньше. Я просто не рассчитала расстояние до столешницы, и чайник упал. – Она покачала головой. – Жаль. Мне нравился этот чайник.

– Ты сказала, у тебя закружилась голова.

– Мне восемьдесят лет! Такое случается.

Мы с Ронаном вновь обменялись взглядами.

– Где веник? – спросил он; его надежное присутствие помогало мне успокоиться.

– За кухонной дверью.

Биби нахмурилась.

– Ронан здесь? Боже, теперь мне еще более неловко. Я не заметила тебя, милый.

– Все в порядке, – проговорил Ронан и направился за веником.

Биби наклонилась ко мне.

– Он хороший мальчик, правда?

«Он упрямый и приводит меня в смятение…»

– Да, – согласилась я. – Он хороший парень.

Он вернулся через несколько минут.

– Готово. Вам что-нибудь еще нужно?

– Ничего.

– Тогда я пойду. Я сказал Шайло, что, пока не приедут стройматериалы, для меня здесь не осталось работы.

– Понятно, – проговорила Биби. – Но я испекла свежее печенье, и на этот раз настаиваю, чтобы ты взял немного с собой.

– Мисс Баррера…

– Я настаиваю.

Я взглянула на Ронана, выгнув бровь.

– Она настаивает.

Не сводя с меня взгляда, он прищурился, и я усмехнулась. Напряжение между нами ослабло.

– У тостера есть бумажные пакеты, – прокричала Биби, когда он вновь направился в кухню. – Наполни один. Или два. Ты взрослый мальчик. Тебе нужны силы.

– Биби, – прошипела я, ощутив, как вспыхнули щеки.

– Но ведь это же правда.

Ронан вернулся, держа в руках пакет, в котором, судя по виду, было всего несколько печений.

– Спасибо за угощение. С вами все будет в порядке?

– Это ты мне? – спросила Биби. – Боже, ты просто ангел. Со мной все хорошо.

Ронан посмотрел на меня, и в глазах его читался тот же вопрос.

Я кивнула.

– Спасибо.

– До свидания, милый.

Ронан что-то пробормотал, вероятно, попрощался, а потом повернулся и вышел.

– Он ведь взял мало печенья, верно? – Биби вздохнула, услышав, как закрылась входная дверь. Она покачала головой. – Я уже встречала таких, как он.

– Таких, как он?

«Пожалуйста, скажи мне, какой он. Поясни, что думать о Ронане Венце».

– Он из тех, кто дает, но ненавидит брать.

– Похоже на правду. – Я взяла Биби за руку. – Ты уверена, что с тобой все хорошо?

– Все в порядке, малышка. – Она погладила меня по щеке. – На самом деле я умираю с голоду. Может, закажем пиццу?

– Звучит неплохо. Что скажешь насчет фильма?

– А как же твоя работа в гараже?

– Сегодня вечером у меня выходной.

У меня были интернет-заказы, за которые стоило бы взяться. Но сегодня вечером я ни за что не оставлю Биби одну. Даже на секунду.

– Ну и ну, – проговорила Биби. – Моей голове следует кружиться почаще.

– Нет, не следует, – проговорила я, ощутив дрожь. – Я не разрешаю. Никогда.

– Я старею, Шайло. Мне никогда не хотелось быть для тебя обузой, но…

– Ты не обуза, – решительно проговорила я. – И никогда ею не станешь. Ты приютила меня, Биби. И обуза здесь только я.

– Не думай так, Шайло. Никогда. Я бы сотню раз сделала это снова. – Тон ее смягчился. – Но никому не дано знать, сколько нам отпущено, милая. И мы можем лишь по полной использовать отведенное нам время. Я дорожу каждой минутой рядом с тобой.

На глаза навернулись горячие слезы, но я сморгнула их.

– Я тоже, Биби. Каждой минутой.

Биби погладила меня по щеке, затем широко улыбнулась.

– Что скажешь насчет «Мадеи»^[10]?

– Опять? – Я фыркнула от смеха. – Какую часть?

– Первую, конечно.

– Ты смотрела ее сто раз.

– Значит, она и в самом деле потрясающая.

– Не могу не согласиться.

Хотя, в любом случае, я бы не сказала ей «нет».

Я заказала пиццу и свернулась на диване рядом с Биби. Я то и дело отрывала взгляд от фильма и посматривала на дверь, через которую ушел Ронан, забрав с собой и присущую ему спокойную силу. Пока Биби хихикала над нелепыми выходками Тайлера Перри, я старалась не думать о том времени, когда этот смех умолкнет навсегда. Боль разорвала бы меня на тысячу кусочков.

И некому было бы собрать меня воедино. Я осталась бы одна.