Превращение

Глава 11
Его

С ножом в руке плавать не так удобно. Вот почему следующим утром я отправился к месту лежбища клана по суше, в то время как мама уплыла вперёд.

С вершины скалы я посмотрел вниз. Клан собрался в тесный кружок вокруг мамы. Лир посмотрел вверх и увидел меня. Он сказал что-то остальным, и они разбрелись.

Я спустился, и меня встретили слишком радушно, делая вид, что ничего не изменилось.

– Хочешь рыбу? – спросила Мойра. Она бросила одну рыбёшку к моим ногам, будто извиняясь.

Я покачал головой и сел, облокотившись спиной на кедровое бревно. Бо́льшая часть твёрдой коры осыпалась, обнажив нежный верхний слой древесины. Я положил нож перед собой на гальку и посмотрел на остальных, молча призывая высказаться. Они беспокойно взглянули на нож, а затем отвернулись. Таким образом, никто из нас не хотел вспоминать о случившемся.

Я стал снимать с кедра длинные стружки. Кучка рядом со мной росла. Я обматывал стружки вокруг своей руки.

Кормак сдался первым. Повернувшись к Лиру, он сказал:

– Раз уж все собрались, надо уходить.

– Но это прекрасная стоянка, – сказала Мист.

Кормак наклонил голову в мою сторону:

– Человек мог его видеть.

Его. Будто у меня нет имени.

– Он не видел меня, – я так крепко натянул стружку, что она оставила полоску на коже. – И даже не учуял моего запаха.

– Значит, можем остаться, – Мист провела ластом по земле.

– Остаться? – проговорил Кормак. – После того, что мы творили с лодкой человека? Он, скорее всего, всё рассказал другим людям. Всё необычное сразу привлекает их внимание. Они придут сюда.

Бабушка прищурилась:

– Если они увидят его – мальчика, живущего с тюленями…

– Не волнуйтесь, – успокоил Лир. – Мы уйдём отсюда задолго до их прихода.

Я продолжал отрывать полосы кедрового луба, скручивая и связывая их в узел и при этом упорно глядя на свои руки. Лишь бы не поднимать глаза. Что бы Лир ни говорил, все понимали: клан должен менять место из-за того, что я застрял в этом дурацком теле (потому что Луна совсем позабыла обо мне).

– К западу есть много скал, – продолжил Лир. – Нам по пути. Уна и Аран могут подождать там, пока мы не вернёмся после Лунного дня.

Сплетённая верёвка была длиной с мой нож. Я перевернул её и начал плести дальше. Все продолжали обсуждать путешествие на праздник Лунного дня и открытые уши Луны. Как всегда, никто не брал меня в расчёт.

Но на сей раз всё будет иначе. Я затянул крепкий узел. Я не смогу спокойно ждать, зная, что таится внутри меня. Из всего клана я был единственным, кому нужно было обязательно взобраться на Пик. Я должен оказаться там, где Луна наконец увидит меня и услышит мои молитвы.

Мои плечи расправились, и я вздёрнул подбородок.

– Я тоже отправлюсь на праздник Лунного дня, – заявил я.

Наступила внезапная тишина. Мама испугано сморщила лоб. Я заговорил громче:

– Вы сами сказали, что Луна за восемнадцать лет ещё не подходила так близко. Достаточно близко, чтобы услышать каждую молитву. Нужно, чтобы она услышала и мою!

– Но Аран, – сказала Мойра, – ты не можешь плыть без шкуры.

Я тряхнул головой, сглотнув:

– Туда ведь нужно просто доплыть.

– Вот именно! У тебя есть только ноги – уплыть так далеко просто невозможно.

– Раз уж у меня есть только ноги, – сказал я, скручивая две верёвки в одну, – значит, ими и воспользуюсь.

Мойра ошеломлённо смотрела на меня:

– Не выдумывай! Ты не сможешь. И кроме того, это неблагоразумно. Подумай, как сильно ты замедлишь наше движение.

Я вскочил на ноги и посмотрел на неё сверху вниз:

– Тогда я отправлюсь один!

Все вдруг заговорили об опасностях, исходивших от лодок и самолётов, косаток и акул, и о длительности пути. Бабушка была не против остаться со мной, а Кормак забормотал про угрозу всему клану, если меня заметят…

– Хватит! – рявкнул Лир. – Обсудим это потом. Будьте готовы завтра утром с высоким приливом отправиться в путь.

Я больше ничего не хотел слушать. Схватив свою охапку кедровой стружки, я побежал к скале и взобрался на неё, цепляясь одной рукой. Потом, обернувшись, взглянул на них. Грудь моя ходила ходуном. По камням я двинулся на вершину острова, где никто не смог бы меня достать.

Я был не настолько глупым и понимал, сколь опасно такое путешествие – в одиночку, в обличье длинноногих. Но у меня не было выбора. Несмотря на акул и штормы, я должен попасть на праздник Лунного дня. Нож следовало взять с собой для самозащиты. Нужно было придумать, куда деть его во время плавания, чтобы руки оставались свободными.

Я сел, скрестив ноги. Рядом лежала кучка полосок кедрового луба. Теперь, когда я понимал, что мне следовало изготовить, работа спорилась, ленты скручивались и связывались ряд за рядом. Вскоре у меня получилось крепкое гибкое плетёное полотно длиной с клинок и в два раза шире. Я сложил его пополам и, продевая полоску луба туда и обратно, сшил края воедино. Затем, измерив окружность икр, смастерил из волокон ремешок-подвес. В итоге чехол для ножа был готов.

Я привязал его к голени, вложил туда нож и встал, чтобы ощутить его вес. Затем потянулся к чехлу и выхватил нож. Получилось слишком медленно. Такими темпами я вряд ли успею защититься от внезапной атаки. Я попробовал ещё раз – теперь уже чуть быстрее. Но ведь мне придётся проделывать это в океане, а не на суше.

Я спустился и отправился тренироваться в глубине острова, подальше от клана. Проходя мимо тёмного хребта, я услышал голос с противоположной стороны. Лир. Я остановился, пытаясь разобрать слова.

– Ты же знаешь, что тебе нужно идти, – говорил он.

Я взобрался на хребет и выглянул из-за него. Далеко внизу в небольшой бухте лежали рядышком мама и Лир. Их плечи соприкасались. Волны омывали хвосты.

– Мы больше никогда не увидим такой встречи кланов, – сказал Лир. – К тому же… – В его голосе появилась одновременно настойчивая, тёплая и печальная нотка. – Ты можешь дурачить остальных, Уна, но не меня. Луна взывает к тебе, беспрестанно тянет тебя, как приливы и отливы. Ты не можешь сдерживать её зов вечно. Даже если Аран…

Шум волны поглотил следующие слова, но я увидел несчастное лицо мамы и прикосновение к ней Лира. Что-то сжалось в моей груди. Затем он сказал:

– …спать в открытом море. Он никогда не…

Острые камни впились в ладони. Я отошёл от края, спрыгнул и бросился со всех ног к пустынной части пляжа.

Я им покажу. Я сам приплыву на праздник Лунного дня и получу шкуру – и тогда стану быстрее всех. Они не смогут тягаться со мной.

Глава 12
Упряжка

Я плыл под водой против бурунов, держа нож в руке, когда мама, появившись, начала приближаться ко мне. Она несла в пасти длинные ленты кедрового луба. Мама подняла голову, изогнулась и, взмахнув ластами, устремилась к поверхности. Я на миг остановился, сжав челюсть, и засунул нож в чехол. Я не поддамся на её уговоры отказаться от путешествия.

Но когда я поднялся, она уже унеслась сквозь сгущающийся туман – прочь от острова, прочь от клана.

Я в недоумении оглянулся на берег. Остальные отправились на новое лежбище раньше? Она вела меня туда? Я поплыл следом, ощущая на ноге непривычную тяжесть ножа.

Я не видел никаких скал, но мама вдруг вылезла из воды и взобралась на камень. Я взобрался следом. Она бросила свою ношу в такую большую кучу кедрового луба, которую можно было натаскать лишь за несколько рейсов.

– Где остальные? – спросил я, оглядываясь по сторонам. – Что мы здесь делаем?

Мама глубоко вздохнула:

– Аран, я решила, что ты прав. Ты должен быть на Пике во время обряда, и я сделаю всё, чтобы ты добрался туда. Мы отправимся туда вместе.

– Вместе? – спросил я, не смея себя обнадёживать. Она кивнула. – Правда?

– Правда, – ответила она. И просияла, подобно лучу света, пробившемуся сквозь туман. У меня словно камень с души свалился. Я запрокинул голову и разразился радостным смехом, «брызнувшим», словно китовый фонтан. Потом, широко раскинув руки, закружился на месте, всё быстрее и быстрее, пока не упал в воду.

Выбравшись, я начал отряхивать воду с волос.

– А где остальные? – теперь уже мной овладело нетерпение. – Как тебе удалось уговорить Мойру? Ты рыкнула на неё? Я буду очень быстро плыть, я вас совсем не задержу, я…

– Видишь ли… – мамина улыбка слегка померкла. – Нам понадобится больше времени, поэтому мы с тобой отправимся одни.

Я проигнорировал укол разочарования. Это неважно, ведь я попаду на обряд.

– Нам надо подготовиться, – мама поискала что-то в куче и вытащила зубами толстую верёвку из луба. Подобно моим верёвочкам, она была так же перекручена и переплетена, однако толще и крепче. Чтобы сплести её, маме явно приходилось сбрасывать шкуру, и это весьма меня удивило, ведь она практически перестала превращаться.

Мама обмотала верёвку вокруг моей ладони.

– В моих руках это получается менее ловко, чем у тебя, – будет быстрее, если ты доплетёшь это сам.

Я посмотрел на неё с недоумением:

– Что это?

– Упряжка, – в её голосе послышалось лёгкое раздражение.

– Упряжка?

– Ты затянешь её на мне и будешь держаться за неё, чтобы не свалиться со спины. Эта идея посетила меня, когда ты мастерил ножны, – она кивнула в сторону ножа на моей икре. – Не волнуйся, я объясню, какой длины должна быть верёвка и как соединить детали. Работай живее – завтра рано утром мы отправляемся.

Я всё ещё недоумевал:

– Но мама, я не хочу быть на твоей спине. Я поплыву. Я должен прибыть на праздник самостоятельно – таково правило.

– Правило? – она уткнулась носом в полоски луба, чтобы не смотреть на меня. – Другая ситуация – другие правила. Наш случай не похож на те, что подпадают под правило: на вершину Пика самостоятельно не взбираются новорождённые, слишком старые или слишком больные, – она повернулась на север. – К тому же у тебя нет времени добираться вплавь. Полнолуние через шесть дней. В тюленьем обличье уйдёт три дня. С тобой на спине – пять дней. И придётся спать в открытом океане. Как видишь, нам нужна упряжка.

Мне казалось, что это неправильно, но мама была настроена решительно. И раз уж это единственный для меня способ добраться вовремя…

Я сел рядом с кучей луба и поднял две полоски.

– Тем не менее, – сказала мама, – пусть это останется между нами, хорошо? Остальным лучше не знать о том, что ты будешь добираться туда не самостоятельно.

Я громко сглотнул, а затем взял ещё одну ленту.

Мама одобрительно кивнула.

– Плети в три ленты, покрепче, – сказала она, – вдвое длиннее моего тела.

Какое-то время было слышно лишь биение волн и шелест работы в моих руках. Мама подавала мне ленты, а верёвка становилась всё длиннее. Туман сгущался, обволакивая нас всё больше.

Мама начала напевать. Это был один из моих любимых мотивов истории о сотворении. С самого моего детства мы пересказывали эту историю вместе. Её спокойный голос давал мне понять, что в этом мире царит порядок.

Теперь уже я прошептал:

– Вначале…

Мама улыбнулась и подхватила:

– …была Луна. Она вращалась вокруг сухой пустой планеты под названием Земля.

– И ей было одиноко, – сказал я.

Мама кивнула:

– В глубоком одиночестве Луна вздохнула. Её вздох превратился в музыку – в прекрасную тоскливую песню, и из твёрдой, каменной земли выступили крошечные капли влаги. Они танцевали под её песню.

– Это был лёгкий туман, – сказал я, протягивая руку. Мама передала мне ещё одну кедровую ленту.

– Да, клубившийся туман. Луна запела громче. Капельки становились большими и превратились в дождь, падающий на лицо Земли, – мама повернулась ко мне. – Спой это со мной, Аран, как ты будешь петь на обряде.

Мы запели вместе:

– Да здравствует дождь, благословенный дождь, к бытию порождённый песнью Луны.

– И что тогда сделала Луна? – как всегда, спросила мама.

– Она запела ещё громче.

– Да. И чем громче она пела, тем сильнее лил дождь, до тех пор, пока суша не превратилась в Океан.

Я сделал глубокий вдох, и мы запели:

– Да здравствует океан, великий и серый, к бытию порождённый песнью Луны.

Мы начали слегка раскачиваться из стороны в сторону, так, что верёвка из луба ритмично заколыхалась вместе с нами.

– Луна скиталась по небесам, – с выражением сказала мама. – Воды следовали за ней, желая поймать каждую бесценную ноту. Они поднимались по её указу, вздымаясь гребнем, низвергаясь с высоты. Так родились волны.

Я пропел:

– Да здравствует пена волн белая, как первый туман, к бытию порождённая песнью Луны.

Мы перестали раскачиваться – пришла пора петь про сушу.

– Волны отхлынули так, что острова подняли свои вершины из воды, – продолжала мама. – Теперь земля была готова принять жизнь. Луна взирала сверху на свои деяния. Местом, полюбившимся ей более всего, была полоса прибоя, где в изменчивом танце вода и песок поочерёдно сменяли друг друга. Кто достоин этого места? Луна вновь запела, но теперь каждый тон, достигая этой мерцающей полосы, превращался в шелки.

Я торжественно произнёс следующий куплет, и моё сердце переполнилось чувствами – Луна в тот момент взывала ко мне:

– Да здравствуют создания! Покорители волн и берега, к бытию порождённые песнью Луны.

Последние звуки песни унеслись в море. Следом улетучились и гнетущие меня сомнения. Я достигну Пика и тоже буду к бытию порождённым песнью Луны.

Туман вплетался в ночную мглу, в которой я уже едва мог различать охапку кедрового луба.

– На сегодня хватит, – сказала мама, практичная, как всегда. – Подними куда-нибудь повыше, чтобы с упряжкой ничего не случилось, а утром закончим. Нужно хорошенько выспаться, – она переползла за линию прибоя, потянулась, а затем свернулась, устраиваясь поудобнее.

Но мои голова и сердце, переполненные чувствами, не давали мне уснуть. Я попытался разговорить маму:

– А Луна и людей сотворила?

– Луна сотворила всё живое, – её сонный голос был медленным и тягучим.

– Почему она дала им только длинноногое обличье?

– Ну, она не хотела бы, чтобы вся эта прекрасная земля пропадала даром, так ведь? Вот кто-то и должен был на ней поселиться.

Мама сказала в шутку, но в этом было здравое зерно. Некоторые люди жили очень далеко на суше, и, будь у них ещё и шкура, они бы умерли от тоски по морю.

– Мам, – позвал я. Но ответа не последовало, и её дыхание сливалось с ритмичным шумом волн.