Рукопись несбывшихся ожиданий. Поступление

– И я.

– И я, – начали раздаваться с разных сторон аудитории голоса.

– Я тоже больше не приду на этот курс! – как можно громче провозгласил лер Дарси и поспешил пристроиться ближе к леру Конраду.

В целом, когда мэтр Оллен начал занятие, на которое вдруг пришла целая делегация во главе с крайне занятым ректором, в его группе слушателей первого курса осталось всего двадцать семь человек. И, само собой, Мила Свон сидела за первой партой.

Глава 20. Примета народной версии. Выпал снег – жди зимней сессии

В империи Золотого Паука снег шёл нечасто и ещё реже он лежал и не таял несколько дней кряду. Однако, эта зима изобиловала холодными днями. Часто завывал северный ветер, и люди мёрзли в своих домах. Даже Шао Хаотико, лучший имперский маг, был вынужден греться у очага. Он сидел на расшитом рунами покрывале и держал в руках поданную услужливой младшей женой чашку горячего чая. Слух его услаждала ненавязчивая музыка, душу наполняло спокойствие. Домашний уют остудил взбудораженный мыслями разум, Шао Хаотико был умиротворён.

– Мастер, – вдруг послышался тихий неуверенный голос за стенной перегородкой, которая являла из себя плотно натянутую на раму узорчатую гобеленовую ткань. – Мастер, дозвольте мне побеспокоить вас.

Лицо Мастера, меняющего материю бытия, грозно нахмурилось. Его явно не порадовало поведение Тахао Литаня, его ученика, однако он решил проявить благосклонность. Дав знак жене на время покинуть его общество, Шао Хаотико подозвал мальчика и, когда тот подполз к нему на коленях, строго спросил:

– По какому поводу ты посмел меня тревожить?

– Мне нужно ваше прощение, мастер, – полным вины голосом ответил Тахао. Ему было всего одиннадцать, но он по-взрослому низко склонил голову, выражая так своё глубокое раскаяние. Мальчик был хорошо воспитан, но, как и все дети, совершал глупость за глупостью, и из-за этого Шао Хаотико вмиг разозлился. Он резким движением отставил чашку с недопитым чаем и, вставая, грозно потребовал:

– Говори, что ты натворил без моего ведома!

– Я… я… я опробовал ритуал призыва Путеводной Звезды и…

Признание прервал заливистый громкий смех. Тревога вмиг покинула лучшего имперского мага.

– Как только такой дурак может быть родным братом Сэо Литаня? – даже воскликнул через хохот Шао Хаотико и осуждающе покачал головой. – Мне не стоило брать тебя на обучение. Зря я видел в твоём лице черты своего лучшего ученика. Вы слишком разные. Такой тупица, как ты, даже не подумал, что подобные чары невозможны без подготовки. Их не творят на скорую руку, должно быть выверено всё, всё! Место, время.

– Но я почувствовал, мастер. Я почувствовал, что смогу достичь результата.

Говорил мальчик негромко, хотя было видно насколько он взволнован и обижен. Ученик искренне считал, что совершил что-то стоящее, а потому кустистые брови Мастера, меняющего материю бытия, всё же перестали хмуриться. Его лицо резко сделалось серьёзным, а сам он, не теряя времени, направился в комнату для совершения ритуалов таким быстрым шагом, как будто его левая нога всё ещё была цела.

Тканевые ширмы раздвигались в разные стороны волей мага так, как разлетаются испуганные птицы, а потому Шао Хаотико продолжал свой стремительный путь из комнаты в комнату безо всяких остановок. Мантия его развевалась. Ученик быстро семенил за ним, пряча руки в широкие рукава своей куда как более скромной одежды. Пальцы у него мёрзли из-за необычайно холодной зимы. Однако, сам Шао Хаотико несмотря на лёгкий, сшитый из шёлка наряд перешёл внутреннее пространство двора спокойно. Казалось, мороз не беспокоит его. Лишь когда мужчина остановился в полном магических атрибутов помещении, стало заметно как порозовели его щёки.

Первым делом Шао Хаотико осмотрел рисунки, что ранее самовольно начертал на волшебном песке его ученик. Их линии были воссозданы с ювелирной точностью, изъянов маг не заметил, а потому вместо ругани он всё же хлопнул в ладони, призывая силу. Глаза Шао Хаотико при этом прикрыл. Из его закрытого рта доносилось мерное гудение.

Ученик внимательно и с надеждой наблюдал за мастером. Он чувствовал, как магия наполняет комнату, как отзывается ритуальный рисунок, как плетутся чары…

– Ты сущий дурак, Тахао! – вдруг гневно воскликнул Шао Хаотико и, резко повернувшись к юному ученику, влепил ему звонкую пощёчину. – Я вижу, какая мерзость откликнулась на твой зов. Ты не оградил себя от астральных тварей и, о-о-о, как жаль, что ты не стал совершать ритуал до конца. Лучше бы они тебя сожрали, невежа!

Мальчик снова упал на колени. Выглядел он очень расстроенным. Из горла юного Тахао Литаня даже вырвался по-детски плаксивый всхлип.

– Мастер, я всего лишь мечтаю помочь вам остановить Погибель! Простите меня, мастер!

Шао Хаотико что-то едва слышно пробормотал себе под нос, а после с каким-то отрешением во взгляде сел в высокое кресло. С минуту он скорбно смотрел себе под ноги, а потом вдруг гневно уставился на своего неразумного ученика.

– Помочь? Ни ты, ни я не сможем остановить Погибель без Путеводной Звезды, а она была у нас… Она была у нас и её у нас украли! – вдруг гневно прокричал он и даже затрясся от злости. – Я сделал сложнейшие расчёты, я отправил за Великую Имперскую Стену твоего старшего брата – своего лучшего ученика. О, Тахао, ты даже землю под ногами его целовать недостоин! Преодолев тяготы пути, там, на чужой земле, в нужный час твой брат получил в дар от мироздания ключ к нашему спасению. Но он обманулся в подручных, он доверился вероломной женщине, и теперь мы все расплатимся жизнью за это.

Тут Мастер, меняющий материю бытия, нервно поднялся с кресла и, подойдя к древнему гобелену, неторопливо погладил его рисунок дрожащей суховатой ладонью.

– Но ведь ещё не всё потеряно, – жалобно проговорил Тахао, не спуская с учителя полного надежды взгляда.

– Да. Мы можем попробовать достигнуть врат Лиадолла, но получится ли оно у нас и будем ли мы довольны итогом? – Шао Хаотико тяжело вздохнул, задумался и только потом вновь перевёл взгляд на ученика.

– Мне понятно твоё желание провести ритуал призыва, – негромко сказал он, – но тебе стоит принять, что этот ритуал не просто невозможен без предварительной подготовки – он и вовсе бесполезен до тех пор, покуда не стёрта из материи мироздания предыдущая Путеводная Звезда. Именно это останавливает меня от новой попытки и именно по этой причине будет продолжена война. А сейчас… сейчас уходи. Оставь меня.

Ученик поклонился. Втайне он был рад, что учитель не наказал его со всей положенной строгостью. Вот только Шао Хаотико нисколько не забыл о проступке Тахао Литаня. Он просто решил отложить наказание на утро, так как сейчас ему требовалось немного побыть в одиночестве. Из-за череды неудач он чувствовал себя опустошённым.

***

Вместе с серединой декабря в академии начался форменный беспорядок, и причина его заключалась отнюдь не в том, что виноватый за инцидент в зверинце негодяй так и не был найден, а из Первой Королевской Академии ещё до начала их самой первой сессии были отчислены первокурсники: лер Конрад, лер Палмер, лер Дарси, лер… Нет, само собой это вызвало те ещё громы и молнии. Но полноценно сосредоточиться обществу на войне с некой Милой Свон не дало очень важное обстоятельство – несмотря на то, что после череды по-сентябрьски тёплых и солнечных деньков снега навалило аж по колено, в Первой Королевской Академии магических наук наступила пора экзаменов. Кто-то бегал за преподавателями, желая исправить текущие оценки, кто-то корпел над книгами, резко вспомнив про написание курсовых, кто-то зачитывался конспектами так, что не видел ничего вокруг… а кто-то играл в снежки.

Ну, или делал вид, что играет в снежки. Из-за того, что принц Адьир Морриэнтэ не только стал свидетелем крайне неприглядного поступка, но и в присутствии значимых лиц определённо чётко выразил своё мнение касательно него, Олаф фон Дали оказался вынужден действовать по всей строгости закона. Но в остальном его отношение к Миле Свон только ухудшилось, а потому он дал кое‑кому понять, что на кое-что очень даже может закрыть глаза.

Итак, стоило Миле ступить в своём порядком поистрепавшемся платьишке на площадь, как её окружило человек двенадцать. Это были мужчины и женщины, первокурсники и уже более зрелые студенты. Девять из них были очень хорошо одеты, трое значительно проще. И в целом, если их что-то объединяло, так это плотно скомканные снежки в руках.

– Тварь, – гневно процедил кто-то из парней. – Долго же мы ждали, когда ты тут появишься. Сейчас вот и поиграем.

– Вот тебе за лера Конрада! – выкрикнула одна из девушек и первой бросила снежок.

Попасть ей довелось в грудь Милы, и, хотя сильным удар было не назвать (после него даже синяк вряд ли бы остался), это было только начало. Вслед за этой девушкой Милу принялись закидывать снегом. Молодая женщина вынужденно закрыла лицо сгибом руки, так как большинство нападающих целились ей прямо в глаза, а после со всех ног побежала в сторону главного корпуса. Однако, наледь сделала своё чёрное дело. Мила поскользнулась и тут же раздался громкий хохот. Он привлёк внимание, к двенадцати «играющим» присоединились ещё студенты. Они смелели с каждой секундой, и Мила понимала, что её единственный шанс выкарабкаться – это добежать до главного корпуса.

«Надо, должна, должна!» – заставляла она себя переставлять ноги и, наконец, с трудом открыв подмёрзшую дверь, смогла юркнуть внутрь здания. Там Мила тут же прислонилась к стене. Грудь её тяжело вздымалась, руки дрожали и не только от холода.

– Лер Свон, да вы совсем закоченели, – сказал оказавшийся в пустынном холле мэтр Оллен.

Пожалуй, вид Милы тронул его. Молодая женщина, как уже писалось ранее, была одета по‑летнему просто. На ней была только штопаная форма и шаль, которую она скроила из старенькой драной юбки. Даже варежек у Милы не было, а потому её белые пальцы вскоре сделались бордовыми. Да и само лицо выглядело красным донельзя. На щеке кровоточила ссадина. Взъерошенные волосы быстро намокали из-за тающего снега.

– А не пошёл бы ты к хренам собачьим! – вдруг прикрикнула на мэтра Оллена Мила, хотя до этого завсегда сдерживала свой язык по отношению к преподавателям. Пожалуй, она была изрядно взвинчена, раз поступила так. И всё же никакого прощения просить не стала. Вместо этого Мила, кое-как собираясь с силами, на скованных из-за мороза ногах двинулась в нужную ей аудиторию. Сумочку с тетрадями при этом молодая женщина трепетно прижимала к себе. Её зелёные глаза то и дело настороженно смотрели по сторонам. Она очень боялась, хотя старалась не показывать вида. И особенно страшно ей было поворачивать раз за разом за очередной поворот коридора. Вот как сейчас…

– Эй, Милка, ты чего так долго-то? – с недовольством спросил у неё Саймон. Это он поджидал её за углом, а не те, кого лучше не видеть.

– Меня… меня задержали, – тихо ответила Мила. – Зима. Снежки… А я такая отличная мишень!

Мила не сдержалась и горько всхлипнула. Встревоженный Саймон сразу подошёл к ней. Пожалуй, он даже хотел её обнять, но Мила поспешно отстранилась.

– Не надо, – сказала она грустно. – Лучше тебе держаться от меня подальше. Сам понимаешь, после этих громких отчислений на одной мне дело не кончится.

– Да, но ты мой друг.

– А я твой. Поэтому уходи, Саймон. Настоящие друзья как-то под киль друзей не затаскивают, – личико Милы приобрело упрямый вид. – На людях не приближайся ко мне больше. Не знаю, придумай что‑нибудь из-за чего мы поссорились, только не надо, чтобы это всех нас коснулось.

Она смотрела Саймону прямо в глаза – требовательно и уверенно, а потому он всё же тяжело вздохнул и, опустив глаза, согласно кивнул. На этом они расстались. Мила выждала пару минут и только затем вслед за Саймоном пошла по коридору в нужную им обоим аудиторию.

– Так, это у нас лер Свон, все остальные уже на месте, – буркнул себе под нос мэтр Диксон и сделал пометку в журнале.

Мила не задержалась на этом мужчине взглядом. Её куда как больше занимал вопрос куда ей сесть, раз уже все собрались, а потому она уставилась на ряды парт. Ненадолго.

– Лер Свон, так как вы уже стоите подле меня, то давайте, тащите экзаменационный билет.

– Но ведь до начала экзамена ещё несколько минут, и вы говорили о том, что сперва будет консультация, на которой вы расскажете, как более правильно планировать свой ответ.

– Вот на вашем примере мы это и обсудим.

Мила угрюмо уставилась на мэтра Диксона – средних лет мужчину с густой шапочкой рыжих волос. В этом преподавателе был свой шарм, он часто разбавлял свои лекции удачными шутками, он нравился студентам и… до этого воспринимал Милу как пустое место.

– Понятно, – кисло ухмыльнулась молодая женщина. – Я вещи свои хотя бы могу положить или сразу у дверей их поставить? Ближе к выходу так сказать.

– Как вам будет удобнее, – ничуть не смутился мэтр Диксон.

«Самый первый экзамен и сразу такая задница», – со злостью подумала про себя Мила, но, размыслив, сумку к двери не стала ставить.

– Думаю, тогда я здесь задержусь, – с вызовом заявила она и, смело протискиваясь среди рядов слушателей-первокурсников, бросила свою сумку на парту, за которой сидел Антуан Грумберг и двое его друзей. – Надеюсь, вы меня обкрадывать не собираетесь? Хотя бы на такую низость вы, господин хороший, может быть ещё не способны?

Лицо Антуана Грумберга аж поалело от гнева, но он промолчал. А Милу и это устроило. Она кого хотела оскорбила, неприкосновенность своему имуществу обеспечила, а дальше… Будь что будет, в конце концов!

Молодая женщина вернулась к преподавателю и, взглянув на редчайшие механические часы, очень удивилась, что никого из деканов нет. Ей это очень странным показалось.

– Эм-м, а я точно могу тащить билет? Мы что, никого не ждём? Вдруг господин фон Дали и на этот раз при моём ответе присутствовать желает?

– Одного меня, чтобы оценить вас как надо, достаточно, – без стеснений сообщил мэтр Диксон и указал на разложенные перед ним билеты. – Выбирайте.

Судя по количеству билетов, либо в некоторых из них экзаменационные вопросы повторялись, либо не весь их перечень Миле был известен. Это вмиг заставило её насторожиться, а потому свою руку она потянула к выбранному билету, как будто к змее. Однако, судьба оказалась милостива. На все три вопроса она ответы знала… если, конечно, от неё не ждали исключительных и мало кому известных фактов.

– Вопрос первый, – сказала Мила и принялась зачитывать билет. – Дать определение терминам и объяснить различие между ними…

Сами термины Мила прочитать не успела, так как дверь в аудиторию рывком открылась и внутрь вошёл, как угорь просочился, пухленький ректор. Он широко улыбался, причём так искренне, что любой хорошо знающий его заподозрил бы неладное. А вот вошедший вслед за господином фон Дали мужчина был Миле незнаком. Этого внушительного человека с коротенькой бородкой и сединой на висках, она впервые видела. Но это обстоятельство от едкого комментария её нисколько не остановило.

– Ну вот, а вы мне тут сказки рассказывали, мэтр Диксон, – с претензией в голосе фыркнула Мила, покуда остальные студенты и преподаватель вставали для приветствия. – Я же знала, что ректора надо подождать. Сейчас за ним ещё и мой горячо любимый декан припрётся.

Из-за её слов лицо Олафа фон Дали на миг приобрело мученическое выражение. Всего на миг. А там он, жестом повелевая студентам сесть, вдруг звонко рассмеялся. После чего с задором обратился к своему спутнику:

– Ваше магическое величие, как я вам уже говорил, лер Свон мы своим вниманием не обделяем. Видите, насколько она привыкла к обществу меня и профессора Аллиэра?

Все присутствующие, даже самые тупоголовые деревенщины, были уже прекрасно осведомлены, что «Ваше магическое величие» – это обращение к членам Ковена. А членами Ковена становились только самые способные, самые лучшие маги – архимаги. Те, про кого можно было сказать, что они давно не люди вовсе. Одно то, что они жили в разы дольше обычных людей, уже делало их исключительными. А уж то, что они нисколько не были заинтересованы в мирском, и вовсе отдаляло их от остального человечества.

Неудивительно, что Мила смутилась того, что на неё такое существо внимательно поглядело. И неудивительно, что ушлый Олаф фон Дали тут же её молчанием воспользовался.

– Мэтр Диксон, я смотрю вы раньше времени экзамен начали.

– Эм-м, да, – неподдельно растерялся преподаватель. – Все студенты уже пришли, и я подумал…

– Не иначе он вызвал лер Свон первой в качестве образцового примера, – тут же благоговейно шепнул ректор архимагу так тихо, что только стоящая рядом с ним Мила, наверное, и расслышала эту чушь.

– Что же, я бы остался и посмотрел.

Члену Ковена, десяти секунд не прошло как, организовали едва ли не трон. Олаф фон Дали тут же встал за спинку этого роскошного сидения и, грозно выпучив глаза, уставился на мэтра Диксона так, что тот всё время, что Мила отвечала, сидел неподвижно и был бледен, как печально известная поганка – ядовитая, противная и которая сама собой быть раздавленной просится. Сама молодая женщина тоже чувствовала себя не в своей тарелке. Она не знала куда смотреть, пока язык то, что в голове сидит, до преподавателя доносит, а потому Олаф фон Дали снова воспользовался ситуацией. Под предлогом более не смущать слушателей он увёл за собой архимага, и, едва дверь за ними закрылась, все в аудитории с тревогой переглянулись. Даже Мила и то, замолчав на полуслове, начала задумчиво пялиться на мэтра Диксона. А тот почесал затылок, подумал-подумал, и, поставив Миле заслуженную отлично, отправил её прочь из аудитории.

Зубы Антуана Грумберга заскрежетали.

Глава 21. Слепой случай меняет всё

– Питрин…

– Чего? Я один, что ли? Вон, Мартина вместе со мной отчислили.

– И всё же, Питрин, я…

На большее Милу не хватило. Точнее, ей много чего хотелось сказать, но она знала, что это бесполезно. И она, и Саймон, и сам Питрин прекрасно понимали, что для продолжения учёбы нужно что-то большее нежели взаимовыручка. Вопрос отчисления Питрина был делом времени.

Увы, деревенский выходец не смог даже года продержаться.

– И сколько твой долг по итогу составил? – мрачно осведомился более практичный Саймон.

– Не важно, – буркнул Питрин. – Руки, ноги есть. Отработаю авось.

Мила похолодела. Ей было страшно представить, какая сумма числится за другом. Уж если она, до сих пор лишённая права на буфет, из месяца в месяц наращивает свой долг, как снежный ком катает, то что о Питрине говорить?

– Нет, Питрин, в таком деле на авось нельзя.

– Милка верно говорит, – поддержал Саймон. – Погоди свой баул на плечо вешать, дай-ка я напишу тебе кое-какую рекомендацию.

– Это ж какую? – неподдельно удивился парень.

– Перед тем как домой идти, ты к моему отцу сходишь. Тут шансы поровну, определённо сказать поможет он тебе или нет я не берусь. Но было бы хорошо, если б помог, – предельно серьёзно начал объяснять Саймон.

– Ох-хо-хох, да кто тут руку помощи протянуть сподобится? Тут ведь монета звонкая нужна, а монеты чай не на грядках растят. Кто сундук накопил, так отнюдь не потому, что из него раздавал щедро.

– Говоришь ты верно, но я отца не деньгами буду просить тебе помогать. У меня просто сомнений нет, что стоит тебе дома появиться, как на другой день к вам приставы придут. И, если не найдёшь чем им сразу долг отдать, то утащат они тебя в кандалах куда‑нибудь в тот же самый час. А мой отец мог бы надоумить, как тебе этого избежать.

Питрин стал выглядеть таким испуганным и потерянным, что Мила подошла к нему и с сочувствием погладила его по плечу. Она прекрасно понимала, в какой беде её собрат‑бедняк оказался.

– Лучше послушай Саймона, сделай как он говорит, – шепнула она при этом.

Питрин кивнул и поставил баул со своим нехитрым скарбом на пол. Саймон тем временем скрылся в их общей комнатке, но вскоре вернулся с написанным им письмом и ещё с мешочком всякой всячины в руках.

– Ты это чего оставил? – грозно уставился он на Питрина.

– Да куды ж мне эти карандаши, перья да чернила девать-то? – искренне удивился вопросу крестьянский сын. – Грамоте я так и не выучился толково, а вам оно пригодится.

– Продать сможешь, – аж постучал себя кулаком по лбу Саймон. – Как ты иначе до дома без денег дойдёшь? Не чуди.

– До сюда ж дошёл, – равнодушно пожал плечами Питрин. – Да и торговаться я не обучен, не моё энто дело. Вам же добро сие нужнее будет.

Мила поджала губы. Говорил Питрин всё правильно, и, будь у них чем отблагодарить его, то они бы лучше ему вещи в дорогу или деньги сунули. Но ни вещей, ни денег у них не было. Ни паданки.

– Ладно, – наконец решил Саймон. – Считай, что я в долг беру. Потом уж найду тебя и расплачусь со всей щедростью. А пока на, держи. Прячь письмо за пазуху и иди в Форкрест. Там на улице Кобылецкой найдёшь синенький такой дом с деревянными колоннами при входе. В нём мой отец Генри Сильвер живёт. Но ты сначала не его, а Джейка Блэка спрашивай. Он у нас за всем хозяйством следит. Сразу к отцу моему, смотри, не суйся. Пусть Джейк сперва рассудит идти тебе к нему на поклон или нет, и письмо ему покажи. Понял?

– Понял, – благодарно шепнул Питрин.

Покуда они провожали Питрина до места, где парню предстояло пройти процедуру запечатывания дара, Саймон ещё не раз свои указания повторил. Вроде бы Питрин их запомнил. Во всяком случае Миле хотелось, чтобы это было так. Ей очень хотелось, чтобы у Питрина всё сложилось хорошо.

– Дурак он, но грустно мне без него будет, – даже сказала она Саймону, когда они остались одни.

– Да, – кисло поморщился друг. – Я порядком привык к нему.

– Ты очень заботился о нём. Это было щедро.

– Наверное, – как-то растерянно буркнул Саймон и вдруг грустно хохотнул. – Знаешь, Милка, я ведь с ним дружить начал, чтобы на его фоне смотреться выгоднее. Мне казалось, что Питрин будет идеально заглядывать мне в рот и выполнять все мои поручения. Я думал, что так создам более яркое впечатление о себе.

Милу от таких слов покоробило. Она как-то не лезла в душу к Саймону, не до того было. Учёба, учёба, учёба, помощь в библиотеке. Они очень мало говорили о личном, а потому она с недоверием уставилась на приятеля.

– Ага, такое в голове у меня сидело, – уверенно подтвердил Саймон в ответ на её удивлённый взгляд и даже пальцем по виску своему постучал, прежде чем вздохнул и продолжил с грустью. – А вышло иначе. Вышло, что ни с кем другим у меня даже не получилось сдружиться. Только с тобой и с ним, потому что вы честные. Такие как есть. Я ведь взял и ушёл из дома только потому, что мне всё это притворство ради большого куша поперёк горла встало. А здесь, вот те на, вознамерился привычным путём идти. Пожалуй, если бы не ты со своими выпадами, то так бы оно и было. На те же самые грабли наступил бы. Но ты как-то воодушевляешь. Воодушевляешь меня быть тем, кто я на самом деле.

– И кто ты на самом деле? – не могла не спросить Мила.

– Судя по всему, сущий простофиля и добряк. Вот как Питрин! Разве что грамоте обучен.

Саймон засмеялся искренне и непринуждённо. Миле от этого смеха сделалось легче на душе, так что она широко улыбнулась. Разговор принёс некое тревожное напряжение и его же снял. И это было хорошо. Во всяком случае, когда она и Саймон расстались, Миле оказалось намного легче идти в библиотеку. Помимо грусти на душе было что-то ещё. Какое-то непонятное, но очень, очень тёплое чувство.

– А, лер Свон, – обрадовался её приходу мэтр Тийсберг. – Как поживаете?

– Сегодня я попрощалась с другом. Его отчислили, хотя ещё два экзамена впереди. Сказали, что вторая неудовлетворительная оценка подряд не позволяет ему рассчитывать на пересдачу, – не стала скрывать свою печаль Мила. И, покуда молодая женщина говорила, кустистые брови библиотекаря хмурились. Взгляда от её красных продрогших ладоней он не отводил.

– Это печально. Очень печально расставаться с теми, кто дорог, но, знаете ли, лер Свон, это далеко не повод переставать думать о себе. Судя по всему, вы на эмоциях без рукавиц на улицу вышли. И это в такой-то мороз. Очень глупо.

Старик осуждающе покачал головой, так как не знал, что у Милы не то что варежек, а даже пальтишка нету. Общественная библиотека располагалась в главном корпусе, при котором имелся гардероб, а потому мэтр Тийсберг никогда не принимал студентов в верхней одежде. А что касается Милы, так на этот раз её пальцы продрогли так крепко, что даже после пути по длинному коридору она всё ещё не могла толком согреться.

– Да, это глупо, – грустно согласилась Мила, прежде чем с надеждой посмотрела на старика. – Помните наш вчерашний разговор? У вас получится меня к себе на каникулярную трудовую отработку взять?

– О, это было несложно, – широко улыбнулся мэтр Тийсберг. – Студентов вплоть до середины третьего курса не принято отправлять куда-то из академии. Всё же магию вы только начинаете познавать, ничего серьёзного не доверишь. Поэтому моё желание взять к себе в этот год кого‑нибудь в помощники было встречено мистером Бруком с радостью. Ведь каждое рабочее место это субсидии… но да вам что с того, лер Свон? Всех всё устроило. Единственное, отчего-то на меня косо посмотрели, когда я сказал, что именно ваша кандидатура мне интересна.

Мила не выдержала и начала похрюкивать, но мэтр Тийсберг, как и обычно, отнёсся ко всему философски флегматично.

– Мистер Брук даже поинтересовался, уверен ли я в том, кого хочу взять себе в помощники. Но, стоило мне только спросить, к кому тогда отправят лер Свон, как он посчитал, что эта вакансия для вас идеальна, – глаза старичка сверкнули интересом. – Право слово, наверное я всё же найду время полюбопытствовать чем же вы так насолили нашей академии.

– Мне кажется, вас ждёт много интересного.

– Ох, очень сомневаюсь, – устало вздохнул мэтр Тийсберг. – Я ведь потому и живу отшельником, потому что надоело мне это всё. Все эти сплетни, слухи… фу, как будто людям заняться больше нечем. Я вот просыпаюсь, прихожу на работу и даже не понимаю, как наступает время ложиться в постель. Поэтому от безделья это всё у них там так, – принялся он ворчать, – когда люди делом заняты некогда им чужие поступки осуждать и копошиться в чужих мыслях им тоже некогда.

Мила согласно кивнула, так как не хотела нарываться на долгое беспрерывное ворчание. Мэтр Тийсберг не один десяток лет жил в своём собственном мире и имел на всё только два мнения: либо своё, либо то, что все остальные не правы. Прочее ему было интересно только в том случае, если оно было написано в книгах, это Мила давно поняла. Так что она всего‑то порылась в картотеке и, пользуясь привилегированным положением, пока никто не видит, стащила с полки кое-какую книжицу. Совесть при этом девушку нисколько не терзала. Волнения никакого она тоже не испытывала. Уж искренне сомневалась Мила, что в преддверии зимних каникул кто-то вдруг начнёт искать книгу о способах обработки и дубления шкур. Однако, стоило ей спрятать книгу под платье и попрощаться с библиотекарем, как её сердечко застучало чаще.

– Лер Свон, погодите-ка.

– Да, мэтр Тийсберг, – Мила обернулась спокойно, хотя на самом деле испытала неподдельный ужас. Ей показалось, что старичок каким-то образом заметил её проделку.

– Вот, держите. Я ещё в прошлом году собирался починить эти варежки, но, чувствую, не настанет тот день, когда у меня появится на то время на работе. А дома я и вовсе никогда не соберусь за иглу взяться. Так что держите, – он протянул Миле потрёпанные жизнью шерстяные рукавички.

Молодая женщина аж обомлела от такой щедрости, а потому замерла с приоткрытым ртом. Но мэтр Тийсберг иначе истолковал её поведение.

– Да, они не чудо из чудес, но всё ж лучше, чем руки морозить. Вон, гляньте за окно какой снегопад начался. Поэтому не брезгуйте, всё равно по темноте мало кто разглядит фасон. А там… не знаю, выкиньте их сами.

– Да что вы, я эти варежки заштопаю и вам верну!

– Нет, не надо. Я давно уже новыми обзавёлся, так что если бы не вы, – старик с усмешкой посмотрел на её руки, – то это рваньё ещё не один год пролежало бы у меня в нижнем ящике стола. Совсем забыл про них. Так что берите и после сделайте милость, выкиньте сами.

– Спасибо, – поблагодарила Мила библиотекаря за щедрость, и старик вмиг показался ей ангелом-хранителем. А там она поправила шаль и вышла из библиотеки.

Хитросплетения коридоров главного корпуса академии давно перестали казаться Миле лабиринтом. Она уверенно и уже нисколько не обращая внимания на обстановку пошла вперёд, затем повернула, снова прямо, опять поворот… Ноги Милы шагали сами по себе, голова её была занята грустными мыслями о судьбе Питрина. Однако, монументальная фигура декана факультета Чёрной Магии вмиг насторожила молодую женщину.

В принципе, ничего такого, чтобы столкнуться с Найтэ Аллиэром в стенах академии, не было. Просто это Мила вследствие одной августовской ночи и всех последующих событий привыкла держаться от своего декана подальше. Как-то оно так было для неё спокойнее.

– А, лер Свон, вы-то мне и нужны. Подойдите-ка сюда, – строго сказал профессор Аллиэр, едва Мила решила сделать кружок по зданию (всё, лишь бы избежать встречи!).

– Твою мать, – тишайше буркнула она себе под нос и после обречённо пошла в сторону декана. Профессор Аллиэр при этом не сводил с неё своего известного бесстрастного взгляда, по которому редко кто из студентов мог понять чего именно ожидать от тёмного эльфа: то ли грандиозных неприятностей, то ли редкой похвалы. Но на похвалу Мила как-то нисколечко не рассчитывала.

– Вы чего-то от меня хотели, профессор Аллиэр?

– Помимо того, чтобы вы отчислились? – иронично уточнил дроу и, не став дожидаться ответа, продолжил. – До меня донесли, что некая моя студентка ходит на занятия в неприемлемом виде, и я вижу, что эти сведения правдивы.

На несколько секунд Мила оторопела. Она взять в толк никак не могла, что же это могло кому-то в её наряде не понравиться, как вдруг её озарило.

«Шаль! Эта сволочь говорит о моей шали!» – осознала она, что на ней, помимо выданного кладовщицей, надето. А там, ещё крепче стянув концы рванья на своём теле, Мила гордо задрала нос и заявила:

– Ну, так пусть помещения протапливаются получше. А то эта ваша форма сшита отнюдь не из шерстяного полотна, знаете ли. Когда в аудитории сидишь, то порой зуб на зуб не попадает.

– Личные неудобства студентов меня не интересуют. Важнее, что правила предписывают посещать занятия исключительно в форме, и конкретно вы это указание нарушаете.

– Ха! – нервно хохотнула Мила, ибо в её зоне видимости как раз оказалась весело болтающая группа студенток факультета Белой Магии. – Не понимаю какого ляда претензии только ко мне. Вон, обернитесь. Многие девушки носят шали, так как, видите ли, нет у нас положенных для мужчин плащей. Так бы мы в такие плащики кутались.