Тени под водой

Так они болтали о работе. Какое облегчение! Гора с плеч, от сердца отлегло, так ведь говорится? Никаких поползновений ни с его, ни с её стороны. Да, Бен О’Хара умел находить клиентов, даже когда не старался.

– Верно! Что-то подобное припоминаю. – Выдохнул он.

– Вы ужасный врун. – Улыбка чувствовалась даже сквозь бездушный пластик мобильника. – Но надеюсь, что ремонт делаете лучше, чем лжёте.

– Каюсь. И дико извиняюсь за своё ужасное поведение.

Их беседа обрастала эмоциями, которые Бен давно не испытывал. Интерес зародился где-то в области подсознания. Как она выглядит? Её образ никак не хотел покрываться хоть какими-то знакомыми чертами, оставался тенью в свете люстр ресторана. Всё, что он помнил о Клэр, это холодная белизна волос, красные полусферы губ и манящий голос.

– Вы сейчас свободны?

– Я только проснулся.

– Тогда дам вам время привести себя в порядок. Жду вас к половине одиннадцатого с извинениями и запасом идей, как превратить мой салон в произведение искусства.

– Погодите!

Слишком быстро всё произошло. Отходивший от выпивки мозг отказывался переваривать всё с подобной скоростью. А самоуверенность и напористость этой женщины заставляли Бена терять дар речи. И, как бы он не хотел себе признаваться, вызывали в нём любопытство.

– Вы не назвали мне адрес.

– Называла, но вы его безнадёжно забыли, как и наш приятный вечер. Сидар-стрит, 711. Розовая вывеска «Clair’s». Вы её не пропустите.

И без всякого «до свидания» в трубке запиликали гудки. Бен ещё пару секунд озадаченно разглядывал свой мобильник, словно тот был диковинкой из космоса. Эта женщина определённо была высокого мнения о себе. И определённо возрождала в нём что-то, что дремало последние месяцы.

Розовая вывеска с красивым шрифтом и правда бросалась в глаза среди маленьких лавочек вдоль Сидар-стрит. Бен тщательнее обычного принимал душ и выбривал колющую щетину со щёк. Дважды оросил шею парфюмом от «Paco Rabanne» и заморочился по поводу гардероба. После нескольких примерок, он с разочарованием откинул рубашку и брюки, и выбрал что-то более неофициальное, но такое, что подчеркнёт в нём все достоинства. Джинсы-классики и майка-поло – то, что нужно. Оставалось ещё полчаса на то, чтобы добраться до «Rose Wine», забрать свой «форд эксплорер» со стоянки и двинуться в сторону салона Клэр.

И вот он здесь. Без малейшего понятия, зачем, и без единой догадки, как себя вести.

«Clair’s» встретил его пропевшим перезвоном колокольчиков, подвешенных над дверью. Бен очутился в женском мире, где всё кричало, что он был из другой вселенной. Бежевые стены украшали портреты знаменитостей с невообразимыми причёсками и богемными лицами. Комнатка тонула в зелени цветов, женских побрякушек и симпатичных вещиц, которые оживляли это место. На первый взгляд, всё выглядело вполне под стать салону красоты, и Бену показалось удивительным, что хозяйка захотела что-то поменять.

Три рабочих кресла у стенки, отделанной под светлый кирпич, были заняты посетительницами. Над их волосами орудовали три женщины в чёрных передниках. Они так мастерски оттягивали пряди и щёлками полотнами ножниц, что со стороны это походило на театральное представление. Они лишь бегло бросили взгляды на пришельца в дверях, бросили скудные приветствия и вернулись к клиенткам. Двое из них были блондинками. Какая же из них Клэр?

– Мистер О’Хара. – Из глубины помещения выплыла обладательница сладковатого, как мёд, голоса. – Вы как раз вовремя, как часы.

– Не привык опаздывать на деловые встречи. – Бен лишь слегка улыбнулся даме в алом платье и на десятидюймовых каблуках, чтобы заранее обозначить, зачем он здесь. Но дрогнувшая струна где-то под рёбрами как будто возразила, что он здесь вовсе не за этим.

– Как официально. – Проговорили алые губы. Всё те же, какими остались в дурмане памяти.

– Я ведь здесь за этим. Оценить масштабы работы. – Парировал Бен её же словами.

«Как знать, как знать», – будто ответили её глаза. Рука приветливо легла поверх плотно сбитого плеча Бена, другая модельно указала на стеклянную дверь в глубине салона.

– Давайте пройдём в мой кабинет и всё обсудим за чашкой кофе.

Глаза сотрудниц пытливо скользнули по Бену и тут же снова скрылись в отражении зеркал. Бен смутился и прочистил горло.

– Сперва, я хотел бы осмотреться. Прикинуть, что здесь можно изменить.

– Сразу видно профессионала. Не успели зайти, а уже хватаетесь за дело.

– Не привык тратить время впустую.

– В таком случае, я обрисую вам, как должен выглядеть салон.

– Было бы очень кстати.

И Бен поблагодарил небеса за то, что их разговор вернулся в рабочую колею. Клэр принялась описывать в деталях свои пожелания, водила по всему салону и придиралась к каждой мелочи, будто собиралась отремонтировать не салон красоты, а палату конгресса.

– Для меня всё должно быть идеально. – Объяснила она свою требовательность.

– А чем вас не устраивает то, как выглядит это место сейчас?

Клэр закусила губу. Бена пробрало до кончиков пальцев.

– Это прошлый век. А мне хочется чего-то более роскошного, претензионного. Чего-то, что бы было под стать мне.

Более высокомерной женщины Бен в жизни не встречал, но почему-то это его заводило так же сильно, как и раздражало. Эта женщина была взрывной смесью из того, что отторгало и притягивало одновременно. Ядерная бомба, сметающая всех на своём пути.

Клэр ещё десять минут рассуждала о том, как переделать «Clair’s», после чего заглянула в самую душу и безмятежно произнесла:

– А теперь, когда все рабочие вопросы улажены, может, по чашке кофе?

Негласный контракт о найме был заключён. Но что-то наводило на мысль, что в их договоре будет ещё много дополнений.

Домой Бен вернулся лишь к часу дня. Он был на взводе, в полной сумятице от происходящего. Клэр вела себя неопределённо. То в ней проскакивали нотки кокетства, то включался полный официоз их отношений. За полтора часа их «деловой встречи» Бену так и не удалось раскусить её намерения. Она оставалась увлекательной загадкой, и Бену хотелось отыскать подсказки, как её разгадать.

– Где ты был? – Спросила Грейс, едва муж переступил порог.

– Ездил на встречу с потенциальным клиентом. – Он специально обезличил Клэр, чтобы не вызывать лишних вопросов.

– Как обычно. Работаешь даже по выходным.

Упрёки, которые звучали в его адрес всё чаще, начинали скапливаться в чаше терпения. В скором времени она рисковала переполниться и вылиться гневом за края. Но Бен лишь вздохнул и примирительно произнёс:

– Прошу тебя, Грейс. Я работаю, чтобы обеспечить вас с Эммой. Чтобы она могла ходить в тот крутой детский сад, о котором ты мечтаешь.

– И где ты даже не соизволил появиться.

Похмелье всё ещё создавало эхо в голове Бена. А встреча с Клэр взбаламутила его рассудок окончательно. Очередной склоки с женой он бы сейчас не перенёс, поэтому прижал к себе Грейс и шепнул на ухо:

– Ещё раз извини за это. Я и правда вчера немного перебрал.

Тело жены податливо расслабилось в его объятиях. Руки сами собой обхватили широкую спину Бена и сжали под лопатками.

– И ты меня извини. Не хочу ссорится. Выпьем кофе?

– С тобой всё, что угодно.

Нежность к Грейс напомнила о себе лёгким кручением внизу живота. Как бы они не ссорились в последнее время, он любил эту женщину всеми фибрами души. Но почему тогда образ той, другой женщины всплывал перед ним, пока он смотрел на жену? Почему представлял алый ободок на краях чашки каждый раз, как Грейс касалась своими ненакрашенными щербатого фарфора их старых кружек?

В кои-то веки было радостно вот так посидеть на кухне и разделить домашний кофе с женой. Грейс выбирала отборный сорт, превосходно заваривала зёрна в турке и уютно усаживалась рядом, кладя ноги в потёртых носках на его колени. Вот только, когда Бен сделал первый глоток, напиток показался ему горькой жижей по сравнению с тем, что ему приготовила Клэр.

Их отношения не выходили за рамки рабочих. Как только проект нового «Clair’s» был отрисован, хозяйка рассыпалась в восхищении и приказала тот час же начать ремонт. Через неделю работы шли полным ходом. Клэр по-хозяйски следила за каждым мазком маляров, стуча каблуками по мрамору напольных плит. Неуместный наряд бельмом отливал в витающей воздухе пыли. Бен лично присутствовал на каждом этапе переделки, оправдывая себя тем, что каждый клиент важен. Но стыдливо ловил себя на мысли, что ни разу не заглянул в офис Дилана Локвуда, хотя тот по всем параметрам превосходил этот заказ по важности.

Ремонтники управились за два дня, но Бену и Клэр понадобилось чуть больше времени. Они завершили удачный ремонт ужином всё в том же «Rose Wine», где судьба организовала им первую встречу. Негласное правило «Lux Design» всё ещё работало: любая удачная сделка праздновалась алкоголем и закусками. Вот только на этом празднике места Перри Кларка и Пола Доннелли пустовали.

Глава 7

– И после этого ужина ты с ней переспал. – Подытожил Джеймс, выслушав брата с молчаливым порицанием.

– Нет. Я долго боролся сам с собой, но это оказалось бесполезным номером. Эта женщина каким-то образом подчинила меня своей власти после первой же встречи.

Джеймс не мог поверить, что брат способен на такое. Закрутить интрижку с какой-то стервой и затянуть её на полтора года. Разрушить второй брак, но сделать это ещё более отвратительно, чем было с Эвелин. Там он хотя бы держал себя в штанах и, насколько знал Джеймс, не позволял страсти взять верх над совестью. Сперва он подписал документы о разводе, а уж потом делил постель с другой женщиной. Хотя, после всего сказанного, вряд ли словам Бена можно было безоговорочно доверять.

Старший брат всегда умел выкинуть что-то этакое, от чего у всех глаза лезли на лоб. Разрыв с Эвелин стал апогеем его выходок, пока не всплыл роман с Клэр. И каждый новый проступок открывал в Бене то, что вызывало в Джеймсе ужас – он совершенно не знал человека, который сейчас сидел с ним плечом к плечу.

– Чёрт, Бен, ты врал Грейс полтора года.

– Не нужно об этом напоминать, братец. Я пьян, но помню о всех своих грехах.

– Ты собирался порвать с ней?

– С Клэр или с Грейс?

Вопрос завис в воздухе.

– Не знаю, Бен. С одной из них? Или ты надеялся тянуть лямку до самой смерти?

Джеймс осёкся, поразившись точностью своих слов. Бен и правда затянул до самой смерти, вот только смерти своей жены.

– Я хотел… – слёзно откликнулся Бен. Чувство вины драло его лёгкие на части. – Хотел расстаться с Клэр, но каждый раз происходило что-то, что мне мешало.

– Надеюсь, ты говоришь не о коротких платьях или глубоком декольте этой потаскухи. – Язва сопровождала каждое слово Джеймса, но он просто не мог вести себя по-другому. Грейс была чудесной, добросердечной и вовсе не заслуживала такого обращения. Он не боялся вызвать гнев брата, но тот даже и не помышлял об ответном выпаде. Вся ярость утонула на дне бутылки, в самой глубине рыдающего сердца.

– Ты слишком низкого мнения обо мне.

– И кто в этом виноват? Ты дал мне веский повод понизить моё мнение до плинтуса.

– Чу́дно. – Бен вздохнул. – Наши с Клэр отношения начали принимать опасный оборот.

– О чём это ты?

– Она стала намекать на большее. Ей стало мало встреч украдкой в дешёвых мотелях за городом, где нас не могли узнать. В её квартире, из которой мы часами не вылезали. Я не хотел светиться в городе рядом с красивой женщиной. Мы редко обедали где-то, почти никуда не выбирались за пределы спальни. Ты ведь знаешь, как быстро разносятся слухи по нашей маленькой дыре.

– И никто не подозревал о вашем романе?

– Нет. Я делал всё возможное, чтобы оставить всё в тайне.

– А твои партнёры?

– Ни Перри, ни Пол ничего не знают. По крайней мере, я так думаю.

На секунду Бен замолчал, осторожно взглянул на брата и протянул руку.

– Может, позволишь сделать мне ещё один глоток? Тяжело говорить об этом на сухую.

Бутылка, припрятанная в изножье дивана, ни сдвинулась ни на дюйм.

– С тебя хватит, братец. – Вздохнул Джеймс. – Пора протрезветь.

– Пока я трезв, я не могу ни о чём другом думать, только о Грейс.

– Ты немного опоздал с этим. Ты должен был думать о Грейс все эти полтора года, пока спал с другой женщиной. Теперь пора всё же просохнуть и подумать об Эмме.

Бен сглотнул противный, вяжущий осадок на языке и молча кивнул.

– Так чего именно хотела Клэр?

– Чтобы я всё рассказал Грейс. Чтобы я развёлся, бросил семью и остался с ней.

– Чего и следовало ожидать от женщины, вроде неё.

– Тогда я этого не понимал. Думал, она не против просто немного повеселиться. Она разожгла во мне такую страсть, которую можно было потушить только одним способом. Ты ведь мужик, можешь меня понять.

Когда-то Джеймс может и был бы не против позабавиться с какой-нибудь красоткой без всяких обязательств. Но это было ровно до тех пор, пока он не влюбился в ту, которую сам же прогнал, а потом понял, что полюбил до беспамятства.

– Клэр тебя шантажировала? – Внезапно спросил Джеймс, внимательно взглянув на брата. Ему нужно было видеть искреннюю реакцию, чтобы поверить словам Бена. Завравшемуся человеку не стоит доверять без весомых аргументов.

И тень, упавшая на лицо Бена, была более чем весомой. Он будто погрузился под воду – щёки скукожились в злобной гримасе.

– Примерно с год назад стала намекать, что ей не нравятся наши тайные свидания. Сначала убеждала меня рассказать всё Грейс мягко, затем перешла к более жёстким методам. Говорила, что сама пойдёт к Грейс и раскроет нашу интрижку, если я этого не сделаю. Мы ссорились, расставались, затем снова сходились. Эта женщина стала моим наваждением. Волной, которая то набегает на берег, то отливает от него.

Бен откинулся на спинку дивана и прикрыл глаза.

– Я очень устал, Джеймс. Мы можем отложить твой допрос на потом?

Он выглядел таким жалким, таким беспомощным, что Джеймс просто не стал больше напирать. Он принёс брату одеяло, которое нашёл в бельевом шкафу у окна, взял пакет и загрузил в него все бутылки, что сумел отыскать в номере. Убийственный арсенал против горя и скорби.

– Проспись, Бен. – Строго сказал Джеймс. – И возвращайся к дочери. Теперь она у тебя должна быть на первом месте.

Ответом было похрапывание из подушек, в которые зарылся Бен. Он сполз по дивану, как неповоротливая змея, и уткнулся лицом в мягкую обивку. Кое-как натянул на себя лёгкое одеяло и забылся пьяным сном.

Джеймс ещё немного постоял, глядя, как умиротворение проступает на лице брата, и вышел из номера, тихо прикрыв за собой дверь. Всё равно сейчас от Бена ничего не добьёшься. Зато у него появилась крохотная зацепка, куда отправиться дальше.

Мысль о том, что Грейс утонула не просто так, всё чаще вгрызалась в сознание. Измена мужа – веский повод впасть в депрессию и дойти до ручки. Или, как в случае с Грейс, до берега реки. Но чем больше Джеймс пытался разобраться в этом несчастном случае, тем сильнее уверялся в том, что самоубийство – не та причина, которую стоит записать в графе «причина смерти».

Грейс никогда бы не оставила свою дочь одну на площадке. Единственное, что могло сподвигнуть её на это, это разговор с кем-то, который ей хотелось скрыть от посторонних глаз. И Джеймс догадывался, с кем она могла разговаривать на берегу реки Сент-Клер.

Глава 8

Картина на стене никогда ещё не привлекала столько внимания. Это была его собственная работа, над которой он трудился несколько месяцев. Первое серьёзное творение со времён школы, когда мечтательность ещё боролась с реальностью, и желание стать художником казалось чем-то осязаемым, а не иллюзорным. Но жизнь сложилась по-другому. Художники редко становятся успешными настолько, чтобы прокормить себя, а вкусно поесть он любил. Потому выбрал занятие гораздо более приземлённое и востребованное в этом мире и стал создавать проекты квартир и домов. Хоть что-то, отдалённо связанное с творчеством.

Вот уже несколько часов Пол Доннелли не сводил красных глаз с этой картины. А казалось, что несколько дней. Как только полотно было завершено и покинуло стены мастерской, которую он соорудил в просторном гараже, оно обросло рамой и нашло своё место прямо напротив кушетки в гостиной. Здесь, на самом видном месте, можно было любоваться картиной за завтраком, обедом и ужином. Да и вообще каждый раз, как он входил в гостиную. Истинное произведение искусства. Но не его мастерство, а лицо женщины, которую он изобразил.

Портрет стал самым ценным предметом в доме Пола. Если бы случился пожар, первым делом он бы кинулся спасать именно его. Пускай бы языки пламени облизывали его кожу, но он бы не выбежал на улицу, пока не содрал раму со стены.

Ещё пару дней назад картина была его отдушиной, теперь – проклятием. Пол неподвижно сидел на диване и изводил себя. Рассматривал каждую чёрточку женщины, которую так бережно выводил кистью. Вспоминал, как её волосы струились по плечам, как она собирала их в высокий хвост. Стягивала резинкой это роскошное буйство каштанового блеска. Но больше всего поражали глаза – ни одни ещё не смотрели на него, заглядывая так глубоко внутрь, впиваясь по самые кости.

Вот и сейчас они глядели со стены и казались такими живыми. Как будто сотворены не из бумаги и красок. Битый час Пол пытался прочитать в них хоть что-то. Он не помнил, когда в последний раз ел, но голод совершенно иного рода крутил его желудок.

Новости быстро разлетались по Сент-Клер. Не успела трагическая смерть Грейс попасть в газеты, как о ней уже судачили в каждом кафе, в каждом углу офиса «Lux Design». Когда она пропала четыре дня назад, всё это казалось каким-то ненастоящим. Надежда ведь умирает последней, вот и она не умирала до последнего. Пока её тело не выловили в реке выше по течению.

Как только Пол услышал, как сегодня утром секретарша Бена рассказывала об этом кому-то из отдела снабжения, он застыл и не смог сдвинуться с места. Прямо как сейчас. Как будто его обухом ударили по голове и приклеили к полу. Никому не сказав ни слова, Пол Доннелли просто выполз из офиса, как-то добрался до этого дивана и замер где-то во времени. Смотрел на картину и будто верил, что она оживёт. Этот портрет был единственным, что у него осталось от Грейс. От женщины, которую он любил.

***

Мама так и не выходила из своей спальни, запершись в своей скорби, как в ловушке. Пару раз Эвелин поднималась к ней, чтобы проверить, как она. Мэри Хартли скукожилась на своей кровати, завернулась в покрывало и походила на мушку, по глупости попавшую в паучью паутину. Она отказывалась пить, есть и разговаривать, и лишь недавно её глаза наконец закрылись, а разум погрузился в сон.

Эмма рисовала в гостиной. Устроилась прямо на ковре со своим альбомом и коробкой цветных карандашей. Девочка что-то напевала, пока выводила линии на белоснежных листах. Единственный человек в этом мире, кто не подчинился стихии горя. Неведение – высшее благо. Кто-то должен был ей рассказать о матери. Но только не Эвелин. Она просто не имела права уничтожать наивную вселенную, в которой жила Эмма.

Поставив на столик рядышком с племянницей стакан апельсинового сока, блюдце с печеньем и мармеладными мишками, Эвелин ещё несколько минут наблюдала за тем, как кончик языка то и дело появляется между розовых губ Эммы, пока он творит свой шедевр. Как забавно, что дети перенимают не только черты лица своих родителей, но и их манеры поведения. Эвелин не знала, высовывала ли взрослая Грейс язык во время того, как стирала пыль со шкафчиков или орудовала шваброй на кухне, но в детстве это было её очаровательной особенностью. И вот теперь так делает её дочь.

Вернувшись на кухню, Эвелин тоже решила погрузиться в работу. Та была верной подругой, что бы не приключалось в жизни. Верный способ отвлечься, когда душу раздирает на клочки. Вот бы взять карандаши Эммы и расписать все чувства в яркие тона, но чернота так сильно заволокла все внутренности, что никакие карандаши не спасут.

Отзвонившись Сьюзен Паркер, Эвелин отпросилась ещё на несколько дней. Та с ужасом, с непривычной для неё самой сбивчивостью высказала свои соболезнования и заверила, что Эвелин может оставаться в Сент-Клере, сколько нужно.

– Только не вздумай садиться за ноутбук, – настаивала Сьюзен. – Хейли неплохо справляется, а ты отдохни. Мы все за тебя переживаем.

Все советы и наставления главного редактора «Gloss Magazine» никогда не оставались без внимания и выполнялись неукоснительно. Но в этот раз Эвелин отказывалась подчиняться. Она открыла ноутбук и хотела какое-то время попечатать – в голове было припасена парочка идей для статьи, за которые не было времени взяться в Атланте. Это спасёт её от мыслей о гибели Грейс. Отвлечёт хоть на какое-то время.

Но прошло двадцать минут, а лист так и оставался пустым. Лишь заголовок чёрными кляксами раскрашивал документ. Впервые в жизни работа не помогала прочистить голову, в которой копошились вопросы и поселилось горе. Шесть лет назад, когда Эвелин оборвала все связи со старшей сестрой, она не могла подумать, что больше никогда её не увидит живой.

Когда зазвонил телефон, она не услышала звонок, пока тоненький голосок Эммы из гостиной не выкрикнул:

– Тётя Эвелин, вам звонят!

Имя Бретта на дисплее всегда согревало Эвелин, но сейчас показалось каким-то холодным напоминанием о том, как она оставила этот город позади, забыла обо всех своих близких.

– Прости, дорогая, я пропустил все твои звонки. – Бодрый голос Бретта казался каким-то потусторонним и напрягающим. Суровое уведомление о том, что во вселенной жизнь продолжается. – В компании настоящий хаос. Кто-то из клиентов подаёт на нас в суд. Рон рвёт и мечет.

Рональд Джексон был начальником Бретта и, насколько помнила Эвелин, «рвал и метал» каждую свободную минуту.

– Как ты там? – Нежно спросил Бретт, и тут Эвелин не сдержалась. Впервые за два дня дала волю слезам и на одном издыхании рассказала обо всём, что случилось в Сент-Клере.

– Я вылечу первым же рейсом! – Строго сказал Бретт после того, как десять минут бесполезно потратил на утешения.

– Не думаю, что тебе стоит приезжать. Я пробуду здесь ещё пару дней, пока мама не придёт в себя.

– Я не могу оставить тебя там одну.

– Я не одна, Бретт. – Тихо сказала Эвелин в трубку. Отчего-то ей не хотелось, чтобы её жизнь в Атланте так тесно переплелась с жизнью Сент-Клера. А появление Бретта связала бы их в тугой узел. – Со мной мама и Эмма.

– Твоя племянница? Значит, ты с ней всё же познакомилась. И Бена тоже видела?

Эвелин почувствовала, как Бретт напрягся по ту сторону телефонной линии. Он не умел скрывать чувства, независимо от того, радостными они были или нет.

Когда они только-только начали встречаться, Бретт недоумевал, отчего эта молодая, красивая женщина так сторонится всего естественного в отношениях. Ему пришлось месяц добиваться того, чтобы Эвелин согласилась хотя бы на одно настоящее свидание. Не ту хитро спланированную встречу за ужином, с которой она сбежала, едва доела десерт. И даже после первого серьёзного свидания Эвелин оставалась холодна, как ледышка. Мало говорила о своём прошлом, держалась на расстоянии, не подпускала к себе, будто это было взрывоопасно. Будто она обросла толстым слоем кожи вокруг всех своих органов чувств.

Любого другого такая толстокожесть спугнула бы, но не Бретта. Он привык добиваться своего, и ему очень хотелось добиться симпатии Эвелин. Он уходил, когда она выставляла его вон, и возвращался, когда она его не звала. Он замедлялся, когда она хотела не торопиться, и даже вытерпел три месяца воздержания, прежде чем оказался в её постели. Эвелин открылась ему лишь спустя четыре месяца неоформленных отношений, когда он даже не догадывался, кем они приходятся друг другу. Влюблёнными, друзьями или просто любовниками. Вернее, не знал, кем она их считает. Он-то успел полюбить самую сложную женщину на планете ещё на том первом ужине, или ещё раньше, в тот самый момент, как Эвелин вышла из кабинета в изумрудной блузке. Это был звоночек свыше о том, что они созданы друг для друга.

Однажды Эвелин наконец заговорила о прошлом и о том человеке, что так глубоко её ранил. Бен О’Хара. Бывший муж, который ушёл к её сестре. Частички пазла встали на свои места. Такое предательство не для кого бы не прошло бесследно, а тонкую душевную организацию Эвелин и вовсе сразило наповал.

Узнав об измене мужа, Бретт стал относиться к Эвелин ещё теплее, ещё нежнее, ещё внимательнее. Он хотел показать ей, что в мире ещё осталось место для высоких чувств и крепких отношений. И она поверила ему. Но всё же не до конца. Те три кольца, что Бретт преподносил ей вместе со своим сердцем, были вежливо возвращены обратно. Каждый раз она отказывалась от того, что он предлагал.

– Прости, но я не могу выйти за тебя. – Виновато, но твёрдо отвечала она, когда он видел на её лице печаль и поднимался с колена. – Я пойму, если ты не захочешь больше видеть меня. Ты заслуживаешь женщину, которая станет самой лучшей женой. Но я просто не могу ей стать.

И всё возвращалось к отправной точке. Начинали с нуля. Единственной уступкой, на которую пошла Эвелин, был переезд в их общее гнёздышко в Гленроз Хайтс. За три года они почти не продвинулись вперёд и топтались на месте, как смущённые подростки на школьном балу. И во всём этом оба винили Бена О’Хара.

Для Эвелин Бен был главой её жизни, давно прочитанной, но не забытой. Для Бретта – булыжником, о который он то и дело спотыкался и набивал синяки. Из-за него он не мог рассчитывать на свою порцию счастья, поэтому каждое звучание его имени вводило его в молчаливый транс, в тихий гнев и в бесконечную гонку за собственным счастьем.

Все эти чувства Бретт заново пережил, пока озвучивал свой вопрос.

– Да, Бретт. – Вздохнула Эвелин, утирая последнюю слезинку. – Я видела Бена.

«И что ты почувствовала? О чём вы говорили? Ты по-прежнему его любишь?», – в молчании прозвучали волнующие его вопросы, но он скомкал их в один ком:

– И что?

– Бретт, мы почти не разговаривали. Он сейчас не в лучшей форме. Но он извинился за всё, что нам пришлось пережить.

– И ты простила его?

– Бретт, прошу тебя. Мне сейчас не до этого. Моя сестра утонула, – тихо добавила Эвелин, чтобы племянница ненароком не подслушала их разговор. – Сейчас Бен – последнее, что меня волнует.

– Ты уверена, что мне не стоит приехать?

– Это не к чему. Скоро я буду дома.

– Я люблю тебя, Эв.

– Я тоже тебя люблю. – Произнесла Эвелин с тоской. Она появлялась каждый раз, как Эвелин признавалась в своих чувствах, хотя до конца не разобралась, была это любовь или просто ложь во спасение, чтобы не обидеть мужчину, который до одури её любил.

Сбросив вызов, Эвелин закрыла лицо руками и в который раз попыталась унять чувство вины.

– Это папочка звонил?

Голосок Эммы зазвучал под самым ухом. Эвелин вздрогнула, даже не заметив, как девочка появилась на кухне. Она тут же поменялась в лице, надела маску доброй тётушки, которая всегда улыбается.

– Нет, Эм. Это один мой друг.

Эмма стояла у стола с ноутбуком и застенчиво теребила своего медведя, как делают все дети, когда собираются задать взрослый вопрос.

– Он твой жених?

– Нет, милая. Мы просто очень хорошие друзья. – Эвелин выдавила улыбку и заправила девочке прядь волос за ушко. Этот милый жест затопил её волной нежности. Появится ли у неё когда-нибудь такая же малышка с серыми глазами, которая будет прижимать к себе плюшевую игрушку и задавать неуместные вопросы?

Эмма долго стояла молча. На её гладком личике появились складки, брови сдвинулись к переносице, а губки то открывались, то закрывались. Она будто хотела что-то сказать, но никак не решалась.

– У мамы тоже есть хороший друг. – Внезапно выпалила она. – Он часто гуляет с нами на детской площадке.

Сердце Эвелин замерло. Как никто сразу не догадался расспросить Эмму о матери? Ведь дети всегда знают гораздо больше, чем осмеливаются сказать.

– А можно мне хлопьев с молоком? – Девочка тут же просияла и забыла то, что сказала десять секунд назад.

– Погоди, Эм. – Эвелин склонилась к девочке и осторожно спросила. – Тот мамин друг… ты его видела? Ты с ним говорила?

Малышка вся сжалась, как подозреваемый на допросе.

– Мамочка просила никому о нём не рассказывать. Даже папе.

Господи!

– Дорогая, но я ведь лучшая подруга твоей мамы, а ещё твоя. Мне ты можешь рассказать всё, что угодно.

– Пообещаешь, что никому не скажешь?

Эвелин не стала врать вслух и только кивнула.

– Они много болтали, пока я играла в песочнице или лазала по горке. Однажды он даже помогал мне лепить куличики.

– Как здорово! Скажи мне, Эмма, в тот самый день… когда ты осталась одна на площадке, а твоя мамочка уехала, он тоже там был?

Тень от ресниц упала на серый взгляд девочки. И Эвелин чуть не упала со стула, когда услышала:

– Да. В тот день он тоже приходил.