На белой стороне. Сборник рассказов

Шоколад с миндалем

«Как же здорово дома!» – Лара зевнула и потянулась на широкой, как небо Сан-Паулу, кровати. Она мотнула копной ванильных кудрей и приподнялась на локтях. Мокрый нос Тео тут же уткнулся в ладошку. Собаку она назвала в честь отца.

«Мне срочно нужен эспрессо с коньяком!» – покачивая бедрами, девушка поплелась на кухню под цокот когтей янтарного сеттера. На ней красовались кружевные топ и мини-шорты, являя миру загорелую налитую попку. Вот уже четыре года Лара танцевала в ночном клубе. «Огонек» – так звали ее на работе. Девушке уже исполнилось двадцать пять, и танцы зажигательной красотки всегда собирали тьму обеспеченных мужчин, но ей так хотелось семью! Поклонники были, да только замуж никто не звал. Вот опять вернулась с работы в половине седьмого утра и свалилась спать. Только линзы снять и успела.

Лара насыпала корм мохнатому другу, потом выпила две порции эспрессо, скрутила шевелюру в фигу и пошла в душ. Стоя под горячей водой, представила будущего мужа: непременно жгучий брюнет! Перед глазами встал образ отца. Вот он приходит с работы, сгребает дочь в охапку и смеется беззаботно и громко. А потом садится в кресло, усаживает дочку на колени и рассказывает сказку густым, как какао, баритоном. Лара засыпает, уткнувшись веснушчатым носиком в щекотные кучеряшки у него на груди. Она помнит запах отца – шоколад с миндалем…

Мысли прервал телефон. Лара накинула бирюзовый халатик-сетку и нажала на трубку:

– Ларка, подруга! Я тебе сейчас такое расскажу! Короче, мать моей клиентки ворожит на картах. Я только что от нее. Все про меня знает! И про Хосе, и даже про тусу в круизе, когда араб мне перстень подарил! Кидаю тебе номер, у нее сегодня свободное время в три. Иди, это супер! Все, чао, – подруга отключилась.

В этом вся Ана: быстрая, как комета. Лара потрепала Тео за ушами. Мысли копошились, как муравьи, и она вдруг поняла, что стоит перед открытым шкафом и смотрит на белое воздушное, как у феи, платье. Как давно она его купила? Полгода, год назад? Но так никуда и не надела. У нее не было свободного времени, сил, да и мужчины тоже. Только работа и сценические смелые наряды.

Снова телефон. Сообщение от Аны: «улица Марии Лисбоа, 12, квартира 8, Летиция». Лара решительно впрыгнула в джинсы, натянула красную майку, обнажающую пупок, и вызвала такси.

Только девушка нажала на звонок, как дверь симпатичного дома, утопающего в цветущих розовых кустарниках, открыла худенькая мадам в полосатой тунике, идеальном тюрбане на голове и с сигарой в зубах. Дым Лара ненавидела и сама не курила. Впрочем, хозяйка сразу ее очаровала, показав ровнехонькие белые зубки. На вид Летиции было лет тридцать шесть. Но скрипучий, как дверь с несмазанными петлями, голос выдавал, что намного больше.

О чем только они ни болтали! Летиция как будто давно знала Лару: выпалила все о пьющей матери, которая не выходила из психлечебниц, и про дорогого отца. Его сердце остановилось семь лет назад, и девушка до сих пор с дрожью вспоминала тот день.

– Ой, Лара, что я вижу! Джокер! Вот это карта… И в настоящем он, вот-вот дверь твою откроет! Не поймешь сразу, что судьба, да только он это. Жди, сладкая, уже недолго осталось!

Лара оторопела. Начала задавать вопросы, но Летиция обняла ее и проскрипела:

– Сама все скоро узнаешь! – поцеловала в обе щеки и выпроводила.

Девушка в недоумении вернулась домой. Похрустела чипсами, съела клубнику, досмотрела сериал и поехала на работу, по дороге забросив Тео к подружке. Нужно было свозить его на прививку, и Ана любезно согласилась. Настоящая подруга!

После того, как Лара вернулась с работы, сразу провалилась в забытье сна, а проснулась от дикого, беспорядочного грохота. Не сразу поняла, что стучатся в дверь и очень настырно. «Боже, моя голова!» – Лара спустила ноги с кровати и побежала в прихожую, тут же ударившись виском о шкаф. «О господи, линзы!» – девушка поняла, что ничего не видит, но времени искать «глаза» не было: об этом давали понять настырные пинки в дверь, перемежающиеся с колоритной бранью. Почему-то под ногами хлюпала вода.

– О мой бог! – до Лары дошло, что дома потоп, она брела уже по щиколотку. Открыла дверь, тут же услышала звук падающего тела и:

– Черт побери! Черт, черт, черт! Вы что, заплывы тут устраиваете? – гневный мужской бас красноречиво намекал, что мило поболтать не удастся. Она увидела размытый силуэт, сидящий на полу на приличном расстоянии от двери.

Впрочем, фигура быстро поднялась и бодро прошагала к виновнице потопа. Лара заставила себя улыбнуться. После тирады ругательств незнакомец перекрыл воду в ванной и спросил, как можно так беспробудно спать? Он уже двадцать минут долбил дверь и дергал ручку, даже вырвал ее с корнем. Поэтому и упал, когда Лара открыла ему. Девушка пролепетала:

– Я работаю по ночам в клубе. Чтобы выспаться, вставляю беруши, вот и вчера…

Лара продолжала щедро сиять белозубой улыбкой, как бразильское солнце в январе, все еще стараясь рассмотреть нежданного гостя. Ничего не получалось. При ее минус восемь все было зря, но девушка поняла, что темперамент у парня ого-го, вспоминая, какими смачными ругательствами он наградил ее до того, как открылась дверь. Потом спаситель помог убрать воду, а Лара проявила виртуозность и почти избежала всех опасных углов, ведь она до сих пор была без линз. Но ей не хотелось обнаружить перед молодым мужчиной сей дефект: девушка с детства стеснялась плохого зрения. Гость сказал, что трубу прорвало, так как сантехника старее его дедушки. Лара непринужденно захихикала, а парень вытер руки об одежду и представился:

– Мое имя Педро! – Лара почувствовала горячую, будто самба, ладонь в своей руке и то, что он рассматривает ее фигуру. Девушка нежно пропела:

– А я Лара, полное имя Лаура, – она неуверенно отдернула руку и покраснела. Потом инстинктивно выпятила грудь и вдруг вспомнила, что стоит в шелковой пижамке, которая ничегошеньки не прикрывает. А там было что рассмотреть, она знала!

Девушку тянуло к парню, как после клуба на подушку – неотвратимо. Хитрюга предложила гостю кофе, чтобы хоть как-то отблагодарить и задержать. Педро согласился. Лара ликовала: она ему нравится! После третьей чашки, в которую Лара щедро подливала коньяк, Педро рассказал ей, что приехал в гости к дяде на три недели. Уснул днем перед телеком и проснулся от того, что на голову капала вода с потолка. Лара то и дело извинялась. Обещала покрыть расходы на ремонт и кокетничала напропалую. И вдруг предложила выпить по рюмке коньячка.

А дальше все закрутилось: они поцеловались раз, потом другой, перешли в спальню, и молодая танцовщица унеслась в другое измерение. В объятиях мускулистого гостя она чувствовала себя так уютно, словно окруженной пушистым, как перина, облаком. Лара открыла глаза утром: парня рядом не оказалось. Теперь уж девушка вставила линзы и прочла записку на тумбе: «Ты слаще трюфеля. До встречи. Педро» Щеки пылали. Она вышла на балкон и увидела Ану, та привезла Тео. Открыв дверь, Лару захватили мощные ласки рыжего друга, который принялся лизать ей щечки.

– Ларка, по глазам зеленым вижу: сегодня ты спала не одна! – кареглазая Ана расхохоталась и обняла подружку.

– С чего ты взяла? – девушка улыбнулась и стряхнула с пижамки несуществующие крошки.

– Да ладно, за бокальчиком кайпириньи в субботу расскажешь? – подруга хитро подмигнула. – У тебя ж выходной? Все, лечу к клиенту, будем обустраивать его загородную виллу.

– Ты отличный дизайнер, родная! – подружки обнялись, и Лара закрыла дверь. Тео тем временем лаял и носился по гостиной.

Она сделала эспрессо, села скрестив ноги в плетеное кресло на балконе, и тут Тео в зубах принес цветной платок. Лара развернула скомканную тряпку и закашлялась: там был изображен джокер! Весь день она думала о Педро и забытом платке. Чем он занимается, где сейчас, когда они увидятся снова?

Лара терла кафель на кухне и вспоминала горячее дыхание парня на своей шее, и вдруг в испуге поднесла руку ко рту: ведь ей ни за что не узнать его, даже если встретит! Ну почему она не надела линзы?! Сейчас девушка с уверенностью знала только то, что он отлично сложен и божественно целуется. «Ну ты даешь, подруга, переспала с первым встречным», – в ее голове зазвучал укоряюще-насмешливый голос пьяной матери. .

Погрустневшая девушка вышла на балкон. Ноздри тут же уловили аромат яичницы с беконом. Она сглотнула слюну и поймала себя на мысли, что ищет ночного гостя среди прохожих. Несколько дней Ларе не спалось, она заставляла себя поесть. От Педро не было вестей, а сама она не решалась спуститься в квартиру его дяди. Девушка засыпала в обнимку с подушкой, впитавшей его запах. А в субботу пошла гулять с Тео. Она устроилась на качелях с книжкой, пока пес бегал по траве, и не заметила, как сеттер исчез. Начала его звать и услышала громкие крики вперемежку с лаем. Завернула за угол дома.

– Да отстань ты, бешеная собака! Эти брюки целое состояние стоят, ты сумасшедшая?

Девушка узнала голос… Педро! Перед ней стоял коренастый блондин с ямкой на подбородке.

– Лара! – парень протянул мороженое. – Я такой дурак! Даже номер твой не спросил, а тут вызвали по работе в Рио на три дня!

Девушка рассмотрела крупный нос, скуластое лицо и светло-голубые глаза. Далек от ее идеала, так далек! Было заметно, что герой ее снов смущен. Они обнялись. Позже Педро рассказал про деда-скандинава, внешность которого он унаследовал. А Лара вдруг прикрыла глаза, говорить не хотелось. Девушка втянула носиком такой родной запах: шоколад с миндалем…

Профессор Понтий

Понтий вышел из лаборатории и направился к электричке. Ему не давала покоя мысль: что не так с этой сывороткой? Уже четвертый год он бьется над ней! Профессор Шнурков работал на секретную службу правительства. Сыворотка согласия позволит политикам легко заключать контракты с другими государствами по любым вопросам. Всего два миллилитра этого средства, и человек становится мягким, как опара. А уже через час в организме никаких следов! Если формула сыворотки совершенна, лабораторные мыши должны впадать в сонное, эйфорическое состояние. Они и впадают. Только через неделю погибают!

Понтий сел в вагон, на котором было написано «Сургут – Нефтеюганск», протер очки с толстенными линзами, прислонился ежиком щеки к стеклу и захрапел. Ему снились драники со сметаной, и соседи рядом наблюдали, как он даже причмокивал во сне.Электричка резко остановилась, и Понтий открыл глаза. Пора. Профессор застегнул дубленку, достал из портфеля мятный леденец, вышел из вагона. И обалдел! Вокруг нещадно жгло солнце, местность утопала в цветущих деревьях, воздух гудел от переливов птичьих голосов. Понтий обернулся: ни поезда, ни рельсов уже не было. Здесь пахло счастьем! Все вокруг пропитала нега и странное сияние. Он постоял немного и понял, что дубленка и норковая кепка никак не вяжутся с местным колоритом. Спина мигом стала мокрая.

Мимо проплывали женщины разных возрастов: очень яркие и подтянутые, как из мужских журналов. Одни с любопытством рассматривали профессора, а другие откровенно «кадрили дурака», как выразилась бы сейчас его жена Глаша. Он прошел вперед, снял верхнюю одежду, пиджак и рухнул на серебристую лавочку. «Так, что со мной? Я вчера не пил ни грамма. Да какое пить, я ж из лаборатории не выхожу! Ну да, работаю без выходных вот уже пять месяцев, но…»

– Ну наконец-то, наконец вы здесь! – уши поймали звонкий голос, и мужчина повернулся. Рядом сверкали улыбками две роскошные девушки в воздушных оранжевых платьях, причем так дружелюбно, словно в детстве они все вместе играли в песочнице. Поодаль стояла сверкающая карета, запряженная белыми холеными жеребцами. Одна из особ, юная блондинка с васильковыми глазами, припала к груди профессора и жалобно протянула:

– Мой господин, я так тебя ждала!

– Сесиль, ну что ж ты так пугаешь гостя, он же с дороги, ему жарко, – Понтия освободила от оков подруги брюнетка с высокой прической и аппетитным, как пончики, бюстом. – Выпейте, господин, будет легче! – лицо гостя блестело от пота, а фужер был таким маняще-ледяным, что он сдался. Потом удивленно открыл рот и попытался объяснить:

– Я не… это… в чем дело? – проблеял он, а красотки, нежно взяв его под руки, повели к карете.

– В замок, Савелия! – брюнетка присвистнула. Понтий удивился, что кучером тоже была девушка.

Профессор бродил по лабиринтам головы и мучился вопросом, что происходит, потом вспомнил, что дубленка и кепка остались на лавке, и чуть не рванул обратно. Но девушки рядом были такие обаятельные, а напиток, который подливали в фужер, таким приятным, что он передумал. Черт с ней, с дубленкой!

И тут компания прибыла в невероятной красоты замок. Он напрочь утопал в буйном цветении роз, здесь летали гигантские разноцветные бабочки и гуляли девушки, одна милее другой. Понтия провели в королевские апартаменты, к умопомрачительному столу с устрицами, шампанским, фруктами, и сказали отдыхать. Профессор ощущал себя слегка навеселе. Стены поплыли, он упал в парчовые подушки на кровати и провалился в забытье.

Утром Понтий подскочил как мячик. Схватился за телефон: двадцать семь пропущенных от жены! И как он мог не слышать? Быстро накарябал ей смс: «Прости, яхонтовая, заработался. Позвоню позже». В ответ пришло: «Ты как всегда, гений! Хоть бы предупредил». Профессор подошел к зеркалу: та же лысина, маленькие бесцветные глазки, то же пузцо, свисающее над ремнем, те же метр семьдесят. Почему с ним обращаются как с царем? И как он здесь очутился?

Раздался стук в дверь. Вошла вчерашняя брюнетка с подносом сладостей, вином и улыбкой шире казахских степей. Понтий напал на нее с вопросами. Резеда, так ее звали, ответила, что они в Раю, так называется их государство женщин. Мужчин здесь нет, и девушки справляются со всем сами. Понтий слушал ее приятное щебетание, а Резеда все подливала вино со странным ароматом, отказаться от которого не было сил.

Они вышли на огромный балкон, увитый махровыми розовыми азалиями, и у профессора перехватило дыхание: он был действительно в раю! Деревья стояли все в цвету, чуть дальше паслись лошади песочного цвета, на территории замка струились фонтаны, водопады и гуляли девушки: некоторые в бикини, некоторые без. Тут Понтий почувствовал, как Резеда ущипнула его за задницу! Он повернулся и увидел черные, глубокие, как тоннель, глаза, девушка поцеловала его. Где-то заиграла нежная арфа, профессор обхватил брюнетку за талию и ощутил бешеное желание…

Очнулся он в кровати с Резедой. Голенькая, она посапывала рядом, а мужчина лихорадочно собирал мысли в кучку, как проспавший дворник листву. Девушка повернулась к Понтию и хищно впилась в губы. Профессор увернулся и резко спросил:

– Да что вам надо от меня? Зачем притащили сюда?

– Раз в год Создатель Рая посылает нам мужчину для потомства, господина. Мы принимаем его как дорогого гостя, заботимся, ни в чем не отказываем, а он в ответ дарит нам детей.

– А что потом? – вытаращил глаза мышиный гений.

– Ну а потом господин отправляется на поселение в Живой Музей, где находятся все мужчины, которые побывали в замке и подарили потомство. Живут они там скромно, из еды только финики. У каждого есть карточка, где записано, скольких детей он произвел на свет.

Резеда поведала, что она управляющая замка и право первой близости всегда за ней. Женщина ушла, а Понтий сжал память в тиски, как следователь подозреваемого. Вот он сел в электричку. Пришло смс от жены: «Драники будешь?» Он ответил: «Да!» Стоп! Одновременно пришла еще какая-то эсэмэска, но он был такой уставший… Профессор порылся в сообщениях. Нашел! «Вас приглашают в Рай. Ответьте “да”, если согласны». Теперь все понятно – вот куда он свое «да» отправил!

Каждый день в палаты Понтия приходила новая женщина. Все они были необыкновенно хорошенькие, ухаживали за ним, кормили белугой и осетром, поили волшебным вином. И ежедневно приходили порции гнева от Глаши. Дозвониться до Рая она не могла, и Понтий выкручивался как мог, но вместе с тем ему льстил такой царский прием. Он никогда не нравился женщинам. В школе был самым мелким, в юности – прыщавым, да еще эти очки… Глаша оценила его мозги, и он женился.

Через месяц пребывания в Раю профессор понял, что устал: от омаров тошнило, красотки бесили. И от бесконечного секса его уже шатало! Профессор стал худым, штаны сваливались, да и не было в них нужды, поэтому он ходил в прозрачной накидке, перекрещивающейся на груди, как у грека. И ломал голову, как вернуться домой: ведь в Музей на пожизненные финики ему так не хотелось! Как-то Понтий напоил Сесиль и спросил, как Создатель Рая узнает, что пора прислать мужчину? И глупая кокетка рассказала, что есть у них в саду Камень Желаний. Девушки ходят к нему и просят все, что хотят. И когда Создатель видит достаточное количество запросов на мужчину, он отправляет его.

– Вон там, за персиковым деревом, видишь белое сияние? Это он и есть!

И стал Понтий каждый день на прогулки ходить к Камню, просить вернуть его домой. Но пошли дожди, и в Камне замкнуло волшебную схему. Профессор пригорюнился. А через три дня он, как обычно, выпил чудо-вина, повеселился с Лаури, темнокожей девушкой лет двадцати, и пришел снова со своей просьбой. И такая тоска его взяла, ведь на родине тридцать восемь мышей пропадают! Да за это время он бы точно доработал сыворотку! Мужчина разрыдался, как в детстве, когда ему самокат не купили, да так и уснул в слезах на ледяном мраморе.

***

– Это что ж за ядрена вошь, а? Я тебя спрашиваю, гений! – крики, как из горна. Профессор протер глаза: над ним нависла мощная фигура супруги Глаши. – Сначала он пропадает на полтора месяца. Я уж и к матери в Рязань съездила, и ремонт сделала в хате! А тут этот, так сказать, муж заявляется в, прости господи, каком одеянии – в прозрачной занавеске!

Женщина принялась его лупасить полотенцем. А Понтий лежал и довольно щурился из-под очков, как кот у тазика с рыбой: он дома! Из кухни доносился дурманящий запах драников, рядом любимая супруга-ворчунья: вот где его рай!

– Алмаз мой, я тебе все объясню, ты только не волнуйся, ладно?

Глафира еще немного покричала и успокоилась. А Понтий доработал-таки сыворотку, и через полтора месяца его имя вошло во Всемирную книгу рекордов Риннесса.

Мимозы

– Мила, Мила-а-а! – Женя пронзительно закричала и выпрыгнула из сна. Она сидела на кровати: ночная сорочка прилипла к животу, насквозь промокшая от пота.

– Что, мамочка? – испуганная шестилетняя дочка прибежала из спальни.

Женя часто дышала. Она робко оглядывалась по сторонам, словно видела эти стены впервые. Опять эта жуть преследует ее: не дает спать, дышать, сжимает своими стальными лапами горло! Женщина инстинктивно потянула трясущиеся ладони к шее и разрыдалась.

– Мама, мамочка! – Мила залезла на кровать, обхватила тоненькими ручками голову матери и серьезно уставилась на нее зелеными глазками.

– Все хорошо, милая, – Женя прижала дочку, целуя в щеки. – Кошмар приснился, – раскачиваясь туда-сюда вместе с дорогим тельцем, прошептала женщина. Сердце все еще металось, как их попугай Прохор в клетке, когда умерла его волнистая Полли. «Не отдам ее, не отдам!» – опять дрожь. Слишком сжала дочку: малютка высвободилась из объятий и пошла раскладывать кубики.

«Господи, ты только дай мне сил», – Женя сползла с кровати. Поплелась на кухню, поставила варить курицу, бросила овощи в раковину. Снимая пенку с бульона, на дне кастрюли отчетливо увидела похороны мужа. Злобные взгляды его родни шипели: «Это ты его убила!» Много венков. Лешка даже в гробу красивый, только глаза… Его ярко-голубые глаза теперь закрылись навсегда. Он был крепким, обезоруживал улыбкой, умел задурить голову любой: что и делал, не пропуская ни одну мадам. Лешка работал начальником цеха на заводе. По пятницам с друзьями выпивал после смены: теперь ясно, что друзья были в юбках… Точнее, без них!

Женя старательно скребла морковь. Как же она ненавидела пятницы без мужа! А про тьму подружек рассказала родственница: она работала там же, где и муж. Женя сразу подала на развод. Лешка божился, что любит, выкручивался, но она понимала: не простит, не сможет. И он запил. Ведь сначала был уверен, что убедит ее: да кто она такая? Деревенская девчонка из многодетной семьи, по ее самооценке он давно ходил, не разуваясь. Это же Лешка привез ее в Красноярск, устроил работать на почту, сам неплохие деньги приносил. Ей одной не выплыть! Правда, всех его денег Женя не видела: он выдавал на жизнь столько, сколько считал нужным. А этот его шаг с восьмого этажа… Один лишь шаг, и жизнь ее, как блюдце – пополам! Как же они допустили? Ей рассказали, что была обычная пятничная вечеринка, Лешка без конца твердил, как любит ее, Женьку. А потом мужики вышли покурить. Забежали в квартиру с лестничной площадки, когда услышали звон стекла.

Черт! Палец порезала, и кровь окрасила морковку красными точками. Женя потянулась за аптечкой, достала пластырь, а за ним таблетку анальгина. Уже год с похорон прошел, а ей только больнее с каждым днем. Заклеила рану. Вот бы и с сердцем так: ну почему сердечных пластырей никто не придумает?

Зажарка на суп готова. Перед глазами личико сына: Лешкина ямка на подбородке, оттопыренные уши, веснушчатый нос. Спазм в горле. Ну как они могли отнять его? Недостойная мать… а кто судит-то? Сил прийти на суд не было, да ей тогда хоть самой прыгай вниз! Как воевать за свое, родное, когда ты и так убита, растоптана, как окурок на асфальте? Опекуны хреновы!

Женя почувствовала, как скрипнули зубы и все ее материнское нутро сжалось в тугой клубок из железных нитей. Санька, ее Санька… Как он там? На письма не отвечает, игнорирует: ну конечно, обработали его бабка с тетками. Подростку внушить можно все, что угодно. «Ну что за зверь пишет законы эти, скажите мне, люди? Мать у сына отобрать – да вы герои!» Она знала историю про подкуп родни: сыну было тринадцать, он в технику влюблен, и понятно, что на мотоцикл клюнул! Да и, надо признать, у Саньки всегда был один авторитет – отец, а мать – никто.

После ужина почитала сказку Миле, опять схватилась за мысль: какая гнетущая тишина в доме без ее мужчин. Как в склепе. Дочка недавно принесла из школы два пакета шоколадных конфет и вязаные носки: мужнина родня приезжала. Бабка рассказывала Миле, какой Лешка был замечательный, а мамка такая-растакая. «Нет, ее вы у меня не отнимете!» – Женя убрала пшеничную прядку волос с личика Милы и всмотрелась из темноты в родной профиль. А губы все-таки Лешкины… «Господи, как закрыть ее от этого кошмара?» Подоткнула одеялко со всех сторон, словно оградила дочку от злополучной родни мужа, потрогала лоб. Вспомнила детство.

Их было пятеро, друг за друга – в драку. За обеденный стол – вместе, пакостить – тоже, мыльные пузыри пускать – ну какие пузыри в одиночестве? Не спалось. Женя встала с кровати, прикрыла за собой дверь в спальню. Полезла в шкаф и достала семейный альбом. Вот они с Анюткой: круглолицые смеющиеся малышки. Разница в два года, поэтому секретничали всегда именно с ней. А вот все впятером, у Мишки фингал под глазом: налетел на штакетник, когда от отца удирал. Он тогда яблоки соседские своровал, а батя узнал. Женщина горько улыбнулась. Только где они сейчас, когда нужны ей, как вода огороду в засушливое лето? У всех свои семейные заботы…

На часах два сорок. Как будто кто-то украл ее годы! Жене всего лишь тридцать девять, а она как скрюченный гвоздь: будто долбанули по шапке. И ей уже никогда не выпрямиться, не стать прежней. Женщина ощутила свою сутулую спину. А самое главное – ей не хотелось распрямлять плечи! Она заплакала. Ну ничего, сейчас проревется, выпустит горе, как свое нутро гнойник. Ночные слезы стало привычны: главное, чтобы Мила не видела. Она должна чувствовать, что мать сильная. Никаких соплей!

Под утро Женя обняла Милу и наконец сомкнула веки. Ей снились мимозы апельсинового цвета в прозрачной вазе, даже аромат их в носу остался. Сон повторялся и в другие дни, а пробуждение после него всегда было особым, добрым таким. Забытое, сладкое чувство покоя! Как тогда, в детстве, когда мамка укутывала ее в свою шаль поверх шубки и несла сонную в садик.

Прошло пять месяцев. Женя выходила с работы. На улице моросил дождь. Она остановилась на секунду, поймав ртом дождинку, а потом быстро двинулась вперед. Через несколько метров услышала мужской голос:

– Девушка, подождите, у меня зонтик есть!

Только хотела сказать: «Спасибо, мне не капает», повернулась на голос и увидела их постоянного клиента Вадима. Он раз в месяц отправлял посылки матери в Новороссийск. Мужчина улыбался ей так, будто внутри него находился генератор солнца! Женя закусила губу и улыбнулась в ответ.

– С пятницей вас! – он лихо раскрыл над женщиной зонт и протянул букетик мимоз.

 Женя охнула, вспомнила сон и уткнулась лицом в солнечные соцветия. Вдруг поняла, что идет прямо по лужам, но это было уже неважно.