Za darmo

Мертвый и Похороненный

Tekst
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

– Да, – медленно кивнул Дастрал. В его глазах в этот момент блеснуло что-то такое… Но я не успел разглядеть, потому что из своего угла явился Щенок, про которого я успел подзабыть.

– Я тоже хочу спросить, – сказал мальчик. – Я знаю, что жертва умирает, после того, как ее тело покинет божество. А если вселилось не божество? Можно ли изгнать вселившуюся душу так, чтобы тело осталось в живых?

– Ллеу? – нахмурился я.

– Ты же сам хотел об этом спросить, хозяин, – пожал плечами мой слуга. И тут в глазах Дастрала снова мелькнуло… это.

– Я, кажется, понимаю, о чем вы, – медленно проговорил он. – Все-таки, вы довольно давно находитесь близ наших стен, чтобы ваша проблема не стала нашей… Да, мы столкнулись с душами из прошлого. Изгнать такую душу… можно.

– И что будет с тем, кого она покинет? – спросил Ллеу.

– Не знаю, – белафортец покачал головой. – Правда, не знаю. Я не жрец.

– А причем здесь жрецы? – я хотел фыркнуть презрительно, но не стал. Не то место, пожалуй, где к жрецам можно относиться пренебрежительно.

– Ааста, – со значением произнес Дастрал. – Это проклятье Аасты. Он вообще-то бог не особо могущественный, у него своего дня, когда церемонии посвящены только ему. Вы никогда не задумывались, а почему ваш царь начал войну с нами?

Я промолчал.

– Возможно, проклятье Аасты тому причиной, – продолжил белафортец. – Ни в каком другом месте не поклоняются этому божеству, только в Белафорте. Ума не приложу, как именно ваш царь мог рассердить бога преград и препон…

Я продолжал молчать. Я знал причину войны с Белафортом. Но знал ли ее Дастрал?

***

То, что они рассказывали, выглядело невероятно убедительным. Настолько убедительно, что меня даже затошнило. Я взглянул на Шагги, ища его поддержки, но он только пожал плечами. После того ночного разговора Дастрал расстарался и пригласил после завтрака двоих лысых жрецов. Они были очень просто одеты и все время кланялись и извинялись. А потом начали рассказывать. Сначала я как-то не проникся доверием к этим фиглярам. Но потом поневоле вслушался.

Ааста – это не совсем божество. Он не нуждается в храмах, не имеет пола и положенных богу родственных связей. Это просто сила, которая встает в нужный момент между нами и нашими ошибками, преждевременными или поспешными действиями. А может и между нами и смертью. Человек – существо слабое, он нуждается в том, чтобы его оберегали. Каждое божество делает это в меру своих желаний и способностей. Вот и Ааста тоже. Он может предстать в образе нищего, которому ты кинешь монетку. Ту самую, которую хотел потратить на кружку пива в кабаке, и из-за которой тебя не приветила бы юная чаровница, которая стала потом твоей женой. А может это камешек в сандалии. Задержавший тебя на несколько мгновений. И ты не стал жертвой взбесившегося коня на ярмарочной площади и не валяешься с раскроенным черепом. Или это может быть птица, испачкавшая твой парадный наряд, и ты не женился на распоследней стерве, которая потом выпьет из тебя все соки. Можно было бы сказать, что Ааста – божество случая. Но это не вполне так. Случай – это инструмент Аасты. А цель… А вот цели никто не знает. Или просто не понимает. Нельзя же всерьез воспринимать целью "чтобы все шло, как должно"… Зато известно, как Ааста выражает свое неудовольствие. Он просто перестанет ставить преграды. Отходит в сторону, отводит взгляд. А дальше все зависит от разных вещей. Если человек обычное ничтожество, его ноги сами приведут его в могилу. Если же нет, если проклятье пало на человека, чья судьба сплетена с судьбами множества других людей, то последствия могут быть ужасающими.

Не все мертвые души пребывают в тех местах, где им положено пребывать. Многие думают, что еще не закончили свой путь, еще не доделали что-то. Они кружат рядом с нами, незримые, неосязаемые, и ждут. Ждут своего часа. Когда падет препона, мешающая им вернуться обратно в плоть. Эту преграду тоже выстраивает Ааста. Таков уж порядок – мертвым нечего делать среди живых. И когда препона падает, неспокойные мертвые начинают проникать в мир живых.

– И что же может вызвать неудовольствие Аасты? – спросил я, дослушав.

– Мы не знаем точно, господин, – поклонился первый жрец. – Никто никогда не видел полного кодекса. Только части, и те могут быть истолкованы по-разному. Есть порядок, которому служит Ааста. И если человеку удается его нарушить, то Ааста обижается и отворачивается от него.

– Обижается, – фыркнул я. – Ничего себе, дитя неразумное…

– Вы очень верно подметили, господин, – поклонился второй жрец. – Ааста в чем-то похож на дитя. На такое, которое еще почти неразумное. Представьте себе дитя, собирающее пирамидку из цветных камешков. Попробуйте вмешаться в процесс. Или отнять у ребенка камешек…

– Ладно, – кивнул я. – Вы меня почти убедили. Вы можете что-то предложить?

Жрецы переглянулись, потом оба посмотрели на Дастрала. Я тоже на него посмотрел. И опять что-то меня насторожило, но я не понял, что. Гиенью блевотину на этих белафортцев! Они совсем чужие, непонятно, когда они шутят, а когда серьезны, у них другие привычки, другие правила, а их боги наделяют своих последователей силой. В Стране Монументов тоже есть такие жрецы, конечно… Но я не был в Стране Монументов, а Белафорт вот он, вокруг меня. Заглядывает мне в глаза, смотрит в рот и отчаянно торгуется. Знать бы, где у этих спесивых белафортцев слабые места…

– Мы не уверены, господин, – снова заговорил первый жрец и снова поклонился. – У нас в книгах есть ритуал призыва Аасты. Чтобы с ним можно было поговорить и его задобрить.

– Что для этого нужно? – спросил я, внутренне содрогаясь от предвкушения ответа.

– Нужно тело, – тихо произнес жрец, не глядя на меня. – Тело, способное вместить в себя часть бога. Нужна ночь. Нужен перекресток. И еще…

Он перешел на шепот. "Сто жертв", – прочел я по губам, надеясь, что ошибся.

– Сто, – повторил Дастрал.

Я отрывисто выдохнул, подавив желание посмотреть на Шагги.

– Это ведь не рядовой ритуал, – торопливо пояснил Дастрал. – Обычные повседневные ритуалы Аасты вообще не требуют жертв, так ведь?

– Да-да, – быстро закивали оба жреца.

И тут я посмотрел-таки на Шагги. Тот хмурился, опустив глаза в пол. Ему не нравится идея с жертвами? Или он чует какой-то подвох?

– Это проклятье Ааста насылал всего однажды, – заговорил первый жрец. – В ста лигах западнее Белафорта вы и сейчас можете увидеть остатки города. Реста. Кажется, так он назывался. Неспокойные души – это всегда разрушительно. Не бывает так, чтобы вселившаяся душа просто зажила мирной жизнью. Они хотят отомстить жизни, которая в прошлый раз им недодала. Те, кто сохраняет рассудок, вселяясь, просто очень деятельные, но хуже с теми, кто оказался заперт в чужой плоти. Сила желания и жажды жить будет накапливаться и не находить выхода. И, в конце концов…

Он замолчал, посмотрев на второго жреца. Беспомощно, как мне показалось.

– Сила, не нашедшая созидательного выхода, превращается в разрушение, – сказал второй.

– Как у ваших иерархов? – спросил я, не знаю почему.

– Эээ… – подал голос Дастрал и поджал губы. – Не совсем. Это другие силы.

Я подождал разъяснений, но их не последовало.

– Итак? – Дастрал вопросительно глянул на меня. А я на Шагги. Флотоводец пожал плечами.

– Сто жертв, говорите? – спросил он. – Белафорт сможет предоставить их?

Белафортцы переглянулись. Вовсе не испуганно, а скорее с облегчением.

– Конечно, – Дастрал слегка поклонился. – Вы победители. Вам и выбирать трофеи…

***

Колонна двигалась медленно. Люди шли рядами по четыре человека. Делали шаг и замирали. Затем еще шаг. Все действо подчинялось рокоту огромного барабана, которого мне с моей позиции было не видно. Как объяснил Дастрал, место, где все будет происходить, это не храм какого-то одного бога, это главная площадь церемоний. Больше всего она походила на огромную круглую яму, к дну которой вела широкая лестница с неровными ступенями, а внизу стоял широкий постамент-арка. Шествие могло как пройти сквозь нее и подняться на поверхность с другой стороны, так и забраться по ступеням сбоку. Над аркой были выстроены узкие деревянные мостки, окрашенный в синий и черный. Возле них выстроилось сто человек – по пятьдесят с каждой стороны. Это были не жертвы, это были держатели полотнищ. Сначала я не понял, зачем они. На арке, рядом с золотой чашей жаровней стоял жрец в вычурных одеждах, лица его было не видно из-за огромного головного убора с маской. Он держал на руках ребенка. А двое других жрецов (похоже, тех самых, что разъясняли нам про этот ритуал) стояли по бокам от него. Оба они были облачены лишь в набедренные повязки, у каждого в руках был кривой белафортский меч. Только цвет клинков странноватый. В отблесках пламени он бликовал то голубым, то зеленым. Процессия приближалась. Первые держатели полотнищ забрались на мостики, и по обеим сторонам арки заколыхались прямоугольники белоснежной ткани. Ребенок засмеялся и показал пальцем на кого-то в толпе. Стройный ряд не нарушился, процессия продолжала движение сквозь арку. Избранный поднялся наверх. Один из полуголых жрецов взмахнул мечом, отрубая жертве голову. Кровь плеснула на полотнище, расцвечивая его страшным кровавым цветком. Я замер, подавляя в себе страх и отвращение. Процессия неспешно двигалась дальше. Ребенок вновь засмеялся. Выбор. Жертва обреченно бредет наверх, отмеряя шаги, повинуясь рокоту барабана. Взмах меча, и вновь на белой ткани алый цветок. Ребенок счастливо и заливисто хохочет.

Я посмотрел на Шагги. Тот хмурился.

– Что-то не так? – спросил я.

– Не знаю, Жаба, – он покачал головой. – Не знаю… Тут вообще как-то все не так.

Я мысленно обругал себя последними словами. А ведь еще вчера мне казалось, что мы вытрясли из Белафорта очень много. Оставшиеся военные корабли (а их около сотни), все земли, восточнее Белафорта по берегам Семиморья, ежегодная дань, царский наместник, кое-какие сокровища по мелочи. И ритуал, который поможет снять проклятье Аасты.

 

– Меня пугает этот ритуал, – прошептал я. – Я уже презираю себя, что на это согласился.

Тем временем было окрашено пятое полотнище. Щенок неподвижно стоял слева от меня. Он вообще внушал мне опасение последние дни – стал молчаливым, очень часто начал замирать, глядя как будто в никуда. И глаза его становились похожими на стеклянные бусины. Вот и сейчас тоже. Мученическая гримаса и прозрачные бессмысленные глаза.

– Что с ним? – спросил Шагги.

– Не знаю, – ответил я. – Эй, Щенок? Ллеу?

Никакой реакции. Нам ничего не оставалось, как продолжать смотреть на происходящее внизу, в яме церемоний. Одна из жертв была убита неудачно, ни капли крови не попало на полотнище, а тело свалилось вниз, в строй остальных. Они не нарушили ритма и не сбились. Человек с полотнищем остался стоять, где стоял.

– Нам надо будет досмотреть до конца? – спросил я. Просто чтобы что-то сказать. Молчание угнетало меня, где-то в глубине души поднималась глухая тревога. Я снова огляделся. Хорошо, что из наших высших офицеров рядом был только Шагги. Боюсь, мне было бы стыдно смотреть в глаза остальным. Это же именно я дал согласие на кошмарную церемонию. Я сомневался, да. И тогда сомневался, и сейчас. Довод Дастрала, которым он меня убедил, теперь казался ерундой. Я же не знал, на что подписываюсь…

Те, кто держал полотнища, принялись поднимать их на высокие шесты. Они спускались с мостка, брали шест, и очередной кровавый цветок взмывал над головами. Медленно, подчиняясь общему ритму церемонии, держатели полотнищ стали подниматься на первый ярус площади церемоний. Уже сейчас было понятно, что когда мясники с кривыми мечами закончат свое дело, полотнища образуют круг. И потом, когда этот круг замкнется, то произойдет… Нечто. Уже представляя в общих чертах обычаи Белафорта, я предположил бы, что жрец в вычурных одеждах воткнет в сидящего у него на руках ребенка ритуальный нож. И когда тот испустит последний вздох, божество снизойдет. Что будет потом, я плохо себе представлял. Я помнил, конечно, про рыжую девицу, устроившую землетрясение с ураганом… Но площадь церемоний была со всех сторон окружена нашими воинами. А Совет Ста в почти полном составе восседал в ложе напротив меня. И за их спинами тоже стояли наши воины. Нет, не могу сказать, что я доверился безоговорочно хитрым бестиям из верхушки Белафорта. Но мне все равно хотелось надеяться, что эта затея – не какая-то там каверза, и что все эти жуткие кровавые цветы реально помогут нам справиться с проблемой мертвых душ.

Я прикрыл глаза. Не хотелось смотреть, думать не хотелось. На закрытых веках расцвели красные цветы. Меня затошнило. Впрочем, меня не прекращало тошнить ни на мгновение. С самого начала церемонии. Или даже раньше, с переговоров. Я улыбался, выдвигал требования, торговался, а перед глазами стоял труп беременной. С головой нерожденного, торчащей из разрезанного живота. Уросор с выпущенными кишками. Подземелья Лаваты. Я держал лицо, но не переставал представлять, как вернусь в Тарму, а ко мне каждый вечер будет приходить Каста-Песок, сверлить меня своим единственным глазом и повторять, что он же говорил! Он говорил, что Белафорт должен быть разрушен. И его крюк будет царапать замысловатую резьбу на моем любимом столике. Я открыл глаза. Полотнищ было уже больше половины. Я даже принялся считать, но сбился, плюнул на это и перестал.

– Мне кажется, или барабан ускорился? – поверн6улся я к Шагги. Тот кивнул. И только я снова решил посмотреть на ритуал, на блестящие от пота и забрызганные кровью тела палачей (надо же, они все еще держатся, я бы уже упал замертво от такой работы…), на ребенка, извивающегося на руках жреца и заходящегося истерическим хохотом, на нескончаемую вереницу людей, все идущих и идущих через арку, как вдруг…

– Остановите это! – закричал, почти заверещал Ллеу. – Это обман! Обман! Надо остановить немедленно, иначе нам всем конец!

Ллеу взмахнул рукой, и к арке рванулся сияющий огненный шар. Клубок алых молний Шагги метнулся, запоздав лишь на мгновение. Похоже, флотоводец ждал чего-то подобного. Барабан замолк, зато заголосили люди. Стройная вереница вдруг превратилась в паникующую толпу. Зазвенело оружие. В ложе Совета Ста возникла мгновенная паника. Я зажмурился в ужасе. Здесь нам ничего не грозило. Разве что тут есть сытый иерарх, который рванет прямо сейчас, но в это я почему-то не верил. Я принялся считать про себя. Один. Лязг оружия, многоголосые вопли, топот. Два. Чьи-то предсмертные хрипы. Гневные командные окрики. Три. Треск ломающегося дерева. Рушатся или мостки или трибуны. Четыре. Оглушительный удар в гонг. Крики сливаются в общий вопль. Пять. Над площадью церемоний воцарилась тишина. Я вздохнул, улыбнулся и открыл глаза. Жаль, что все оказалось враньем. А я-то надеялся… Впрочем, наверняка у белафортцев тоже есть запасной план, как и у меня. Я поднялся и направился в сторону ложи Совета Ста.

***

Дастрал больше не выглядел роскошно одетым. На нем была просторная льняная рубаха до колен и все. Я сидел в кресле, блуждая взглядом по обстановке комнаты, где все происходило, а он распростерся передо мной на полу. С которого я приказал убрать ковер. В чем-то я был горд собой, конечно. Собственно, именно этот кусочек гордости и помогал мне сейчас держаться со спесивостью тармского жреца и надменностью любого вельможи, вне зависимости от места рождения. Я не смотрел на унижавшегося Дастрала, но готов был ему аплодировать: пресмыкался тот со знанием дела. Я даже пнул его разок, когда он оказался на доступном для этого расстоянии. А он вытер разбитые губы и продолжил.

– Ладно, достаточно, – прервал я его самоуничижительный поток слов. – Поднимайся, гад. Будем разговаривать.

В сущности, их обман ничего не менял – мы все также находились далеко на чужбине, а разрушение Белафорта все также грозило нам крупными неприятностями. Ведь поняв, что мы никого не собираемся оставлять тут в живых, а сам город будет превращен в лучшем случае в груду развалин, на нас бы спустили иерархов. Раз уж городу все равно грозит уничтожение, зачем оставлять в живых разрушителей? Хороший козырь, что уж… Не то, чтобы серьезное преимущество, ведь победителей-то в этом случае не останется, но…

– Ты прав, господин, – Дастрал поднялся с колен. – Мы прибавим сумму ежегодной дани. И еще вы сможете забрать в свою столицу десятерых отпрысков самых знатных семей. Чтобы они были гарантией наших добрых намерений.

Я хмыкнул, хотя хотелось расхохотаться ему в лицо. Добрых намерений, ха! Не знаю, кого там призвали бы на арену кровавые цветы на полотнищах, но вряд ли он уготовил нам сахарные хоромы с фонтанами из сладких вин.

– Я понимаю твое возмущение, – Дастрал склонил голову. – Но мы должны были попытаться.

– Скажи мне, Дастрал, – задумчиво произнес я, не глядя в его сторону. Не хотелось мне видеть эту рожу! – Гарантом чего могут служить ваши выродки, если вы спокойно отправляете под нож сотни человек?

– Это в жертву, – ответил Дастрал. – Боюсь, тебе трудно будет понять. Хотя может и нет… Жизнь – это самое ценное, что есть. Ее нужно беречь и не отдавать за бесценок, за ничто. Можно отдать все – честь, достоинство, богатство, власть. Это все вместе не стоит одной жизни. Когда же общаешься с божеством, то имеешь дело с такой силой, что жертвой может быть только самое ценное. И если тебе выпадает взойти на алтарь… Не честь выпадает, а просто так складывается судьба. Прими это. Необязательно радоваться, но некоторым так легче. Если жребий стать жертвой падет на меня, я вряд ли буду петь и плясать. Но в чем я буду совершенно точно уверен, так это в том, что жизнь моя отдана за дело. Если же я умру только лишь потому, что из гордости и спеси отказался облизать чьи-то ноги или встать на колени, то я потеряю свою жизнь зря. Обменяю ее на то, что стоит гораздо дешевле…

Я задумчиво поднял глаза на Дастрала. Лицо его было серьезным. Он сейчас не лукавил и не вилял. Собственно, было уже и незачем. Переговоры закончены, виновные наказаны. Я встал. Из угла мрачной тенью выдвинулся дознаватель. Двадцать второй, синяя маска. Я покачал головой.

– Незачем, – произнес я, повернулся к двери и приказал Кариту, который снова занял пост начальника моего караула. – Убей его.

Дастрал, пожалуй, успел удивиться. А я успел на мгновение пожалеть о своем приказе. Но жалел я недолго, я знал, чем закончится наш разговор. И плевать мне было на его душевные излияния в конце нашей беседы. Он первый затеял эти гиеньи игры.

***

– Почему ты не захотел его допросить? – спросил Шагги, развалившись в кресле. – Он наверняка открыл бы нам множество жутких тайн и заговоров.

– Да пошел он, – я зло сплюнул на ковер. Роскошный пушистый разноцветный ковер. – Пусть они свои заговоры сами раскрывают. А я по горло сыт Белафортом и его жителями. Кстати, сколько там кораблей они пригнали?

– Семьдесят два, – ответил Шагги. – Клятвенно обещали еще тридцать, их сейчас чинят.

– Надо было больше требовать, – задумчиво проговорил я. Шагги пожал плечами и потянулся за стаканом.

– Не пей, – сказал я. – Там какая-то отрава точно.

– Ммм? – Шагги вопросительно приподнял бровь.

– Щенок говорит, что здесь все пропитано отравой, – объяснил я. – Все, чего касались человеческие руки. Хлеб, вино, жареное мясо… Ешь фрукты.

Шагги скривился. Я вздохнул.

– Да ладно, – я захлопнул крышку своего сундука. – Завтра мы покинем этот тошнотворный город.

– Жаба, а ты заметил, что гора больше не плюется в нас пеплом, – флотоводец встал и потянулся. – И лава из нее больше не льется.

– Совпадение, – неуверенно произнес я. – Ни один вулкан не извергается все время.

– Совпадение, – эхом повторил за мной Шагги. В дверь постучали. Лаготта. И лицо его было таким, словно принес он недобрые вести.

– Умерло трое штурмовых офицеров, – сказал он, входя.

– А сколько солдат?

– Не считал.

– И не считай, – я скривился в усмешке. – Это те идиоты, которые решили, что именно их и не отравят. Готовность?

– Мои почти покинули Белафорт, – сказал Лаготта. Просто сказал. Всем своим видом подчеркивая, что он не отчитывается передо мной, а просто сообщает. По-дружески. – Жаба, вы бы уже переселялись на флагман.

– Да, – кивнул я. – Скоро так и сделаем.

Стратег попрощался и вышел.

– Не любит он меня, – вздохнул я.

– Нет, – покачал головой Шагги. – Ему на тебя плевать. У тебя же нет войск. А значит ты просто человек. Пусть даже и выигравший вторую незаметную войну с Белафортом.

– Ты прав, – согласился я. – Скорее бы все это закончилось. Домой хочу.

– Да, – выдохнул Шагги. – Домой.

А я посмотрел на него и подумал: "Интересно, что он сейчас имел в виду?"

***

Весла опустились в воду. Всего два ряда из пяти, ведь впереди нас ждет лишь долгий путь по морю, а вовсе не морские бои с маневрами. Флагман начал медленно набирать ход. Я думал, что буду смотреть куда-нибудь в синюю морскую даль, что теперь видеть Белафорт будет выше моих сил, но нет… Я, не отрываясь, вглядывался в вершину холма. И ждал, когда снова задымится страшная печь.

– Не будет дымить, – сказал Щенок. – Они уже и так много сожгли.

– Ллеу?

– Нет, господин, – покачал головой мальчик. – Я тоже вижу не глазами. Ллеу объяснил, что это не колдовство, что это другой дар, научиться ему нельзя.

– Так вроде и колдовству нельзя научиться, а? – усмехнулся я, все еще не отводя взгляда от уменьшающегося на горизонте города.

– Колдовству можно, – сказал Щенок. – Если много бить, то мало-мало колдовать может кто хочет. Хорошо колдовать научить нельзя. Видеть не глазами нельзя научить никто.

Вот чем мне меньше всего сейчас хотелось забивать себе голову, так это проблемами колдунов и пророков. Впрочем, ничем другим тоже не хотелось. Наконец проклятый город превратился в безликую серую полосочку где-то в дали, и я смог отвернуться. Я улыбнулся и похлопал Щенка по плечу.

– Я рад, что ты со мной, Щенок, – сказал я. – И Ллеу тоже рад.

Сам же подумал, что мне ужасно не хватает Лета. И Кацы.

– Вы еще увидитесь, – неуверенно проговорил Щенок.

– Прозреваешь невидимое? – усмехнулся я.

– Нет, – помотал головой Щенок. – Это я просто желаю. А еще господина хотела видеть женщина. Рыжая и с большими титьками.

Тут я не выдержал и рассмеялся. Отпустило напряжение последних дней, скрылось за горизонтом, как Белафорт. Конечно, мы еще остановимся по пути. На Тамаре, на Книдде. Потом будет путь от Отмелей до Тармы. Но что это было такое по сравнению с уже пройденным путем? Домой! Я потрепал Щенка по голове и пошел искать Локу.

Возвращение

Не люблю море. Но на этот раз мне даже не хотелось сходить на берег. А хотелось по-быстрому загрузить на корабль провиант, пнуть хорошенько того парня, что стучит в барабан для гребцов и нестись на всех веслах дальше, к острову, чье розовое вино у меня давно закончилось. Переубедила меня Лока.

 

– Тут ведь живет твой приятель, ннда, – сказала она. – Тот, который сцеживает яд у ползучих гадов.

– Не сказал бы, что мы как-то по-особенному подружились, – задумчиво проговорил я.

– Зато у него есть вороха пыльных страниц, – хмыкнула Лока. – Мы ведь так и не разобрались с… этими…

Колдунья кивнула в сторону Шагги, азартно резавшегося со Щенком в Каменный Мост на самодельной доске, сооруженной кем-то из гребцов, похоже. Я сник. Да, с тем ритуалом мы молодцы, конечно. Правда совесть до сих пор причиняла мне некоторые неудобства. Как камешек в сапоге. Все-таки, полсотни человек ни за что, ни про что было превращено в узоры на полотнищах. Но ведь это был не кто-то из наших, то были белафортцы, своими жертвовать не пришлось. Хотя Раг сказал, что кое-кто будто бы изъявлял желание пасть на белафортском алтаре… Я так и не понял, шутил он тогда или нет. Некогда было разбираться, суматоха вокруг была. А тут еще Раг со своей историей о том, как один из его людей трахнул белафортскую девственницу, а потом вдруг сбрендил и начал слезно умолять о том, чтобы его принесли в жертву, как минимум сожгли в печи с рогами. Только печь в то время была потушена, а единственная возможность пасть жертвой – это быть выбранным на той церемонии. Надо будет спросить, кстати, чем история закончилась. Но это подождет до Тармы, к счастью раньше мы с Рагом нигде не пересечемся.

– Все равно будем стоять здесь как минимум сутки, Жаба, – оказывается, Лока продолжала что-то говорить, пока я ударился в воспоминания. – Не будешь же ты из протеста торчать здесь, на корабле, когда совсем рядом твердый берег, вкусное вино и нормальная еда?

– Невкусное вино, – сказал я. – Но ты права, это мне просто очень хочется домой. Как там интересно поживает наше царство?

– И как оно будет без царя, ннда, – пробурчала Лока.

– Тсс, – прошипел я. – Вообще-то тебе не положено знать, что царь исчез. Я тебе сказал только по большой дружбе.

– Да ладно, – отмахнулась Лока. – Не открою я никому этот секрет. Большая часть солдат царя за всю войну в глаза ни разу не видела, зачем бы ему сейчас перед ними выступать?

– Ты слышала какие-то разговорчики? – поинтересовался я, старательно делая вид, что мне просто любопытно.

– Подслушала кое-что, да, – вздохнула колдунья и взлохматила свою рыжую шевелюру. – Лаготта захватил слонов. Тринадцать просто как положенный ему трофей, а еще двадцать три купил. И теперь собирается тащить их в Тарму. Хотя нет, не в Тарму, он нацелился на земли южнее – Кайласу, Доггу и Ле. Хотя это тайна, конечно, он ее только с братом обсуждал.

Я присвистнул. В общем-то, я ждал чего-то подобного…

– Еще один ублюдок… Такой черномазый, нос длинный, еще колпак такой носит… ну… – Лока покрутила руками над головой, изображая.

– Эшт, – подсказал я. – Убийца скорпионов.

– Да, точно, – кивнула Лока. – Он сговаривался с Курдом. Правда, сдается мне, Курд его натянет…

– О чем сговариваются-то? – нетерпеливо спросил я.

– А, да! – Лока усмехнулась. – Они думают захватить Улла-Кутта. Правда я уверена, что кто-то до штурма не доживет. Или этот Эшт знатно притворяется, или он дурак. А этот Курд он что, колдун?

– Не знаю, – я пожал плечами. – Скорее всего, это вообще… наездник. Только не знаю, за кого он.

– А, тогда ясно, – Лока встала, потянулась, потом снова села. – Эшт дурак. А Курд его использует. Потому что Эшт сначала хотел заполучить другие земли, те, что граничат со Страной Монументов. Но Курд умело его переубедил, что лучше забрать Улла-Кутта.

– Обломают зубы, гиеньи выкидыши, – прошипел я. – Что-нибудь еще?

– Пожалуй, это все, ннда, – Лока выразительно взглянула в сторону ложа.

***

Шагги сказал, что завтра с рассветом выходим в море. С одной стороны – времени вроде немного, с другой – я даже не представлял, чем заняться. Идти в Храм Змея? И что я там успею? Чтобы копаться в архивах и выудить оттуда что-то ценное, нужны недели… А у меня несколько часов до заката. Хотя может я просто сам не знал, что хочу там искать. Я представил, как я прихожу в Храм, стою перед своим старым знакомым служителем и мямлю что-то про нарушенный порядок, проклятье и бреши в наших представлениях о мире, которая позволяет давно почившим неспокойным колдунам вселяться в тела ныне живущих. Не колдунов. Ни разу не слышал, чтобы наездник оседлал колдуна. Разве что у Щенка есть что-то такое, но вроде пророческий дар и колдовство – это не одно и то же. Я сжал виски. То мне казалось, что ответ прямо передо мной, что я его уже давно знаю, просто почему-то не могу внятно сформулировать. То голова становилась пустой, и я даже переставал на какое-то время верить в то, что даже читать умею. Мне позарез был нужен собеседник. Такой, с которым я смогу все это обсудить, не стесняясь в выражениях и не подбирая слов. Умный собеседник.

Я решительно встал. Лока открыла глаза и высунула из-под одеяла руку.

– Как-то холодновато, ннда, – сказала она. – А ты куда это?

– Пойду к своему обожаемому собирателю ядов, – ответил я.

– А, – колдунья засунула руку обратно, повернулась на другой бок и снова уснула. Или сделала вид. "Действительно прохладно", – подумал я и потянулся за теплым плащом. В это время в дверь постучали. Лока, не открывая глаз, скривила недовольное лицо.

– Входи, Карит, – сказал я.

– Господин комендант, – начал мой караульный.

– Карит, – строго прервал его я. – Место, у которого я комендант, представляет собой руины. Там теперь только распоследние гиены живут, почему же ты так ко мне обращаешься?

– Но вы же не перестали от этого быть комендантом, – невозмутимо ответил он. – К вам посетитель. Странный. В белых одеждах.

Вот тут я удивился. Настолько, что даже решил уточнить:

– Служитель Храма Змея?

– Да, – кивнул Карит.

– Впусти его, конечно! – воскликнул я, радуясь, что мне не придется тащиться через город под дождем и на пронизывающем ветру.

***

– Я бы и не подумал прийти, – сказал с порога человек в белом. – Но, сдается, мне, что это послание для вас.

– Послание? – не понял я.

– Да, – кивнул служитель и присел на край кресла. – Я сейчас вам его передам, только не пугайтесь, хорошо? Дайте вашу руку.

Я нахмурился, Карит тоже как-то напрягся и придвинулся ближе. "Что за гиений помет?" – подумал я и протянул открытую ладонь служителю Храма Змей. Свет мгновенно померк, и вместо уютной комнаты с широким ложем, резным столом, уставленным остатками яств и ниспадающими шторами, скрывающими цветное мозаичное окно, вокруг возникло бушующее море. Утлый когг швыряло из стороны в сторону, ветер завывал и свистел на все лады. Но я не чувствовал ни брызг, ни качки. Человек, стоявший передо мной, поднял голову, капюшон упал с его татуированного лысого черепа. Каца.

– Жаба, –

сказал он так отчетливо, словно сидел рядом.– Раз ты видишь меня, значит вокруг Тамар и мне удалось уломать старого любителя гадов пойти к тебе. Где мы – говорить не буду, сам поймешь почему. Царь пришел в себя, мы ему все рассказали, но он пока в путах. Надеюсь, спрашивать почему не будешь. Он считает, что без него царство развалится и погрязнет в войне. Лето тоже так считает, а я надеюсь на тебя. Отдай этим ублюдкам куски послаще сразу, и они какое-то время не будут тебе мешать. Хотя послание не об этом. Я считаю, что царь проклят. Моего колдовства не хватает, чтобы понять, что это за проклятье, в чем оно состоит, а главное – как его снять. Но что проклятье есть – это совершенно точно, или я сожру свой сапог, когда мы встретимся. Разберись с этим, Жаба. И царь сможет вернуться. И – да! – у нас тут, как видишь, веселенькое дерьмецо вокруг! Но мне нужны были молнии, чтобы отправить тебе это послание. На этом все, мы встретимся где-нибудь в Тарме. Когда-нибудь.

Ослепительно сверкнула молния, раздался рокочущий грохот грома, и буря растаяла, вернув обратно мое уютное временное пристанище на острове Тамар. Служитель отнял свою руку от моей и, слегка хмурясь, вглядывался в мое лицо.