– Глупые темные люди! – воскликнул он. – Варвары! Боги могущественны. Как колдуны, только сильнее. Но им дела нет до нас и наших войн и прочего. Но их можно хорошо попросить. И тогда они вложат свою силу в человеческую плоть. Потом будет плохо, после.

Я потряс головой. Всегда считал жрецов либо тупыми пустомелями, либо сильно умными политиками. Во всяком случае, ни разу не видел, чтобы тармские жрецы хоть раз добились от своих богов хоть какого-то зримого могущества. И тут вождь в своей простоватой манере заявляет, что белафортцы этому уже вовсю научились. Истина эта накрыла меня с головой, да так, что мне сразу стало холодно. Невзирая на нещадно палящее солнце.

***

– Когда-то был город здесь, – вождь повел рукой справа от себя. – Потом пришли те люди, а потом пришел песок и людей изгнал. И они ушли. Построили новый город, там, где Белафорт сейчас.

– Здесь раньше стоял город белафортцев? – спросил я, приглядываясь к выглядывающим кое-где из песка осколкам стен и колонн.

– Нет, – помотал головой вождь. – Белафортцы потом пришли. Тех убили, а в городе сначала поселились, потом разрушили его и заново построили.

– А, – кивнул я. – Понятно.

Ничего было непонятно, конечно. Просто меня сейчас волновал другой вопрос.

– А это место, куда мы идем, охраняется?

– Нет, – вождь остановил своего мехари, остальные животные тоже остановились. – Ни разу там никто ничего не охранял.

– Далеко еще? – спросила Лока и принялась рыться в своей бесформенной сумке.

– Недалеко, – ответил вождь. – Вон там, за холмом.

– Ннда, – Лока подкинула на ладони прозрачный желтый камень размером с голубиное яйцо. С третьего броска он завис в воздухе, описал круг над ее головой и устремился в ту сторону, куда указал вождь. Тот неодобрительно посмотрел на колдунью.

– Повезло тебе, то Гуп стрелял, – сказал он. – Гуп плохо стреляет. Я бы попал верно.

– А может я твоему Гупу просто понравилась, и он меня пожалел, – легкомысленно произнесла Лока.

– Нет, – покачал головой вождь. И с убийственной серьезностью продолжил. – Гуп просто стреляет плохо. И вообще дурак. А колдуньи ему не нравятся.

Каца захохотал. Лока нахмурилась, глядя в небо.

– Мы идем дальше? – сварливо спросил вождь, делая вид, что не слышит смеха.

– Нет, – покачала головой Лока. – Ждем. Сейчас…

Она протянула руку и выхватила из воздуха что-то невидимое. Поднесла кулак к уху и прислушалась. Лицо ее стало серьезным.

– Есть охрана, – сказала она. – Там человек десять оборванцев, одетых как мы примерно. Только у них всех белафортские кривые мечи. Под одеждой попрятаны, чтобы видно не было. Сейчас просто сидят кружком и лопают из общего котелка. Одной ложкой. Мы их легко убьем, даже пискнуть не успеют. Вроде ни одного колдуна там нет. Тем более иерарха.

– Они знают про нас? – спросил я.

Лока пожала плечами.

– Мне кажется, стоит оставить мехари здесь, – задумчиво произнес Каца. – Вместе с вождем и Жабой. Мы убьем быстренько охрану, дадим вам знак, и вы привезете туда зверей. И сами придете.

– Разумно, – кивнул я и посмотрел на вождя. Тот пошевелил недовольно бровями, но тоже кивнул. Мы принялись спешиваться. Вождь подходил к каждому мехари, притягивал к себе его голову, что-то шептал на ухо, и животное беспрекословно подгибало под себя ноги, укладываясь на песок.

– А мы не будем здесь легкой целью для… еще кого-нибудь? – спросил я.

– Да ладно тебе, Жаба, мы быстро! – махнула рукой Лока. И отряд зачистки святилища неспешно направился к холму.

***

Вождь уселся на песок, привалившись к одному из мехари, и закрыл глаза. Я последовал его примеру. Сначала думал, подремать чуть-чуть, а потом вспомнил, о чем давно хотел спросить вождя.

– Слушай, вождь, – начал я. – А ведь вы не любите колдунов и убиваете их. Локу тогда чуть не убили. А сейчас ты с ними за здорово живешь общаешься, и ничего. Как так получилось?

– Я просто умный, – сказал вождь. – Посмотрел, что ты с колдунами говоришь, и ничего. И не только говоришь… Не нравится мне твоя Лока. Она белая, только не толстая. А я люблю, когда белые и толстые. И чтобы не колдовали еще люблю. Я боюсь, когда колдуют. Женщины вообще не должны колдовать.

Вождь нахмурился и замолчал.

– Ты хороший человек, Жаба, – произнес он, наконец. – А значит и твой друг Каца хороший. И Лока. Я тебе верю, что они хорошие, хоть и колдуны. У нас по-другому. У нас, когда тобтоп колдун, он может просто так своих детей спалить, а потом не помнит ничего. А белые вроде не могут так.

Вождь с опаской зыркнул на Щенка. Щенок сжался от страха. Но вождь уже отвернулся.

– Но за ним ты приглядывай все равно! – тут вождь снова устроился поудобнее и закрыл глаза.

– Он все равно не позволит, чтобы тобтопы колдунов приняли, – прошептал Щенок.

– Не позволю, – сонно кивнул вождь. – Это я умный, а знаешь, сколько тобтопов-дураков есть? Это ты другой. А так у нас колдуны только вредят, никакой пользы от них. Вот ты сам-то, Щенок, помнишь, что случилось, когда у Бафасо и Губо в семье младшая дочь колдовать начала?

Щенок сжался, как от удара, и медленно кивнул.

– То-то, – вождь снова попытался устроиться поудобнее и повернулся к нам спиной.

– А что случилось тогда? – спросил я у Щенка.

– Они все сгорели, – прошептал он. – Вместе с мехари и овцами. Осталась одна Дасса. Она шла, плакала, а в нее кидали дротики из-за кустов. Когда она смотрела, люди загорались.

Щенок сглотнул и замолчал. Вождь буркнул что-то одобрительное.

– Я боюсь, хозяин, – сказал вдруг Щенок. – А вдруг я…

– Нет, – я покачал головой. – Ты – это другое дело. У тебя есть Ллеу, а он как Каца или Лока, а не как ваша Дасса.

Удивительно, но Щенок успокоился и тоже устроился возле бока мехари. Заснул? Я вздохнул и поднялся на ноги. Огляделся. Там, куда ушли наши, холмы были уже не песчаные. Даже какая-то чахлая травка пробивалась. Я прислушался. Ничего. Я пожал плечами. И подумал, что мы как-то чересчур беспечно себя повели – не договорились об условных сигналах в случае чего, сейчас вот просто сидим, никакой бдительности… Я покрутил головой, оглядываясь. Никого. Тишина, будто и нет штурма в каких-то паре лиг отсюда. Или даже меньше… И только я подумал, что тоже, наверное, надо устроиться возле мягкого бока мехари, следуя примеру вождя и Щенка, как на холм взобралась фигурка и принялась призывно размахивать руками. Кто-то из наших, отсюда не видно кто, но поспать, похоже, уже не удастся.

***

В центре – огромный каменный круг с выбитыми грубоватыми рисунками. Человечки в разных позах. То, что это именно человечки, а не, скажем, лошадки или, например, собачки, угадывалось только потому, что фигурки стояли на задних ногах. Насчет человечности голов я не был уверен. Впрочем, узоры довольно старые, а разглядывать их внимательно и восстанавливать весь замысел неведомого художника, было некогда. Вокруг стояли башенки, похожие на маленькие пирамидки, грубо сложенные из некрупных тесаных камней. Вроде бы вся эта конструкция не была похожа на белафортские башни, и все же… что-то было общее. Оставался только один вопрос…

– И как мы это будем разрушать? – спросил вождь. Я, молча, нахмурился, разглядывая открывшееся зрелище. Рядом со святилищем был лагерь – два шатра, легкий навес и очаг. Обитатели лагеря были свалены рядом неживописной обожженной кучей. Я не стал уточнять, как и кто с ними расправился. Лока стояла рядом с одним из шатров и крутила в руках какой-то предмет. Поскольку мне пока в голову ничего умного не приходило, я подошел к ней. Она подняла на меня глаза, хмыкнула неопределенно и протянула мне то, что крутила в руке. Это была массивная печатка. Настолько массивная, что, будучи надетой на палец, закрывала большую часть кисти. Эмалевый узор. Синяя акула на красном поле.

– Это должно что-то значить? – спросил я.

– Такие носят личные слуги иерархов, – вместо Локи ответил Каца. – Допущенные, так сказать, к телу. Веселенькое дерьмецо, что уж там…

– Так вам тут иерарх под горячую руку попался? – ухмыльнулся я.

– Не думаю, – отрицательно покачал головой Каца. – Мы, конечно, круты и все такое, но иерарха мы бы заметили.

– А что тогда тут делал его личный слуга? – я сам понял, что вопрос дурацкий. Еще до того, как Лока и Каца мне об этом сообщили.

– Ладно, давайте лучше придумаем, как поступим с этим святилищем, – я сунул печатку в сумку. Потом подумаю, что она может значить.

– Надежнее всего было бы размолотить это все в щебень, – задумчиво произнесла Лока. – Чтобы восстановить было нельзя, ннда…

– А может, так и поступим? – поддержал идею Каца. – Надо только дождаться темноты, тогда лучше получится.

– Вот и отлично! – обрадовалась Лока. – Тогда я пока посплю!

– Эй-эй, – вмешался я. – А мне кто-нибудь объяснит, что у нас за план?

– Да ладно тебе, – отмахнулся Каца. – Доверься нам, – потом ухмыльнулся и продолжил. – Да все просто. Порушить эту штуку просто заклинаниями трудно. Да и не умею я вот так, в щебень одним взмахом руки. Но если дождаться ночи, кое-что подготовить и потратить чуть больше времени, то к утру все будет как надо. Но Лока права. Надо бы поспать. А то нам утомительная ночка предстоит.

– Ночь не наступит! – вдруг громко провозгласил Щенок. Он замер в нелепой позе, наклонившись. Глаза его стали похожи на стеклянные бусины. – Небеса засияют, и станет светлее дня. Слепящий свет падет на землю, черные тени пролягут меж башнями, а из них…

Щенок упал на землю, его затрясло. Мы стояли, ошалело переглядываясь.

– Пророчество? – пробормотала Лока. – Он уже второй раз упоминает небо. Нас что, ждет огненный дождь, как в сказке про Рыбу-Гоцу?

– Что-то мне не по себе, – сказал я, склоняясь над впавшим в забытье Щенком. – Он довольно ловко предсказывает приближающиеся опасности. Сталкивался…

– Веселенькое дерьмецо, – протянул Каца, потом пожал плечами и принялся укладываться спать. – Ладно, это все хорошо, но там он упомянул ночь. До ночи еще верных часов пять, если я и дальше буду прыгать, как вздорный осел, то, как раз когда небеса загорятся, смогу только лечь и предложить зажаривающим меня пакетик со специями.

Лока фыркнула, кивнула и последовала примеру Кацы. Вождь хмуро смотрел на меня.

– Колдуны, – пожал плечами я и принялся распоряжаться насчет караулов.

***

Я смотрел на закат. Кроме меня не спал только молчаливый подручный Кацы. Но он ходил вокруг и зорко озирал окрестности. А я ничего не делал, ни за чем не следил, а просто любовался закатом. И думал о Тарме. О своей лавке, о пряностях, которые я собирался начать продавать, о трехногом табурете… Все это было так далеко сейчас, как будто в другой жизни и вовсе не со мной. Во рту пересохло, на зубах опять скрипел песок. Я потянулся за флягой, и в этот момент на меня упала дохлая птица и сбила меня с ног. Птица. С раскрытым клювом и нелепо раскинутыми крыльями. Следующая упала через мгновение. А потом еще одна. "Надо смотреть на небо", – вспомнил я и поднял голову.

– Тревога!!! – заорал караульный.

Тени. На фоне багрового закатного марева – черные силуэты всадников и собак. Только под ними не лошади… Они спускались по пологой дуге, они уже были настолько близко, что было бы видно лица. Было бы. Если бы они не были закрыты. Когда копыта первой твари коснулись земли, Каца и Лока одновременно атаковали. Косматый шар огня ударил в чешуйчатую грудь первой "лошади", растекся на десяток пылающих ручьев, опутал ноги первого всадника и правую руку второго. Сколько же их всего? Десять? Двадцать? Над спустившимися с небес на землю всадниками расцвели бледно-голубые всполохи. Земля под копытами… Копытами?! Лошади передвигались на четырех когтистых лапах. А острый извивающийся хвост то поднимался над головой всадника, то прятался. Рассудок мой вопил, что этого не может быть!

– Всем стоять на месте! – заорал вдруг Каца. – Это ненастоящее все! Иллюзия! Держитесь крепче на ногах…

Конец его фразы потонул в вое и грохоте. Страшная кавалькада рассыпалась в черную пыль, поднялась вихрем до самых небес, и земля ушла у меня из-под ног. Она ходила ходуном, словно морские волны. Меня швырнуло на обезумевшего мехари, потом на кого-то из людей, потом просто грохнуло об камни. Пыль застилала глаза, я щурился, изо всех сил стараясь удержаться в сознании. Я уже не видел никого из наших, мне было трудно даже понять, где верх, а где низ. Надо же, такого предательства от твердой суши я не ожидал! Я вцепился в камни, сдирая кожу с пальцев. Ветер. Призрачные руки ветра захватили меня в свои холодные объятья. Меня поволокло по земле куда-то в пугающую мглу. Последнее, что я успел подумать, было то, что я не взял с собой сменной одежды, а моя нынешняя превратилась в лохмотья…

Похоже, я совсем ненадолго потерял сознание. На мгновение или два. Но когда я пришел в себя, картина перед моими глазами совершенно изменилась. Стена пыльного мрака теперь была не вокруг. Теперь я валялся от нее чуть в стороне, под сомнительной защитой чахлых колючих кустов. Что происходит, гиена меня сожри?! У всей этой круговерти должна быть причина. И выяснить ее надо бы побыстрее, потому что еще чуть-чуть, и станет совсем темно.

Я принялся оглядываться. Внимательно. Пыльная аномалия клубилась исключительно над нашим лагерем. Все остальное было никоим образом не задето, в том числе и святилище. И вот на нем… Посреди каменного круга стоял некто. Человек. Он держался руками за голову и мерно раскачивался. Одет он был в длиннополую серую хламиду. Или просто замотан в тряпку, мне было не видно таких деталей. Это не был кто-то из наших, точно. Ни у одного из моих спутников не имелось таких длинных волос. Шевелюра же стоявшего в круге была как развевающееся знамя. Рыжее? Или это закатное солнце чудит, окрашивая все в нереальные цвета?

Я попытался подняться. Гиенье дерьмо! Колено отозвалось такой болью, что мне показалось, что ногу вовсе оторвало. Я в ужасе посмотрел вниз. Нога была на месте. Значит, просто ударился. В худшем случае сломал. Значит, придется до святилища добираться ползком. И что потом? Оружие? Я похлопал себя по бокам. Ничего. Даже кинжал, и тот выпал где-то в круговерти.

Я пополз вперед. Сжимая зубы, отчаянно стараясь не застонать и не позволяя себе хоть на мгновение расслабиться. Вперед! Туда, где посреди неведомого капища стоит ублюдок, наславший на нас свою дерьмовую магию. Где-то там, внутри пылевого облака, зловеще клубящегося совсем рядом, были мои друзья…

Вперед, Жаба! Не сметь раскисать! Я полз, не останавливаясь, ослепший от боли. К моей великой печали, кроме колена у меня еще и с левой рукой что-то было не в порядке. Но сейчас было, во-первых, не время разбираться, а во-вторых – под всеми этими ссадинами и слоем пыли и грязи все равно невозможно что-то понять.

Край святилища. Я прислонился спиной к каменной башенке. Интересно, заметил меня тот? Если и да, то не показал виду. Продолжал стоять и раскачиваться. И в такт его движениям пульсировало и пылевое облако. Я осмотрелся. Вот он. Камень. С кокосовый орех размером. То, что надо. Я взвесил его в руке и посмотрел на качающегося колдуна. Можно швырнуть камень. Но я могу не попасть, и тогда он меня просто испепелит или еще что похуже. А значит…

Ну, Жаба, давай. Решайся. Нужно всего лишь встать на ноги, сделать несколько шагов и опустить каменюку на волосатую голову ублюдка в сером. Давай. На счет три. Раз… Я вскочил, превозмогая взорвавшуюся искрами боль, и неуклюже поскакал вперед. Не промахнуться. Только не промахнуться! Колдун перестал раскачиваться, обернулся ко мне, в глазах его вспыхнуло удивление, но тут же погасло, потому что я попал, куда было надо. Тяжелый камень воткнулся острым краем в висок и проломил ублюдку череп.

Я со стоном опустился рядом с трупом. Упал, едва ли не быстрее, чем этот… Точнее эта. Я сообразил, что это женщина, уже после того, как ударил. С другой стороны, какая разница? Думал, сейчас потеряю сознание от боли и всего вообще. Но нет, как-то отпустило, перед глазами перестали плясать кровавые пятна, боль оказалась не испепеляющей, а просто сильной, ну и любопытно было очень, конечно. Я развернул тело в сером так, чтобы оно лежало на спине. Да, это женщина. Рыжеволосая, мне действительно не показалось. С каких это пор в Белафорте завелись рыжие? Серая хламида оказалась просто намотанной тканью. Ох, ты ж, дерьмовое гиенье отродье! С левой стороны под грудью торчала рукоятка кинжала. Странная рукоятка. Вырезанное из кости донельзя реалистичное изображение ящерицы. Кровь из раны не текла. Тело было холодным, но не закоченевшим при этом. Хм…

– Жаба! – раздался из сгущающегося мрака окрик Кацы. – Ты где? Ты живой?

– Эй! – отозвался я. – Я здесь, в центре святилища. Иди сюда!

Послышались шаркающие шаги. Похоже, Каца тоже повредил ногу…

***

– Пойду к себе… – Раг тяжело поднялся и заковылял к своему шатру. Я смотрел ему вслед, и мне на мгновение показалось, что наше путешествие мне приснилось. Что все это время я только и делал, что сидел здесь, просматривал свои бумаги, ломал голову над тем, откуда взять продовольствие и отдавать ли Желтый флот в распоряжение мародеров. Впрочем, я только что это сделал. Выбора, действительно, не осталось. Хотя о чем я? Так действительно будет лучше. Вместо того чтобы лениво мочить в воде весла, корабли будут приносить пользу…

С тех пор, как тобтопы заняли башни, прошло две недели. Ничего особенно не изменилось. Хекла продолжала плеваться в нас черным пеплом, Белафорт стоял нерушимой пока твердыней, регулярные штурмы не давали скучать осажденным. Всем весело, все при деле. И я тоже, да. Только почему-то чувствовал я себя распоследним гиеньим дерьмом. Каца сказал, что та рыжая девица была уже мертва, когда я ее стукнул. Что ее принесли в жертву много раньше. И именно для того, чтобы она устроила нам тот предвечерний кошмар. И что ее как раз вообще там не было, а управляло телом неведомое божество. И что обычные колдуны так не могут. И еще…

– Вонючее гиенье дерьмо, – раздельно и с чувством произнес я. Хотел еще бумаги со стола расшвырять, но не стал. Решил, что для выражения эмоций достаточно ругательств. Что за удовольствие собирать потом разбросанные вещи с земли, покрытой липкой черной пылью. Здесь все покрыто липкой черной пылью. И сам я себя чувствую…

– Я принес поесть, хазяина, – тихо произнес Щенок. Когда он начинает вот так коверкать слова, значит боится. Когда все хорошо, он разговаривает вполне прилично.

– Спасибо, Щенок, – вздохнул я и повернулся к нему. – Все хорошо, просто настроение плохое. Устал.

– Я понимаю, – важно кивнул Щенок. – Надо поесть. С пустая желудка мир очень-очень плохо. Вот. Тасаста-Мая делает вкусно-вкусно!

Я невольно улыбнулся. Вождь опять прислал мне одну из своих жен, ту самую, которая помогала нам в пустыне. Она пришла сегодня утром. Значит, к вечеру вождь заявится сам. Во всяком случае, он так сказал: "Сначала Тасаста-Мая утром, а вечером я!"

Боги. Я гнал от себя всякие мысли про богов. И вообще старался забыть все, что видел. Ну ладно, не забыть. Забудешь тут, как же. Но что бесспорно и однозначно – я никогда не расскажу о случившемся тармским жрецам. Если они узнают, что с богами можно как-то договориться до того, что они будут показывать на публику чудеса, то… Я с шипением выпустил воздух. Не знаю, что "то". Может и ничего. Мало ли, вдруг жрецы уже давно все знают, просто белафортцы оказались способны делать то, что требуется, чтобы мертвое тело действовало от имени бога, а тармские служители богов – люди гуманные и милосердные. Неизвестно же, сколько и чьей крови пришлось пролить на алтарь, чтобы превратить в колдующее чудовище ту рыжую красотку.

Я вдруг понял, что все это время нервно расхаживал перед своим шатром. А щенок сидел на земле возле стола и терпеливо ждал, когда же я замечу свою трапезу. Я сел.

– Когда моя был маленький, – вдруг тихо заговорил Щенок. – Моя очень заболеть. Мне был жарко-жарко, и меня отвели к одной женщине. Отнести на таких двух палках… Она жил в шатре. Там был узоры. Красный и синий. Овцы. Красный и синий овцы. Меня положили внутри, а потом она пришел и начала варить что-то. Мне было жарко-жарко, я просил ее раскрыть шатер, но она не соглашался со мной. А потом она рассказал мне историю. Она сказал, что будет давать мне глоток питья. Горький питья. И если моя захочет слушать дальше, то я сделать еще глоток. И пока она рассказывать, я все выпил.

***

Рассвет и Закат, боги-близнецы.

История, рассказанная Щенком в моем вольном переложении.

В горной долине жило дружное и мирное племя. И была в племени древняя традиция – когда у кого-то рождались близнецы, их несли на высокую гору и оставляли там на рассвете. К закату никакого следа младенцев там не оказывалось. Женщины рожали там в одиночку, уходя в лес. И вот однажды случилось непредвиденное – одна из женщин не захотела расставаться со своими детьми и нести их на гору. Вместо этого она выкопала для них убежище в лесу, а в племени сказала, что младенец родился мертвым. Когда младенец рождался мертвым, мать всегда хоронила его сама, никому не показывала, так что никто не усомнился и не пошел проверять ее слова

Наступила ночь, а потом должен был прийти рассвет, но он все не наступал. Люди уже выспались, заготовленные для ночных костров дрова закончились, а небо все не светлело. А потом в лесу замерцал свет, и в селение вошел путник. Он был прекрасен, как рассвет, а в руках он держал лампу, похожую на шар.

– Приютите меня, добрые люди, – сказал он и поклонился.

– Входи, путник, будь как дома, – ответил вождь. – Но что ты ищешь в наших местах?

– Ищу своего брата, – ответил путник. – Я дождусь его здесь, у вас.

Люди покивали, подивились на светильник, и принялись за свои обычные ежедневные дела. Рассвет не наступал, но спать уже не хотелось, а хотелось есть. А странный путник сидел возле костра, как изваяние, и пил молоко, которое поднесла ему добрая женщина.

Прошло сколько-то времени. Трудно понять, сколько именно, когда вокруг непроглядный мрак. И с другой стороны увидели люди свет, как будто брат-близнец той лампы, с которой пришел первый путник. Из лесу появился второй человек, похожий на первого как две капли воды. Только волосы его как будто были чуть более рыжие… И светильник светился поярче, а может это светильник первого потускнел…

Встал тогда первый путник и распахнул объятья свои:

– Здравствуй, брат мой, наконец-то мы встретились!

А второй путник тоже улыбнулся и пошел первому навстречу. Умилилось племя, глядя на двух прекрасных братьев, и тут вперед кинулась старая женщина. Она была уже почти слепая и глухая.

– Не позволяйте им встретиться! – прошамкала она, размахивая клюкой. – Ибо сказано, что то место, где встретятся рассвет с закатом, будет во веки веков проклято и придет туда великий холод.

Но она не успела. Братья обнялись, вспыхнул яркий свет, и все на мгновение ослепли. А когда смогли что-то видеть, поняли, что никаких братьев нет, светило висит низко над горизонтом, только непонятно, рассвет сейчас или закат.

Сначала люди обрадовались тому, что светло. Но светило не заходило теперь за край земли. И в зенит не поднималось. С каждым днем в долине становилось все холоднее. К началу осени люли увидели первые снежинки, хотя раньше снег никогда в той долине не выпадал.

А та женщина продолжала бегать к своим младенцам, кормить их, играть с ними, о них так никто и не знал.

Потом наступила холодная и суровая зима. Много людей погибло от холода и голода. Но близнецы, спрятанные в лесу, оставались живыми и росли на радость своей матери. Она была глупая женщина, только радовалась этому, хотя всем понятно, что в лесу ее дети должны были замерзнуть насмерть.

Прошло три года, и женщина умерла от горячки, не сумев родить очередного ребенка.

Скучно и голодно стало деткам-близнецам. Они выбрались из своего убежища и пошли к людям.

Увидела их старуха и закричала:

– Вот они, вот они! Это из-за них у нас холод. Кто-то из женщин не отнес близнецов на гору! Надо отдать этих, и, может быть, благодать снова снизойдет на нашу землю.

Бросились к ним люди, попытались схватить, но не тут-то было. Любой, касавшийся кого-то из детей, мгновенно сгорал в пепел. А малыши стояли и смеялись.

Бросили люди тогда попытки их схватить.

И вышла вперед мудрая женщина.

– Они дети, – сказала она. – Им нужна любовь и ласка. Кто из вас хочет пойти со мной?

И она протянула руки ребятишкам.

А с другой стороны вышла другая женщина и тоже протянула руки. Один малыш побежал к одной, а другой – ко второй.

В тех местах холодно до сих пор. Но и племя, говорят, не вымерло. Так и живут.

***

– Ллеу? – осторожно спросил я, коснувшись плеча Щенка. – Ты здесь?

Мальчик медленно кивнул.

– Ты все слышал? – я потер пальцами виски и встал.

– Да, – сказал Ллеу. – И даже больше. Я же знаю, что именно Щенок думал, когда рассказывал. До встречи Рассвета с Закатом там была одна история, а потом – совсем другая. В оригинале истории братья остановились, не дойдя друг до друга совсем чуть-чуть, и тут несознательная мать притащила им своих близнецов и сунула в руки. И тогда они развернулись, и каждый ушел с младенцем в свою сторону. А то, что рассказывал Щенок… Это я вообще не знаю откуда. Вроде бы он не сам это придумал, но и в изначальной легенде ничего такого не было.

– Веселенькое дерьмецо, – хмыкнул Каца.

– О, а я не заметил, когда ты пришел, – удивился я. Действительно, не заметил. Неужели, так заслушался?

– Я тут стою как раз с того места, где в поселок пришел первый близнец, – заявил Каца. – А увидеть ты меня не мог раньше. Потому что.

– А, – усмехнулся я. – Магия… Как твоя рана? Как там вообще впереди? Штурмы?

– Ну да, сегодня опять штурмовали, – буднично сказал Каца и сел. – Знаешь, что меня в этой войне не перестает удивлять, Жаба? Почему до сих пор нет предателей? Это же людоедское государство, я сам видел, что они своих же на алтарях режут и в огонь бросают. Неужели всем нравится вот так жить? В страхе, что завтра вот там, с воткнутым в грудину ритуальным ножом, окажешься ты? Или твой брат. Или жена…

Я пожал плечами, не зная, что ответить.

– Меня тот же вопрос мучает, – я плеснул в стакан воды и сделал глоток. Вино закончилось, а нового пока не привезли. – Они своих боятся больше, чем чужих? Или ужасы Белафорта сильно преувеличены… Или… Не знаю, Каца. А что ты думаешь про эту историю с богами-близнецами?

– Я даже знаю, у какого народа были эти боги, – отмахнулся Каца. – только что это меняет? У нас-то не боги. У нас просто трупы.

Я криво ухмыльнулся.

– Ну ладно! – вспылил Каца. – Ладно! Не просто трупы. А деятельные и болтливые трупы. С целью в посмертной жизни и вообще какие-то странные. И их два. Предположительно. Второго мы не видели пока что.

– А я знаю другую историю про близнецов, – тихо сказал Ллеу. – Точнее не историю, а сказку. Мне в детстве мама рассказывала. Там про царя, который поспорил с богом и проспорил. И за это он разделил его на две половинки, похожих друг на друга, как две капли воды. И зашвырнул их в разные страны. Одной половинке достался разум, а второму – чувства. Тот царь, с которого все началось, был очень могущественным колдуном, но могущество тоже распалось надвое. Одного брата слушался огонь, а другому подчинялась вода. И оба брата чувствовали себя, как будто им чего-то не хватает. И не могли они нигде надолго остановиться, не получалось у них обзавестись семьей, да и вообще ничего толком не получалось. Но они не помнили, что они половинки.

Однажды им приснился одинаковый сон. Про что он был – неведомо, но проснулись они оба утром и поняли, что надо пойти на судьбу свою погадать. И столкнулись они оба возле порога самой знаменитой гадалки. Которая увидела их и сказала, что знает, что нужно, чтобы они были счастливы. Им нужна одна женщина, которая бы не знала, что их двое. Она должна зачать и родить ребенка. От них обоих, думая, что у нее один возлюбленный. И когда родится младенец, будет им счастье.

Она была рабыней на виноградниках. Она была прекрасна, и тот брат, кому достались чувства, полюбил ее с первого взгляда. Но знакомство заводить с ней пошел второй брат. Вскоре она полюбила их, не зная, что их двое.

Когда настало ей время разрешиться от бремени, они явились к ее ложу оба. Только у нее не было сил удивляться. Она взяла на руки младенца и показала его обоим близнецам. Сначала он посмотрел на одного, и тот упал замертво, но со счастливой улыбкой на лице, а потом на второго. С ним приключилась та же история. Так половины целого воссоединились в этом младенце, который потом вырос и стал великим царем.

– Страшная какая сказка, – нарушил я повисшее молчание. – Слушай, Ллеу, а это ты точно не сам придумал только что? Ну, там, пророчество…

– Нет, – покачал головой Ллеу. – Это правда сказка. Старая очень.

– Я тоже в ужасе, если кому-то незаметно, – пробормотал Каца. – Если есть хоть малюсенький шанс, что эти дерьмовые близнецы хотят заполучить царя, то надо как-то пресечь это развеселое дерьмецо!

– Только откуда мы узнаем, правда ли им нужен царь? – я невесело усмехнулся и тут же сам себе ответил. – Ниоткуда не узнаем. Что будем делать, Каца?

***

Сказать по правде, я испугался. Был близок к тому, чтобы заткнуть уши и бежать без оглядки. К дыму из жерла Хеклы я привык. К падающему с неба пеплу тоже. Ко всему можно привыкнуть… Наверное. Ночью разразилась гроза. Я вышел из шатра, и как будто оказался в кошмарном сне. Вершина горы тускло светилась багровым. Красные молнии ветвились вокруг зловещего вулкана. Алые брызги взлетали вверх. Земля явственно дрожала в такт гулкому рокоту. Я даже не понял сначала, насколько он громкий. До тех пор не понял, пока Раг не потряс меня за плечо и не прокричал в самое ухо:

– Гора разозлилась на нас, Жаба! Мы все умрем здесь!

– Или они умрут, – буркнул я, продолжая заворожено смотреть на игру огня на вершине. Жидкий огонь хлынул через край, и багровый язык лавы устремился вниз. Я мысленно представил себе расположение наших войск. Нет, не должна эта штука дойти до наших. Между огнедышащей горой и нашим лагерем старая стена и небольшая речушка. Если и не остановят эти препятствия огненный поток, то хотя бы дадут нашим время уйти. Но скорее лава упрется в стену Белафорта.

Обо всем этом думала какая-то часть моего сознания. Другая часть вопила от ужаса. Только самолюбие не позволяло впасть в панику. И испуганный Раг рядом, вот уж кто боялся-то… Он скулил, извивался всем телом и извергал устрашающие пророчества, не хуже, чем Хекла лаву и раскаленные камни. Зато Щенок, стоявший рядом, по-видимому, совершенно не боялся. Он смотрел на Хеклу с благоговением и восторгом, сжав на груди руки так, что у него побелели пальцы. А значит и мне бояться нечего, подумал я и огляделся. Лагерь был похож на растревоженный улей. Часть людей, как и Щенок, стояла и смотрела, часть бестолково металась, а часть занималась своими делами. Я усмехнулся, но вдруг замер. За что-то такое мой взгляд зацепился. Что-то не давало мне сейчас спокойно уйти в шатер, хлебнуть вина и улечься спать. Что-то… Или кто-то. Я огляделся еще раз. Ага! Вот он! Наш лагерь целеустремленно пересекал Сегия. Следом за северянином семенил маленький человечек, видимо слуга. Вот он подошел к караульному, перебросился с ним парой слов и направился дальше во мрак. Я пошел следом.