– Этот гад бросался огненными стрелами, – сказал я. – Никаких кар небесных, обычное колдовство. Так и мой Щенок может, если захочет. А он-то точно никакой не жрец.

– Ну, где уже он там? – Лето вскочил и заходил по комнате.

– Приведут, – я махнул рукой. – Никуда не денется.

Словно в ответ на мои слова открылась дверь. В ней показался караульный. У него был смущенный вид, а на скуле набухал свежий синяк.

– Мы его доставили, – сказал он. – Только… Только…

– Что?! – Лето угрожающе приблизился к солдату почти вплотную.

– Он без сознания, – выдавил из себя караульный. – Сопротивлялся по дороге, пришлось стукнуть…

– Это не страшно, – дознаватель поднялся из кресла. – Несите тело, кладите его вот сюда…

– А не коротковат стол? – озабоченно поинтересовался я. – Ноги будут свисать…

– Они ему не понадобятся, – успокоил меня двадцать второй.

***

Уборщик боялся поднять глаза. Его сгорбленные плечи вздрагивали, каждый раз, когда кто-то из нас шевелился. Собственно, ничего страшного ему сметать было не нужно – от тела осталась белесая труха, больше похожая на опилки, чем на останки человека. Двадцать второй уже откланялся и ушел. Зато пришел Раг. У него было ко мне какое-то важное дело, и я даже подозревал какое.

– Под продовольственные склады, – сказал он бесстрастным голосом. – Лучше всего подходят три здания. – Квадратная махина из белого камня возле речной пристани…

– Храм Бренна, – почти шепотом проговорил Лето.

– …идиотской формы постройка близ главных ворот. Там отличные навесы, очень удобно сделаны. Если убрать статуи, то получится отличный пункт раздачи, – продолжал Раг.

– Храм Шагайши-Танцовщицы, – уточнил Лето.

–… и уродливая кирпичная постройка совсем неподалеку от резиденции царя. Там еще мозаика на передней стене. Со змеей и пчелами, – Раг принялся рыться в пачке бумаг и пергаментов, которые принес с собой.

– А это чей храм? – спросил я, повернувшись к Лету.

– Не знаю пока, – пожал плечами он. – Его защищали активно, мы там всех убили при первой зачистке.

– Наверняка какие-нибудь гиеньи выкидыши выжили, – прошипел я. – Там тоже есть алтари для человеческих жертв?

Лето кивнул.

– Я уже ненавижу этот город, – сказал я.

– Скоро подойдет Заноза, – Раг улыбнулся. Его щербатая ухмылка почему-то вызывала из памяти самые омерзительные образы. Если бы не его щегольские одежды, он был бы похож не то на бродячего разбойника, не то на пирата. Еще этот глаз его косящий… Разговариваешь, и не понимаешь, то ли он на тебя смотрит, то ли за спину тебе заглядывает. И подмигивает нанятому им головорезу, давай, мол, бей. Так и хочется оглянуться, чтобы удостовериться, что над моей головой никто дубину не заносит. Бррр… Подсуропил же царь подчиненных. Это еще Дих не пришел, тоже тот еще подарочек.

– Вождь тобтопов предложил купить у нас людей, – сказал я. – Только сказал, что возьмет только тех, кто не носил зеленое и красное. Лучше если вообще нищие оборванцы.

– Зачем ему? – спросил Лето. – Забавный, кстати союзник. Я тут с ним недавно перекинулся парой слов…

– Он говорит, работать будут, – я пожал плечами. – Какая мне разница, пусть он их хоть на мясо пустит. Он готов платить за них.

– Мехари опять будет предлагать? – усмехнулся Лето.

– Нет, я мотнул головой и полез в кошелек. – Вот.

На моей ладони блеснули крупные самоцветы. Два рубина, сапфир и два неведомых мне камня, менявших цвет с розового на желтый.

– Ого! – Лето протянул руку и взял незнакомый камень. – Я такой видел только один раз. У царя кольцо есть. Как называется?

– Тобтопы все драгоценные камни называют одинаково, – хмыкнул я. – По-нашему – бусины.

Лето хохотнул.

Уборщик сгреб последние остатки трухи в мешок, низко поклонился и попятился к выходу.

– Брать пленных? – деловито поинтересовался Раг.

– Да, – кивнул я. – И сгоняй их пока в одно из зданий под склады. В этот храм, что у центральных ворот. Тобтопы будут приходить и выбирать, которые им нужны.

– А с остальными что? – спросил Раг.

Я промолчал, пожал плечами и отвел взгляд.

Военный комендант

Сначала они сколачивали деревянные щиты из досок, потом обмазывали их мокрой глиной и покрывали сверху воловьими шкурами. Я отвернулся.

– Как думаешь, будут штурмовать сегодня? – спросил я. Каца только выразительно пожал плечами.

– Их слишком мало для настоящего штурма, – отозвался Крайля. – Или они ждут подкрепления, и тогда если и полезут на стены, то так, несерьезно. Или…

– Или? – я пристально посмотрел на Крайлю. Его смуглая косоглазая физиономия ничего не отражала.

– Все в руках богов, комендант, – он тоже пожал плечами, как и Каца. – Могу скомандовать артиллерийскую атаку. Пусть повеселятся.

Я кивнул и пошел к лестнице. В конце концов, даже если они и полезут сегодня штурмовать, то мое присутствие ничего здесь не изменит. Есть и более важные дела. Крайля прав, их мало. Но фантазия у них больная. Вчера они устроили нам такую свистопляску, что даже вспоминать не хочется. Собрали какие-то примитивные катапульты, больше похожие на рогатки, из которых мальчишки стреляют, и начали метать через стену глиняные горшки. Обычная кухонная утварь, набитая доверху ядовитыми змеями. Ненавижу змей. Вот ведь, ерунда, казалось бы, а почти сто человек погибло, пока не сообразили, что с этим делать. Как раз Крайля и сообразил, что на стены нужно поднять тяжелую пехоту с большими щитами. В результате часть тварей свалились обратно на головы белафортцев, а часть были затоптаны и раздавлены щитами. Вообще, хороший человек Крайля…

– Господин комендант! Господин комендант! – курьер поймал меня в самом низу лестницы, когда я уже почти вышел из башни. Я мотнул головой, велев ему следовать за собой.

– Что там? – спросил я.

– «Сиятельный» вошел в порт только что, – сказал курьер, слегка задыхаясь. – И еще сообщение от Бронзового форта.

– Хорошее или плохое?

– Там список необходимого, – курьер пожал плечами. Все сегодня пожимают плечами. Мне вот тоже хотелось пожать. Чего им на этот раз не хватает, героям? Он неделю назад проявили чудеса стратегической и тактической смекалки, потопив в горле залива двадцать две триремы Белафорта, и теперь вот требуют к себе повышенного внимания. Ладно. Будут им и апельсины, и финики. Понимаю, что ремонт баллист и катапульт ну никак без фиников не может обойтись.

– Еще пакет от царя, – осторожно сказал курьер. Но я просто кивнул. Сам царь, оставив меня в Лавате военным комендантом, то есть своим официальным заместителем, отбыл морем. Куда? Неведомо. Пути нашего царя – как след змеи на песке. Впрочем, наверное, это правильно. Если кто-то из нас попадет в плен, то не сможет даже приблизительно сказать, когда и где наш повелитель изволит появиться.

– Господин комендант… – тихо обратился ко мне начальник караула. – Тот человек шел за вами от самой резиденции. И снова здесь.

Я повернулся в ту сторону, куда указывал солдат. Некто, закутанный в темно-коричневый балахон, непонятно даже, какого он пола. Лица не видно.

– Ну так убейте его, – наконец я тоже смог пожать плечами. Караульный повернулся, чтобы уйти, но я остановил его. Еще раз взглянув на бесформенную фигуру в коричневом, я передумал. – Нет. Подожди. Захватите его. И приведите ко мне, когда я скажу.

Караульный понятливо кивнул.

***

Очень почетная должность – военный комендант. Главный заместитель царя, высочайшее доверие. Только хлопотно все это очень. Особенно хлопотно быть комендантом недавно захваченной Лаваты, внутри которой имеются религиозные фанатики, которых мы так и не можем отловить всех, а снаружи стоит армия Белафорта. Правда, армия – громко сказано. Того числа солдат, что пришло под наши стены, не хватает, чтобы взять город в полноценную осаду. Но царь пока что запрещает вступать в открытый бой. Вот и отстреливаемся потихоньку.

Я переехал из своей непристойной резиденции в царский особняк, меня теперь все время сопровождает почетный караул охраны, а занимаюсь я при всех этих нововведениях все тем же – обеспечиваю растущую армию царя необходимыми вещами – едой, крышей над головой, одеждой, оружием, лекарствами и прочими предметами. Порой, запросы бывают очень странные. Вот и сейчас я озадаченно смотрел в прошение о крысах. От дальней разведки. Зачем им крысы?

– Веселенькое дерьмецо! – Каца влетел в комнату. Растрепанный и злой. Хотя нет, не злой, скорее удивленный.

– Что, был штурм? – спросил я, отодвигая бумаги.

– Да что там штурм?! – взвился Каца. – Был штурм. Ерунда. Как обычно. Ты представляешь, а?…

– Погибшие есть? – перебил я его.

– Нет, – Каца рухнул в кресло и принялся скручивать самокрутку. – Ну может с той стороны есть, из тех, на кого бревно упало.

– Какое бревно? – не понял я. – Когда я уходил, никакого бревна не было…

– Обычное такое бревно, – Каца покрутил рукой. – Круглое. Да ты вообще меня не слушаешь! Этот твой караульный! Он меня обыскал! Меня!!

– Это его работа, – я подал плечами.

– И ладно бы он хоть чуть-чуть смыслил в магии, – Каца с шумом затянулся своим вонючим дымом. – Дай мне пергамент! Хотя нет. Дай бумагу, а то знаю я тебя, за пергамент потом платить придется…

Я ухмыльнулся и достал из ящика чистый лист бумаги.

– Тебе зачем?

– Донос буду писать, – заявил он, придвинул к столу кресло, ткнул в чернильницу стилусом и принялся сосредоточенно выводить, повторяя за собой же вслух:

– Гос-по-ди-ну во-ен-но-му ко-мен-дан-ту Ла-ва-ты до-не-се-ни-е, – Каца откинулся на спинку, полюбовался, потом продолжил. – Спешу довести до вашего сведения, что вчера вечером начальник вашего караула… Как его зовут?

– Карит, – я подпер подбородок ладошкой.

– Карит, – продолжил писать Каца, – похитил с общественного склада трех овец, с целью мужеложства… Нет, мужеложство – это про другое… овцеложства…

– Каца, – устало сказал я. – Ты понимаешь, что сейчас клевещешь на своего сослуживца?

– Жаба, – в тон мне отозвался Каца. – А ты знаешь, сколь многого ты не знаешь о своих подчиненных?

***

В дверь осторожно поскреблись.

– Войдите! – сказал я. Дверь приоткрылась, в щель просунулась голова моего начальника караула.

– Господин комендант, что прикажете делать с тем человеком?

– С каким человеком? – не понял я.

– Вы приказали его арестовать и привести… Только…

– Ах да! – я хлопнул себя по лбу. – Совсем забыл с этими крысами-овцами. Тащи его сюда, Карит. Это хоть мужик или баба?

– Парень, – сказал Карит. – Молодой совсем.

– Жаль, – вздохнул я. – А я уж было начал тешить себя надеждой о тайной поклоннице…

И правда, молодой, подумал я, глядя на вошедшего. Усы едва проклюнулись. Взгляд гордый, несломленный. Неужели несостоявшийся убийца?

– Я хочу спасти мой народ! – заявил он, еще до того, как я успел открыть рот. Каца даже перестал описывать пороки моего начальника караула. – Я сам искал встречи с тобой, завоеватель…

– Ну что ж, – я приосанился, распрямил спину. – Излагай, что там у тебя…

Слова хлынули из юнца рекой. Он начал рассказ от самого основания Лаваты, когда у Крокодильей пещеры пятеро братьев принесли себя в жертву, чтобы призвать благословление Стаа на эту землю. У пятерых этих братьев уже были сыновья, которые и стали основателями Столпов – пяти главенствующих семей Лаваты. Я слушал, не перебивая. Каца тоже. Даже Карит заинтересованно прислушивался. Никто из нас никогда не интересовался историей Лаваты. Подумаешь, город и город. Гавань удобная, отличная база для размещения войск… Впрочем, ни о какой сентиментальности речи тут даже не шло. Послушать этого юнца, так тут на каждый чих кого-то из Восседающих на Столпах приносились жертвы. Молодые девушки, дети, старики… Специфический способ избавляться от лишних ртов – швырнуть их на алтарь свирепых Неназываемых.

– А теперь они все скрылись в Большом Подземелье, – перешел, наконец, пленник к сути вопроса. – Нас осталось очень мало, и фанатизм Светлого Орио, скорее всего, убьет нас. Мы не сможем долго прятаться, и я хотел бы…

– Большое Подземелье? – переспросил я.

– Это старая канализация, сейчас не используется, – объяснил парень. – Ее нашли уже после того, как Лавата была построена. Когда-то, очень давно, тут был город.

– Надо же, – хмыкнул я. Вот, значит, куда попрятались эти ублюдки! – Продолжай, мы слушаем.

– Мой отец был приближенным к Восседающему на Алом Столпе, люди его послушают, – сказал пленник. – Я знаю, что ваша цель – не наш прекрасный город, что вы здесь только временно… и если я… Если мы сможем договориться, то я спасу остатки моего народа. Если же все будут слушать верховного жреца Шагайши, то, в конце концов, вы нас отыщете и перебьете… Мы ведь можем договориться?

– Конечно, – кивнул я, не моргнув глазом.

– Тогда я проведу вас, господин, – юнец подался вперед, но Карит придержал его за плечо. Аккуратно и осторожно. Чтобы он не испугался и не замолчал ненароком. – Нужно пройти мимо главной башни вдоль канала до Павильона Улиток. Там свернуть в переулок, обозначенный кошкой, вставшей на задние лапы. В третьем доме – зеленая дверь. Она ведет прямо в подвал, а подвал сообщается с одним из проходов Большого Подземелья. Я проведу вас одного, чтобы вы могли поговорить с моим отцом…

Каца фыркнул. Я не выдержал и заржал. Пленник обиженно замолчал, переводя взгляд с моего лица на лицо колдуна.

– Извини, парень, – мое лицо стало серьезным. – Мне жаль. Ты слишком молод еще…

– Что вы хотите этим сказать? – голос его стал тонким, совсем мальчишечьим.

– Добро пожаловать в ряды предателей, сынок, – усмехнулся я.

– Я ничего вам не скажу больше! – взвизгнул он.

– А больше и не надо, – пожал плечами я. – Ты уже и так все сказал.

– Скажешь-скажешь, – сверкнул глазами Каца. – Ты не прав, Жаба, его надо полностью выпотрошить. А вдруг там ловушка?

– Позвать двадцать второго? – спросил я.

– Сам справлюсь, – Каца поднялся. Я подозвал Карита и приказал ему послать кого-нибудь отыскать Лето.

***

Дверь распахнулась. На пороге стоял бледный как мел Рубака, один из новых штурмовых офицеров, подчиненный Лето. Когда-то мы с ним рядом в строю стояли…

– Жаба, – выдохнул он. – Вина…

Я протянул ему кувшин. Он схватил его обеими руками и принялся жадно глотать, проливая половину на одежду.

– Что там? – спросил я.

– Кошмар, – выдохнул он, переводя дух, и снова припал к кувшину. – Не знаю, каким богам ты молишься, Жаба, но я бы на твоем месте принес им богатые жертвы. А если твои не принимают, позаимствуй местных… Шагайша-Танцовщица хороша, например.

– Рубака! – прикрикнул я. – Докладывай!

– Все с самого начала пошло как-то не так, – Рубака осторожно опустился в кресло. – А когда мы заняли оружейный склад, то стало понятно, что информация, по меньшей мере, не полная. Лето приказал атаковать со всех восьми входов, про которые рассказал твой юный информатор, чтобы наверняка. И чтобы людей не терять. Вышло иначе…

Рубака тяжело задышал, вытер со лба испарину. Что-то было не так…

– Что с тобой? – спросил я.

– Я ранен, – Рубака задрал рубаху. Поперек живота – длинная рваная рана. Кровь не льется, но зрелище отвратительное. И сияние такое вокруг слабенькое. – Каца меня подлатал, еще четверть часа продержусь. Потом свалюсь, нужен врач.

Я посмотрел на Карита, тот понятливо кивнул и направился к двери.

– Так вот, – продолжил Рубака. – Мы нарвались на засаду в длинном коридоре. Вроде там канализация была, в Тарме мы по такому чему-то такому гоняли партизан, помнишь? – Я кивнул. – Белафортцы. Вооруженные, в доспехах. Все как надо… Мы отступили, вызвали подмогу, смели этот заслон и пошли дальше. А дальше попали на склад оружия. Очень большой склад… Мы его заняли, и засели там. Нас дважды штурмовали. Потом подошел Каца с еще одним подкреплением. Каца сказал, что жрецов, детей и женщин Лето захватил. А то, что тут осталось, надо убить. И мы снова принялись лазать по этим дурацким темным и вонючим коридорам…

– Откуда там белафортцы? – мне отчаянно хотелось проснуться. Какие белафортцы? Какие склады оружия?

– Из-за стены, – выдохнул Рубака. – Там проход за стену, подземный. Пока нас отвлекали эти клоуны со своими игрушечными штурмами, под Лавату пробралась хренова прорва белафортцев. Не знаю, сколько их там.

– Много погибших с нашей стороны? – спросил я, уже заранее зная ответ.

– Много, – кивнул он, и глаза его стали закатываться.

– Стой, подожди! – Я сжал его руку со всей силы. – С каким распоряжением Лето тебя отправил?

– Рассказать все тебе, – ответил Рубака почти шепотом. – Все нужные приказы он уже отдал…

Рубака потерял сознание. Раньше, чем собирался. Мне теперь оставалось только ждать. Помочь тем, кто сейчас сражается в катакомбах, я все равно не мог. Так что сидел в штабе, ожидая очередных донесений.

Через пару часов появился окровавленный и вымазанный в какой-то дряни курьер.

– Господин комендант! – сказал он. – Мне приказано доложить вам, что подземный ход за стену обрушен. Также доставлен для допроса жрец. Лето рекомендовал вам вызвать дознавателя и узнать…

– Разберусь, что у него узнавать нужно! – оборвал я курьера. – Что там внизу?

– Мы захватили в плен десятерых жрецов и еще человек сто гражданских, – сказал курьер. – А потом нас атаковали. Белафортцы. Мы отбились, шестеро жрецов за это время успели покончить с собой. Вот кретины… А потом Лето приказал идти в наступление, и мы погнали врагов. А потом начался сущий лабиринт, пришлось вызывать еще подкрепление… В общем, было много-много мелких стычек, я устал считать. А потом мы нашли ход на ту сторону. Потолок обрушил колдун. А Лето отправил меня к вам.

– Понятно, – я кивнул. – Ты ранен?

– Нет, – мотнул головой курьер. – Кровь не моя, у меня разве что пара царапин.

– Тогда выполняй дальнейшие указания…

Прошло еще два часа. Бои под землей продолжались. Двадцать второй, выпотрошив седовласого благообразного мужчину до состояния трухи на полу, авторитетно заявил, что второго хода на другую сторону стены не существует. И протянул мне нарисованную от руки карту подземелья. Я отправил рисунок с курьером к Лето и снова принялся ждать.

***

– Веселенькое дерьмецо! – Каца сидел в моем любимом кресле, а я думал, что этот предмет мебели придется выкинуть. К счастью, мысль была недолгой, не настолько я погряз в роскоши и праздности, чтобы переживать из-за какой-то шелковой обивки, изгвазданной насмерть настоящим героем подземного боя. Каца был ранен, правая рука висела плетью, половина лица – почти черный кровоподтек, а на одежду даже смотреть не хотелось. Но это именно он обрушил свод подземного хода, откуда на Лавату, мою Лавату, собирались наступать враги. Если бы мы еще хотя бы один день…

– Веселенькое дерьмецо… – повторил Каца. – Ты уже придумал, кого принесешь в жертву этой шлюхе – местной богине?

– Она не местная, – возразил я. – Насколько я знаю, культ Шагайши-Танцовщицы был сюда привезен…

– Жаба, ты зануда, – Каца взял здоровой рукой стакан и отхлебнул из него. – Мне вообще плевать, кто такая была эта твоя богиня. Жрецы у нее – уроды, это точно.

– У меня есть одна идея насчет жертвы, – я прищурился. – Может все-таки позвать врача?

– Нет-нет, – замахал рукой Каца. – С детства боюсь этих коновалов. Подожду Шагги, он меня залатает.

– Ммм? – удивился я. – С каких это пор вы стали друзьями? Эээ… Подожди! Сюда идет Шагги? Зачем?

– Не знаю, – отмахнулся Каца. – Меня в такие дела не посвящают.

Я вздохнул. Вошел Лето. Выглядел он немногим лучше Кацы. Разве что серьезно ранен не был.

– Жаба, – выдохнул он. – А ведь ты нас всех спас, ты знаешь об этом?

– Лето, – я снова вздохнул. – Мне это все лестно, конечно… Но вы же все знаете. Случайность…

– Нет, – покачал головой Лето и завалился на топчан. Покрытый, кстати, парчовым покрывалом. – Это уже не случайность…

– Много у нас погибших? – спросил я.

– Не больше тысячи, – Лето сжал губы. – Пока непонятно, сколько точно. Там темно, мокро и крысы еще эти… Слушай, это был худший бой, в котором мне доводилось участвовать. Мы уже воевали один раз под землей, когда ублюдков Ракши выкуривали из их пещер, но это было совсем другое…

– Кстати, там тебе подарочек есть… – начал Каца.

– Жаба, ты знаешь, когда здесь появится царь? – перебил его Лето. Я покачал головой.

– Но его точно здесь нет? – Каца подался вперед.

– Точно нет, – подтвердил я. – А если есть, то я об этом не знаю. Но обычно он мне сообщает о своем прибытии, я все-таки комендант…

Мои друзья расслабились. Каца снова увлекся стаканом, а Лето закрыл глаза.

– Так, – нахмурился я, – давайте уже выкладывайте, зачем пришли. Ни в жизнь не поверю, что вы тут просто забавы ради портите мою мебель, а не бежите вприпрыжку в госпиталь, занимать очередь к доктору.

– Умный, смотри-ка! – хмыкнул Каца, но его лицо стало серьезным. – Жаба, они что-то знают.

– Кто? – не понял я.

– Жрецы Шагайши-Танцовщицы, – вместо Кацы ответил Лето.

– А о чем? – я почувствовал, что где-то что-то пропустил. Кажется, такие намеки я должен был понимать. Но не понимал.

– Хорошо, – устало выдохнул Каца. – Жрецы что-то знают про мертвого. Я допрашивал одного, но очень поздно понял, что это такое он затеял. И он соскочил до того, как успел мне что-то сказать. А трупы допрашивать я не умею.

– Там разве один жрец был? – спросил я.

– Да не, – махнул здоровой рукой Каца. – Их там больше было. Но сколько-то мы сразу убили в суматохе, да и с пленными всякая ерунда получилась. Одного я к тебе отправил, но твой двадцать второй его покрошил в фарш, второй был мой, а остальные живые – мелкие сошки. Фанатики и ублюдки. Ох, Жаба, какие они омерзительные…

– Так что, допрашивать нам больше некого, получается? – уточнил я.

– Вроде того, – кивнул Жаба. – Зато мы догадались не спалить архив… Вернее, не архив, а кипу всяких бумаг, которые их старший жрец зачем-то таскал за собой. Я притащил сюда всю пачку. И еще там у тебя в прихожей сидит полудохлый заморыш. Он в храме служил, и поможет, если что, разобраться с их ритуальным письмом.

***

Архив храма Шагайши-Танцовщицы

Письмо Сияющеокого Паррида

Целующей Цветы Лие

Коль скоро нам придется стоять рядом на празднике третьей луны, должен сказать тебе, что не хотел бы, чтобы твои волосы находились в столь возмутительном беспорядке, как на церемонии освящения древа. И при всем этом должен все же признать, что прекраснее ног я никогда не видел. Быть удостоенным чести стать половиной пары – это большой почет, ты это знаешь, но лучше сразу забудь про то, что мной из-за этого можно будет помыкать. Твое служение – танец с кинжалом, мое – очистительный огонь. И когда кровь из-под твоего кинжала сможет залить мой огонь, вот тогда ты и сможешь мной командовать. Но не теперь, Лие.

Чтобы остаться там, где ты сейчас есть, тебе надлежит выполнить три условия – про волосы я уже написал, второе – это танец в мою честь на празднике непокрытой головы, а третье – ты должна уединиться со мной и зачать своего первенца. Я должен убедиться, что ты достойно себя блюла и достойна меня. Запомни это, Лие.

Мы сможем стать полноценными половинами пары, когда ты станешь идеальной. Моя прошлая половина не смогла. И позапрошлая тоже. А в тебя я верю, Лие.

***

Архив храма Шагайши-Танцовщицы

Священный текст

Тайный жрец Одожо описывает ритуал

Сначала им должно идти парами, высоко поднимая колени.

Затем они остановятся, причем так, чтобы замкнуть круг, и левая рука первого коснулась правой руки замыкающего.

Когда три раза ударит гонг, в центр должно выйти тому, чей рост ниже всех.

Потом начинают бить барабаны. Танец должно начать тому, кто носит красную маску. Остальным должно в точности повторять движения.

Кто не повторит, тому должно присоединиться в центре к тому, кто ниже всех ростом.

Когда танец окончен, всем должно подойти к чаше и омыть руки. Но не просто подойти, а строго следуя правилам. Ежели кто этих правил не знает, он тоже идет в центр круга, к тем, кто не смог повторить танец и тому, кто ниже всех ростом.

Круг должно снова замкнуть. Ели не хватает длины рук, должно взять ленту.

Те, что в центре, должны получить по каменному кинжалу. Каждому из них должно убить всех остальных.

Если выживают двое, бой надлежит продолжать до того момента, как останется один.

Когда ритуал завершен, последний из выживших должен обойти всех, кто оказался жертвой, произнести положенные случаю слова и вырезать у каждого сердце. Его должно вырезать аккуратно, не повредив. Если он повредит какое сердце, ему должно назначить пятьдесят плетей.

***

Архив храма Шагайши-Танцовщицы

Прошение утраченного счастья

От Безоружного Гиага

Верую и прошу даровать мне свет мудрости, о великая.

Пусть снизойдет благодать твоя на мою голову.

Доверь мне тайны свои, не прячь узоров на рубахе твоей.

Вложи силу в танец мой и нож мой.

Пусть несут они не просто смерть, но возмездие.

И тогда я нарисую своим танцем небо.

Нарисую танцем своим дождь.

Нарисую клинком своим смерть.

А страх придет сам.

Ибо ходит он мягкими шагами повсюду,

И звать его не надо.

Но если снизошлешь мне знак, о великая,

Я воззову к страху.

Чтобы явился он к тем, кто похож

На зеркальное отражение друг друга.

***

Архив храма Шагайши-Танцовщицы

Таинство и раскрытие

Письмо в храм от безымянного.

Священный текст.

Каждый человек – сам по себе. Он един и самоличен. И в этом мудрость мироздания.

Рождаясь, человек не ведает зла, но не ведает и добра. И смысла не ведает. Его нужно вести.

Знаки, посылаемые нам мирозданием, очень просты. Очень понятны. Их даже не нужно уметь видеть.

Мироздание всегда метит настоящее зло.

Но настоящего добра не существует. И в то же время оно – все сущее. Зло же – конкретное. Оно словно червь в сочной плоти фрукта.

Мы не вправе осуждать мироздание за испытания, которые оно шлет нам.

Нам должно покориться судьбе или же бороться с нею, мирозданию угодно и то, и другое.

Настоящее зло ты всегда узнаешь.

Настоящее зло не бывает одиноким.

Настоящего зла всегда больше одного.

***

Я вытер пот со лба.

– Надоела до смерти эта бредятина, – сказал я, не глядя на парнишку, переводившего для меня священный язык. Собственно, языком-то каким-то он и не был, так шифр, система знаков. А стиль, тексты и все прочее очень похоже на такую же ахинею, что читают жрецы в Тарме. Впрочем, ничего удивительного, ведь Шагайшу-Танцовщицу привезли откуда-то из тех мест. С тех пор, как Гаро Проклятый победил во второй храмовой войне и сложил на главной площади в Тарме гору из отрезанных жреческих голов и гениталий. Умел он быть убедительным, ничего не скажешь…

– Я еще нужен тебе, хозяин? – промямлил служка кошмарной богини убийц-фанатиков.

– Нужен, – кивнул я. – Расскажи мне своими словами про Шагайшу. Какая она? Ваши священные тексты слишком сложны для моего варварского рассудка…

– Хозяин наговаривает на себя, – парень смотрел в пол, боясь поднять глаза. – Вы понимаете куда больше, чем я…

– Я не просил тебя мне льстить! – оборвал я его. Вообще он мне не нравился. Какой-то пришибленный, вроде как трус трусом, но почему-то меня вполне устраивало, что за его спиной стоял и бдел неулыбчивый головорез из отряда моих телохранителей.

– Простите, – еще тише промямлил служка.

– Я спросил тебя кое о чем, – прищурился я.

– Да, – почти неслышно пробормотал он. – Я не знаю, что рассказать. Меня отдали в храм. Я учился читать священный язык, писать на нем и танцевать. И еще мы учили священные тексты. Мы должны были рассказывать их по ночам, когда наставник приходил и спрашивал. Он мог прийти любой ночью, разбудить и спросить. И если ты не отвечал, то утром тебя наказывали…

– Как наказывали? – мне стало интересно. Мне всегда было интересно послушать про чужую глупость. Ну или не глупость, а просто про то, как кто-то сходит с ума. Рассказывать то же самое о себе я любил не очень.

– По-разному, – парень едва заметно повел плечами. – Могли плетью посечь, могли заставить мыть нижние подвалы. А это страшно очень, там пытают, и остается много крови… и еще много чего. Грязно и воняет. А если не ответил три раза, то ставили клеймо. Вот такое.

Он задрал рукав рубашки и показал ожог в форме силуэта танцующей женщины. Красивый рисунок, даже не стыдно такое клеймо носить. Знавал я одного градоначальника, который клеймил своих преступников, выжигая им на лбу фаллос. Символический, но не перепутаешь. Правда, этот фантазер-градончальник недолго прожил, царь приказал его казнить. Не за лингамы на лбу у каждого третьего жителя, разумеется, а за банальное казнокрадство или что-то еще в этом духе.

– Ага, понятно, – машинально кивнул я.

– Хозяин, спроси у него про зло, – вдруг подал голос Щенок, доселе молчавший. Я даже забыл, что он тоже здесь.

– Про зло? – переспросил я. Щенок кивнул. Точнее, Ллеу кивнул, конечно же. Я хмыкнул и снова повернулся к своему служке. Он неожиданно переменился. Глаза его загорелись, руки сжимались, словно хватая кого-то за горло, он весь напрягся.

– Расскажи мне про зло, мальчик, – сказал я, готовясь уворачиваться от удара. – Чем отмечает Шагайша-Танцовщица, чтобы вы не ошиблись?

***

– И что это значит? – спросил Каца, тупо глядя на лист с рисунком. Там был нарисован человек, смотрящийся в большое зеркало. И еще рядом был росчерк, похожий на чайку.

Я пожал плечами. Лето грустно усмехнулся.

– Иногда я думаю, – сказал он. – Что нам вообще не стоило высовываться из Длинной Земли. Мы бы многого не узнали, зато не было бы иных забот…

– Например, этой войны, – поддакнул я.

– Например, этой войны, – эхом повторил Лето. Каца продолжал смотреть на рисунок.

– Мне кажется, когда мы поймем, для чего воюем, мы поймем, что нужно мертвому и кто он вообще такой, – сказал я.

– Веселенькое дерьмецо! – воскликнул Каца. – Тогда и дурак поймет! А что твой пророк говорит?

– Да ничего, – пожал плечами я. – На то он и пророк, чтобы выражаться загадками. Когда этот служка малолетний умер прямо у меня за столом, не успев даже дорисовать до конца… Вот эта штука, похожая на птицу – это не птица, это что-то другое… Так вот, когда он умер, Щенок вскочил и начал выкрикивать какую-то бессмыслицу. Вроде тех гимнов, которых я по вашей милости целую пачку прочел… Чтоб этим жрецам каждое утро этот бред перечитывать…

– Думаю, они это делают даже чаще, – усмехнулся Лето. – Я слышал, что службы в храме Шагайши вообще почти круглосуточные…

– Интересно, это был последний храм Танцовщицы? – спросил я.

– Не думаю, – буркнул Каца.

Мы помолчали. Я прихлебывал вино, Каца мял в руках рисунок, Лето просто сидел и смотрел в окно. Безнадежность. А может, мы зря трепыхаемся? Может этот мертвый советник дело советовал? И нет у него никаких особых целей, кроме как утвердить господство царя на Семиморье? Кроме того, мы почти победили… Остался последний рывок и осада. Или быстрый штурм. Или поиск предателей… Или все это вместе, не знаю, что решит царь. Но ведь мы действительно побеждаем! На море наш грозный противник уже потерпел несколько сокрушительных поражений, теперь осталось закрепить результаты на суше…