Глава
35
Оля
– Я всё равно не понимаю какое я имею отношение к вашему семейному ужину.
Бурчу, когда Мариам открывает ворота, пропуская меня первой.
– Ну, может мама таким образом решила реабилитироваться перед тобой за тот раз, – пожимает плечами, но я-то вижу, что она тоже озадачена.
Лусине до этого ни разу меня не то, чтобы не приглашала, а старалась выпроводить быстрее, если была такая возможность, а тут буквально в ультимативной форме сказала Мариам, чтобы она меня сегодня привела на ужин. Мол, устроим праздник в честь окончания одиннадцатого класса. Последний звонок у нас уже прошёл, сейчас мы сдаём экзамены, рано праздновать, как по мне, но не спорить же с этой женщиной.
– Не бойся, всё будет хорошо, – ободряюще толкает меня в плечо подруга, пока мы подходим к дому и входим внутрь.
Душистый пряный запах мяса и салатов тут же проникает в ноздри, вызывая громкое урчание живота, отчего Мари хихикает.
– Видишь, твой организм и сам не против вкусно покушать.
Это да. Особенно если учесть, что дома с некоторых пор готовить приходится мне, потому что мама считай перестала с нами жить. Отвезла Алису к бабушке, и меня тоже хотела к ней отправить, но я отказалась. Слишком далеко добираться до школы, и … до Давида. Лучше я этих пол часа, потраченные на дорогу, с ним проведу. Да и отца почти не бывает. Я чаще вижу его за столом во дворе. Вчера правда снова не передала ему просьбу его дружбана Гены спуститься и разделить с ним бутылку. Тот опять поймал меня у подъезда и пытался дать денег на «сладенькое». Это уже в четвертый раз. Все прошлые проходили в том же формате, что и наша первая встреча. Мужчина пытался дотронуться до меня под любым предлогом. Вчера даже спортивную куртку мне потянулся застегивать, мол простужусь (и это летом), пришлось в грубой форме оттолкнуть его руки, что кажется, его сильно разозлило, я не поняла точно, потому что сбежала домой. Потом папа ушёл таки сам, и весь вечер провел с этим пьяницей, от которого у меня ледяная дрожь каждый раз на спине выступает.
Я серьезно подумываю над тем, чтобы купить перцовый баллончик. Не нравится мне его навязчивость и жутко пугает.
– Привет, – голос Давида отрывает от размышлений, а я, разувшись, улыбаюсь ему.
– Привет.
– Пришли? – из кухни показывается Лусинэ, – Отлично, а у нас как раз всё готово! Мойте руки и приходите.
Когда мы с Мари проходим мимо зала, то я замечаю по центру большой пышно накрытый стол. Удивленно смотрю на подругу.
– А почему в зале?
– Не знаю. Вроде нам места всегда хватало на кухне.
Поразмышлять над странной ситуацией мне не даёт Давид. Поймав меня у входа в ванную, нетерпеливо целует. Я тихо смеюсь, легко ударяя его по рукам.
– С ума сошел! Если твои родители увидят, меня за шкирку отсюда выбросят, как лишайного котёнка.
Давид тоже улыбается, но руки таки убирает. Засовывает их в карманы и отступает на шаг.
– Прости. Видеть тебя и не трогать – это сложнее, чем я мог когда-либо представить.
Мари укоризненно качает головой, но умиленную улыбку спрятать не старается.
Ну и как теперь высидеть несколько часов, когда он рядом? Похныкав тихонько про себя, мою руки и отправляюсь за ребятами в зал.
– Садитесь, – указывается рукой на свободные места Тигран Арманович, – Оль, как дела твои?
– Спасибо, всё хорошо. А у Вас? Как новое меню?
– Вроде хорошо, – удовлетворенно кивает мужчина, – От кое-чего нам пришлось отказаться, потому что мало заказывали, но по большей части меню зашло постоянным посетителям.
– Ох, не знаю от чего Вам пришлось отказываться, какие-то неправильные посетители. Ничего они не понимают во вкусной еде.
Отец Мариам смеётся, а его жена, недовольно поджав губы, накладывает ему мясо.
Перевожу взгляд на Давида, сидящего во главе стола, напротив отца. Он незаметно подмигивает мне, молчаливо подбадривая меня и показывая, что я молодец.
Мы с Мариам сидим рядом, напротив Лусинэ. За столом еще столько места, что можно было бы еще нескольких гостей пригласить, честное слово.
– Ну что, за окончание одиннадцатого класса? – поднимает бокал с вином Тигран Арманович. – Вы умницы девочки, еще немного и всё, привет, взрослая жизнь!
Мы с Мари переглядываемся и ударяемся нашими бокалами, наполненными соком.
Дав присоединяется к отцу, Лусинэ же … улыбается. Кажется, я впервые вижу её по-настоящему улыбающейся. Даже не по себе становится от этого. Пока мы пьем, отвлекается на экран мобильного телефона, что-то пишет, а потом возвращает внимание на нас.
– Кушайте-кушайте! Я старалась! Столько всего приготовила. Вкусно, Оль?
Кусочек тушеного баклажана застряв в горле, с трудом проталкивается внутрь, потому что я не привыкла, чтобы эта женщина интересовалась тем, что мне нравится, а что нет.
– Да, спасибо, – киваю, остерегаясь даже смотреть на неё лишний раз, но все же поднимаю глаза. – У Вас не бывает не вкусно.
– Ой, льстишь! – отмахнувшись, она смеётся, как мне кажется, наигранно, но никто этого не замечает.
Наверное, накручиваю себя. Может, у человека в кои-то веки хорошее настроение, а я ищу подвох.
Всё и в правду, оказывается очень вкусным. Мясо тает во рту, картошка тоже, правильно подобранные специи придают блюдам необходимой пикантности и особенности. Я даже расслабляюсь, слушая разговоры Давида и его отца.
– Ты бы видела, как Мариам боялась в первый класс идти, – с отцовским трепетом смотрит на дочь Тигран Арманович.
– Правда? – перевожу взгляд на улыбающуюся Мариам.
– Да. Вцепилась в Давида руками и не отпускала.
– Пришлось её в класс вести и весь первый урок с ней за партой сидеть, – усмехается Дав, – а потом прятаться по школе, чтобы она меня не нашла.
– Бессовестный, – беззлобно корит его сестра.
– Ну, а как? Ты же приходила ко мне на каждой перемене вместо того, чтобы с детьми знакомиться. Пришлось помогать тебе социализироваться единственным возможным способом.
Мари сощурившись, показывает ему язык, а у меня так тепло внутри от всей этой сцены. Я уже и не помню, когда мы вот так с родителями и Алиской вместе ужинали. Так давно это было, словно и не происходило вообще.
Они рассказывают о их школе в Ереване, о том, как они летом большой компанией ходили на речку. Делятся крошечными кусочками своей жизни, позволяя мне хотя бы так стать их частью. Замечаю, с какой любовью отец семейства смотрит на своих детей. Откинувшись на стуле, внимательно слушает их. В глазах гордость, направленная на Давида, и неприкрытая щемящая нежность к дочери.
Я бы тоже хотела, чтобы мой папа так на меня смотрел.
Испытав укол обиды, опускаю взгляд вниз, когда в дверь вдруг раздаётся звонок.
– Приехали? – вопросительно поднимает бровь хозяин дома, не выглядя удивленным.
Лусинэ, тут же вскочив на ноги, активно кивает.
– Да.
– Кто приехал? – интересуется Мари, переводя взгляд на Давида, – это Демьян с Сашей?
Тот отрицательно мотает головой.
– Мы кого-то ждём? – спрашивает отца.
Тигран Арманович встаёт и направляется следом за женой.
– Да. Сюрприз решили вам устроить, – подмигнув, скрывается в коридоре.
Мы все втроём переглядываемся, а спустя несколько секунд в коридоре раздаются оживленные голоса.
Я точно не знаю кто это, потому что говорят они на армянском, но Мариам отчего-то роняет вилку. Та, звонко ударившись о тарелку, заставляет меня вздрогнуть.
Перевожу на неё взгляд и вижу, как ее глаза в ужасе расширяются. Давид тоже застывает. Превращается в каменное изваяние, так и застыв с вилкой в одной руке и ножом в другой.
– Вы проходите-проходите, – суетливо тараторит Лусинэ, сияя, как никогда прежде. – Мы вас заждались. Долго же вы добирались с вокзала.
Протолкнув в зал мужчину с женщиной, следом за ними подталкивает молодую девушку.
– Ани, входи. Давид, встретишь невесту-то?
Я обмираю.
Глава
36
Оля
Комната превращается в смазанный фон, начиная кружиться и вызывать тошноту. Желудок скручивает, подтягивая ближе к ребрам.
Мой взгляд насмерть прикован к красивой темноволосой девушке, смущенно обводящей всех взглядом.
На ней скромное темно-бордовое платье до колен, с рукавами в три четверти и стоячим воротничком под шею. На лице ни грамма косметики, но ей она и не нужна. Темно-карие глаза обрамляют пышные ресницы, брови широкие, но аккуратные, губы полные и нежно розовые. Куколка, самая настоящая куколка.
Мне в грудь словно пуля прилетает, раскрошив ребра на мелкие осколки. Те медленно разлетаются в стороны, вонзаясь острыми краями в сердце и мягкие ткани. Больно так, что ни вдоха сделать, ни выдоха.
Ничего не соображаю. Мозг отключился, перестав функционировать, и будто вошел в кому. Смотрю на то, как Давид, стиснув челюсти, медленно встаёт и оборачивается.
– Здравствуй, – хриплый голос как еще один выстрел.
– Привет, – а её розовеющие щеки и взгляд в пол, как лезвие под ребра.
– Ани, дядя Артуш, тётя Гаянэ, – спохватившись, Мариам вскакивает со стула и быстро подходит к ним.
С ходу попадает в тёплые объятия, и целуется с ними в щеки.
– Здравствуй, Мариам, дочка, – здоровается мужчина, смотря на неё, как на родную, а потом точно также здоровается с Давидом.
– Вы как здесь?
– Да на похороны едем к дяде Вазгену, а Лусинэ предложила и к Вам в гости заехать.
– Мы подумали почему бы и нет, – поддерживает его женщина, – Посмотрим, как вы тут живете. Да и Ани по Давиду соскучилась.
Мари спешно оборачивается на меня, а я сижу не шевелясь. Меня парализовало, все функции сбились, работая на автопилоте.
Чувствую, как холодеют руки, и этот холод стремительно охватывает каждую клеточку, грозясь убить меня обморожением.
Мало ему пуль и лезвия….
– Ну вы садитесь-садитесь, – подталкивает гостей к столу Лусинэ, – Мариам, помоги мне с тарелками.
Так вот значит для чего был этот роскошный стол. Не для того, чтобы отметить последний звонок. Лусинэ ждала дорогих гостей, а детям они не стали говорить, потому что хотели порадовать приездом будущих членов семьи…
Опускаю глаза в стол, чувствуя, как надрывно работает сердце. Взгляд Давида кожей ощущаю, пристальный, тяжелый, но посмотреть на него не могу.
– Так, вот тарелки, а вот стулья. Садитесь. – командует Лусинэ. – Артуш, Гаянэ, вы сюда, а ты Ани к Давиду поближе.
Каждое её слово втыкается в меня подобно иголкам в куклу Вуду.
Мариам садится рядом со мной, опускает под стол руку и крепко сжимает мои пальцы.
– Оль… – шепчет взволнованно.
– Всё нормально, – выдавливаю сипло, пялясь в одну и ту же точку на скатерти.
– А это твоя подруга, Мариам? – участливо интересуется незнакомая мне женщина, вынуждая меня через силу поднять на неё взгляд.
– Да, это Оля. Моя самая лучшая подруга, – обнимает меня за плечи Мари, стиснув крепко-крепко, будто пытаясь таким образом дать мне сил.
– Очень приятно, – мать невесты Давида улыбается, и я тоже.
Натянуто, как могу.
– Мне тоже.
– А это Ани, – продолжает она, – вы же не знакомы ещё?
Удар сердца, пропуск… снова удар. Оно бедное скукоживается и едва находит в себе сил качать кровь.
Поворачиваю голову в сторону её дочери.
Ани вежливо улыбается, смотря на меня открытым взглядом. С интересом рассматривает, даже не подозревая, что ещё сегодня утром мы с её будущим мужем целовались у него в машине несколько часов подряд.
– Привет.
Ответить не получается. Слова застревают в горле, не в состоянии превратиться в членораздельные звуки. Только отрывисто кивнуть и снова уткнуться в скатерть.
– Ну что? За встречу? – поднимает рюмку с коньяком Тигран Арманович, – пусть повод ваш сюда приехать печальный, но все же вы здесь.
– Да. Жаль Вазгена, но он сам себя сгубил пристрастием к водке, – с легкой грустью отвечает другой мужчина, а потом все выпивают.
Я же хочу убежать отсюда. Мне кажется, что стул подо мной горит и этот огонь перебрасывается на меня. Меня бросает то в холод, то в жар пока они все разговаривают. Мари не отпускает мою руку. Поддерживает, или боится, что я что-то скажу или выдам как-то нас с Давидом?
Глупенькая. Я этого не сделаю. Ни за что в жизни так его не подставлю.
Обхватываю дрожащими пальцами стакан и делаю несколько глотков сока. Пара капель стекает по подбородку, неуклюже хватаю салфетку и стираю их.
– Ну что, Ани, ты платье-то выбрала уже свадебное?
Вовремя успеваю поставить стакан на место, иначе позорно уронила бы его. Натягиваюсь струной, борясь с желанием заткнуть уши и не слышать ничего. Ребра начинают вибрировать от мощнейшего напряжения, сердце отчаянно пытается вырваться наружу.
– Вообще, я думала пошить, – смущенно доносится справа.
– Что значит пошить? – возмущенно разводит руками Лусинэ, – Ты не успеешь. Свадьба в августе, а уже июнь. Да и зачем шить? Мы оплатим покупку. Правда, Давид?
Секундная заминка и последний гвоздь в мой гроб.
– Да, – следует стальным тоном.
Поднимаю на него взгляд и едва с ума не схожу. В его глазах боль… Такая сильная, что я чувствую её также, как свою. Боль, вина, сожаление. Начинаю захлебываться в его эмоциях, которые топят меня наравне с моими собственными.
Легкие захлопываются, наглотавшись их, как воды в безжалостном океане и теперь тянут меня ко дну.
– Позвони мне, – шепчу отчаянно Мариам.
– Что? – подруга непонимающе хмурит брови.
Беру незаметно её мобильный со стола и просовываю его ей в ладони.
– Позвони мне сейчас!
Она разблокирует его и найдя мой контакт, нажимает на зеленую трубку. Из моей сумки начинает доноситься спасительная мелодия.
Извинившись, на непослушных ногах отправляюсь в коридор, сбрасываю вызов, делая вид, что отвечаю на него. Несколько секунд молчу, а потом бросив «Да, хорошо», возвращаюсь в зал.
– Извините, но мне придется уйти. Позвонила мама, – проговариваю максимально ровно.
Несколько пар глаз поворачиваются в мою сторону. Давид тоже оборачивается, но я не в силах встречаться с ним взглядом.
– Так быстро? – удивляется Тигран Арманович. – Может хотя бы десерт с собой возьмешь?
– Нет, спасибо. Благодарю вас, что позвали. Была рада знакомству, – метнув взгляд в гостей, на автомате улыбаюсь. – Хорошего вам вечера!
Звучу как робот, а перед тем, как развернуться, замечаю высокомерный взгляд Лусинэ и её скрытую улыбку, ощущающуюся почему-то, как укус ядовитой змеи.
– До свидания, Оля.
Пока обуваюсь, из зала выходит Мари.
– Ольчик, Господи, мне так жаль, – шепчет отрывисто, гладя меня по спине.
Чертовы застежки никак не хотят застегиваться, в глазах плывёт, подбородок дрожит. Ещё чуть-чуть и меня прорвёт.
– Я позвоню тебе, хорошо? – шепчет она, когда я наконец справляюсь с босоножками. – Пожалуйста, только подними трубку, Оль! – киваю, смахивая выступившие слезы и нетерпеливо дожидаясь, пока она откроет, – Оль, пожалуйста!
– Пока, Мари.
Протиснувшись мимо неё, выбегаю на улицу.
Глава
37
Оля
К моему удивлению, ожидаемой истерики у меня не случается. Пока еду на автобусе домой, только несколько слезинок скатываются по щекам. Основная буря уничтожает меня изнутри. Мрачная, беспощадная, губительная. Она развернулась и крошит меня на мелкие песчинки, вынуждая трястись и молиться, чтобы только сердце не остановилось прямо здесь, в общественном транспорте.
Выхожу из автобуса, бреду по улице, обхватив себя руками и смотря под ноги. Врезаюсь, в какого-то прохожего. Не замечая его нелестных выкриков в спину, бросаю «Извините» и иду дальше. Хочу домой, лечь на кровать и умереть там, наедине с самой собой.
Подхожу к дому, вхожу в подъезд, поднимаюсь по ступеням, услышав, как кто-то из соседей идет следом.
Жму на кнопку, утыкаясь глазами в пол. Сосед тормозит за моей спиной. С абсолютно пустой головой жду, пока приедет лифт. Мне холодно. Так сильно, как не было ещё никогда. Я натурально дрожу.
Когда двери кабины разъезжаются, вхожу внутрь, а после того, как мужчина делает тоже самое жму на кнопку своего этажа. Только после того, как мы начинаем движение, понимаю, что сосед не нажал на кнопку.
В этот же момент сильнейший запах перегара заставляет меня поморщится. Отрываю глаза от пола, скольжу по знакомым черным штанам, потертым на бедрах, и машинально делаю шаг назад.
– Привет, малышка.
Пьяно произносит Геннадий, проводя кончиком языка по своим верхним зубам, и утыкаясь при этом глазами мне в шею.
От отвращения меня передергивает.
– Здравствуйте.
– Я к отцу твоему.
Молча приклеиваюсь взглядом к грязному пятну на двери лифта и подгоняю кабину ехать быстрее. В его компании мне не то, что не по себе. Все внутренние сигналы организма снова включаются и вопят сиреной об опасности.
Едва двери разъезжаются, я вываливаюсь на этаж, стараясь как можно быстрее отыскать ключ и открыть квартиру. Гена нетерпеливо топчется рядом и всё время оборачивается по сторонам.
Сколько же можно пить, Господи? Он уже совсем неадекватный стал и отца за собой тянет на дно.
Справившись с замком, вхожу внутрь.
– Я позову папу, – бросаю, силясь закрыть дверь, но мужчина дергает ручку на себя и входит следом.
Я торопливо отступаю назад, чтобы избежать любого контакта с ним.
– Зови, – закрыв дверь, опирается на стену, беспардонно бегая поплывшими глазами по моим ногам, груди, плечам и на дольше застывая в вырезе футболки.
– Пап, – кричу, скинув обувь и спешно иду в зал.
Пусть забирает его и уходит! У меня спина вся горит и ягодицы, потому что этот отвратительный человек смотрит. Хочется закрыться скорее в спальне.
– Папа! – в панике понимаю, что зал пустой, и на мой зов никто не отзывается. Оборачиваюсь, а Гена уже идет в развалку в мою сторону. Одна рука заложена в карман, другой потирает подбородок, а глаза такие в этот момент, что мое сердце в ужасе падает вниз, – Паааап!
Кричу истерически, встречаясь взглядами с приближающимся извращенцем.
– Папы нет дома, – с больным удовлетворением произносит он.
Грудь начинает ходуном ходить, в горле жжет, на спине выступает ледяной пот. Он знал.. Он знал, что его нет!
– Уходите, – сжимаю кулаки, чувствуя, как кровь отхлынивает от лица.
– Не хочу, – пьяные глаза сужаются, когда он становится в проходе, закрывая мне возможность выбежать из зала, – Я думал, ты хорошая девочка, Оля. Послушная. А ты, сучка, несколько раз заставляла меня на улице топтаться, дожидаясь твоего горе-папашу. – мечусь взглядом по залу, пытаясь найти хотя бы какой-то предмет, чтобы если что отбиваться, но как на зло, ничего нет. Даже пустых бутылок, которых обычно здесь валом, – Я тебе шоколадки покупал, думал приятно сделать сладенькой девочке.
Во рту собирается слюна и хочется плюнуть этому психу в лицо.
– Я вам не сладенькая девочка, – цежу, во все глаза смотря на него, чтобы не пропустить ничего. Дышу часто, ноги едва держат. Напряжение граничит с невыносимым, – Уйдите, пожалуйста.
Но вместо того, чтобы сделать как я прошу, он гадко усмехается.
– А вот мы и проверим какая ты!
Резко оттолкнувшись от дверного косяка, пошатнувшись, ступает в мою сторону, а я дергаюсь назад. Бросаюсь к двери в спальню Алисы, но не успеваю сделать и шага, как меня обхватывают огромные руки и бросают на папин диван.
– Нет! – взвизгиваю истошно, пытаясь встать, но он рывком переворачивает меня на спину и вторгается мне между ног. Запах перегара и грязи вызывает рвотные позывы. В груди колит, сердце бахает, горло словно сжимает невидимая рука. – Не надо!
Начинаю бить ублюдка по плечам, но он реагирует неадекватно. Заплывшие глаза вспыхивают блеском, словно ему доставляет удовольствие видеть, как я брыкаюсь. Создается впечатление, его это заводит ещё сильнее.
Удерживая мои ладони рукой, он вдруг достаёт из правого кармана нож и приставляет его к моему лицу.
– Заткнись, мелкая, – цедит, приближая ко мне мерзкое лицо, – Мы всё сделаем тихо, и никто ничего не узнает. Запомнила?
Перед глазами идут цветные пятна, голова кружится, подступивший к горлу ком вызывает спазм.
– Пожалуйста, не надо, – шепчу, смотря в его горящие возбуждением глаза. – Я никому ничего не скажу, только не делайте этого.
– Не могу, – шепчет, приближаясь еще ближе ко мне. Его нижняя, покрытая трещинами губа, дрожит от нетерпения, ноздри раздуваются, – Не могу, сладкая. Я так давно хотел тебя, что нет сил больше.
Боже, только не это!
Чувствую, как по щеке стекает слеза, всхлипываю, вдавливаясь затылком в обивку дивана, чтобы оттянуть момент, когда его противные губы прикоснутся ко мне, и в этот момент в дверь раздаётся звонок.
Боже мой! Боже!
Моментально застываю, сердце подпрыгивает. Гена тычет мне в щеку кончиком ножа.
– Будь тихой! – Острая боль внезапно пронзает кожу.
Лицо напротив напрягается, скулы под жирной кожей вздуваются, а глаза со страхом мечутся то по мне, то по стене рядом.
– Оля, – голос Давида из-за двери вызывает сильнейший толчок в груди.
Он пришел! Он здесь.
– Давид, – кричу во всё горло и тут же слепну от удара по лицу.
Перед глазами разлетаются мушки, в голове звенит, словно рядом раздался удар по колоколу, и я оглохла.
– Молчи, – цедит псих испуганно, – заткнись, иначе порежу!
Рыдания вырываются наружу одновременно с громким ударом по двери. Генка оборачивается, а я, пользуясь моментом, выворачиваюсь из его захвата и со всей дури спихиваю его на пол. Не чувствуя ног, поднимаюсь и бегу через коридор. Слышу, как он громко сматерившись, тяжело торопится следом. Дрожащими пальцами открываю замок и влетаю в руки Давида.
– Оль, – надрывно выдыхает он, тревожно всматриваясь в мое лицо. – Что это?
Перед глазами плывёт от слёз, я тычусь ему в грудь, не веря, что он здесь.
– Давид, – всхлипываю, а потом чувствую, как его тело каменеет.
Становится твердым как гранит. Позади раздаётся шум.
Испуганно вскидываю голову, наблюдая за тем, как он смотрит поверх меня, чтобы уже через секунду рывком отодвинуть меня в сторону.
– Ах ты сука! – вылетает из его рта.
Всё, что происходит дальше кажется нереальным.
Давид вытаскивает Гену на площадку, тот толкает его к соседской двери и замахивается ножом. Под мой оглушительный визг, Давид уворачивается, но лезвие успевает полоснуть его шею. Прикрывая рот руками и коченея от ужаса, смотрю как окрашивается его кожа в красный. Забиваюсь в угол спиной, едва не теряя сознание. Вжавшись лопатками в стену, наблюдаю, как повалив пьяного ублюдка на пол, Давид методично избивает его.
– Мразь! Сукин сын! Ублюдок! – выдавливает сквозь зубы, склоняясь над закрывающимся от ударов Геной.
– Господи, что здесь происходит? – момент, как из квартиры показывается соседка, я пропускаю, – Оленька, что же это? Ох, полиция, полиция, срочно сюда, – тараторит, диктует адрес, – и скорую берите. Скорую!
Скорую… Давид..
Боже мой… Моментально придя в себя, подскакиваю к слетевшему с катушек Давиду и хватаю его за плечи.
– Давид, хватит! Пожалуйста, хватит, – умоляю сквозь слезы, пока он превращает лицо Гены в красное месиво. Только не это! Не из-за какого-то больного извращенца попасть в тюрьму, – Давииииид!
Тяну его, пока наконец, у меня не получается.
Хватаю его за плечи, обнимая и рыдая, как обезумевшая.
Пошатываясь, Дав встаёт, находит меня дикими глазами и рывком прижимает к себе.
Молча, до боли стискивает, пока я лихорадочно обнимаю его за талию. Вжимаюсь лицом в его подпрыгивающую от быстрого биения сердца грудь, и отпустить боюсь.
– Я здесь, – отчаянный шепот мне в ухо, – я здесь, Оль.
Поднимает мое лицо, обхватив его ладонями и проводит по моей щеке.
– Болит? – спрашивает, трогая костяшками дрожащих пальцев кожу.
Наверное, там синяк, но я не ощущаю абсолютно никакой физической боли.
– Нет.
Рывок, и я снова прижата к его груди и дышу любимым запахом.
– Сука, – выдыхает надсадно, пока где-то там на заднем плане причитает соседка.