– Все те, кто прошел в двадцать лучших, поздравляю, вы приняты на бюджет. Остальным, увы, придется оплатить свое обучение до его начала. Те, кто идет по списку после номера «50», к сожалению, в этом году не смогут обучаться в данном заведении.

Виктор не сильно расстроился. Он направлялся к выходу и нечаянно, задумавшись, врезался в профессора Мангольда. Виктор начал двигать ладонями от себя, что означало «Извините». Понятное дело, что Мангольд не знал языка жестов, но это движение руками и не было чем-то непривычным, так обычно делали люди, сопровождая это словами.

– Ааа, Виктор, я как раз хотел поговорить с тобой. Твоя тетя очень хвалила тебя. Что ж, талант у тебя и вправду есть, но придется все же много заниматься, – профессор внимательно смотрел на парня. – Да, да, хочу сказать, что одним талантом настоящего профессионализма не добьёшься. Надо признать, что сегодня было много юношей, у которых есть хорошо отточенные приемы, множество знаний и умений, но у них нет желания, рвения, таланта… Так что у тебя, Виктор, еще все впереди. Жду тебя на своих уроках, – юноша благодарно кивнул.

По дороге домой он решил зайти в цветочный магазин и купить женщинам, ждущих его дома и переживающих за него, цветы. Ему хотелось порадовать их, даже если у него не получилось добиться желаемого. Главное было то, что он поступил, показал себя, а деньги найдутся. Если он постарается и сыграет лучше на следующем отчетном концерте, то, возможно, ему удаться перевестись на бесплатное обучение.

Он зашёл в крохотный магазинчик, почти полностью заставленный различными цветами. Виктор начал махать руками, показывать жесты, но тут же вспомнил, что не все могут его понять. Он приложил руку ко лбу и засмеялся, а потом потянулся за блокнотом.

– Я поняла, один букет из трех алых роз и второй из трех белых лилий, – произнесла девушка. Она была примерно одного возраста с Виктором. Ее кудрявые каштановые волосы выбивались из пучка, а некогда большие карие глаза становились уже от улыбки.

– Ты понимаешь меня?! Знаешь язык жестов? – на лице парня повисло удивление.

– У меня был глухонемой отчим, я научилась языку лет в девять… Анабель, – протянула руку девушка, положив собранные в момент, пока она говорила, букеты перед собой.

– Виктор, – сказал парень и пожал протянутую ручку. Он отдал ей деньги за букеты и взял цветы.

– Приятно было познакомиться, Виктор, – крикнула в след уходящему покупателю Анабель. Виктор приостановился, обернулся и кивнул, что означало:

– Мне тоже очень приятно, Анабель.

***

Теперь парень был озадачен тем, где ему за короткий промежуток времени взять столько денег. Изабелла верила в сына, но для перестраховки уже давно начала откладывать. Но этого было недостаточно. Рано утром парень работал почтальоном и раздавал газеты за почасовую оплату. Ближе к обеду приходил домой, ел, занимался и снова уходил на работу – в кафе. Ему оно очень нравилось. Они часто ходили туда с матерью. Там была приятная атмосфера, вкусная недорогая еда, а главное – там играли джаз. Никому неизвестный ансамбль, состоящий из трубача, тромбониста, контрабасиста, пианиста и ударника играл так здорово, что Виктор не мог оторвать взгляд и уши. Он хотел стать таким же, ну или даже лучше. Теперь он работал вместе с ними, только не музыкантом, а посудомойщиком. Когда его смена заканчивалась и в кафе не оставалось никого, он садился за пианино и играл, представляя, что он на сцене выступает перед публикой.

Им все же удалось собрать всю сумму огромными усилиями. И в назначенный день Виктор отправился на учебу.

Глава 8

Учебный год уже подходил к концу. Близились два месяца отдыха перед новым рывком. Весь период обучения Виктор посещал все возможные лекции и занятия. Он часто брал и дополнительные уроки. Все сессии ему давались легко, но большинство преподавателей пытались занижать ему оценки. Он знал почему. Парень часто чувствовал себя там не в своей тарелке. Он был из бедной семьи, не мог говорить, был во многом лучше других богатеньких студентов. Его унижали не только сверстники, но и некоторые профессора. Настраивал студентов уже известный нам Август Фродберг. Он был высокой шишкой в студенческом сообществе. Как оказалось, газеты во многом были правы. Он был хорошим пианистом, его техника была безупречна. Виктор мечтал стать лучше него.

Друзей у парня было мало, но они все же имелись. Два брата близнеца Прайтмана – Джозеф и Андрэ. Не смотря на родство, они были совершенно разные. Андрэ казался старше, он был умным и способным, но с посторонними груб. На людях ему нравилось выглядеть дерзким: не заправлять рубашку, не надевать галстук… Но на самом деле за всей этой оболочкой скрывался очень ранимый парень, который внешним видом старался оградить себя. Из друзей у парня был только брат. Джозеф был его полной противоположностью. Он был слегка заторможенный, несообразительный, но очень общительный. Он мог заговорить с кем угодно, но всем казался странным, так как был очень открытым и эмоциональным. От природы у него были кудрявые рыжие волосы, как и у Андрэ. Их отец день и ночь зарабатывал деньги, работая полицейским, чтобы у его детей было все, что они пожелают. Джозеф учился игре на трубе, а Андрэ на ударных. Как-то они шли домой и недалеко от учебного заведения увидели, как какого-то парня избивает группа студентов.

– Что, думаешь, что ты лучше нас, да? – парень, которого избивали, скорчившись, лежал на земле.

– Отойдите от него! А то позовем полицию! – Андрэ и Джозеф подбежали. Джозеф дрожал и при этом угрожающе смотрел на хулиганов.

– Ребята, уходим, мало ли этот ненормальный и вправду натравит на нас отца.

– Эй, ты в порядке? – Андрэ протянул платок, чтобы пострадавший вытер размазанную по лицу кровь. – И часто они тебя так? Чего молчишь-то?

Парень достал из отброшенной папки с нотами блокнот. Он писал медленно и неаккуратно – трудно было видеть сквозь пелену и выводить слова, кажется, сломанной рукой. Голова трещала, его тошнило.

– Спасибо! … Пару раз бывало, – он улыбнулся и протянул лист.

– Так ты немой, – с грустью произнёс парень. – Андрэ!

– Джозеф! – парни протянули руки и помогли встать. Его шатало, они держали его. Когда все перестало кружится перед глазами, он снова потянулся за блокнотом.

– Виктор, рад знакомству!

Так они и подружились. С тех пор Виктора избивали реже. Хулиганы боялись, что братья могут настучать на них отцу.

Изабелла беспокоилась за сына, когда тот приходил домой в ссадинах и синяках.

– Кто это был? За что они тебя так? – Виктор пожимал плечами. – Я обращусь в ректорат! А лучше – в полицию!

– Не надо, мам, я сам разберусь.

– Ладно, но, если я еще раз увижу тебя в таком виде, то обязательно пожалуюсь ректору! – она говорила тихо и обрабатывала ссадины перекисью.

– Делай, как знаешь.

– Я точно не могу тебе чем-нибудь помочь? – смотря сыну в глаза после тяжелого вздоха, спросила она.

– Да все в порядке, не беспокойся, – Изабелла поцеловала сына в лоб.

С Джорджией у него были хорошие отношения. Изабелла была его матерью, а Джорджия – тетей. Она попросила сестру научить ее языку жестов, чтобы ей было легче общаться с Виктором. Джорджия быстро его освоила. Втроем они проводили много времени: часто гуляли в парке, ходили в кафе и на концерты.

Среди профессоров его поддерживал Мангольд. Они часто беседовали о жизни, учебе, успехах Виктора. Винсент часто бывал у них в гостях. Теперь он был не просто знакомым Джорджии или профессором по теории музыки в университете, а практически другом семьи.

Парень часто заходил и в цветочную лавку, но не только за цветами. Он приходил к Анабель. Они много болтали, гуляли, Виктор помогал ей по работе и вместе с тем узнавал много нового о цветах.

– Что это за цветы у тебя в вазе? Я часто вижу их в парке. Они так приятно пахнут,– спросил Виктор, вдыхая сладкий аромат.

– О, это Сирень. Неужели никогда не слышал об этом цветке?! – посмеялась Анабель. Какая же светлая была у нее улыбка! Как будто ее лицо и есть расцветающий цветок.

– И что означают эти дивные цветочки?

– Сирень – символ вечной любви! – улыбаясь, сказала она парню, смотря прямо ему в глаза, на щеках появился легкий румянец. От смущения она отвела взгляд.

***

Лето проносилось стремительно. Виктор много занимался, гулял с друзьями и проводил время с семьей.

– Эй, Виктор, я не знаю, что ты сейчас играл, но это было круто! – как-то раз, сидя в гостях, сказал друг пианиста.

– Да, полностью согласен с Андрэ. Кто написал?

– О, это я сочинил, – смущённо, потирая рукой затылок, смотрел на ребят Виктор, пока они читали это на бумаге.

– Мальчики, идите ужинать! – раздался голос Джорджии из-за открытой двери.

– Уже идем, госпожа Латретт! – в один голос ответили братья, смеясь.

Глава 9

Близилось начало нового учебного года. У Виктора на руках была вся сумма, накопленная на обучение. Но он снова решил попытать удачу. Студенты, которые хорошо занимались и получали в зачётную книжку исключительно положительные оценки, могли попробовать перевестись на бюджет. Немного музыкантов стремились что-то исправлять. Их устраивало положение, когда богатые родители оплачивали их обучение. Андрэ и Джозеф тоже не хотели упускать эту возможность. Они устали смотреть, как отец все реже и реже появляется дома, зарабатывая на их обучение, их мечту.

Виктор сидел за пианино и проигрывал программу в тридцатый раз – «Все должно быть безупречно!».

– Виктор, к тебе Анабель пришла! – крикнула Иза. Он закатил глаза на слова матери, ибо «Невежливо прерывать музыканта во время игры, нужно дождаться, пока он закончит!». Виктор доиграл произведение, опустил руки и вздохнул. Раздались аплодисменты за его спиной, он вздрогнул. «А, точно, Анабель!».

– Привет! Прости, я готовлюсь к прослушиванию.

– Нет, это ты меня прости, я совсем забыла об этом. Наверное, не буду тебе мешать, – Анабель улыбалась, но Виктор увидел грусть в ее глазах и остановил собирающуюся уходить девушку.

– Не уходи. У меня есть предложение. Давай я проиграю все еще раз, и мы пойдем в кафе? – он улыбнулся.

– Отлично! Ты хочешь сходить в кафе, где играют джаз? «У Билли» вроде называется? – он кивнул. – Я не против! Тогда подожду тебя внизу.

– Пару минут, и я буду готов идти!

– Хорошо! – на ее лице снова расцвела улыбка, и появились ямочки на румяных щеках.

***

Он сидел за фортепиано в актовом зале. Было очень душно и профессора то и дело пили воду. Это отвлекало, но Виктор был уверен в себе как никогда. Он выбрал два совершенно разных произведения. Первое было печальным и нежным. Звуки плавно перетекали от одного к другому. Лады сменяли друг друга, динамика постоянно перетекала от тихой как шепот до громкой как крик души. Если бы на эти ноты наложили слова, то, определенно, песня была бы о несчастной любви какого-нибудь простого парня. Когда он закончил, повисла тишина. Он выдохнул. Оказалось, все это время он не дышал. Комиссия сидела чуть ли не разинув рот, держа ручки в сантиметре от бумаги. Сердце Виктора скакало в груди.

– Я думаю, вы можете быть свободны, – невозмутимо сказал Бродфор. Виктор не сыграл второе произведение, не понял такого решения ректора, но поднялся и вышел из зала.

– Ну что, как сыграл? Как-то ты быстро, – спросил Джозеф. Братья волнительно смотрели на него.

– Не знаю, я не сыграл второе произведение. Ректор попросил меня уйти.

– То есть как?! Ладно, главное – не расстраивайся. Это еще ни о чем не говорит, посмотрим результаты, – Андрэ переживал за друга, но знал, что точно пройдет. Он давно начал готовиться и сыграл безупречно. Они сидели и молча глядели в стену.

– Твоя очередь, Джозеф, давай, удачи! – Андрэ толкнул застывшего и трясшегося от волнения брата.