Итак, между житейским поприщем Бэкона и его научной деятельностью существует аналогия. Но из этого, однако, не следует, что вторая во всех отношениях обусловливается первой. В жизни великого человека надо отличать существенное, основное от случайного. Бэкон по своим природным свойствам никогда не мог сделаться философом-отшельником, кабинетным ученым. Светская жизнь, разнообразная деятельность были его потребностью; мы видели, с каким трудом он отказался от светской жизни, когда к этому принудили его обстоятельства. В молодости он упорно искал общественной деятельности, только в крайнем случае решаясь сделаться «скучным» книгоедом. Постоянное общение с людьми придало особый характер его философии и положило на нее печать жизненности, которая явилась, таким образом, результатом основных свойств нравственной природы Бэкона. Но какое же отношение имела к философии Бэкона его нравственная эластичность? До сих пор мы видели только, что она не могла помешать Бэкону в научной деятельности, потому что ей негде было там проявиться. Это мнение Куно Фишера и Маколея тоже справедливо только в общих чертах. Если бы Бэкон был не умозрительным философом, а историком, то его нравственная уклончивость проявилась бы и в научной деятельности. Из нашего краткого очерка «Энциклопедии наук» все же видно, что в вопросах этики и политики Бэкон становился менее оригинальным, потому что находился под властью житейской мудрости. В своих очерках физиономики Бэкон многое говорил в угоду королю и Бекингэму. На этом подробно останавливается Либих, рассматривая Бэкона как естествоиспытателя. Таким образом, нельзя сказать, что научная деятельность вовсе не зависит от нравственной неустойчивости. Между тем, Куно Фишер идет еще дальше: он утверждает, что эластичность нравственная как бы связана с эластичностью, с подвижностью ума, последняя же принесла большую пользу научной деятельности Бэкона. Из этого можно вывести, что блестящая умственная деятельность и растяжимая нравственность Бэкона выросли, так сказать, из одного корня. Однако мы имеем основание думать, что умственная гибкость и нравственная неустойчивость не одного происхождения, то есть первая может совмещаться с большой нравственной силой. Приведем в пример д'Аламбера. Д'Аламбер не был таким оригинальным философом, как Бэкон, но принадлежит к числу первостепенных математиков; он прекрасно говорил и писал, отличался необыкновенной подвижностью ума, но вместе с тем это был образец нравственного человека, преданный друг, известный своей трогательной благодарностью к простой женщине, которая его воспитала. Нравственная эластичность Бэкона, как мы уже говорили, объясняется скорее воспитанием, средой, в которой он рос, где была распространена формальная нравственность и утилитарный взгляд на вещи. Многие винят в поступках Бэкона время; но понятия о чести, как видно из процесса Бэкона, были тогда приблизительно такие же, как и теперь, а возможность наживать деньги, жертвуя честью, существовала во все времена.