Стезя Ерсака. Охота на чудовище

Его чудского колдовства хватило бы на сокрытие собственной сущности. Или тень отправить, а в нее дрянь какую-нибудь кинуть, она бы их ночью придушила. А это вот… нападение… было грязным и не свойственным Ерсакам, особенно которые были в услужении княгини.

– Ты же не хочешь пойти решать его проблемы, если что сейчас разъяснится? – его очень волновало, что Агнеша может решить пойти вместе с Вишуем, и они могут потерять время или вовсе с ней разлучиться насовсем.

– В крайнем случае, я пойду с ним одна, а потом словимся где-нибудь у дальней стены или типа того.

Вук скрипнул зубами, он не хотел разделяться и идти на дело без нее. Её навыки были незаменимы о многих ситуациях, тем более в бою.

– Я не хочу идти без тебя… – едва слышно промямлил мечник.

– Прекрати, мы закрыли этот разговор еще много лет назад, – она тяжело вздохнула и посмотрела на его жалостливое лицо, готовое расплакаться в любой момент. – Успокойся уже наконец. Надо значит надо, хватит ныть.

– Ладно, но надеюсь такого не произойдёт… – Агнеша увидела бурю эмоций на его лице, но решила не продолжать разговор.

Скоро начало смеркаться. Солнце плавно покачивалось на горизонте, а закат на чудских землях поражал воображение. Вдалеке замаячили световые столбы, они будто шагали по кругу и водили хороводы, то подымая, то опуская свои светящиеся руки.

Агнеша стала проваливаться в полудрему, яркая встреча с Вишуем пробуждала старые воспоминания и заставляла их крутиться в голове.

***

Тогда

Бес лежал на полу около входа в комнату и тихо сопел, но каждый знал что это лишь притворство, и каждого, кто посмеет войти к ним, будет ждать безжалостное нападение. Он пристально слушал окружающих, внимания каждую историю, но не придавая ни малейшего значения, потому что был уверен что это все враки.

Обездоленные подростки расстелили матрасы на полу и улеглись на них, сегодня они смогли своровать добрую долю спирта у кухарок, а значит настало время дурманящей ночи. Такое происходило исключительно в редких случаях, но почему-то весь преподавательский состав закрывали глаза на такие проделки и ничего не делали с воришками.

В эту ночь дети напивались всей комнатой, делая чудные, исключительно тошнотворные смеси из спирта и разных трав, а потом рассказывали друг другу истории, которые видели в пьяном бреду.

Кто-то курил краденый табак из самодельной дудки, заполняя комнату смрадом дыма. Кто-то сохранял остатки разума, и медленно перебирал струны на маленькой лире или гуслях, присланной родителями, создавая атмосферу уютной корчмы, в которых нередко ночевали Ерсаки постарше, уже ходившие на свои поручения.

Остальные же развалились посреди комнаты, за закрытыми глазами грезя о другом мире, который может ждать их за стенами ордена. Считалось, что под действием спиртного можно было действительно увидеть что происходит в стране, за пределами стен училища, поэтому каждый, кому пришло в голову хоть что-нибудь, мог рассказать абсолютно любой бред и все бы ему поверили. Потому что они уже несколько лет не выходили за пределы училища кроме выездных работ в лес, до миссий еще не доросли, а на смотрины к княгине их пока не брали, они пропитались ее холодными стенами насквозь и утратили свои воспоминания о старой жизни.

– Я вижу лес, – сказала Рыжая и затаила дыхание, выжидая что все ментально обернутся в ее сторону и устремят свои мысли к ее истории, – там тихо и безмятежно, а люди живущие там исключительно девушки.

– Это ещё почему? – перебил ее щербатый парнишка и угрожающе запыхтел.

– Потому что она так видит, ты будто лучше знаешь? Сам не можешь узреть, вот и возмущаешься. – Миниатюрная девочка с чернявыми как смоль волосами и такими же ресницами, вступилась за рассказчицу.

– Благодарю, – Рыжая сделала паузу в несколько вдохов и продолжила.

…

– Их дети рождаются среди деревьев, даруются им самим корнями великого древа. И всегда только девочки, потому что только их может породить мать древо. Их отец был убит и сожжен людьми, что пришли к ним с войной, но расплата за это была велика. Лесное племя забрало всех их мужчин, детей и отцов, даже стариков, и отдало матери древу в качестве жертвы, чтобы оно могло и дальше даровать жизнь их племени.

Последний оставшийся старец, со времён сожжения отца Древа, смиренно сидит в чаще леса. Его седые жесткие волосы путаются в кустарниках, и тянут к земле, кажется, будто корни и растения вокруг начинают его поглощать, а сам он становится травянистым изваянием. Он вспоминает своих братьев, которые уже изжили своё время и покинули этот мир, нелегко понимать, что он последний мужчина, который существует на земле их племени и горестно оттого, что тысячи маленьких наследников тайны леса не были рождены.

– Послушай, матушка, – говорит старец, – перед тем как я уйду навсегда, я хотел тебя попросить кое о чем.

Ответа, конечно же, он не слышит, но он знает, что мать-древо внемлет ему.

– Вырасти из моего тела и тел моих собратьев стену из ядовитых шипов вокруг нашего дома, чтобы больше никогда нога человека не ступала на эти земли.

Он знал, что тем самым обречет племя на вечную жизнь в лесу, но разве им нужно было что-то другое?

Старец закрыл глаза и отправился в свой последний путь. Его смерть, как и смерти его братьев, не стала напрасной. Матушка древо, как он и просил, выстроила вокруг них защитную стену, из растений, что убивают трупным ядом каждого, кто посягнет ступить на их землю

…

Все слушали затаив дыхание, казалось, что дым в комнате стал плотнее, а вместо его запаха и перегара, мерещился лесной воздух, звуки птиц и колыбель из песни лесного народа. Пока Рыжая продолжала историю, Бес чесал за ухом и наблюдал за ней. Она была единственной, чьим рассказам он хотел верить и чьи истории хотел бы узреть воочию.

Многие говорили о своих сёлах, из которых их забрали, об обычных войнах, о князьях и колдунах, потому что ничего другого в жизни и не знали, а придумать не могли. Лишь некоторые как Агнеша могли поддаться воображению и рассказать что-то стоящее.

Когда рассказ закончился, снова воцарилось спокойное молчание, такое редкое для здешних мест.

– Я тоже кое-что увидел, – басовитый голос нарушил тишину. Кажется, это был кто-то из более взрослых Ерсаков. Нередко те, кто уже получал свои собственные задания и прошёл обучение, присоединялся к вечерам молодых, хотя их истории не очень любили, потому что они уже видели мир снаружи. Но так или иначе воспитанники оставались семьей при любых обстоятельствах, независимо от возраста и жизненной ситуации, а потому продолжали возвращаться друг к другу снова и снова.

Рыжая приподняла голову, чтобы понять, кто это был, но не смогла опознать соратника. Высокий, поджарый, с крупными чертами лица, коротко стриженной головой и бородой, закрывающей половину лица, прибавляющий ему лет пять в возрасте. Хотя, если посудить, он и так был старше основной массы здесь собравшихся года на четыре.

Рыжая повернулась в его сторону и стала наблюдать за рассказывающим.

…

– У нее были серые угольные волосы, цвета тлеющего пепла. Если долго всматриваться, казалось, что в них от дуновения ветра заискрится пламя, но пламени не было, как и ветра. Было холодно, но девочка даже не думала уйти под гнилой карниз и спрятаться в охапке сена. Она сидела на крыльце и задумчиво глядела в землю, чертя палочкой рисунки на земле.

– Что ты делаешь, девочка? – спросил священник, выходя со спины и усаживаясь рядом с ней. Она даже не шелохнулась, но рука ее незримо дернулась и быстро заштриховала свои рисунки.

– Дядь, почему нас здесь бросили?

Мужчина удивился, его старческий лоб сначала сморщился, но потом снова разгладился.

– Почему ты думаешь, что вас бросили? Вам дали жизнь лучше, дали семью, которая действительно вас любит. Вы обрели новое место для себя и шанс в жизни. – Он многозначительно замолчал, – Вот, как тебя зовут?

Девочка вытянула ноги и легла на прогнившие доски.

– Шу.

– А раньше как тебя звали?

Шу задумалась, но не смогла ничего припомнить. Кажется, ее никак и не звали.

– Верно, у тебя даже не было имени. А имя это все, все что есть в человеке, идет от его имени. Тебе оно очень идет, правда? Ведь твое полное имя Шу Эвель Ием, значит очень много, и несет в себе много тайн и силы.

– Может быть, – девочка отвернулась от старика. – Но меня все равно зовут просто Шу. Просто звук, и все. Шорох, и не больше. Так что не так уж много.

Старик улыбнулся, кажется даже неслышно усмехнулся, но этого было достаточно, чтобы девочка обратила внимания.

– Чего смеешь, дядь, что смешного?

– Ты ведь сама для себя так решила, что ты просто звук. Никто не решает это, кроме тебя, кто бы как тебя не назвал, только ты определяешь, какое из имен тебе носить. И только подходящее имя определяет, будет ли оно давать тебе силу.

Шу нахмурилась и снова отвернулась от старика. Она не поняла его, да и дела ей до этого не было. Все равно в стенах монастыря она будет всего лишь Шу и не больше.

…

– Хорошая история, – сказала Рыжая и перевернулась обратно. Она действительно задумалась над этим, откуда пошла привычка давать всем здешним прозвища, и почему никто никогда не пользовался именами. Может из-за воспоминаний о том, как их притащили сюда, практически их же кровью записали в ряды училища на пожизненно и теперь их имена красуются в перечне каждого года обучениях пока не будут вычеркнуты после смерти.

Если так размышлять, то фактически, их имена им теперь и не принадлежали, они были подвластны лишь училищу, и каждый раз, когда преподавательский состав называл кого-то по имени, тот непременно вздрагивал и чувствовал себя максимально паршиво.

Бес поворочался около двери, история ему не понравилась, потому что отчасти он тоже понимал, что так оно и есть, а главное, видел заинтересованность Агнеши, и это злило его, хотя он и сам не мог понять почему.

Рыжая бы хотела после ночи найти этого человека и поговорить с ним, но было не принято, говорить о чем-то после дурманящей ночи, да и вообще вспоминать о ней. Да и вряд ли она бы вспомнила его черты лица, потому что добрая доля алкоголя с травами сильно била в голову, заставляя увиденное мутнеть и стираться из памяти.

Светоч лежал подле ее ног, его уши едва различимо посверкивали в темноте, озаряя комнату таинственным свечением и дополняя обстановку. Ещё в нескольких местах такие же потомки чуди лежали в комнате, будто наполняя ее мерцанием светлячков. Обычно он ничего не рассказывал, истории чуди не были по душе всем, потому что жили они гораздо дольше, да и память лучше, а слушать правду хотелось не многим. Хотя Светоч был по сути таким же подростком, до попадания сюда он успел увидеть гораздо больше, и много страшных вещей все еще будоражило его память, поэтому он молчал, чтобы не спугнуть атмосферу таинственности и уюта.

Возможно, он бы поведал о величественных дворцах по ту сторону моря, о сказочных созданиях, которые бродят по тем землям, о чудесах, которые может совершать колдуны его рода, но о хорошем тоже было не принято говорить. Зависть порождает злобу и тоску, все бы хотели увидеть это, как и он, но мало кто смог бы на самом деле. Хоть он и молчал, его голову будоражило видение, которое повторялось снова и снова, стирая грани реальности и оседая в мозгу так плотно, что его было бы сложно забыть даже спустя годы.

Время уже давно перевалило за полночь и подбиралось к утру, солнце медленно выплывало из под окна, обжигая лица детей яркими лучами. Они морщились, но никто даже не потянулся в сторону, чтобы закрыть шторами светило. Последствия ночи все ещё дурманили разум, но нужно было возвращаться к обычным делам.

На завтрак пришла половина, остальные пытались выудить моменты сна перед грядущими занятиями. Светочу не имелось, в ночи он и в самом деле видел что-то, что не было всего лишь воображением и ему нужно было об этом рассказать Рыжей. Он выловил ее после завтрака и затащил в уборную, пытаясь спрятаться от посторонних ушей.

– Ты чего удумал? – возмутилась Рыжая и вывернулась из его хватки.

– Слушай, вчера ночью…

– Эй, ты забыл? Что было, то было, не вспоминай.

– Да послушай ты, дура, это может быть важно!

– И ради мнимой важности ты хочешь пренебречь правилами? Давай, я пойду, осмысли сам как-нибудь. – это уже было похоже на угрозу, Светоч не понимал, почему Рыжая так противится ему и хочет упорно следовать правилам.

– Да послушай ты, это правда что-то странное, – он посмотрел на нее умоляющим взглядом, хотя если знать Светоча, он всего лишь притворялся и был на грани срыва, желая поколотить Рыжую и заставлять ее слушать.

– Ладно-ладно, угомонись, но давай минимум деталей и подробностей, чем быстрее тем лучше, – Агнеша запрыгнула на подоконник и вопросительно уставилась на Светика.

– Вчера я видел смерть.

– Эй! Полегче, это не звучит как интересная и захватывающая история, давай все таки не будем…

– Да заткнись ты! – Светоч вцепился ей в рубашку, – ты знаешь что я чертов потомок чуди и у меня ничего не бывает просто так! Так что закрой свою поганую пасть и слушай!

Агнеша немного опешила от его поведения, но не решилась перечить.

– Они лежали все мертвые, понимаешь? Все, все кого мы знаем! Их внутренности были выпотрошены, они были везде! Там были кучи трупов, учителя, де-дети – Светоч заикнулся, у него потемнело в глазах, а ослабевшее тело стало неподвластным.

Рыжая успела подхватить падающего друга и притянуть к себе.

– Я пыталась тебя остановить, ты же знаешь, правила есть правила, – Она погладила его по голове, дожидаясь полной потери сознания, а потом взвалила обмякшее тело на плечи и потащила к лекарям.

Вряд ли он успел увидеть ее испуганный и задумчивый взгляд, пока он падал ей в руки. И вряд ли Рыжая знала, что под потолком сидел и курил Бес, наблюдая за всем происходящим.

Он задумчиво выжидал, пуская дым в щели здания, не было понятно, то ли Рыжая знает слишком много, то ли она просто испугалась за Светоча, который бредил. В любом случае он хотел быть рядом и знать все. Даже если не знать, то просто стоять за ее спиной.

Затушив окурок о потолок, он спрыгнул вниз и вышел в коридор, направляясь в кабинет. Рыжая уже сидела на окне, выглядывая на улицу и наблюдая за тренировками. Ей больше нравились физические занятия, чем умственные.

Стратегию, знания, этикет? Глупость. Выпустите ее на улицу и она порубает гарнизон княжеских солдат меньше чем за лучину, наверное. Никто правда не проверял, но один на один выходить с ней на поединки мало кто хотел.

Бес подсел к ней и тоже выглянул наружу.

– Думаешь скоро нас выпустят на первые поручения? Вроде уже столько лет прошло, а все ещё тухнем тут в стенах.

– Скоро, даже не сомневайся, – Агнеша моментально ответила ему, казалось, даже не задумавшись, а потом вдруг оглянулась. – Не на задание, конечно, но скоро соберут группу и поведут в город.

– В город? И че делать будут? – он заинтересованно уставился на нее, ожидая больших подробностей.

– В душе не чаю, княгине поди покажут. В прошлом году некоторые не вернулись, может она их к себе прибрала под юбку, – она мечтательно вздохнула, – вот бы и меня забрали. Жила бы как боярыня, пила винцо по праздникам и ходила по головам челяди.

– Размечталась, ты же необразованная вообще, тебя и на выгул то не возьмут! – он громко рассмеялся, наблюдая за тем как девушка обиженно сердится.

– Ты будто лучше, – Рыжая нахмурилась и взглядом пробежалась по Бесу.

Он был младше ее на тройку лет, но вследствие своего родства с южанами давно догнал старших и обучался с ними на одном уровне. Ума ему правда далеко не хватало, но разве Ерсакам они нужны?

***

В настоящее время

Воспоминания стали путаться в голове Рыжей, а навязчивое «Агнеша, Агнеша, ты меня слышишь, проснись же» и потряхивание за плечо становилось все четче.

– Эй, не спи, кто-то должен следить за этими бедолагами, а я уже едва держу глаза открытыми. Смени меня, – Вук настойчиво теребил девушку.

– Да все! Все, проснулась я, – Агнеша громко зевнула и отодвинула морду Вука от себя.

Она укуталась в свою накидку и придвинулась ближе к Казимире и Вишую. Он тяжело дышал, но все же довольно ровно, изредка постанывая, когда ткань шеркалась о раны. Его белые волосы липли к потеющему лбу, Агнеша наклонилась к нему и ласково убрала их за уши, тихо нашептывая заговор на успокоение и облегчение. Вишую стало легче, на лице читалось умиротворение, морщинки на лбу медленно расслабились и он провалился в блаженный сон.

Когда очнулась Казимира, стало совсем темно, даже звезд на небе было не видно. Она сразу достала зеркальце из поклажи и стала себя разглядывать.

– Ну вот, опять, скоро совсем как гадкая старуха стану, – она тяжело вздохнула и убрала вещицу обратно, – седина так и лезет, такими темпами скоро я стану пустой оболочкой, или придётся заключать договор на новую душу с какой-нибудь дрянью.

Неожиданно для самого себя, Вук проснулся от разговоров и шебуршания и сонными, слипшимися глазами посмотрел на нее. Несмотря на все, она улыбалась, так мягко и по-доброму, что внутри становилось тепло, но все же как-то грустно.

– Ну, ты как? – спросил Вук и прильнул как котенок к ней. Он сел рядом и обнял ее за плечи.

Казимира даже не обернулась к нему. Она и так знала, что задавая этот вопрос и обнимая, он даже не смотрит в ее сторону. Щурясь от костра он глядел на Рыжую с такой нежностью, которая подвластна только влюбленным.

– Нормально, все хорошо, – она скрестила руки на груди и посмотрела на Вишуя, – а бедолага наш?

– Так и не приходил в себя, – Вук пожал плечами и придвинулся еще ближе к Казимире. Она списала это на прохладное утро и желание быть ближе к человеческому теплу, так или иначе они все таки не чужие люди.

– Понятно… Поезжать за утро будем? – она тоже, как и он, беспокоилась предстоящем задании и не хотела сильно задерживаться.

– Вроде как по плану собирались.

– Ну, хорошо, – она полезла в поклажу и достала какой-то маленький инструмент со струнами.

– Ты уверена? Не свались снова, – заволновался Вук.

– Не бойся, не так много сил это тратит, да и давно я не слышала Агнешу.

Рыжая подняла голову, услышав своё имя, и улыбнулась.

Казимира взяла в ладони инструмент и стала большими пальцами перебирать маленькие струнки. Нежная Музыка заполнила тишину ночи.

Ржаное полюшко, колосья пряные,

Холодный ветер, поля туманные,

Разошлись по сторонам, по берегам далеким,

Ни сойтись, ни найтись, будь ты был проклят.

Затмевает глаза время переменное,

И не видно дальше речки неизменною,

И стою на берегу я, не решаюсь,

Слышно песню соловья, заливается.

Песня была грубо сложена и рифмовалась не очень, но тихий, низкий, монотонный голос Агнеши делал своё дело, и звучала она хорошо. Так они и сидели до зари, под треск костра и волшебную музыку, а после уснули.

Проснулась Агнеша от того, что стало холодно. Костер потух и больше не грел под боком, а солнце еще не успело нагреть землю и воздух после ночи. Вук и Казимира дремали в обнимку, а Светоч ничком лежал подле них. Она тихо подползла ближе и погладила его по голове, жара не было.

– Ой ты бедовый нахрен, ничему тебя жизнь не учит…

Она стала снимать с него повязки. Раны выглядели ужасно, царапины разбухли, а синяки позеленели, ожоги все еще отливали кровавым цветом и покрывались волдырями. Она нанесла новую порцию мазей и забинтовала Светоча обратно. От махинаций с его телом, он вдруг вздрогнул и резко проснулся, коротким движением перехватив ее руку.

– Сука, ты че делаешь то! – Агнеша стала ругаться с испугу.

– Прости – кгх – не хотел, – он стал откашливаться и отпустил руку Агнеши. Кровавые слюни расползлись по траве.

– Выспался? – она улыбнулась и погладила его по спине.

– Ну… вроде… нормально…

Он попытался сесть, но раны отозвались бешеной болью, и он повалился обратно на землю..

– Блять, че за… – он приподнял повязки и облегченно вздохнул, – ох боги, похоже, я вам жизнью обязан…

– Ага. Казимире. – Агнеша кивнула в сторону колдуньи, – Ну давай, рассказывай, а то небось опять вырубишься.

Он положил руки под голову и уставился в голубеющее небо.

– Контракт, сделка, – он откашлялся, – меня взяли в Березивске. Я остался на сутки у друга, у меня там поручение было, но похоже нет у меня больше друзей там. Короче, сдал он меня. Нашли ночью, повязали и выперли. Не знаю куда везли, все время я был головой в мешке. Несколько дней в повозке, связанный ничком, и потом ещё парочку часов, как мне показалось, пешим ходом по какому-то городу, вроде. По итогу я оказался перед Кем-то. Как сейчас помню: стоял на коленях перед ним и ждал своей участи. Меня раздели, и тогда я понял, что происходит, но было уже поздно. – Он глубоко вздохнул, непрерывная речь давалась ему с трудом, а каждый вздох отдавался болью в грудине. – Поручением было смерть твоя, Рыжая, но поверь! Я долго сопротивлялся, но печать стала отравлять сознание. Тогда в бреду, в свои последние дни, как я думал, я пришёл к тебе. Ты же понимаешь? Я бы ни за что по своей воле… Я бы никогда, Агнеша, пожалуйста, услышь меня…

– Тшш-ш-ш, все хорошо, я понимаю, – Стала успокаивать его Агнеша, когда увидела, что Вишуй разволновался и на глаза стали наворачиваться слезы, – Эй, ну ты чего? Ну-ну, иди сюда, бедолага.

– Я… я, – он ревел навзрыд, – я был готов умереть за тебя, но оно… Оно повело меня, оно нашло… Выследило тебя… Прости, боги, прости, пожалуйста, – заливался слезами чудь, – я не хотел, умоляю, прости меня. Я не собирался, даже не думал… предавать тебя…

Предать ее? Наверное, ложь – единственное, чего Агнеша не переносила ни в каком виде. Она предпочитала самую ужасную, горькую и вообще поганую правду.

Доверие для Рыжей было одним из самых важных элементов жизни, и этим доверием она не раскидывалась направо и налево, а те, кто умудрился воспользоваться им, всегда получали по заслугам. Никто не остался безнаказанным, за исключением тех кто успел умереть раньше, чем она пришла мстить.

– Ну все-все, с кем ни бывает, что ты, в жизни всякое случается, все хорошо, – она гладила его по волосам, как заботливая мать свое чадо, и прижимала к груди. – Не волнуйся, все уже кончилось, все хорошо.

Мысленно она уже убивала тех, кто мог причинить ему вред и совершить подобную подлость. Но в реальности сделать она этого не могла, до Березивска было дней десять, а то и двенадцать пути, а дальше что делать не ясно. Скорее всего тот самый «друг» уже давно скрылся и теперь ничего не найти.

Заказать ее мог кто угодно, врагов у неё было навалом, но чтобы прибегнуть к таким методам… Мысль наводила на общину колдунов и Семью Истины. И если первые были на стороне княгини, и тогда их действия были предательством ее величества, то вторые были скорее свободной сектой. Ни там, ни там она не знала никого.

Люди и нелюди приходили в семью и воспевали славу богу силы, войны и беспросветной ночи – Витоногу, к которому обычные люди обращались только во времена войн и сражений. Никто не знал, какую цель они преследуют и что за деятельность ведут, но известно было, что они умели привязывать духов к своим телам и проповедовали свои какие-то ценности и верования.

Членов этой секты можно было узнать по ритуальным шрамам, которые узорами струились по их коже. Они показывали их полную жертвенность и принадлежность Семье.

Почему княгиня до сих пор с ними не разобралась? Может боится их возможной силы и раздоров с ними? А может, пока они не делают ничего опасного, просто не трогает их?

Семья стала лишь собранием нищих и бездомных, отбросы просто помогали таким же обездоленным, а ценой за спасение была вера в их бога.

Хотя, такую угрозу стоило бы устранить как можно быстрее, пока она не приобрела летальный характер.

– Ладно, ладно, оставим это, тут мы бессильны, – сказала Агнеша и Светоч закивал головой на ее слова. – Давай разбудим их и решим что делать.

Рыжая растолкала спящих и подняла всех на ноги, Казимира сразу подбежала к Вишую и стала расспрашивать его, получив точно такой же размытый ответ, как и Агнеша.

– Предлагаю двигаться с ним до Сальковки, а там разойдемся, – Сальковка была их следующей предположительной точкой остановки. Они собирались остановиться там на ночь где-нибудь на окраине, чтобы не привлекать внимание. – Нельзя его бросить вот так.

Все молча согласились, особо выбора в этой ситуации не было. Они погрузились, Светоч сел позади Рыжей, зацепился за неё одной рукой, второй придерживая повязки, а головой уперся ей в спину.

Они тронулись, первое время им пришлось терпеть некоторые неудобства: они иногда останавливались, когда Светоч начинал клевать носом и сползать с лошади. Пару раз они перевязывали его и наносили новые мази, чтобы лечение не затянулось и прошло максимально благоприятно, а потом набрали скорость, когда светоч наконец-то смог держаться в седле.