Лето, когда мы пропали

Глава 7
Сейчас

– Мне приснился самый жуткий сон, – говорю я Люку.

Он поворачивается ко мне, улыбающийся и сонный в свете раннего утра, и проводит рукой по подбородку, который, должно быть, вчера побрил.

– Рассказывай.

Я зажмуриваю глаза, пытаясь вспомнить подробности. Мои дурные сны никогда не кажутся жуткими при свете дня.

– Все было так, словно я никогда не уезжала из Родоса и все еще собиралась замуж за Дэнни. Как будто все, что могло пойти не так, пошло не так.

Люк гладит меня по голове.

– Должен признаться, мне не особо приятно просыпаться и обнаруживать, что тебе снился бывший.

Но он улыбается так, словно его это совсем не волнует, да и с чего бы? Для меня солнце встает и садится вместе с ним.

Прижимаюсь губами к его шее и вдыхаю его запах. Даже после ночного сна Люк всегда пахнет, словно только что вышел из душа.

– Просто очень странно, насколько реальным это все казалось.

Он скользит рукой по моему бедру, дыхание у него учащается, грудь вздымается и опускается, когда он прижимается к моей. Его улыбка становится лукавой.

– Казалось таким же реальным, как вот это?

Такой вопрос ведет к сексу, у него нет других целей, кроме как привести к сексу, но что-то внутри меня подсказывает: «Убедись. Убедись, что это реальность».

Я сажусь и оглядываюсь по сторонам. Комната знакомая и незнакомая одновременно, поэтому я подхожу к балкону и раздвигаю шторы.

И тогда я вижу утес. Ребята прыгают с него, пытаясь достигнуть волн далеко в море.

Я задергиваю шторы во внезапной панике. Если Люк увидит, как они прыгают, он тоже захочет попробовать, и тогда он никогда ко мне не вернется.

Я поворачиваюсь, готовая умолять его не ходить туда, и понимаю, где мы находимся. Это заброшенный дом, в котором я останавливалась во время турнира Pipeline Masters и наблюдала за ним, а потом улизнула, как воришка, чтобы он не догадался, что я там была.

Мы тогда не были вместе. Мы и сейчас не вместе.

Я резко просыпаюсь в темноте, уставившись на голые стены незнакомой комнаты.

Правда будоражит меня и накрывает с головой – кошмар сбылся, а самое большое мое желание – нет.

Я падаю лицом в подушку и плачу, жалея, что не могу найти способ вернуться к нему, к тому Люку, который не ненавидит меня. Который не верит во все те жуткие вещи, которые другие люди наговорили обо мне. Пусть они и оказались в итоге правы.

* * *

На моих окнах пока еще нет штор. Я и забыла, каким чертовски ярким может быть солнце в такую рань.

Я выползаю из кровати, протирая глаза ото сна, и готовлюсь встретить очередной день, полный вполне заслуженной ненависти Люка и незаслуженного восхищения Донны.

Она как раз начинает готовить завтрак, когда я вхожу на кухню.

– Доброе утро, красотка, – приветствует она, целуя меня в макушку. У нее должен быть целый городишко детей. Полагаю, именно в нечто подобное она и решила превратить Дом Дэнни… только она недолго будет ему радоваться при жизни.

Я занимаюсь яичницей, пока она приглядывает за беконом. Люк входит как раз в тот момент, когда мы заканчиваем, – с заспанными глазами и пухлыми губами, расчесывая пятерней растрепанные волосы. Я замечаю полоску пресса, когда у него задирается рубашка, и вспоминаю сон. Его рука собственнически лежит на моем бедре, глаза такие умиротворенные, такие счастливые. Могло ли быть так же в реальности? Я никогда этого не узнаю, и именно незнание мучает меня. На долю секунды мой взгляд останавливается на изгибе его шеи, и я представляю, как провожу носом по коже, снова вдыхая ее запах. Я чувствую такой сильный трепет в животе, что неосознанно прижимаю к нему руку, желая, чтобы он прекратился.

Я не ем завтрак, хотя накладываю его в тарелку и сажусь вместе с ними, потому что так хочет Донна – притвориться, что не было всех этих лет. Сидеть за большим столом, словно Люк и Дэнни отправятся кататься на сёрфе, как только мы доедим.

– Я говорила, что они наконец-то снесли закусочную? – спрашивает Донна. – Хотят открыть ее в более популярном месте.

Боль настигает прежде, чем я успеваю ее остановить, будто какой-то фантом пробрался в грудь, схватил сердце и сжал его со всей силы. Встречаюсь взглядом с Люком, и на короткий момент, прежде чем он отворачивается, я вижу такой же фантом и у него внутри.

Он поворачивается к Донне.

– Ты сказала, у тебя для нас список дел?

– Вчера доставили кустарники для заднего двора, – отвечает она. – Думаю, нам нужно сначала посадить их, потом попрошу вас закончить обшивку стен гипсокартоном в некоторых комнатах.

Поднятая бровь Люка означает, что я с большей долей вероятности разрушу этот дом до основания, чем стану возводить стены, – и это абсолютная правда. С тем количеством денег, которое мы перевели, ни в чем подобном нет необходимости. За два миллиона стены из гипсокартона должны были быть вклю- чены.

– Донна, – начинаю я, – я думаю, с этим лучше справятся профессионалы. Если тебе нужно больше денег, я могу…

Она кладет ложку и смотрит мне в глаза.

– Нет. Мне не нужны деньги. Мне нужно, чтобы ты приняла в этом участие. Мне нужно, чтобы ты чувствовала, что это твой дом так же, как мой или детей.

Я подавляю вздох.

– Я счастлива находиться здесь и хочу иметь возможность провести с тобой время, но… зачем так рисковать и ждать, когда я пробью молотком гипсокартон и испорчу чью-то комнату?

– Ты должна заняться рутиной, Джулиет. Такой образ жизни разрушает твое здоровье. Он отдаляет тебя от реальной жизни. Когда ты в последний раз стирала собственное белье? Или мыла посуду?

Я сжимаю переносицу большим и указательным пальцами. Это так похоже на Донну – верить, что немножко полезного добросовестного труда превратит меня в активного подростка, который впервые появился в ее доме. И даже если она права, почему Люку нужно тоже быть здесь? Он наверняка немало зарабатывает, но ручаюсь, что он живет в каком-нибудь крошечном местечке без прислуги – так что его руки постоянно заняты делом.

Ее взгляд следует за моим.

– Да, я знаю, что он сам занимается стиркой. Вы оба так многого добились за прошедшие семь лет, но я не могу отделаться от ощущения, что вы немного сбились с жизненного пути, и мне хочется исправить это, прежде чем я уйду.

В глазах Люка столько боли и гнева, что я не могу не отвернуться. «Она не в состоянии это исправить, – говорит его выражение лица, – и не должна этого делать». Потому что я во всем виновата. Все наши проблемы – и его, и мои – начались с меня.

Он берет себя в руки и смотрит на Донну, как всегда, невозмутимо.

– Так, и где ты хочешь посадить эти кусты?

– Думаю, вдоль заднего забора. Через одинаковое расстояние. А я буду составлять список всего, что нужно для пристройки, поэтому говорите, если что-то придет на ум. Позже я его вам отдам.

– Шторы, – говорю я. – Может, один из нас будет копать на заднем дворе, а второй поедет по магазинам? Так мы сэкономим время.

Под этим я подразумеваю, что Люк будет копать, а я, конечно же, поеду по магазинам.

– Нет. – Она качает головой. – Вам нужно заняться этим вместе.

– Донна… – начинает Люк.

Она кладет вилку, не поднимая взгляд от своих колен.

– Тебя дисквалифицировали в Австралии не без причины, и, если ты не разберешься в том, что тебя гложет, боюсь, ты не переживешь следующий турнир.

Сердце сжимается. Я очень, очень сильно старалась не думать о том, чем он зарабатывает на жизнь. Я уверяла себя, что он слишком здоровый, слишком умный, слишком пылкий, чтобы получить травму. Но ни здоровье, ни ум, ни пылкость… ничего из этого не совместимо с океаном. В Австралии он вел себя безрассудно – рисковал там, где не должен был, и ввязался в драку на линии, где все ловят волны. Все могло закончиться очень плохо.

При мысли о его смерти грудь пронзает острая боль. Я бы хотела вырвать ее оттуда с корнем, но это невозможно.

Она смотрит на меня.

– А ты позволяешь мужчине, с которым встречаешься, с такой силой вытолкнуть тебя из лифта, что ударяешься об пол, а после позволяешь ему таскать тебя за волосы. Что-то пошло не так, и что бы вам ни было нужно, пожалуйста, найдите это здесь и разберитесь вместе, чтобы в своей следующей жизни я могла быть уверена, что с вами все в порядке.

Я закрываю глаза. Мне правда жаль, что она увидела то видео, но то, на что она надеется… безнадежный случай. Если я встречаюсь с придурком, утро, потраченное на посадку кустарников, меня не исправит. Не могу понять, с чего она вообще взяла, что это поможет. Но если мне нужно на три недели притвориться, что я изменилась, пусть так и будет.

Сразу после завтрака я направляюсь на задний двор. Люк уже копает, рубашка липнет к широкой спине и плечам, контуры мышц проглядывают каждый раз, когда штык лопаты врезается в почву. Кажется, он был создан для этой работы, но в этом и заключается особенность Люка – он будто был создан справляться со всем, за что бы ни брался.

Он осматривает меня с ног до головы и качает головой.

– Можешь посадить луковицы. – Он кивает на коробки в углу нового патио, вымощенного плиткой.

Великодушное предложение. Не знаю, почему мне так приспичило его отклонить. Ни разу в жизни не сажала ни одного дерева, и, думаю, за последние пару лет я в принципе не освоила ни одного полезного навыка, который мог бы пригодиться. У меня хорошо получается петь, отвлекать журналистов, когда они расспрашивают об отношениях с настоящим деспотом и флирте с другими парнями, чтобы оживить ослабевшее внимание Кэша. У всех этих навыков ограниченная область применения.

– Ты же знаешь, что я тренируюсь почти каждый день, – говорю я. – Я так же, как и ты, могу копать.

Он протягивает лопату.

– Ну давай. Покажи мне, в какой ты форме.

Отличный ход, Джулиет. Теперь ты копаешь, и не важно, насколько это тяжело, ты не можешь признаться, что не справляешься с этой работой.

В течение получаса я орудую лопатой, но мне удается вскопать только крохотный клочок. Руки трясутся, ладони в мозолях, и когда его тень наконец повисает надо мной, он молча забирает лопату. Это в его стиле – вести себя как придурок, когда я предположила, что могу копать сама, и в его же стиле позволить мне уйти от проблем, когда я, вероятно, этого не заслуживаю. Жалеть, когда он спокойно мог бы откинуться на стуле и наслаждаться еще одним моим провалом.

– У меня получилось, – бормочу я. Мы оба знаем, что нет.

– У этих приемных детей могли бы появиться внуки к тому времени, как ты бы закончила.

Хватит проявлять доброту, Люк. Хватит защищать меня. Это никого из нас ни к чему хорошему не привело.

Глава 8
Тогда

ИЮЛЬ 2013

Прежде чем встретить Дэнни, я мечтала о другой жизни. Я надеялась, что у меня получится заниматься чем-то, что я действительно люблю; что, может быть, я смогу летать, а не просто ходить по земле. То, что Люку понравилась моя песня, снова возродило во мне надежду. Интересно, почему я вообще перестала думать, что это возможно.

Я не понимаю, почему не обращаю внимания на весь тот негатив обо мне с Дэнни, на который он намекал, но прислушиваюсь к его словам. Я напеваю эту незаконченную песню себе под нос на смене в закусочной и когда помогаю Донне с ужином. Мне не хватает кусочка пазла, но после слов Люка я чувствую, что мне важно отыскать этот элемент.

Я напеваю ее день за днем – ищу и ищу. Жаль, что мне не хватает времени для себя, чтобы попробовать додумать ее, хоть я и знаю, что ничего не выйдет. На этой неделе у Дэнни в гостях два школьных друга, и эти дни у нас стали еще более загруженными. Каждую свободную минутку, когда я не помогаю Донне, меня тащат на какую-нибудь вечеринку, на которую я не хочу идти.

В субботу днем они подъезжают к дому после целого дня сёрфинга, как раз когда я возвращаюсь на велосипеде после двойной смены в закусочной.

Они наверху, пока мы с Донной накрываем на стол, и они опять наверху, когда мы с Донной убираем после ужина. Целых полчаса уходит на то, чтобы отмыть кастрюли, загрузить посудомойку, подмести пол, пока наверху четыре парня смеются как озорные дети, сбежавшие с урока.

Я молча закипаю от злости, меня тошнит от… всего. От борьбы за минутку побыть в одиночестве, от этого странного напряжения между мной и Люком.

Я поднимаюсь наверх как раз в тот момент, когда Дэнни выходит из ванной, только что приняв душ.

– Поторопись, ладно? – упрашивает он. – На пляже вечеринка, и Нэв очень хочет туда попасть.

Я разочарованно вздыхаю и киваю. Я даже не смогла принять душ вчера вечером, потому что они заняли ванную в холле, а теперь мне нужно торопиться. Мне бы не пришлось торопиться, если бы ты помог. Если я уеду в школу на девять месяцев, я тоже смогу позволить себе сидеть на заднице весь вечер и заниматься сёрфингом весь день?

Я никогда не скажу этого вслух. Дэнни хочет порадовать родителей, меня и друзей. Не его вина, что у него постоянно не получается что-то из этого.

– Мне, пожалуй, стоит закончить книгу к школе, – говорю я.

– Детка, ну давай, – упрашивает он, а Люк возвышается прямо за его плечом и смотрит на меня как на гребаную лгунью. – Я тебя целый день не видел.

Скрипя зубами, я соглашаюсь пойти. Я люблю Дэнни, но еще я обязана ему. Сложно сказать, что из этого побуждает меня уступать ему в таких случаях.

Я бегу в спальню, хватаю полотенце и чистое белье, выхожу и обнаруживаю, что ванную опять кто-то занял.

Я бью ладонью по двери.

– Вы надо мной издеваетесь?

Дверь внезапно открывается, и там стоит Люк с полотенцем, обмотанным ниже талии, а вода продолжает литься.

Он ухмыляется.

– Какие-то проблемы?

Именно ухмылка выводит меня из себя. Если бы Дэнни услышал, что я сказала, он бы очень обеспокоился. Он бы спросил: «В чем дело? Что я не так сделал?» А Люк думает, что выиграл, заставив меня выйти из себя и… к черту все. Не собираюсь производить на него впечатление. Меня больше не волнует, что он думает.

– Вы потратите всю горячую воду, – шиплю я. – Она сейчас льется, а ты даже не в душе! У вас в распоряжении весь день. Я что, многого прошу – всего пять чертовых минут, чтобы принять душ после целого дня на работе?

Он проводит рукой по волосам.

– Нет, немногого. Но ты не способна постоять за себя. Короче, не думаю, что ты когда-нибудь это поймешь.

Меня поражает правота этих слов. Каким образом хоть что-то в моей жизни изменится, если я останусь такой, как сейчас? Чувствую, что к горлу подступает ком, но сразу за ним следует гнев, и меня просто переклинивает. Зачем Люку нужно все усугублять?

Я действую прежде, чем успеваю подумать, толкая его изо всех сил. Он, естественно, едва двигается с места. Все равно что ударить стену. Но он обхватывает руками мои запястья, прижимая их к груди… и полотенце, которое он держал, падает. Мой взгляд рефлекторно опускается, и на мгновение я застываю в шоке. Он возбужден. И если мне было непонятно, почему девчонки ссорились из-за него прошлой ночью, теперь мне точно все ясно.

– Ты этого хотела, Джулиет? – Он не двигается, чтобы поднять полотенце. – Вперед, если хочешь выглядеть совсем жутко.

Я в ужасе вырываюсь из его хватки и впервые понимаю то, что ему уже, кажется, давно известно – я хочу того, что мне хотеть не положено.

Запинаясь, отступаю, смаргивая слезы.

– Иди ты к черту, Люк.

Я ожидаю ехидного ответа. Но вместо этого его плечи никнут, а в глазах появляется что-то мрачное и болезненное. Словно его совсем не веселит происходящее. Словно он ненавидит это лето, возможно, так же сильно, как и я.

Хочу разозлиться на него за то, что произошло; за то, что происходило ранее, но в груди такая боль за нас обоих, которую я не готова принять. Я поворачиваюсь и иду прямиком в свою комнату, хлопая дверью.

Ничто теперь не имеет смысла.

Приняв наконец-то холодный душ, еду с Дэнни на пляж, ни словом не упоминая о произошедшем с Люком.

Друзья Дэнни уже там, собрались вокруг нескольких небольших костерков. Я изо всех сил стараюсь не обращать внимания на Люка, а он смотрит на меня мрачнее, чем когда-либо. Такое чувство, что всему пришел конец, и все по его вине. И я не знаю, почему до сих пор думаю об ощущениях от прикосновений ладонями к его голой груди и обо всем остальном, что увидела, когда упало полотенце.

Соседи Дэнни по комнате достают упаковку дешевого пива. Чем больше они пьют, тем больше они, кажется, обращают внимание на… меня и Дэнни.

– Дэниел Аллен, – говорит Нэв. – Ты хороший парень. Знаешь почему? Потому что если бы в моем доме жила маленькая Джулиет, ручаюсь, я бы никому из вас, придурков, не позволил приехать в гости.

Дэнни смеется. Люк нет. Девушка, которая на этот раз с ним, Рейн, миниатюрная и симпатичная, и чем меньше он уделяет ей внимания, тем больше она старается его привлечь. Рядом с ними сидит ее подружка Саммер.

Любопытно, с кем из них он уйдет сегодня вечером. На мгновение представляю, что он выбирает меня. Он нежный? Он грубый? Немного того и другого?

Думаю, в нем есть немного и того, и другого.

– Не знаю, ребята, как вы вообще выбираетесь из постели, – продолжает Нэв.

Дэнни снова смеется, но его прерывает голос Люка, низкий, немного резкий.

– Осторожнее, Нэв, – предупреждает он, хотя мне не совсем понятно, против чего он возражает.

Я не понимаю поведения Дэнни. Почему он смеется и соглашается с шуточками, не поправляет их? Если подождать до свадьбы так для него важно – прекрасно, но пусть он скажет об этом вслух. Я отказываюсь притворяться, что мы спим, только для того, чтобы его друзья думали, что он крутой.

Калеб достает гитару и начинает очевидно паршиво играть версию гитарного соло из скандальной композиции Sweet Home Alabama^[6].

– Пусть Джулиет сыграет, – властным голосом говорит Люк, когда Калеб заканчивает. Я таращусь на него, его пристальный взгляд встречается с моим – безразличный, бросающий вызов. – Я слышал ее как-то вечером. Она классная.

Не могу поверить, что он вот так меня сдает – не только Дэнни, но всем вокруг.

Калеб протягивает гитару, я неохотно ее беру, в животе появляется волнующая тяжесть, но это ощущение почему-то обнадеживает, когда я устраиваю гитару на коленях. Будто гитара защищает меня, хотя на самом деле происходит обратное.

– Сыграй песню, которую я слышал, – говорит Люк. – Та, что о возвращении домой.

Я свирепо смотрю на него.

– Она не готова.

– Она была абсолютно готова, – парирует Люк. – Но если ты не хочешь ее играть, просто сыграй что-то другое.

Я перевожу взгляд с него на Дэнни, который тепло мне улыбается и слегка кивает. Мне кажется, он предпочел бы, чтобы я не играла, и именно это, больше всего остального, побуждает меня устроиться поудобнее и попробовать несколько аккордов, чтобы понять, как настроена гитара. Люку не следовало бросать мне вызов, но и я не должна чувствовать себя виноватой из-за того, что сама этого хочу.

Я начинаю с акустической версии Umbrella^[7]. Я хотела исполнить только ее, но теперь не могу остановиться. Теперь я понимаю, что именно видела на лице Люка, когда он был на сёрфе. Это не счастье. Я более чем счастлива. Я чертовски поглощена.

Это моя волна. Вот я беру высокую ноту, нахожу гармоничное решение, а затем скольжу дальше. Песня заканчивается, а я не хочу останавливаться. Я скатилась вниз по склону волны и теперь хочу зайти в трубу. Хочу провести рукой по водной стене, чтобы замедлиться и прочувствовать этот момент. Переход неровный, бугристый, и мгновение я сомневаюсь – не лучше бы мне уступить, но я продолжаю. Я погружаюсь в композицию The Rolling Stones «Wild Horses». Эта песня всегда была печальной, но сегодня она звучит еще тоскливее. Я даю выход печали и сама ей удивляюсь – как же многого я хочу от жизни, как же грустно от того, что у меня этого не будет.

Песня заканчивается, и долю секунды я даже не слышу, чтобы кто-то дышал. Жду, ощущая, как в животе снова появляется волнение, неуверенная, получилось ли у меня, или я проявила себя и все испортила.

– Ни фига себе, – шепчет Калеб. – Ты так играешь и так поешь, но сидела и слушала, как я бренчу на гитаре, не сказав ни слова?

– Это было потрясающе, – произносит Рейн. Она выглядит искренней – думаю, не стоит ее так уж сильно ненавидеть.

– Подруга, да тебе в Голливуд надо, – говорит Бэк. Он произносит на целых три слова больше, чем я когда-либо от него слышала.

Люк откидывается назад, руки сложены на груди, взгляд направлен на меня, словно он не может его отвести. А я смотрю на него на секунду дольше положенного.

Может быть, просто может быть, он пытался помочь мне.

Сердце грохочет в груди, легкие расширяются… и я заставляю себя отвернуться.

Какую бы дверь я сейчас ни открыла, ее необходимо снова закрыть и запереть наглухо. Люк не пытался мне помочь. Не пытался.

Мне не пришлось бы думать или чувствовать ничего из того безумия, которое меня настигло, если бы у нас с Дэнни было что-то… большее. Если бы он не обращался со мной как с маленьким ребенком, если бы у нас были отношения, хотя бы наполовину такие же взрослые, как у Люка с девчонками, которых он едва знает.

Мы с Дэнни остаемся одни у костра. Его друзья разбрелись, чтобы зависнуть с кем-то или подцепить девчонку у другого костра.

Я тянусь к его руке.

– Дэнни, – шепчу я, уставившись на песок под ногами, – на самом деле я не хочу ждать до свадьбы.

Он смотрит по сторонам, как будто сам разговор на эту тему непозволителен, хотя мы здесь одни.

– Я думал, ты согласна со мной, – говорит он. – Думал, ты хотела, чтобы это произошло по-особенному.

– Наверняка все может произойти по-особенному независимо от того, женаты мы или нет.

Вдалеке слышится смех девушки, и мне интересно – это та, с которой сейчас Люк? Скользит ли сейчас его рука по ее спине и ниже? Прижимается ли она всем телом к нему, чтобы напомнить, что она женщина и согласна, просто если он вдруг забыл?

– Думаю, ты проводишь слишком много времени рядом с Люком, – заключает Дэнни.

И даже несмотря на то, что он все понял неправильно… он прав. Я совершенно точно провожу слишком много времени с Люком.