Шестая жена. Роман о Екатерине Парр

 Глава 8
1534–1535 годы

Кэтрин настояла, чтобы они подождали, пока пройдет год траура, прежде чем устраивать свадьбу. Церемонию решили провести в Снейпе, и Кэт очень сердечно упросила Кэтрин до тех пор пожить у нее.

– Я буду по вам скучать. Мне так приятно ваше общество.

У Кэтрин отлегло от сердца: значит, она не в тягость хозяйке и не засиделась в доме нежеланной более гостьей. Остаться в Сайзерге еще на какое-то время – для нее большая радость. Есть места гораздо хуже, где можно было бы провести время траура.

Когда наступила весна, Кэтрин убрала свои черные платья, эти осязаемые напоминания об Эдварде, и с удовольствием снова стала носить цветные. Ее переписка с лордом Латимером не прекращалась, и теперь она сообщила ему, что будет счастлива, если он начнет подготовку к свадьбе. Ей самой нужно было лишь заказать подвенечное платье у портного Кэт. Кэтрин выбрала свой любимый малиновый цвет и легкую серебрящуюся ткань.

Кэт собиралась ехать в Снейп и помогать Кэтрин во время свадьбы. В Сайзерг была вызвана опытная тетушка – присматривать за детьми в отсутствие хозяйки. В начале июня женщины отправились в пятидесятимильную поездку через Пеннинские холмы в замок Снейп. По дороге они любовались замечательными видами гористого Лейкленда, вересковыми пустошами и горными долинами Йоркшира, потом ехали через Ричмондшир. В дороге Кэтрин вспоминала прошлое и перелистывала в памяти главы своей жизни: монастырь Черных Братьев, Рай-Хаус, Гейнсборо, Киртон и Сайзерг. Теперь она открывала новую, а ведь ей нет еще и двадцати двух лет.

Ее глаза широко раскрылись, когда она увидела впереди замок Снейп, приютившийся среди зеленой долины. Кэтрин не ожидала, что тот окажется таким впечатляющим и величественным. Он был больше всех прочих домов, где ей довелось жить, даже Сайзерга; его зубчатые стены были сложены из такого же серого камня, но, вероятно, возрастом он уступал замку Кэт. У Невиллов имелись средства, и в давние времена они строили мощные крепости для защиты своих владений и контроля над севером страны. Тем не менее Снейп выглядел прочным и уютным домом, а не цитаделью. Это было тихое место; ощущение царящего здесь покоя усиливалось видом мирно пасущихся на полях овец.

Лорд Латимер тепло приветствовал их и по старинному обычаю поцеловал Кэтрин в губы.

– Добро пожаловать, мистресс Бург! Я очень рад видеть вас, и вас, леди Стрикленд! Позвольте представить вам моих детей. Это Джон, хотя мы зовем его Джек. – Он подтолкнул вперед хмурого мальчика с копной непокорных черных волос, который изобразил вялый намек на поклон и не улыбнулся.

Кэтрин постаралась отнестись к нему снисходительно. Наверняка это нелегко, когда в твою жизнь вторгается новая мачеха, особенно если мальчик любил свою мать.

Кэтрин повернулась к его сестре Маргарет, чудной девочке с пушистыми золотистыми кудряшками и ангельским личиком. Маргарет едва не приплясывала от восторга от встречи с ней и порывисто обхватила гостью руками, когда та наклонилась ее поцеловать. Этого ребенка будет легко полюбить.

Лорд Латимер показал им замок. Слушая его бесхитростные речи и вновь ощущая спокойную силу и уверенность этого человека, Кэтрин почувствовала симпатию к нему, как раньше, и испытала благодарность к отцу Катберту за то, что тот нашел ей такого прекрасного мужа. Скоро она станет баронессой Латимер, аристократкой. «И это хорошо», – рассуждала про себя Кэтрин. Мать гордилась бы ею.

Хозяин замка указал на несколько разноцветных плиток, вмазанных в оштукатуренную стену над арочным дверным проемом:

– Они очень старые. Садовник случайно наткнулся на них, копая землю. Там ими выложен целый пол, но большая часть битые. Мы спасли эти и прилепили их туда. Еще там было несколько старых горшков и статуя. Наш священник полагает, что они, вероятно, сохранились со времен римлян. Насколько я могу судить, он, скорее всего, прав. – Лорд Латимер повел их наверх по изогнутой лестнице. – На этом месте люди жили, наверное, много столетий. Мы, Невиллы, получили Снейп по браку.

Они поднялись на верхний ярус башни. Кэтрин осматривалась и думала, что все здесь нуждается в женской руке. Она переглянулась с Кэт, заметив слой пыли на буфете. Но в целом это был прекрасный дом, и его можно вернуть к жизни, не прикладывая чрезмерных усилий. Когда лорд Латимер подвел Кэтрин к окну комнаты, расположенной в башне, она выглянула наружу и увидела лесистый охотничий парк и великолепный пейзаж, тянувшийся вширь и вдаль на многие мили. Место было замечательное. У нее руки зачесались поскорее взяться за дело и привести дом в надлежащий вид.

Когда они вернулись в главную гостиную и слуги принесли пышный мясной пирог и большой кусок жареного мяса, лорд Латимер попросил, чтобы Кэтрин села за столом напротив него, как будущая хозяйка дома.

– Я рад видеть вас здесь, любимая, – сказал он, – и прошу вас, зовите меня Джоном.

Кэтрин и Джон обвенчались на следующий день в часовне замка. Церемония была простая, на ней присутствовали только двое детей, несколько местных джентри и домашние слуги. Платье невесты переливалось в лучах солнца, бившего в высокие окна. После долгих и настойчивых просьб Маргарет позволили исполнять роль подружки невесты, а Джек оставался безучастно-молчаливым и угрюмым.

Когда священник произнес последнее благословение, Джон поцеловал Кэтрин, и снова их обоих охватила дрожь. Держа руку жены высоко, хозяин дома спустился вместе с ней в холл под общие аплодисменты, а слуги быстро принесли блюда с едой на столы, накрытые для свадебного пира, который продолжался до вечера. Потом гости разошлись по домам. Джон ясно дал понять, что церемонии укладывания молодых в постель не будет. Когда они наконец остались одни в огромной спальне, он налил им обоим вина, сел вместе с Кэтрин у камина и принялся вспоминать прошедший день.

– Редкостное зрелище являли вы в своем прекрасном платье, – сделал муж комплимент Кэтрин. – Ну что, жена, допивайте свое вино, пора в постель. – Он встал и протянул ей руку.

С Джоном все было совершенно иначе. Никакого замешательства, никаких отчаянных попыток обрести твердость, никаких проб и ошибок. Он был полон желания и не терял времени. Позже той же ночью они слились в объятиях более неторопливо, и Кэтрин уснула, думая, что после этого наверняка забеременеет. Утром муж снова предъявил свои права на нее. Им было легко друг с другом, и оба испытывали наслаждение, становясь единым телом. «Вот таким должен быть брак», – подумала Кэтрин и пожалела бедного Эдварда, который просто не был создан для этого.

Ей доставляло большое удовольствие слышать обращение к себе «миледи» или «миледи Латимер». Приятно было иметь титул и жить в замке с мужем, который обладал положением в обществе и позволял ей свободно распоряжаться в доме. А там многое нужно было сделать. Начала Кэтрин с того, что уволила управляющего за леность, а на его место назначила Уолтера Роулинсона, эконома Джона, человека преданного и неутомимого. С помощью нового управляющего и его жены Бесс Кэтрин быстро привела в чувство слуг, которые, как она и боялась, распустились в отсутствие хозяйки. Приступили к спешной уборке: все взялись вытирать пыль, мести, мыть, скрести, натирать полы, полировать посуду, выколачивать ковры. Кэтрин сама надела передник и трудилась вместе со всеми; так же поступила и малышка Маргарет, которой очень хотелось быть помощницей. Скоро все в замке заблестело, по дому носились запахи воска, сухих трав и свежих цветов из сада, на кухне царила безупречная чистота.

Джона впечатлили достигнутые успехи.

– Никогда не видел этот старый дом в таком прекрасном состоянии. Вы чудо, Кейт. И вы тоже, леди Стрикленд. Я очень благодарен вам за помощь.

– Я многому научилась от Кэт в деле управления домашним хозяйством, – с улыбкой сказала Кэтрин. – Вы видели Сайзерг и как там все исправно устроено. Я взяла пример с него.

Кэтрин побаивалась, что окажется в изоляции в Снейпе и ее существование здесь будет слишком тихим, а потому изрядно удивилась, обнаружив себя в центре бурной общественной жизни. У нее имелись родственники, до которых легко было добраться верхом, сами они тоже приезжали в гости и приглашали к себе. Джон был дружен с большинством местных джентри, которые время от времени заглядывали в Снейп и принимали у себя. Часто устраивались пиры и выезды на охоту, а прекрасные широкие долины Йоркшира давали Кэтрин массу возможностей для удовлетворения страсти к верховой езде. В десяти милях от Снейпа находился городок Рипон, и Кэтрин регулярно наведывалась туда за покупками, а также молилась в древнем соборе. Иногда Джон брал ее с собой в Йорк, до которого был день пути, и они останавливались там в его доме. Кэтрин нравился этот город с его старым кафедральным собором, деловой суетой и величественными общественными зданиями; ей приятно было внимание и уважение со стороны знатных горожан.

Она с удовольствием свела бы знакомство с многочисленными братьями и сестрами Джона, но все они имели свои семьи и жили в отдаленных частях королевства. У Кэтрин создалось впечатление, что Латимеры не слишком дружная семья и между ними существовали какие-то распри, но совать нос в эти дела ей не хотелось. Однако сам Джон часто упоминал о своем брате Мармадьюке, жившем в Эссексе, и было ясно, что они привязаны друг к другу.

С позволения Джона Кэтрин занялась образованием Маргарет, желая развить в своей приемной дочери любовь к учению и присмотреть за тем, как она соблюдает религиозные обряды. В то время как упрямый Джек страдал за уроками, которые давал ему учитель, мужчина со строгим лицом, не упускавший случая вколотить в своего подопечного очередную порцию знаний, Маргарет расцветала за партой; одно удовольствие было наблюдать за ее успехами в учебе. Это была счастливая, старательная девочка, ее солнечная натура принимала все хорошее в жизни. Сговорчивая и услужливая, она получала удовольствие от всего. Скоро стало ясно, что Маргарет полюбила мачеху до обожания, так как она буквально ходила за ней хвостом.

Джек же отличался от сестры во всем. Он был угрюм, обидчив, лжив и подвержен вспышкам неистового гнева. Кэтрин никогда еще не приходилось иметь дела с таким трудным ребенком, хотя, честно говоря, в четырнадцать лет этот юноша уже входил в пору мужественности. Никогда нельзя было понять, в каких вы с ним отношениях в данный момент. Он решительно отвергал все попытки Кэтрин управлять им или как-то позаботиться о нем. Она приписывала эту строптивость тому, что мальчик в детстве остался без матери, и понимала: он считает ее незваной гостьей. К тому же ей казалось, что Джек видит: ее любимица – Маргарет. Да, его сестру очень легко было принять в свое сердце. Джека Кэтрин тоже одарила бы любовью, если бы он ей это позволил. Сдаваться она не собиралась.

Они с Джоном были женаты пять месяцев, когда он предложил ей поехать с ним в Лондон.

– Мне нужно показаться в парламенте. Это будет разумно.

До Снейпа дошли вести, что король порвал с папой и объявлен верховным главой Церкви Англии во Христе. Джон не одобрил это и очень расстроился, услышав разговоры, что, когда потребуется, все должны будут дать клятву, признавая новый титул короля и маленькую принцессу Елизавету, не оказавшуюся долгожданным принцем, – его наследницей.

– Это неправильно, – прорычал Джон, выезжая вместе с Кэтрин осматривать фермы. – Только папа может быть главой Церкви, как заповедал наш Господь.

– Но вы дадите клятву? – настойчиво спросила Кэтрин. – Это будет самым мудрым шагом.

Джон похлопал ее по руке:

– Я не дурак, и я дам клятву.

– Господь увидит, что у вас на сердце, – поддержала она мужа.

Кэтрин знала, что Джон сдержит слово. У него были основательные причины для стремления сохранить хорошее отношение к себе короля. Это выяснилось случайно. Однажды она нашла в замковой библиотеке печатную книгу под названием «Замок удовольствий», написанную неким Уильямом Невиллом. Радуясь любой попадавшей в руки книге, Кэтрин прочла и эту. В ней была странная сказка в стихах о человеке по имени Желание, которого Морфей, бог сновидений, отвел в удивительный замок, где в прекраснейшем саду он встретился с дамой по имени Красота и признался ей в любви. Очнувшись от этого идиллического сна, он стал сетовать на непостоянство человеческих отношений.

В тот вечер Кэтрин спросила мужа, читал ли он эту книгу.

– Эту! – буркнул он. – Нет, я ее не читал. У меня нет времени на такие глупости. Ее написал мой брат Уильям, и что это принесло ему? У него голова забита всевозможными фантазиями. – Джон замялся. – Кейт, я должен вам кое-что рассказать. В позапрошлом году Уильяма обвинили в измене.

Кэтрин ахнула.

– За что?

– На него донесли, будто он советовался с тремя колдунами, которые предсказали смерть короля и мою. – Джон пожал плечами, выражая тем свое отношение к абсурдности этих обвинений. – Бог знает, что за безумие на него нашло. Я могу понять его желание получить после меня наследство, хотя мне горько думать, что он готов убить меня ради этого. Замышлять братоубийство – негодное дело, но иметь умысел на смерть короля – это уже сумасшествие. – Он покачал головой. – Но, может быть, Уильям и правда помешался, потому как выяснилось, что он хотел стать графом Уориком^[6], зачем – этого мне никогда не постичь. Потом, будто этого мало, чтобы заслужить виселицу, он занялся колдовством. Даже пытался сделать себе накидку-невидимку. Это подтвердил его духовник. Меня самого допрашивали в Тайном совете, хотя я слыхом не слыхивал о делах брата. Наших братьев Джорджа и Кристофера тоже вызывали. Не то чтобы я сильно переживал за них – можете представить, после смерти отца они потащили меня в суд! Заявили, будто я присвоил собственность, по праву принадлежавшую им. Но это неправда, хотя какая разница! Вот какова братская любовь. – Джон встал и налил себе кубок вина. – В любом случае, провидением Господа, я не попал под подозрение и Уильяма отпустили, так как ни одно из обвинений против него не смогли доказать и решили, что он стал жертвой оговора. Но я не уверен. Уильям достаточно глуп, чтобы сделать то, в чем его обвиняли. Разумеется, все это уничтожило его. Он обеднел, оплачивая счета адвокатов, а ведь у него есть семья, которую нужно содержать. – Джон раздраженно вздохнул.

– Почему вы не рассказывали мне об этом раньше?

Он искоса глянул на жену:

– Я думал, это может вас отпугнуть. Простите, я должен был быть честен с вами. – Мгновение он смотрел на Кэтрин. – Это что-то изменило бы?

Она покачала головой:

– Вовсе нет.

Ее тронуло, что Джон, судя по выражению лица, испытал благодарность к ней.

Поездка в Лондон оказалась долгой, и Кэтрин вздохнула с облегчением, когда они наконец добрались до дома Джона на Чартерхаус-сквер. Она устала от постоялых дворов и монастырских гостевых домов, от тряски на ухабистых дорогах в носилках, куда сквозь щелки между кожаными шторками задувал холодный ветер. По крайней мере, дети были избавлены от таких лишений; их отправили в Сайзерг к Кэт. А Кэтрин и Джон по пути заехали в Рай-Хаус, где их гостеприимно встретила тетя Мэри. После Сайзерга и Снейпа дом показался Кэтрин маленьким, но было приятно вернуться сюда, несмотря на жгучие воспоминания о минувших годах счастливого детства, которые больше не вернутся.

Резиденция Джона в Лондоне располагалась недалеко от церкви Святого Жиля у ворот Крипплгейт, за старой городской стеной и барбиканом. Два года назад Джон арендовал дом у аббата из Першора. Это было красивое здание, составлявшее часть выстроенных квадратом строений, обрамлявших большой и ухоженный луг. На другой его стороне располагался Чартерхаус, Лондонский картезианский монастырь.

– Под этим лугом – ямы, в которых хоронили умерших во время чумы, – сказал Джон.

– Я предпочла бы не знать об этом, – скривившись, ответила Кэтрин.

– Не беспокойтесь, тела захоронены глубоко, и опасности распространения заразы нет.

Нескольких слуг послали вперед со строгими указаниями от Кэтрин подготовить дом в соответствии с высокими стандартами, которые теперь преобладали в Снейпе. Обходя свои владения, Кэтрин с удовольствием отмечала, что ее повеления выполнены. Она любовалась приемными залами, отделанными деревянными панелями с орнаментом в виде складчатой ткани, красивой столовой с видом на площадь и просторной кухней, которая могла похвастаться камином шириной около восьми футов. Приподняв юбки, Кэтрин спустилась в сводчатый кирпичный погреб, где хранились бочки с вином.

– На дома здесь большой спрос, – сказал Джон, когда они сели за обед, состоявший из куропаток и свинины. – Многие придворные чины живут по соседству. Рядом с нами – господин Леланд, королевский антиквар. До дворца Уайтхолл отсюда меньше часа пешего хода.

– Очень милый дом, – с энтузиазмом поддержала мужа Кэтрин, – и недалеко от дома Уилла в монастыре Черных Братьев. Нужно повидаться с ним, как только он сможет освободиться от своих обязанностей при дворе. И я бы хотела пригласить его и дядю Уильяма на обед.

– Приглашайте кого хотите, любимая, – сказал Джон.

Приятно было снова оказаться среди лондонской суеты, которую Кэтрин помнила с детства. Даже шум и запахи не могли испортить ей удовольствия от города. Когда Джон отправлялся в парламент или ко двору, Кэтрин бродила по улицам и рынкам, заглядывала в лавки ювелиров на Чипсайде или обходила собор Святого Павла, восхищаясь скульптурами и присматривая товары по сниженным ценам в лавках, выстроившихся вдоль стены нефа. Дома она тоже была счастлива, наслаждалась прекрасной обстановкой и любила налить себе вина после обеда и выпить его, сидя за хорошей книгой в уютной комнате, которую выбрала своей гостиной.

Джон был не так доволен. Пока Кэтрин слушала его сетования на министров короля и их политику, на невозможность получить аудиенцию у его величества и общую состязательность придворной жизни, у нее создалось впечатление, что ее супруг обладает весьма незначительным влиянием при дворе и имеет очень мало добрых знакомых в Уайтхолле. Единственным, кто проявлял дружеские чувства к Джону, был йоркширец, сэр Уильям Фицуильям, дальний родственник Невиллов. Если Джон рассчитывал снискать расположение короля и получить какие-то преференции, сэр Уильям мог стать в этом деле хорошим союзником, так как был близок к его величеству и сэру Томасу Кромвелю, который уже довольно давно сменил кардинала Уолси на посту главного министра и обладал неограниченной властью.

Время шло, а надежды Джона не исполнялись, и Кэтрин увидела своего мужа в новом свете. Она поняла, что он нерешителен, а его суждения недостаточно обоснованны для человека, желающего занять высокий пост. Стремясь любыми способами избегать конфронтации, Джон шел на компромиссы, которые не удовлетворяли никого и меньше всего шли на пользу ему самому.

Однажды к ним на ужин пришел дядя Уильям. Кэтрин была счастлива видеть его после долгих лет разлуки. Она поделилась с дядюшкой своими тревогами за Джона, пока тот показывал Уиллу погреб. Как же приятно было видеть их обоих! Дядя Уильям выглядел как прежде, а Уилл, которому исполнился двадцать один год, превратился в высокого широкоплечего мужчину с рыжей бородкой. Придворный костюм смотрелся на нем весьма элегантно, и Кэтрин подумала: наверное, ее брат пользуется успехом у женщин. Кстати, он ни разу не обмолвился о своей жене, из чего она сделала вывод, что они до сих пор не живут вместе. «Все это довольно странно», – размышляла Кэтрин. Но больше ее беспокоил Джон.

– Я догадывался об этой проблеме, – сказал дядя Уильям, макая белый хлебец в соус. – Несколько раз я виделся с ним и разговаривал, спрашивал, как у него идут дела, но мне показалось, он сам не знает в точности, чего хочет.

– Он хочет быть в милости у короля после истории с его братом. – Кэтрин знала, как Джон переживает, не навлек ли на себя монаршее неудовольствие.

– Да, но для этого нужно горячо поддерживать идею верховенства короля, а также демонстрировать безусловную преданность и послушание его величеству. Если Джон претендует на пост при дворе или на государственной службе, он должен проявить способности к лидерству. У него много хороших качеств, но, боюсь, именно этого в нем нет. Скажите, он в Лондоне, потому что хочет здесь быть или просто думает, что так нужно? У меня создалось сильное впечатление, что он предпочел бы находиться у себя на Севере, управлять своими поместьями и держаться подальше от двора. Думаю, в его постоянных жалобах отражается невольное осознание того, что это чужая и враждебная для него среда обитания. Мой совет такой: дождаться, когда король закроет сессию парламента, а потом ехать домой и наслаждаться жизнью. Смею предположить, что его величество давно уже позабыл об Уильяме Невилле.

Это был разумный совет, но, когда дядя Уильям попытался тактично внушить ту же мысль Джону, тот покачал головой:

– Мне нужно знать, в каких мы отношениях с королем.

Кэтрин положила ладонь на его руку:

– Вам не нужно беспокоиться об этом, супруг мой.

Ее слова ничего не изменили. Когда Джон не заседал в парламенте, он являлся ко двору и ждал там в толпе просителей, вытягивавших шеи, чтобы поймать взгляд короля, когда тот утром с процессией шел на мессу, и в конце концов получил уверение, которого ждал.

– Король улыбнулся мне! – возгласил Джон, влетая в дом. – Он повернул голову, посмотрел прямо на меня и улыбнулся.

Кэтрин ожидала продолжения – рассказа, что Джон получил аудиенцию и какую-нибудь большую милость, но нет, это было все. Он удостоился улыбки, ничего не стоившей королю. И тем не менее Джону этого хватило. Он был счастлив. Он мог вернуться домой и жить дальше своей жизнью, зная, что соверен благосклонно улыбнулся ему и не держит на него зла из-за опасной глупости его брата. Теперь он в безопасности.

Кэтрин выросла в семье, члены которой были движимы амбициями, и ее удивляло отсутствие таковых у супруга. Но все же он был хорошим человеком, владыкой в своем королевстве, и относился к ней по-доброму. Могло ведь получиться и гораздо хуже. И она понимала, почему улыбки короля ему достаточно, чего никогда не смогли бы осмыслить дядя Уильям и Уилл.

Вскоре после того, как они покинули Лондон, Кэтрин получила письмо от отца Катберта.

Я надеялся встретиться с Вами в Лондоне, но, боюсь, обидел его величество сомнениями в королевском верховенстве над Церковью, и он приказал мне оставаться на Севере. Не беспокойтесь. Я попытался искупить свою вину, выказав готовность объяснить вдовствующей принцессе основания, по которым был аннулирован ее брак с королем, и я дам клятву, признавая верховенство, если меня попросят. Пока ничего не слышно о том, чтобы меня лишили епископства и прочих моих должностей. Но не волнуйтесь за меня, дитя мое. Я выразил открыто свое мнение для облегчения совести и надеюсь, король понимает, что в сердце своем я верен ему.

«Да, – подумала Кэтрин, – но нельзя служить двум господам». Людям приходится делать выбор между королем и папой. Для некоторых это становилось ужасной моральной дилеммой, ставившей под угрозу спасение души. Для других, вроде Джона, дяди Уильяма, Уилла и отца Катберта, здесь было больше прагматизма. Саму Кэтрин, так как она женщина, едва ли попросят давать клятву, но она сделает это, если потребуется. Она слышала слишком многое о необходимости реформ в Церкви, чтобы принимать ее догматы беспрекословно, как делала в детстве и юности. Кэтрин чувствовала себя сидящей на заборе: она была не в силах отринуть веру, которую воспитала в ней мать, и в то же время ее завораживали новые идеи, о которых она слышала на каждом шагу. Достаточно было взять любую брошюрку с лотков книгопродавцев у собора Святого Павла, да и Джон каждый день приходил домой и с ворчанием рассказывал о последних возмущениях против старой религии.

– Некоторые люди ратуют за то, чтобы статуи святых убрали из церквей, называя их резными истуканами, изображениями ложных идолов, – вещал он. – А кое-кто даже поклонение Распятию считает идолопоклонством. Вот что случается, когда люди сами читают Писание. Все королева Анна виновата. Она поощряет это, несмотря на запрет. И никто не смеет ей перечить. Король у нее под каблуком.

Втайне Кэтрин очень хотелось подискутировать о религии с королевой Анной. Она подозревала, что у них может найтись много общего в этих вопросах. Джон пришел бы в ужас, обмолвись Кэтрин хотя бы словом о своих мыслях!

– Скоро мы окажемся далеко от всего этого, – утешала она мужа.

– Да, но эта зараза будет распространяться, пока не охватит все королевство, – со вздохом отвечал тот.

– Влияние двора не дотянется так далеко на Север, – говорила Кэтрин. – То, что происходит в Лондоне, не всегда сказывается на стране в целом. И влияние королевы может ослабнуть, если она не родит королю сына.

– Ш-ш-ш! – Джон испугался. – Это изменнические речи! – Он нервно огляделся. – Надеюсь, никто из слуг не слышал.

– Тут никого нет, – промолвила Кэтрин, надеясь, что это правда, и жалея о сказанном.

Честно говоря, ее утомил Лондон или скорее пребывание в Лондоне с Джоном. Он напоминал вылезшую из воды утку. Кэтрин ловила себя на том, что ждет не дождется возвращения в спокойный Йоркшир.

Оказавшись в Снейпе, Кэтрин решила снова попытать счастья с Джеком. Она написала Кэт, попросила у нее совета, и подруга настоятельно рекомендовала ей не уклоняться от проблемы. Кэтрин поняла, что настало время вплотную заняться образованием пасынка, развить его нравственно и исправить недостатки в характере. Отец и учитель, она знала, наказывали мальчика битьем, а потому защищала его при всякой возможности.

– Джек, посмотри на меня! – сказала Кэтрин, застав его валявшимся в стогу сена, когда он должен был писать эссе, и потащив парнишку обратно в замок. – Ты должен взяться за учебу. Образование – ключ к успеху и полноценной жизни. У тебя было много времени после обеда, чтобы написать эссе. Ты мог уже покончить с этим и был бы свободен. – Она вздохнула, видя, что ее слова не возымели никакого действия. – Ну?

– Я собирался сделать это вечером, – буркнул Джек. – Я уже написал кое-что.

– Покажи, я хочу взглянуть, – сказала Кэтрин.

– Вы не можете проверять меня! – вспыхнул он. – Не можете заставлять! Вы мне не мать!

«Терпение», – приказала себе Кэтрин.

– Нет, и не рассчитываю занять ее место, но я переживаю за тебя, так как мы живем под одной крышей. Нам обоим будет лучше, если мы попытаемся не ссориться.

Джек только пожал плечами.

– Ты ведь ничего не написал, верно? – прямо спросила Кэтрин, когда они вошли в замок.

Он не смотрел ей в глаза.

– Иди и выполни свой урок. Ты же не хочешь, чтобы тебя снова наказали. И, Джек, перестань обманывать. Это неумно, правда всегда открывается.

– Трахни себя в зад! – крикнул он, схватил вазу с цветами, которые собрала Кэтрин, и швырнул ее на каменный пол; она разбилась, мелкие осколки разлетелись во все стороны, а Кэтрин уставилась на них, шокированная руганью Джека и его грубой выходкой.

– Что случилось? – спросил Джон, вбегая в холл.

– Ничего, – ответила она. – Джек рассказывал мне о своем эссе, и я случайно опрокинула вазу. Такая глупость!

– Я позову слугу, – сказал Джон и быстро вышел.

Джек таращился на свою мачеху, щеки его пылали.

– Не смей больше делать ничего подобного или ругаться на меня! – прошипела Кэтрин.

– Да, – пробормотал он. – Простите.

Кэтрин остановилась на этом.

Вечером Джон присоединился к жене в ее гостиной за вечерней кружкой горячего ягодного эля.

– Вы действительно сами опрокинули вазу?

– Да, а что? – Ответ ее прозвучал фальшиво, впрочем, он и был ложью.

– Вам меня не обмануть, Кейт, я знаю своего сына. Он не желает делать то, что его заставляют, и я сомневаюсь, что он стал бы обсуждать это с вами. Полагаю, вы выговаривали ему за леность, а он в ответ разбил вазу. Я прав?

– Простите, я просто хотела защитить его и показать, что забочусь о нем, – призналась Кэтрин.

Джон хмыкнул и откинул голову на спинку кресла.

– Он доставляет мне много тревог, этот мальчик. Я не знаю, что с ним делать. Он обидчив, все воспринимает неправильно, отвергает все мои похвалы и, кажется, испытывает удовольствие от непослушания. Он считает, что грешить – это святое дело, и, если я его укоряю, говорит, что его друзьям сходят с рук вещи и похуже. Он срывается, не думая. Наказания, похоже, на него не действуют.

– Думаю, выход в том, чтобы обращаться с ним по-доброму, и я намерена поступать именно так. Может, он никогда меня не полюбит, но я добьюсь того, что он будет меня уважать.

– Ну желаю удачи! – сказал Джон, и слова его прозвучали так, будто он уже поставил крест на своем сыне.

– Ему всего четырнадцать, он еще достаточно юн, чтобы я успела сформировать его и внушить ему чувство ответственности.

Ее мягкий подход, кажется, начал приносить плоды. Она предпочитала пряник кнуту. Постоянно побуждала обоих детей любить учебу и достигать успехов в ней. Если ей приходилось делать им замечания, это всегда происходило с глазу на глаз. Кэтрин уважала достоинство детей, никогда не поднимала на них руку и упорно продолжила защищать Джека от дурных сторон его характера, даже когда застала за совсем негодным делом: прижав испуганную горничную к стене, он пытался ее поцеловать. Кэтрин схватила его за руку, утащила в комнату и сделала строгое внушение о том, как джентльмен должен относиться к женщинам. Она сознавала, что этот юноша потенциально склонен к проявлениям насилия, и размышляла: не пытается ли утихомирить пасынка, потому что сама его боится? Однако методы Кэтрин, казалось, работали. Чего бы ей это ни стоило, а она подвигла Джека к тому, что он стал вести себя лучше. Все заметили произошедшие в нем перемены. Джон удивлялся и был ей очень благодарен.

На Рождество они отмечали помолвку Маргарет с Ральфом Биго. Джон ликовал, что ему удалось заполучить для дочери сына ближайшего соседа, сэра Фрэнсиса Биго. Это стоило больше, чем он мог себе позволить, но жертва была принесена с большим удовольствием. Маргарет в обычной для себя оживленной манере изобразила, что рада. Ей было девять, и едва ли она полностью осознавала, что такое брак. Свадьба состоится не раньше чем через пять лет, а для ребенка в ее возрасте это целая вечность. Кэтрин тоже радовалась помолвке и решила позаботиться о том, чтобы, когда придет время, Маргарет была хорошо подготовлена к замужней жизни, как мать подготовила ее саму. Сэр Фрэнсис был могущественным заступником религиозных реформ. Кэтрин начала воспринимать это как необходимейшее качество. Люди вроде него могли изменить общество в целом.