Игра

– Странное имя Мона, ты не находишь?

Отец внимательно посмотрел на сына, медленно положив нож и вилку, взял бокал.

– Я бы сказал редкое… не часто встречается.

Вокруг Луиджи Марчиони до сих пор, несмотря на его возраст, ему было к шестидесяти, чувствовалась аура власти и уверенности. Он был таким же высоким, как и его старший сын, поджарым. Заметив их вместе, можно было точно сказать, что они родственники, и глядя на Антонио представить каким был Луиджи Марчиони в молодости. Он двигался неторопливо, все его движения были как бы замедленными, плавными, как у вальяжной пантеры, развалившейся на ветке дерева и лениво наблюдающей за всем сверху. И все, что она видела внизу, мало ее впечатляло и заботило. Она точно знала, что всегда получит свое.

Его такие же черные волосы, как и у сына, сейчас были припорошены сединой, на смуглом лице залегли редкие морщины, в глазах изредка проскальзывала еле заметная грусть, но в основном, он смотрел пристально, как бы бередя твою душу.

Луиджи Марчиони сколотил империю, которой не было равных, начиная не с нуля, а используя деньги семьи, приумножив их в тысячи раз. Он до сих пор не отошел от дел, правда, большую часть своего бизнеса передал старшему сыну и Марко, самый младший из его сыновей – Паоло, особо его не радовал, отказавшись заниматься каким-либо бизнесом, доставляя уйму хлопот, пытаясь найти себя хоть в чем-то, хотя до сих пор не понял в чем именно, пробуя себя в разных профессиях, ведя при этом разгульный образ жизни, благо средства позволяли.

Сейчас, наконец, передав свое наследие в нужные руки, Луиджи мог спокойно заняться тем, к чему его всегда тянуло – виноградникам и виноделию. Ему нравилось прогуливаться вдоль высаженных виноградных лоз, чувствовать еле уловимый запах земли, смешанный с ароматом винограда и листвой. Нравилось наблюдать, как созревают гроздья, вбирая в себя солнце. Нравилось чувствовать аромат первого собранного вина, крутя бокал в руке, когда вино раскрывалось всеми нотами, и он смотрел на просвет, как играет его насыщенный рубиновый цвет на солнце.

Луиджи называл это своим хобби, о котором мечтал всю жизнь. Нельзя сказать, что его семья не владела виноградниками – владела и еще какими – на юге Италии и в Испании, но в данный период времени они решили обосноваться в Сономе, потому что к винодельням можно было от Сан-Франциско добраться на машине всего за час. Они пытались благоустроить этот город, и то, что было с ним связано, конечно, прикупив помимо строящихся отелей и виноградные области.

Вино Сономы было удивительным, имея вкус солнца и, естественно, мистической «Лунной долины», как ее называли индейцы. Оно было таинственным и неповторимым – с одной стороны; с другой, таило в себе загадку, до конца, так и не раскрывая все свои ноты, как любимая женщина.

Луиджи, вздохнув аромат вина, задумчиво произнес:

– Я бы сказал редчайшее имя… думаю, что сама по себе женщина столь же удивительна.

Антонио приподнял вопросительно бровь.

– Мне кажется, тебе стоит с ней познакомиться, что ты думаешь по этому поводу? – спросил отец, изучая выражение лица сына.

– Мне придется, однозначно, – ответил Антонио, кладя, подцепленную лазанью на вилке, в рот.

– Я рад это слышать…, – отец отодвинул не совсем пустую тарелку. – Кстати о женщинах, – добавил он, отставляя бокал, в который моментально, словно появившийся из ниоткуда официант, долил красное вино «Гейзервиль» 2013 г. выпуска 1000$ за бутылку.

– Когда ты собираешься, наконец, остепениться? – спросил он, положив морщинистые с еле заметными пигментными пятнами руки на стол. – Я устал ждать…

– Папа, прошу тебя, не начинай! – ответил Антонио, потянувшись к бокалу с вином. – Мы это уже проходили.

– Твой неудачный бывший брак, не причина… оставаться монахом.

– Ну, до монаха мне довольно-таки далеко… ты прекрасно знаешь, что я наоборот страдаю от избытка женского внимания.

– Да, всегда так было и всегда так будет – бабочки будут слетаться на мед. Но тебе давно уже пора найти достойную себя женщину, которая не будет тут же падать к твоим ногам от твоего статуса и красоты, она постарается найти и раскрыть в тебе такие грани, о которых ты даже не подозреваешь, и ты будешь поражен, обнаружив их в себе. Такое способна сделать не каждая и только по любви.

– О, Боже мой! Отец, – произнес Марчиони-младший, – умоляю, только не приплетай сюда маму. Такая, как она была единственная, ты сам мне это ни один раз говорил. Больше такой нет… просто нет, они вымерли вместе с мамонтами.

Луиджи издал мимолетный смешок.

– Такие женщины существовали всегда, просто они большая редкость и их нужно найти… самому. Как правило, твой тип им совсем не нравится…

Антонио оторвался от последнего куска лазаньи, подняв голову.

– Ты хочешь сказать, что мама с самого начала не была в тебя влюблена.

Отец издал смех, напоминающий кудахтанье, и взмахнул руками.

– Конечно, нет, она терпеть меня не могла… считала самовлюбленным ублюдком. Но я все же решил добиться ее благосклонности, и…, – он замолчал, его взгляд затуманился, словно отец погрузился в те далекие воспоминания, – не заметил сам, как стал совсем другим… я не мог и дня без нее прожить. Она оказалась полностью моей, той, необходимой дополняющей, словно до нее, меня было всего лишь половина, она придавала мне силы, заставляя встречать каждый новый день, мне хотелось что-то совершать ради нее… что-то такое, чтобы она еще больше гордилась мной… еще больше. Да, мне хотелось завоевывать этот мир, приподнеся его к ее ногам, хотя она не просила и не говорила мне об этом. Ей было хорошо со мной… спокойно, понимаешь, сын? Ты должен найти женщину, с которой бы тебе было хорошо каждый божий день, ради которой ты хотел бы нестись домой, хотелось бы перевернуть этот мир вверх тормашками, хотя она ни разу бы не намекнула тебе об этом.

Антонио зачарованно, хотя его невозможно было уже давно чем-то удивить, как и Луиджи, смотрел на своего отца, удивляясь и восхищаясь впервые произнесенной столь пламенной речью.

– Боюсь не оправдать твоих ожиданий, папа. Думаю, что таких женщин больше нет, – произнес он, беря бокал с водой. – Ты и мама были просто единственными… Сейчас немного другое время и другие люди.

– Во все века, сынок, люди были другими. Людской род не особо-то и изменился за все эти столетия… также, как и само чувство.

– Отец, сейчас любовь, если ты ее имеешь в виду, стала более продажной, ложной,.. – он встретился со взглядом отца, – если можно так выразиться, одноразовой, как и все в этом мире.

– Ха-ха! Ну, что же оставайся в неведенье и тешь себя этой иллюзией, – отец весело улыбался и в его глазах сверкали искры смеха.

И впервые сын смутился, у него было такое чувство, что отец знал нечто такое, что не знал он, тот ему не сказал, не открыл тайну. Антонио даже почувствовал себя маленьким мальчиком, как тогда в далеком детстве, когда отец учил его управлять бизнесом, задавая всякие каверзные вопросы, как бы он поступил в той или иной ситуации. И сейчас похоже, было тоже самое, он не мог понять, как ему быть и что он упустил, у него было такое чувство, будто он что-то проглядел, не увидел, не изучил и не понял. Но он не мог понять, что именно. Ведь с детства он так хорошо выучил урок – как управлять и вести бизнес. А в данный момент он попал на совершенно зыбкую почву, о которой ничего не знал, а Антонио не привык чувствовать себя не уверенно, не привык не знать то, с чем он имел дело. Но ощущение неуверенности быстро прошло, сменившись чем-то другим… он даже не мог понять, что это конкретно было, но вино почему-то стало горчить, последний кусок лазаньи показался пересоленным, и кабинка в этом элитном ресторане была уже не столь уединенной, несмотря на приглушенный свет вокруг, ему показалось слишком броской золотая лепнина, слишком блестящий столик из красного дерева, короче ему показалось все как-то слишком…

Он прочистил горло и произнес:

– Ты же знаешь, что мой брак закончился неудачно… мы настолько не подходили друг другу, – попытался он оправдаться.

– Знаю, – твердо произнес отец, открыто глядя в глаза сыну, – но это было ясно с самого начала. Она тебе не подходила, хотя и была влюблена в тебя, как кошка.

– Хм! Да, не всегда хорошо, когда женщина влюблена, как кошка, – задумчиво произнес Антонио, пригубив вино. – Ты сам говорил…

– Ты что, до сих пор не можешь прийти в себя от своего брака? – перебил его отец.

Антонио откинулся на спинку мягкого, комфортного кресла, немного ослабив галстук.

– Нет, все уже давно в прошлом. Папа, на меня женщины, стоит мне куда-нибудь выйти, вещаются сами…

– Это правда, – согласился Луиджи, покручиваю за ручку маленькую чашку с кофе. Они помолчали, каждый думая о своем, потом отец произнес: – Через два года тебе будет сорок, у меня в твоем возрасте уже были вы двое – ты и Марко. Что мешает тебе жениться и завести детей?

– Детей сейчас можно завести и так, не обязательно жениться… существует такое понятие, как суррогатное материнство, – резко ответил Антонио, потому что часто повторяющиеся разговоры, которые в последнее время с ним вел отец по поводу внуков, немного стали его нервировать и доставать. – Прости, я не хотел показаться резким.

Луиджи только лишь довольно улыбнулся, словно получил желаемое, уверенно заметив:

– Суррогатное материнство в нашей семье будет только через мой труп. Слава Деве Марии в мире существует полно достойных женщин, тебе пора уже раскрыть глаза и осмотреться по сторонам. Деньги не скрасят твое одиночество в старости, уверяю тебя сынок, – в его глазах опять промелькнула грусть и даже тоска.

– Папа, давай оставим этот разговор. Я обещаю тебе подумать, хорошо? – он примирительно поднял ладони вверх, словно сдаваясь. – После того, как вернусь из Сономы и все там улажу.

– Отлично, – довольно произнес Луиджи, хлопнув ладонью по столу. Антонио, видя такую перемену в отце, подумал не начинает ли его отец страдать старческим маразмом в своем еще далеко не преклонном возрасте?

Оставшийся ужин прошел в тишине, каждый думал о своем. Когда они стали выходить из кабинки, отец произнес:

– Тебе нужно надавить на Паоло… пора уже взяться ему за ум. И передай ему, что я хочу его увидеть, пусть заедет к старику повидаться… а то я уже стал забывать, как он выглядит.

– Хорошо, отец, не волнуйся. Я заеду к нему сегодня, – вздохнув произнес Антонио. Господи, он так хотел оказаться у себя в пентхаусе, на верхнем этаже этой гостиницы, принять душ, может немного поработать, а скорее позвать Синтию, чтобы она удовлетворила его в сексуальном плане. Неделя была адской, он чертовски устал, да еще завтра ему придется тащиться в эту чертовую Соному и разбираться со всем этим дерьмом – наследством Сандерса. Будет у него хотя бы один день, когда он сможет ничего не утрясать, не разруливать, не решать, а просто пожить… пожить хотя бы один день в свое удовольствие.

Хорошо отцу спрашивать, когда он жениться? Для этого, по крайней мере, ему нужно просто время. Время встретиться и познакомиться, а самое главное, где познакомиться с такой женщиной, как была их мать.

Ему было 28, когда мама разбилась на машине. Он до сих пор помнил весь тот ужас и трагедию, через которую им пришлось пройти. Отец быстро сдал, в нем словно что-то угасло или умерло, он стал задумчивым, замкнутым, занимался бизнесом, но больше ничего. Никакой светской жизни, только последние три года Антонио удалось его вытаскивать в этот ресторан на ужины и то, только потому, что отель принадлежал их семьи. Отец постарел сразу же лет на десять, взгляд стал грустным, иногда у Антонио пробегал холодок по позвоночнику, когда он видел его взгляд.

Сам он очень тосковал по матери, по ее смеху, жизнерадостности, открытости, честности, она всегда его понимала и поддерживала, она к каждому сыну имела свой подход, была полностью в курсе всех событий их жизни, ему часто казалось, что отец многого не знал про них, а мама знала всегда все, своим каким-то шестым чувством она знала, что сказать, как поддержать, а когда и отругать. Да, и именно о такой женщине рядом с собой он и мечтал, о такой. Искрящейся, жизнерадостной с потрясающим смехом, умной, талантливой, доброй, когда-то ласковой и рассерженной, в общем разной, многогранной. Она с отцом по характерам была как огонь и лед.

Отец был прав, он искал не там, вернее, он и не искал, поскольку вокруг него постоянно крутились женщины, разных возрастов, все ухоженные, глянцевые, как правило, блондинки, но были и шатенки. Он любил женщин, все они были высокие, стройные и подтянутые. Он всегда появлялся с разными, если ему нужно было выйти куда-то в свет на очередное мероприятие, стараясь часто не встречаться с одной и той же, чтобы не давать ей надежду на продолжение отношений. Урок с Клер он выучил очень хорошо.

6

Они познакомились на вручении премии «Человек года», она показалась ему интересной собеседницей – красивая, умная француженка, занималась историей искусств. Она была такой восторженной, по-детски восторженной, да, она произвела на него впечатление. После ужина они отправились к ней домой, секс был тягучим, медленным под блюз, который она включила и чьей большой поклонницей была. Секс, скорее напоминал, продирающие до костей звуки саксофона, но, как оказалось, это было с ее стороны, с его же – просто секс. Она была ему просто интересна, как нечто удивительное и непохожее в его жизни. Да, у нее было прекрасное тело, ему нравилось ее целовать, нравилось трахать, но… на этом все.

Они не виделись две недели, он особо о ней не вспоминал и был несказанно удивлен, присутствуя на открытии выставки, которую спонсировал, увидев ее. Видно, сказалось напряжение на работе, нехватка личного времени, а может еще много чего, но он был рад встречи с ней. Она стояла среди собравшихся, явно выделяясь, отличаясь от других своей полу восточной внешностью и еще непосредственностью, наивностью, если можно так выразиться. Они отправились ужинать, потом все повторилось – секс под блюз. И в этот раз его устраивал этот ритм, этот темп, эта музыка, его устраивало все… Потом лежа в кровати она рассказывала ему интересные истории об известных художниках и скульптурах. Клер, явно была богемной женщиной, ей бы родиться в XIX веке.

Через полгода не частых, периодических встреч, которые он совершенно не воспринимал, как нечто особенное, появляясь на разных мероприятиях с другими женщинами, и с удовольствием пользуясь их услугами в сексуальном плане, Клер позвонила и попросила с ней встретиться, он хотел отказаться, но голос у нее звучал напряженно, даже плаксиво. Он пригласил ее на ужин в элитный ресторан, они только сделали заказ, она выглядела похудевшей и растерянной. И вдруг произнесла, что он обязан на ней жениться, потому что она беременна. Он даже сначала не понял, о чем она говорит. Антонио был уверен на все сто, что всегда использовал презерватив. Сцена была неприятной, он попытался выяснить, как такое могло случиться? Она стала плакать, привлекая к себе внимание соседних столиков. Ему совершенно ненужен был общественный скандал, он вот-вот должен был совершить выгодную сделку. И такого рода огласка, ему была не нужна. Потом он вдруг смутно припомнил, что последний раз, а это было месяца полтора или два назад, когда он окончательно решил закончить с ней (он даже не мог назвать это отношениями) презерватив порвался.

От его вопроса, она еще больше стала плакать, он взял ее под локоть и вывел из ресторана, направившись прямиком к ней домой. Они долго разговаривали, он задавал разные вопросы, она еще больше плакала, отвечая сквозь слезы. Она казалась такой испуганной, такой чистой, такой по-детски открытой, что Антонио в какой-то момент почувствовал себя настоящим ублюдком, но он все же выдвинул свои условия, пытаясь уговорить ее не заключать брак. Он пообещал составить контракт, назначить ей и ребенку очень-очень приличное содержание, сказал, что признает его и будет принимать участие в его жизни. Женитьба совершено не входила в его планы, хотя с другой стороны, для него – итальянца – дети были святое, он не хотел бы, чтобы его ребенок рос без отца. Но она стояла на своем, ничего не желая слушать, еще больше рыдая, и в очередной раз, когда она заявила ему, что он ее совсем не любит, он выдохнул и сказал, что да, чувств к ней не испытывает. Она глубоко вздохнула и как маленький, упрямый ребенок заявила: «Ну и пусть! Но я хочу за тебя замуж», всхлипывая начала его умолять попробовать – дать им шанс. И Антонио (потом он не раз вспоминал этот момент, что на него нашло… скорее всего помутнее рассудка, другого объяснения у него не было) согласился жениться в ближайшее время, с заключением брачного контракта на его условиях. Клер, наконец, с трудом успокоилась, перестала плакать, согласившись на любые его условия.

Он сдержал свое обещание, объявив о помолвке на следующий день, а через полтора месяца (ему стоило целого состояния устроить пышную свадьбу за столь короткий срок, которую она так хотела, говоря, что замуж выходит один и единственный раз в своей жизни), но ему было наплевать на деньги, главное, что он сдержал обещание.

Он сдержал все свои обещания, данные ей, подумал Антонио, стоя перед огромным во всю стену окном пентхауса и рассматривая темный с мелькающими блестящими огнями, простирающийся внизу город у его ног.

Контракт он составил очень жесткий, сейчас это вызывало у него улыбку, он мысленно похвалил себя, вознеся молитву Деве Марии и своим адвокатом, которые корпели над каждым пунктом. Поскольку он не испытывал особой любви и секс с Клер потерял из-за своей медлительности особую привлекательность для него, в брачном контракте появилось множество дополнительных пунктов, который она молча подписала. Он даже был не уверен, читала ли она их вообще, как настойчиво советовали ей ее адвокаты. Он вписал все, чтобы при случае она не могла обвинить его в измене, нет, конечно, приличия соблюдались, и на всех известных и знаковых мероприятиях, они, как пара присутствовали вместе, но остальное время, он проводил как считал нужным. Хотя в большей степени работал, засиживаясь допоздна, отправляясь на ночь в пентхаус в этом отеле, изредка появляясь в их доме, вернее в его доме. Именно во время брака с Клер он и зарезервировал этот номер здесь за собой.

Она была на седьмом небе от счастья, довольствуясь не частыми совместными вечерами, ластилась к нему, ворковала и мурлыкала, как кошка. Ему нравилось с ней беседовать, трахать, в конце концов, она была его женой (все также с презервативом, которые он как маньяк буквально изучал чуть ли не на просвет, одевая заранее в ванной комнате, хотя надобность в них уже отпала). Сам себе он так и не смог объяснить, почему каждый раз его рука тянулась к коробке с презервативами, наверное, интуиция. Клер была хорошей женой, нежной ласковой и готовая все сделать для него. Но он все равно ничего к ней не испытывал, ничего. Ему нравилось с ней беседовать, выходить на вечеринки, она обращала на себя мужское внимание, поскольку сильно поправилась, у нее появились округлые формы, и на удивление ему это нравилось. Нравилось, как она рассказывала, будучи, совершенно помешанной на искусстве, о какой-то выставке или картине, которую собирался купить музей. У нее загорались глаза, щеки пылали, она жестикулировала руками, подробно описывая все краски так, что Антонио уже отчетливо видел эту картину перед глазами. Но на этом все.

Такая, якобы идиллия, продлилась еще два месяца (медовый месяц они решили отложить до рождения ребенка), а потом на полтора года наступил настоящий ад. В один прекрасный день ему позвонил терапевт Клер, который слезно стал умолять его, как мужа повлиять на нее, чтобы она перестала принимать гормональные препараты, иначе врач боялся лишиться лицензии. Антонио сначала не понял в чем проблема, потом терапевт стал ему объяснять, что они имеют побочный эффект, вызывают у женщин все симптомы, как при беременности, хотя, на самом деле, это не так. И для него стало настоящим шоком, что у его жены нет пятимесячной беременности.

Дома разговор был не приятным, он еле сдерживался, будучи так зол, чтобы не придушить ее на месте. И когда он уличил ее во лжи, она, глядя на него совершенно чистыми, по-детски честными глазами, сказала: «Я так хотела за тебя замуж, ты бы никогда иначе на мне не женился.» Он даже не знал, что ответить, едва переведя дух, с трудом сдерживаясь, чтобы ее не ударить, но она начала плакать и просить у него прощения за свой обман, хотя все время твердила, только из благих побуждений, так как безумно любит его и не может себе представить без него жизни. Он с трудом ее успокоил, сказав, что они утром во всем разберутся. Утром Антонио заявил, что подает на развод, Клер заявила в ответ, что как только увидит документы о разводе покончит жизнь самоубийством, потому что без него жить не хочет. Он не мог взять на себя такой грех.

Антонио смотрел на нее во все глаза, не находя слов, потом она опять начала плакать. Он больше не мог выносить ее слез, схватил ее за руку и повел на прием к психиатру. Врач вынес заключение – психически здорова, но очень эмоциональная натура, обладающая маниакальной фобией влюбленности в своего мужа, посоветовал отправиться к психотерапевту, прописав какие-то успокоительные, которые она тут же тайком от него выбросила. Он пошел с ней к психотерапевту, который внимательно выслушал его, потом ее, сделав вывод, что сможет помочь. Антонио впервые за пару дней спокойно выдохнул, надеясь, что проблема как-то разрешиться. Своим адвокатом сказал подождать по поводу начала бракоразводного процесса. Через несколько недель после посещения психотерапевта он заметил в ней перемены, Клер стала чаще писать ему смс-ки, звонить, он старался разговаривать с ней доброжелательно, хотя все время костерил себя на чем свет стоит, что оказался таким идиотом, согласившись на этот брак, пойдя у нее на поводу. Время шло, он все реже бывал дома, тогда она стала приходить к нему в офис, поджидать его на улице у здания, наведываться к нему в пентхаус, стала приглашать его поужинать в ресторан. Он решил для себя, что они по-прежнему, чтобы ее как-то успокоить, будут посещать общественные мероприятия, поэтому они выходили в свет два-три раза в месяц.

Когда он спрашивал, как продвигаются дела с психотерапевтом, она мило улыбалась и говорила, что все отлично, он очень помогает. Она постоянно просила прощение и извинялась перед ним за свой обман, в какой-то момент, он уже не мог слушать ее извинений, поэтому резко обрубил, что это в прошлом и тема закрыта. Она всячески старалась проявить свою любовь к нему, выполняя любое его желание, слушая любое слово, буквально преследуя его на каждом шагу, и он ничего не мог поделать, так как она являлась его женой. Она создала женский уют в доме, начала даже покупать какие-то вещи для пентхауса, отчего он пришел в полный ужас. Она все время говорила ему как безумно его любит, и от слова «безумно» он стал уже вздрагивать, решив про себя – может она, действительно, на самом деле, безумна. Антонио пытался с ней поговорить насчет развода, но она ничего не желала слушать, заявляя, что вышла замуж первый и единственный раз.

Прошло еще три месяца. Он был на взводе и стал срываться на подчиненных в офисе, ужасно устав от ее постоянного присутствия с неисчерпаемой любовью. И, как и тогда, в один прекрасный день, ему позвонила психотерапевт, сказав, что его жена после того, первого раза, так и не пришла ни на одну консультацию, постоянно перенося дату приема. Антонио чуть ли не разбил телефон, ответив, что завтра она будет обязательно.

Он вызвал к себе адвокатов и велел подготовить бумаги на развод. Вечером, когда он пришел домой, положил перед ней бумаги, заявив или она проходит курс у психотерапевта, либо он пускает эти бумаги вход. Она опять заплакала и поклялась, что будет посещать консультации. На следующий день он привел ее за руку в кабинет, на остальные консультации он, пригрозил своему шоферу увольнением, если тот в назначенное время не будет ее доставлять к психотерапевту. Антонио надеялся, что на этого человека можно положиться, он знал его уже много лет.

Прошло еще три месяца. В очередной раз он сидел в доме отца в гостиной, тупо уставившись в бокал с виски, покручивая его на коленях.

Отец сидел напротив, пыхтя сигарой, он иногда позволял себе выкурить сигару с хорошим виски.

– Как идут дела с Клер? – разглядывая сына сквозь облако дыма, спросил он.

– Она ходит на консультации, сколько это продлиться не знаю. – Он сделал большой глоток виски. – Ее зацикленность на любви ко мне просто убивает, она измотала меня, – Антонио развязал галстук. – Я не знаю, что мне делать.

– Хм! – произнес отец, затягиваясь сигарой и пригубив виски. – Ты не можешь не знать. Ты управляешь многомиллиардной корпорацией, в твоем подчинении столько людей, ты ведешь бизнес и вступаешь в переговоры, добиваешься того, чего хочешь. И ты говоришь мне, что не знаешь?

– Она говорит, что не даст развод.

– Она не даст развод, потому что будет чувствовать себя одинокой, – сын поднял на отца глаза. – А если она не будет чувствовать себя одинокой, то… – Он помолчал. – Дай человеку то, что он хочет, и он исполнит любое твое желание.

Антонио выпил виски, встал, чтобы налить себе еще.

– Хм! Интересно, значит дать то, что она хочет, – пробормотал он. – Интересно, а что она хочет?

– Вот и узнай.

Женщины были совсем другими, нежели мужчины-бизнесмены. Он не привык общаться с такими женщинами, как Клер. Вернее, он вообще особо не привык общаться с женщинами, предпочитая заниматься с ними сексом, дарил подарки, и если говорил все, конец, то те, женщины, с которыми он предпочитал встречаться, понимали, что конец. Клер была совсем другой. Как он попался на ее удочку, для него до сих пор оставалось загадкой. Как он купился на ее детскую чистоту и незащищенность? Он тоже понять не мог.

Но поскольку он был бизнесменом от мозга до костей, то решил разработать план, как и сказал отец, дать ей то, что ей захотелось бы получить, а он уж точно знал, что хотел бы получить от нее взамен – свободу.

И он принялся за дело, на разработку ушло две недели. Первое, он обратил свой взор к меценатам. Изучив все, что можно и всех, кого можно, он остановился на одном, которого она часто упоминала при разговоре, рассказывая о картинах, мечтательно как-то заметив: «Вот бы поработать с ним!» – с Беном Тосседом, каждый раз она восхищалась его знаниями и эрудированностью. Антонио уже знал о нем все, Бен был известный человек, его мнение очень ценилось среди искусствоведов, также аукционные дома «Сотбис» и «Кристис» приглашали его в качестве эксперта. Они вращались с Беном в одних кругах и часто встречались на различных благотворительных мероприятиях. На одном из таких вечеров, он представил их друг другу. От Антонио не укрылся взгляд Бена, когда тот внимательно разглядывал его жену, ведь меценат был фанатом и знатоком Востока. Клер взахлеб что-то щебетала, пела дифирамбы, Бен был безумно польщен.

На следующий день он договорился с ним о личной встрече. Как только они опустились в кресла в его, заполненным разным антиквариатом, особняке со стаканом виски в руках. Антонио не стал ходить вокруг да около, а достал фотографию вазы династии Сун, которую уже столько лет мечтал приобрести Тоссед.

Даже краем глаза взглянув на фотографию, Антонио заметил, как загорелись глаза у Бена, и он чуть ли не дрожащими руками взял фото. Ему был знаком этот взгляд, он видел его у своей жены, когда она начинала рассказывать про своего любимого Матисса. Он подумал, что пока идет все по плану.

– Она – ваша, – произнес Антонио, беззаботно пригубив виски.

Бену было к пятидесяти, выглядел он моложе, мускулистый, седовласый, с голубыми глазами, холеный.

– Не понимаю вас, – произнес он не в состоянии оторвать глаз от вазы, – вы хотите сказать копия вазы.

– Нет, я имею в виду подлинник, мы с вами деловые люди и копиями не торгуем.

Только тогда Бен перевел на него хмурый взгляд. Он молчал, потом сделал глоток виски и спросил:

– Но что вы хотите взамен?

– Развода со своей женой.

Бен удивленно и ошарашенно смотрел на него целых пять минут, потом, наконец, произнес:

– Как бы это сказать, я… наверное, не подхожу… к этой роли.

– Она занимается историей искусств и была бы счастлива работать с вами, – добавил Антонио, пропустив его намек мимо ушей. – Большего я ничего не требую и не прошу, – он развел руками, показывая свои честные намерения.

– Но я предпочитаю работать один, у меня есть антикварный магазин, но… и не один. И да, я коллекционер, но…

– Я все сказал, мне нечего добавить, – ответил Антонио.

Через пять минут он ушел, не получив ответа. Но поскольку бизнесом он занимался не один год, то знал наверняка, нужно выждать время. Рыбка заглотнет наживку. Буквально через неделю, к нему пришло на почту электронное письмо от Бена, что он ищет ассистентку. Он уговорил Клер отправить свое резюме на его вакансию. Скоро пришел ответ, что с ней хотели бы побеседовать. Она примчалась к нему в офис на седьмом небе от счастья, потому что ее приняли. Клер прожужжала ему все уши, что она будет работать у выдающегося Бена Тосседа. Самого Бена Тосседа.

Антонио только довольно потирал руки, предложив ей отпраздновать это событие в ресторане, и весь ужин его не покидала одна единственная мысль, что он будет не единственным идиотом, который попадется на удочку «наивности и честности» его жены.

Она часто стала отсутствовать, ездить по стране вместе с Беном, участвовать в торгах. Постепенно прекратились ее бесконечные смс-ки и телефонные звонки, она перестала его караулить у подъезда офиса и гостиницы.

А через шесть месяцев он получил подписанные бумаги о разводе, а Бен Тоссед – вазу династии Сун.

Первый раз за полтора года Антонио снял люкс в гостинице, предварительно дав указание сменить всю мебель и сделать ремонт в пентхаусе отеля, а также выставить его дом на продажу, заказал еду в номер, открыл бутылку дорогого виски, включил какой-то канал по телевизору и буквально через час, довольный, пьяный и сытый, заснул в кресле. Проснулся за полночь, принял душ и завалился спать на королевских размерах кровати.

На следующее утро его разбудил звонок мобильного, жужжащего рядом с ухом.

– О! Черт! Что еще?! – сонно произнес он, всматриваясь в телефон на номер Клер. – Привет!

– Привет, дорогой, я хочу тебе сообщить одну новость.

«Боже! – подумал он. – Только не снова».

– Бен сделал мне предложение, – заворковала она на том конце провода. – Представляешь?