Долина драконов. Магическая сделка

– Нет, – с трудом, через силу, произнесла драконица.

– Весь ваш фарс с удочерением – незаконен! – вымораживающим даже тень возникшей надежды тоном вынес вердикт Правящий дракон.

Пожилая драконица пошатнулась, ее голова и плечи опустились, Асур-Ррат так же стоял, опустив взгляд, Гаррат нервно смотрел то на нее, то на Красного дракона, ожидая от них хоть каких-то действий, хоть чего-то, хоть…

– Я вас не задерживаю! – холодно сообщил Ирэнарн.

Ни Гаррат, ни древний даже не пошевелились, но халоне Осаимо повернулась, медленно, с трудом переставляя ноги, понуро направилась к выходу. Я дернулась ей помочь, но Главнокомандующий удержал на месте, не позволяя даже подняться.

И тут за дверью, где, как оказалось, главу рода ждали, раздался голос Камали:

– Что?!

А затем окрик Хатора:

– Камали, стой!

Но драконица не подчинилась. Каким-то образом она извернулась, избежав захвата, как оказалось, стоящей у двери стражи, вбежала в зал, остановилась, мельком глянула на меня, а затем медленно, неотрывно глядя на Главнокомандующего, опустилась на колени.

Все сидящие за столом боевые драконы мгновенно вскочили, в зал вбежал Хатор, следом еще какие-то драконы, но Камали даже не обернулась. С мольбой глядя на застывшего Черного дракона, она прошептала:

– Пожалуйста, я умоляю вас… Вы никогда не были ни подлым, ни бесчестным. Вы не обижали слабых, не лишали свободы невиновных, не ломали ничью жизнь… Не ломайте и сейчас, я прошу вас! Ни ее жизнь, ни мою, ведь я не смогу жить, зная, как поступили с моим ребенком. Пожалуйста… я молю вас как мать, готовая отдать жизнь за своего ребенка, а Милада мой ребенок… пожалуйста…

Несколько секунд Ирэнарн-Ррат-Эгиатар сидел, практически с ненавистью глядя на драконицу, которая не требовала, не предъявляла права, не настаивала, лишь просила, забыв о гордости и надеясь на милосердие. Из прекрасных зеленых глаз Камали текли слезы, но она даже не пыталась их вытереть, продолжая с мольбой неотрывно смотреть на Черного дракона. Я не смогла сдержать слез с момента появления Камали, а уж после ее слов… Но на Главнокомандующего я даже не смотрела, отчетливо видя, как на его руке, лежащей поверх стола, стремительно прорезаются черные когти, кроша и кромсая обожженное дерево…

Несколько долгих секунд…

А затем плевком ярости прозвучало:

– Зззабирай!

Оглушенная, я даже не вздрогнула, когда с грохотом свалился его стул. С заторможенностью проследила за тем, как рухнул кусок выломанного Главнокомандующим стола, который дракон в ярости стряхнул со своей руки. Оглушающим грохотом пронесся шум закрытой за вышедшим драконом двери, которая тоже сломалась и жалко повисла на петлях, грозя оборваться.

Но того, как она упала, я уже не увидела – подбежавшая испуганная Камали подняла меня со стула и потащила прочь. Затем Хатор торопливо подхватил на руки, как ребенка.

Из Крепости мы неслись так, словно все здание собиралось вот-вот разрушиться.

На выходе из резиденции Главнокомандующего нас, как оказалось, ждали.

– На восток? – поинтересовался огромный воздушник.

– И быстро, – взмолилась Камали.

Подхваченные ветром, мы понеслись прочь от Крепости, прочь из города, все дальше и дальше, по горам, лесам и долинам. Но, обхватив Хатора за шею, я все смотрела назад, и почему-то, несмотря на то что даже Аркалона давно не было видно, мне все еще казалось, что я вижу окно Крепости и вижу взгляд стоящего за ним Ирэнарна.

* * *

Дом халоне Осаимо, или, как называли ее домашние, бабушки Осаи, я запомнила плохо.

Камали провела меня по нему, пытаясь что-то постоянно рассказывать, какие-то истории из детства, из детства ее детей, несколько семейных легенд, представляла каких-то драконов и дракониц – я почти не слушала.

Очень порадовало, когда, приведя меня в купальню с одной деревянной круглой ванной посередине, Камали остервенело принялась снимать с меня все украшения, отшвыривая так, что становилось ясно – будь ее воля, она бы все эти кольца и браслеты порвала и изломала.

Не снялась только цепочка.

Драконица пыталась найти замочек, не найдя, предприняла попытку снять украшение через голову, когда не получилось – растянуть. Не вышло и это – буквально перегрызть. Несколько минут, пока она это делала, я молчала, а потом как-то изнутри вырвалось тихое:

– Мама…

И Камали, бросив цепочку, обняла меня, прижала к себе и, расплакавшись, прошептала:

– Все будет хорошо, солнышко, все будет хорошо, главное, что успели. А Стража мы снимем, все равно снимем, не так, значит, по-другому, главное, не сдаваться, главное… И у нас же древний есть. Сам не справится, я весь Совет на уши поставлю! Я им устрою!

Мама что-то еще говорила, крепко обнимая меня и гладя по спутавшимся за время полета в воздушнике волосам, и меня медленно отпускало чувство обреченности. Но почему-то казалось, что где-то внутри, в самой глубине души, я до сих пор чувствую взгляд Черного дракона, и в нем нет ничего, кроме мучительной боли.

* * *

Повторно с домом бабушки Осаи я знакомилась уже утром. Вообще, она приходилась пра-прабабушкой Хатору, и даже сложно сказать, кем мне, но в ее светло-голубых драконьих глазах, кажется, навеки поселилось безграничное уважение к Камали. Как и в глазах остальных членов рода Кириито… теперь моего рода.

Поверить в это было сложно, принять – еще сложнее, окончательно трудно оказалось столкнуться с призрачным драконом-прародителем. Но стоило мне выйти на террасу, украшенную изразцами, где собралось драконов пятьдесят, не меньше, как рядом с бабушкой Осаи возник призрачный мужчина в традиционном черном халате и с длинными, практически до середины спины, черными волосами, присобранными лишь наверху. И когда он возник, зашумевшие при моем появлении члены рода притихли, напряженно глядя на призрака. А он, отцовским жестом погладив бабушку Осаи по седым волосам, медленно подошел ко мне, пристально разглядывая, и остановился, лишь когда Камали решительно заступила ему дорогу, прикрыв меня собой.

И под сводами родового дома раздался глухой потусторонний голос: «Камали, Страж на ее шее говорит даже больше, чем весь опыт предков».

Мама вздернула подбородок, с вызовом глядя на призрака. Дракон укоризненно покачал головой и сказал: «Ты выиграла время, но не битву. Знай это. И прими».

И он растворился, став призрачным темным дымом, который сдул древний. Маленький, толстопузый и вредный древний, который опять принял привычный мне вид и, наплевав на присутствующих и в целом обстановку, нагло спросил:

– Мой пирожок сгрызла?

– Да! – подхватилась я. – Спасибо! Огромное! Я же браслетик смогла найти! И мой резерв увеличился! И…

– Во-о-от! – торжествующе подняв указательный палец и обведя всех не менее торжествующим взглядом, заявил древний. – Кто Миладке больше всех помог? Я помог! А вы говорите!

И тут какой-то из незнакомых мне драконов, приподнявшись из-за стола, прорычал:

– Да ты ей брачный браслет Черного дракона приволок! Да ты…

– Я хотел как лучше! – возмутился древний.

– Хватит! – прикрикнула на всех бабушка Осаи и, поковыляв к столу, тихо произнесла: – Папа правду сказал – если бы не по нраву ему была, браслет бы не застегнулся. А вот чего я не знала, так это того, что наири она в нашем роду не первая.

И бабушка тяжело опустилась на стул, устало прикрыла глаза рукой и вообще едва слышно произнесла:

– Роды были тяжелыми, а когда древние поняли, что не доживет до утра, только тогда отец маму на руках взял в полет. Она умерла женой, я стала законной дочерью.

Бабушка вытерла глаза от набежавших слез и продолжила:

– Не говорил. Никогда не говорил. Я не знала. А он жил как в тумане, я для папы единственной радостью была, и когда счастье свое нашла и замуж вышла, он кинулся со скалы, сложив крылья. Без мамы не смог.

Мы стояли как громом пораженные, даже древний приоткрыл рот от удивления, а бабушка Осаи достала платок, вытерла глаза и решительно сказала:

– Ну да дела давно минувших лет, пустое вспоминать и печалиться. Я свою жизнь прожила с добром и светом, до последней минуты жизни моего Айсуро любила его всем сердцем, оттого и дети у нас славные – шестеро сыновей, три дочери, – при ее словах девять уже седовласых драконов заулыбались, – внуков двадцать девять, правнуков пятьдесят два, а вот пра-пра-правнучек сегодня стало на одну больше! И я рада тому, что род растет! И что сегодня в моем доме появилась новая драконица, пусть не по рождению, но по силе, смелости и великодушию!

И все захлопали, раздались непонятные мне пожелания на древнем языке драконов, а мама провела меня мимо всех к двум свободным местам возле Хатора, усадила посередине между собой и папой и только после села, с трудом скрывая волнение.

– Беспокоит тебя что-то, Камали? – через весь стол вопросила бабушка Осаи.

Мама глянула на нее так, что стало ясно – этот вопрос она при всех обсуждать не готова. И глава рода спорить не стала, зато, едва я чай взяла, сообщила:

– Я-то вчера, спасибо друг любезный научил, – она чуть склонила голову, благодаря мгновенно преисполнившегося значимости сидящего рядом с ней древнего, – Владыке на подпись подсунула не только документы на удочерение, но право вылета тебе, Хатор, и всей твоей семье. А по утру пришел ответ на запрос из Академии Ветра. Эмали, девочка, сразу видно, что нашего рода, подсуетилась и уговорила халоне Миретана дать Миладе шанс сдать экзамены. А если принесет бумаги из университета своего, возможно, даже сможет сразу на второй курс поступить, тут уж от нее зависит.

Я застыла, держа в руках чашку.

– Так что, – продолжила бабушка Осаи, – заниматься девочка может начинать уже сейчас, Эмали передала все учебники и даже конспекты свои, а как оклемается немного, слетаете втроем в Любережь, документы ее заберете и будем подаваться в Академию.

Новости ошеломляли.

– Милада, что? – встревожилась Камали. – Не хочешь в Академию Ветра? В Долине двенадцать магических высших учебных заведений, выберешь, что понравится, просто девочки хотели присмотреть за тобой, хотя бы пока доучиваются. Но, если…

– Нет-нет, – я улыбнулась маме, – просто все неожиданно очень, но я рада, правда, даже не верится, что в Академию…

Я не договорила, вдруг четко осознав – в наш университет я не пущу ни Камали, ни Хатора. Они не боевые драконы, для них опасно там, я не знаю, сколько мишника еще в подвалах университета припрятано, и грассы…

Вот тут меня как водой холодной окатило – грассы. Голод! Отставив чашку, быстро посчитала – кормить Голода я должна была пять дней, пять дней прошли? И достаточно ли их было?

Я поднялась, не допив чай, заметалась по террасе, высчитывая… Профессор Нарски говорила о пяти днях. Два дня я кормила грасса в университете, на третий мы покинули УМ. В первый день путешествия столкнулись с мертвой деревней, ночь провели на порубежном пункте, на второй день приехали в Медведково, а ночью меня забрал Черный дракон.

Сегодня пятый день!

Голод голодный!

Со вчерашнего вечера!

– Милада? – Хатор поднялся. – Что случилось?

– Я грасса не покормила, – ответила с ужасом.

На меня посмотрели с непониманием.

– Грасса? – переспросил древний. – А это что за зверь такой?

– Пес, – ответила, холодея, – невидимый.

Драконы посмотрели на меня странно.

– Магически модифицированное животное, – пояснила я.

Все тут же закивали, мол, вот теперь-то они все поняли.

– И чего пес? – переспросила бабушка Осаи. – Животное, оно на то и животное, чтобы самого себя прокормить в случае чего. Так что садись, сама поешь, со вчера ведь ничего не съела.

Но у меня бы кусок в горло не полез, зная, что грасс там голодный.

– Асур-Ррат, – я с мольбой посмотрела на древнего, – мне нужно к Владыке.

Все драконы разом повернулись к древнему, но тот, жуя пирожок, посмеиваясь, сообщил:

– К Владыке никак, он под домашним арестом.

– Что? – переспросила потрясенно.

– Под арестом, говорю, – забросив новый пирожок в пасть, пояснил Асур-Ррат! – Главнокомандующий если чего решил, он от своего не отступится – вчера решил запереть кого-нибудь, и точка, а раз тебя не вышло, Владыку запер.

Информация, похоже, для всех была неожиданной, потому что весь род как-то даже притих, и только древний, беззаботно поедая пирожок за пирожком, продолжал невозмутимо рассказывать:

– Черный вчера как с цепи сорвался. Крепость в руинах – сегодня отстраивают, а ведь лет девятьсот стояла монолитом. Вообще, Крепость исторически находилась вне черты Аркалона, но город разросся, так что… Некоторые окружающие дома тоже пострадали, но слегка. А вот с восточной стороны столицы теперь вид красивый на реку открывается…

– Какой вид на реку? – переспросил один из старших родичей. – Там горы.

– Были, – издевательски сообщил древний, и от пирожков перешел к блинчикам.

Мы все молчали, откровенно потрясенные информацией, а древний продолжал разглагольствовать:

– Нет, я в целом жителей столицы понимаю, если бы мой дом под угрозой разрушения был, я бы Черному любую девицу приволок, уже без разницы какого рода, но вот Миладку – никогда! Обойдется.

Минуты две за столом было тихо, а потом халоне Гайто переспросил:

– Древний, вы хотите сказать, что теперь вся столица знает, что причиной разрушений стала Милада Кириито?

– А? – переспросил Асур-Ррат, почесав ухо. – Не, ты что, мой мальчик, я своих не сдаю… А вот эльфийку жаль, ее за ночь уже раз пять Черному подсовывали.

И я вспомнила сказанное Гарратом: «Эсфирель вообще рыдает и клянется, что ей никакой коробочки с золотой лентой не предлагали, а если бы предложили, она бы давно и с радостью согласилась, причем вовсе не по причине толп драконов, осуждающими косяками летающих над эльфийской столицей исключительно с одной целью – в глаза посмотреть этой заразе бессердечной!»

– Это д-драконы опять летают в эльфийское королевство? – шепотом переспросила я.

– Нет, – древний вдохновенно жевал, – Долина же закрыта для вылетов, так что они платят эльфийским наемникам, ушастые таскают им Эсфирель, изобретая все новые методы проникновения в королевский дворец Белых вод, король в ярости, эльфийку уже все достало, а Главнокомандующий исчез.

– Как исчез? – мне вдруг стало как-то совсем нехорошо.

– Молча, – невозмутимо пожал плечами Асур-Ррат, – его с рассвета никто не видел. Летают, ищут, хрен найдут. Видимо, улетел подальше и крушит чего-нибудь там, свободный от подсовываемой ему вечно эльфийки. Так что покормить песика не выйдет, малышка.

Я не удержалась на ногах и прислонилась к столбу, поддерживающему крышу.

– Эй, Миладка, ты чего? – забеспокоился древний. – Да перекусит чего-нибудь твоя псинка, ничего ему не сделается.

Но я точно знала, что сделается. Абсолютно точно.

– Асур-Ррат, мне нужен телепортационный браслет, – умоляюще сказала древнему.

Дракоша, жующий опять что-то, посмотрел на меня, как на умалишённую, демонстративно сплюнул, собственно, демонстрируя все отношение к моей просьбе, после чего посидел, почесывая подбородок, затем пузико, после важно сообщил:

– Никак. Все телепортационные браслеты контролирует канцелярия Главнокомандующего. Границы также он, и они полностью закрыты.

И я поняла, что сейчас мне придется испытать еще больший стыд, чем накануне. Гораздо больший. Мне уже было стыдно за себя до невозможности, и перед Черным драконом, и даже перед своим родом, но я не знала, что еще можно сделать в этой ситуации.

– Мама, мне нужны бумага и карандаш, – произнесла, с трудом выговаривая каждое слово.

– Зачем? – сложив руки на груди, холодно спросила Камали.

Пришлось признаться:

– Потому что грасс под заклятием, и в этом состоянии он может есть или меня, или то, что ему дам я.

Повисшая на террасе пауза выразила нелестное мнение, что имели на этот счет мои новые родственники.

– А я передумал, – вдруг произнес древний, – давайте отдадим ее обратно Черному дракону!

– У ребенка просто доброе сердце! – возмутилась одна из дракониц.

– Оно у нее странное, я вот лично не стал бы кормить того, кто мечтает мной закусить! – высказался суровый седовласый дракон.

– Серьезно, сынок? – с прищуром переспросила бабушка Осаи. – А не ты ли волка домой приволок в пять лет?

– Он был одинок, у него не было семьи! – гордо ответил старец.

– Он был матерым вожаком стаи и, сочтя тебя опасным зверем, увел от своей волчицы, защищая ее и волчат! Да кому я рассказываю?! – раздраженно спросила бабушка.

Закашлялась, чаем запила и сообщила:

– В общем, ребенок определенно наш, Камали, можешь всем смело говорить, что родила ее от Хатора, все одно кровь в ней Кириито, не иначе. – Посмотрела на меня, вздохнула и спросила: – Что делать будем?

– Я бы мог воздушника позвать, – меланхолично отозвался древний, – но смысла нет – Главнокомандующий ветер его знает где.

Где бы он ни был, я надеялась, что сможет прочитать, если напишу.

Еще я надеялась, что не сгорю со стыда, когда стану писать. А еще я боялась даже взглянуть на Камали. Но именно она поднялась и тихо сказала:

– Идем.

Кабинет пра-пра-пра-пра-прадедушки Сумори находился на третьем этаже прямо в библиотеке, заполненной в основном книгами на древнем языке. Здесь располагался стол, большой, основательный и широкий, за ним стоял стул, и размером, и крепостью, вероятно, способный выдержать даже дракона в драконьей форме, а вот в остальных местах повсюду лежали подушки и мягкие коврики, коврички, ковры. На подоконниках, между стеллажами книг, на открытом пространстве перед столом.

– Это для детей, – пояснила мне Камали.

Я удивилась.

Библиотека обычно суровое место, куда детей вообще не пускают, а здесь…

– Дети – свет жизни, – улыбнулась мне мама и указала рукой на стол, предложив сесть.

Но я не стала. Медленно обойдя стол вокруг и зачарованно ведя по деревянной столешнице пальцем, я дошла до стула, взяла из пачки в открытом ящике лист, карандаш из стопки, в основном цветных и, видимо, заготовленных тоже для деток, огляделась и как-то сразу выбрала себе место – на подоконнике, где у стены лежала удобная алая, расшитая цветами подушечка, на которую я оперлась спиной, едва на сам подоконник взгромоздилась. Мама подошла и подставила мне под лист книгу, чтобы было удобнее писать, а затем тихо спросила:

– Миладушка, ты уверена?..

Она не договорила, но и не требовалось.

Помолчав мгновение, честно призналась:

– Я не знаю, что будет с Голодом, если не покормлю его сегодня. Просто не знаю. Мы не изучали заклятия подобного уровня, но, учитывая, что его мама все время старалась быть рядом в лесу, боюсь, что ничего хорошего.

– У него есть мама… – протянула Камали.

– Грассы разумны, – пояснила я.

Мама погладила меня по щеке и отошла. Я видела, что, несмотря на все мои доводы, она против подобного. Я чувствовала, что я и сама против, вот всем сердцем против, а еще было безумно стыдно, жгуче, нестерпимо, до такой степени, что хотелось зажмуриться и даже его ответа не видеть в идеале никогда, но…

«Мне очень нужна ваша помощь», – написала я на простом листе бумаги, простым карандашом, кажется, даже черным, а не обычным.

Просто я помнила про кровь, и я надеялась… надеялась… надеялась…

Донадеялась.

«Серьезно?!» – появилась раздраженная, с сильным резким уклоном запись.

У меня возникло почти непреодолимое желание бросить все и убежать подальше. Но я вспомнила Голода и осторожно написала под этой записью:

«Пожалуйста…»

Секундное молчание ‐ и злое:

«Никогда не думал, что скажу подобное круглой сироте, но ты вся в мать!» – последовал ответ.

Я как сидела… так и осталась сидеть. Камали, тактично отошедшая, увидев, как багровеют мои щеки, подошла, прочитала… и неожиданно улыбнулась. Потом, как и я, с ожиданием посмотрела на лист бумаги, где не появилось больше ничего.

Я ждала с замиранием сердца, мама стояла рядом, словно хотела меня поддержать, Черный дракон не отвечал.

Ни слова.

Ни буквы.

Ни знака препинания.

Мы смотрели на бумагу с надеждой, но взяла и открылась дверь.

Зэрнур вошел, не здороваясь, лишь склонил голову в знак уважения к Камали, после чего приблизился и с явным неодобрением передал мне телепортационный браслет.

– Сспаси… – прошептала я, едва не уронив тяжёлое металлическое не-украшение.

Бронзовый дракон молча посмотрел на меня так, что слова благодарности застряли в горле. После чего взгляд его скользнул по моей шее, сейчас закрытой тканью традиционного драконьего платья, и потому цепочку, я надеялась, никто не увидит.

Надеялась зря.

– Несмотря на то что вы не принимали дар, Страж на вас, и я отчетливо его вижу, и он активирован, наири Милада.

– Мы его снимем! – мгновенно заявила мама.

Искоса глянув на нее, Зэрнур все же не стал спорить с Камали, в целом крайне подчеркнуто вежливо ведя себя в отношении драконицы.

– Я к тому, – сказал дракон, обращаясь скорее к ней, чем ко мне, – что жизнь пса этого всего не стоит.

Но Камали ответила:

– У него тоже есть мать.

И Зэрнур отступил. Затем снова поклонился Камали, мрачно глянул на меня, развернулся и вышел. Через мгновение с террасы вертикально вверх взмыл огромный Бронзовый дракон.

Когда он улетел, Камали несколько секунд смотрела в окно, а потом задумчиво произнесла:

– Милада, деточка, я не хотела вчера спрашивать, да и в воду ты зашла, даже не поморщившись, но все же, солнышко, у вас что-то было с Главнокомандующим?

С непониманием посмотрела на маму.

Драконица несколько смутилась, но, все так же внимательно глядя на меня, спросила прямо:

– У вас что-то было?

Мой взгляд стал еще более вопросительным.

И Камали пояснила:

– То, что происходит между мужчиной и женщиной?

Покраснев в единый миг до кончиков ушей, я уже хотела сказать «нет», но… вспомнила все случившееся вчера. То как Черный дракон меня раздел, не просто растоптав, а разорвав всю мою стыдливость в клочья, то как обнимал сзади и прижимал к своему полностью обнаженному телу мое, напрочь лишенное одежды.

– Что-то было! – заключила Камали.

Помолчав, добавила:

– Взять тебя силой он не взял, иначе ты бы вчера в ванной так спокойно не сидела, и это одно уже радует. Так что же случилось?

Я не смогла ответить. Бывают моменты, когда стыдно настолько, что горло перехватывает.

– Милада, я бы не спрашивала, но ит-хан Зэрнур прав – Страж активирован. Я все пытаюсь понять почему, ведь дар ты не принимала и не приняла, я тебя уже знаю.

Ответить я не успела – на листе появилось всего одно слово:

«И?»

Я отложила лист, посмотрела на маму и молча надела браслет на запястье, предусмотрительно зажмурившись.

Когда перенос закончился, я оказалась там, где было холодно.

Безумно, жутко, вымораживающе до самых костей холодно! И ветер завывал совершенно жутко, и в лицо ударила сотня ледяных игл.

Открывать глаза не хотелось вовсе.

– Мм-м, ты все сняла… крайне пренебрежительное отношение к золоту для бывшей сироты, – раздался злой голос.

И я открыла глаза.

И вздрогнула, увидев прямо перед собой морду Черного дракона и его холодные зеленовато-серебристые глаза.

Почему-то почувствовав себя виноватой, поторопилась оправдаться:

– Цепочка осталась.

Если я ждала проявления хоть каких-то положительных эмоций по этому поводу, то просчиталась. Глаза Ирэнарна мгновенно сузились, из груди вырвалось рычание, и Черный дракон переспросил:

– Что?

– Ц-ц-цепочка. – Я опасливо отползла немного и, расстегнув две петельки на высоком вороте, достала украшение и спросила: – Вы сможете снять?

На какое-то время в этом холодном темном месте воцарилась мрачная тишина, а вот затем дракон, у которого как шерсть дыбом поднялась чешуя, хрипло вопросил:

– Что?!

В следующее мгновение я оказалась в Крепости.

Точнее – в ее остатках.

Здесь повсюду сновали драконы и духи, которые были уже знакомы мне по замку Правящих драконов. Кто-то строил стены, кто-то отшлифовывал каменный пол, духи занимались тем, что прямо из воздуха делали железные подсвечники и посуду, мыли полы, вставляли стекла в проемы только что отстроенных стен.

Когда появилась я, все на миг замерли, затем очень как-то укоризненно посмотрели на меня, после снова вернулись к работе.

В этот самый момент в руино-строительный процесс вошел один из стражей, как-то очень тяжело глянул на меня и спросил у одного из драконов:

– А эльфийку куда нести?

Глухо прорычав что-то определенно ругательное, темно-зеленый дракон ответил:

– Верни жителям города.

Страж помялся, снова глянул на меня с осуждением и нервно сообщил:

– Они ее уже украсили сине-буро-паршивыми цветами, как ты и сказал, хотя, как по мне, ей белые шли больше.

Темно-зеленый дракон оторвался от каменной кладки, медленно, очень медленно повернулся к стражу и прорычал:

– Изыди!

Желание сбежать появилось даже у меня, что говорить о стражнике – он рванул к выходу встревоженной птицей, и уже где-то за пределами крепости чей-то голос спросил:

– А может, мы еще какую эльфийку поищем, а?

В самой крепости после этого атмосфера потяжелела втрое.

– Может, стоит им правду сказать? – предложил один из медных драконов, укладывающих каминную плитку. – Жалко эльфийку.

– Главнокомандующий запретил, – отрезал темно-зеленый, возвращаясь к работе. И уже тише, но явственно добавил: – Эта прикрыла его от позора, теперь он прикрывает ее от публичного унижения, долг чести и все такое.

Потрясенная, я даже не знала, что сказать, – к счастью, и не пришлось. С неба, просто сейчас у Крепости вместо крыши было небо, рухнул Черный дракон, приземлившись возле меня уже в человеческом виде. Оглядев фронт работ и явно обрадовавшихся ему драконов, мрачно спросил:

– Ее плащ где?

Один из духов метнулся вверх, в ту часть, что сохраняла частично остатки второго этажа, и вскоре прилетел, бережно разворачивая упакованные в золотую бумагу мои плащ и сапоги.

– Спасибо огромное! – воскликнула я, после всех разрушений и не ожидавшая увидеть собственные вещи.

Дух улыбнулся плоским нечеловеческим лицом и умчался обратно, создавать подсвечники. Главнокомандующий же молча отобрал у меня плащ и протянул руку, предлагая опереться на нее, пока буду переобуваться. Пальцы в его ладонь я вложила очень осторожно, боясь совершить неверное движение, и вздрогнула, едва его стальная длань стиснула их железной хваткой.

– Переобувайтесь, госпожа Радович! – скомандовали мне.

Нагнувшись, быстро сняла тканевые туфельки, обула сапоги, выпрямилась и замерла, едва Главнокомандующий набросил мне плащ на плечи, после накинул капюшон и стремительно застегнув те две пуговки, которые я расстегнула, показывая ему цепочку, тщательно затянул завязки на плаще.

Быстрый взгляд в мои глаза, и мир вокруг потемнел, ударив волной холода.

Мы перенеслись куда-то в воздух, потому что я мгновенно начала падать и была поймана на лету больно сжавшей драконьей лапой.

Быстрый полет запомнился свистом ветра в ушах и абсолютным чувством защищенности. Мне было с чем сравнивать после левитации телеги Владыкой, вот тогда я жутко перепугалась.

Додумать не успела – рывок вниз, разжавшиеся когти, мгновение свободного полета, и Черный дракон мягко подхватил меня на руки.

– Напугал? – поинтересовался он будничным тоном.

– Абсолютно нет, это был замечательный полет! – совершенно искренне заверила я, подумав, что лететь было гораздо проще, чем сейчас ощущать себя в его руках.

– Вот как? – не спеша отпускать меня, переспросил Ирэнарн. – А у вас большой опыт полетов с драконами?

Несколько замявшись, пробормотала:

– Нет, но его правда хватило, чтобы сделать выводы.

Я не смотрела на Главнокомандующего, но почему-то показалось, что он несколько удивлен. И дракон подтвердил это, спросив:

– И что же это было такое, в сравнении с чем скоростное перемещение боевого дракона для вас «замечательный полет»?

– Левитирование телеги… Лучше даже не спрашивайте.

Он не стал спрашивать, он догадался:

– Гаррат.

Прозвучало до крайности гневно.

Я же пошевелилась, намекая, что меня хорошо было бы отпустить, но Черный дракон холодно сообщил:

– Рано. Так это был Гаррат?

Судорожно выдохнув, я посмотрела на Главнокомандующего и не смогла ответить. Не знаю почему. В тени Горлумского леса его лицо едва ли было различимо, но глаза… глаза притягивали, сверкая в полумраке внутренним светом драконьей сущности. Мне почему-то вдруг вспомнились пирожки в храме Аркалона и чувство неловкости, в чем-то даже стыда, но все равно соприкосновения с чем-то удивительным и волшебным.

– Вы странно на меня смотрите, – хрипло произнес Ирэнарн. И тут же добавил: – Но продолжайте, меня все устраивает.

Почему-то улыбнулась и, смутившись от собственной реакции, отвела взгляд…

И увидела Голода.

То, что он падал, и падал часто, говорил налипший на его бока снег, резко обозначивший впалый живот и проступившие ребра. А еще у него были прикрыты, словно от дикой усталости и истощения, веки, тоже припорошенные снегом.

– Голод! – испуганно воскликнула я и попыталась вырваться.

Но Черный дракон удержал и никак не отреагировал на мой возмущенный взгляд, продолжая пристально смотреть на грасса. И я поняла почему – Голод крался. Не шел, а именно крался, как подбирается к жертве хищник, обыкновенный хищник, а не разумное существо.

– Видимо, следствием наложенного заклинания стал ускоренный метаболизм. Грасс сейчас в состоянии, не контролируемом разумом, это уже голые инстинкты. Я не уверен, что вам стоит к нему приближаться, – холодно произнес дракон.

– А я уверена! – воскликнула, с тревогой глядя на зверя.

Готовящегося к прыжку зверя.

– Милада, нет! – перехватывая меня одной рукой и выставив, видимо для удара пламенем вторую, безапелляционно произнес Главнокомандующий.

Голода это не остановило, он зарычал, шерсть его встала дыбом… и тут сбоку на него прыгнул другой грасс. Повалил с ног, придавив лапой, ухватил зубами за холку и взвыл, словно призывая кого-то. И на его зов из лесу торопливо вышел другой грасс, тянущий за собой волокуши с половиной разделанной кабаньей туши. И вот этот второй грасс, дотянув мясо до Голода, кинулся ко мне и застыл, едва ли обозначенный упавшим с ветвей деревьев снегом, прямо перед выставленной вертикально расположенной ладонью дракона.

– Это мама Голода, – догадалась я.

И Ирэнарн нехотя опустил меня на снег. А затем, пройдя вперед, сдвинул удерживающего моего пса грасса, сам ухватил забившегося и пытающегося напасть Голода и выразительно посмотрел на меня, недвусмысленно намекнув, что держать животное будет он, и точка. Двое грассов нервно переглянулись, но возражать не стали. Мама Голода, проходя мимо, благодарно лизнула в щеку, а его, наверное, отец начал кромсать когтями мясо.

Первый кусок Голод взял не сразу, несмотря на железную хватку дракона, попытался укусить меня, а не мясо. Но Ирэнарн не позволил, и острые клыки грасса зацепили мясо. Есть пес начал тоже не сразу, сначала полежал с этим куском, обессиленно прикрыв глаза, потом сделал первое жевательное движение, второе, третье… и, проглотив, снова открыл пасть. Я с готовностью протянула ему еще кусок, и Голод, жуя, едва слышно пролаял «Милада»… Так жалко стало, и рука сама потянулась погладить, но Ирэнарн перехватил, и не зря – инстинкты грасса заставили его попытаться все-таки сожрать меня, и зубы клацнули там, где была бы моя ладонь, не останови меня дракон.