Глава 8
– Привет! Ну как тебе интервью? Супер, правда?
– Да, классное, спасибо. Я там прям такая умная Саша! Словно и не я, а кто-то другой.
– Ты-ты. Заметила, как у тебя в сети лайков прибавилось?
– Точно. И с заказами на этой неделе двое позвонили.
– А все, подруга, правильный пиар. Я тебе вот что звоню: теперь у нашего Главного появилась новая шикарная идея. Он хочет, чтобы ты сделала фотопроект: семь-восемь фоток на одну тему. Говорит, надо быстро публиковаться, пока еще слава не успела остыть. На большой гонорар не рассчитывай, но промоушен мы тебе сделаем.
Слушая веселое чириканье Аллы, Саша подумала, какая же это странная вещь – слава. Сколько в ней приятного: известность, интересные предложения, деньги… Но есть в ней и темная сторона… От воспоминаний рот наполнился слюной. Саша быстро сглотнула и спросила:
– Тема проекта какая?
– На твой выбор.
– А срок?
– Как всегда – вчера. Чем быстрее, тем лучше.
– Быстро хорошо не получится. Надо придумать идею, снять… Это все требует времени.
– Сколько?
– Ну, недели две.
– Офигеть! Это слишком долго. Слушай, может у тебя уже что-то готовое есть? Давай я к тебе приеду, и мы вместе пороемся в твоем архиве.
***
Алла влетела в Сашину квартиру, как яркая комета. Синие прядки волос торчали во все стороны, в глазах горела решимость. Скинув объемную красную куртку, и разувшись, Алла шагнула в комнату:
– А у тебя мило! – и сразу же застыла перед стеной, увешанной портретами Максима.
– Ух ты, какой суперский мен! Это кто ж такой?
Как и всегда, Сашке польстила непосредственная женская реакция на Макса.
– Это мой бойфренд.
– А-фи-геть! Где ты такого красавчика подцепила?
***
Александра познакомилась с Максом на свадьбе своей бывшей однокурсницы из Губки. Они никогда не были близкими подругами. Свело их то, что невесте очень хотелось сэкономить на фотографе, а Сашке надо было обновить портфолио по свадебной съемке. И попробовать в «полевых условиях» некоторые приемчики, подсмотренные у классиков. Свободу творчества гарантировала бесплатность сессии. При условии, что Саша не подведет и без особых эстетических извращений отснимет «обязательную программу»: обмен кольцами, поцелуй, вальс новобрачных…
Молодые не дотягивали до эталонов классической красоты. У невесты было узкое лицо с унылым длинным носом и близко посаженными глазами. А жених имел килограммов двадцать избыточного веса, выпирающий живот и лишний подбородок. Тем интересней была задача превращения их в образцовую романтическую пару. Саша увлеченно экспериментировала с ракурсами и освещением. Длинный нос невесты зрительно укорачивался, если снимать с нижней точки. А толстого жениха приходилось все время разворачивать боком и частично перекрывать корпусом новобрачной. Но молодые просто светились счастьем, а счастье, как известно, преображает всех.
Когда с обязательной программой было покончено, Саша перенесла свое внимание на гостей. И там, в пестрой толпе, она заметила парня удивительной внешности. Он был удивительно красив, но красота его была неброской, потаенной. Саше представилось, что в отвале пустой породы она нашла бесценный золотой слиток. Поражало то, что сам красавчик, казалось, даже не подозревал о собственной привлекательности. Но в этом заключалась особая прелесть съемки: ловить мерцающие блики красоты «золотого мальчика».
Заметив, что фотограф снимает его чаще других, парень подошел к Саше и попросил показать снимки. Даже мелкие картинки на дисплее камеры произвели впечатление – его никогда и никто так не снимал. Недаром младшая Корбус к тому времени уже прошла курс портретной съемки у Корбуса старшего.
Очевидно, что «золотой мальчик» захотел получить фотографии. Как очевидно и то, что у фотографа возникло сильное желание еще поэкспериментировать с такой совершенной моделью. В общем, Саша и Максим обменялись телефонами, стали встречаться, сблизились, съехались и стали жить вместе.
***
Саша упаковала историю знакомства в две компактные фразы:
– На свадьбе познакомились. Я его снимала, а он заинтересовался.
– Вау, как, оказывается, удобно уметь фоткать? Может, и мне завести себе суперскую камеру, чтобы был повод знакомиться с мужиками?
– Заведи, если считаешь, что это поможет.
– А ты не боишься с таким? – Алла указала взглядом на Максовы портреты.
– В смысле?
– Что уведут.
– Он же не лошадь, чтобы его уводили. А если сам уйдет – значит, он не тот, кто мне нужен.
– Супер! Мне б твою самоуверенность, подруга… А то я сейчас в полном дауне. Короче, меня мужик бросил. Вот для поднятия самооценки даже в Мальвину покрасилась.
– Помогло? – поинтересовалась Саша.
– Не очень.
– Сочувствую. И что, у тебя к нему прям настоящая любовь-морковь была?
– Ну, может, и не совсем настоящая, – призналась Алла. – Но тоскливо жутко. Особенно противно, что у него сейчас все в шоколаде. А у меня дырка от бублика. Ничем не заткнутая…
– А что у него?
– Новая телка и очередной медовый месяц. Все время лижутся, сюсюкают… Короче, смотреть тошно!
– А ты что, видишься с ним?
– Так я ж с этим козлом работаю! И вижусь, если не каждый день, то через день уж точно. А его нынешняя – наша новая редакторша. Сучка! Как только пришла, сразу же начала его клеить: «Антон, не мог бы ты показать мне…» Прям вся такая беспомощная… Прикинь, она у него в редакции уже пятая. А я, соответственно, была четвертой. Интересно, сколько она продержится?
– Ал, я не что-то поняла, – удивилась Саша. – Какого черта ты с ним вообще встречалась? Ты же все про него знала.
– Ну, знала… Просто он в нашей редакции номер один. Хотя и не такой красавчик, как твой. Харизмой берет, гад.
– Да какая бы не была харизма! До тебя он уже троих поменял!
– Всегда хочется верить, что ты – особенная. Что ни у кого не получалось его заарканить, а у тебя получится… Не получилось. Облом!
– А ты сколько продержалась?
– С Новогоднего корпоратива до корпоратива на Восьмое марта. Странные люди эти мужики. Представляешь, он мне говорит: с тобой хорошо, но я уже все про тебя знаю: как тебя погладить, где потрогать. Скучно. А, по мне, у нас только-только стало получаться по-настоящему. Раньше он в постели все делал сам. Такое… соло на тромбоне. А я его никогда не догоняла. Мне без активности не в кайф… Ну, не могу я завестись, если лежу под мужиком бревном. Приходилось изображать оргазм.
– В смысле? Как это? – Сашины крылатые брови изумленно взметнулись вверх.
– Как-как? Вот так!
– Да ладно! А зачем?!
– Ну, как зачем? Чтобы ему было в кайф… Чтобы он ощущал себя крутым альфа-самцом. Вот… А когда он слегка успокоился, я стала больше действовать сама. И сразу пошло. И стало хорошо. Даже не надо было ничего симулировать. А он – раз – и отвалил! Неужели он не чувствовал, где притворство, а где настоящее?
– Каким образом? Ты же сама позволила ему думать, что он крутой альфа-самец. Хотя на самом деле он был всего лишь… «соло на тромбоне»! Зачем тебе-то это было нужно?
– Я боялась, что он будет комплексовать и бросит меня.
– Круто! В результате он тебя все равно бросил. И комплексуешь теперь ты. Шикардос, как ты говоришь.
– Ну да, я дура набитая! – Алла тяжко вздохнула, словно признавая неоспоримый факт. – А как у тебя дела с твоим красавчиком?
Саша хотела отделаться дежурным ответом «нормально», но что-то ее остановило. В последнее время у них с Максом было не нормально. Оба они вели себя та же, как в лучшие, счастливые времена. Но Саша почти физически ощущала, как из отношений улетучилась искренность. Они даже ругаться стали меньше… Хотя прежде, бывало, вспыхивали бурные выяснения отношений со столь же бурными примирениями.
***
Первые месяцы после знакомства они были безусловно счастливы. Макс стал не только Сашиным любовником. Он пробуждал вдохновение, распалял зуд творчества. Александра открыла для себя прелесть жанра студийного портрета, на пару месяцев изменив любимым уличным съемкам.
Пока Макс парился в офисе, Сашка рылась в Интернете и искала озарения в работах мастеров: художников или фотографов. Она никогда не копировала популярные образы, а заряжалась ими: подсматривала приемы, схемы освещения… А потом, оттолкнувшись от уже известного, создавала самостоятельные творения.
Когда Макс возвращался домой, начиналась съемка. Один за другим появлялись портреты, которые даже взыскательный Корбус называл «хорошими карточками».
Саша и Макс вместе устраивались перед монитором компьютера: выбирали самые удачные кадры, спорили о стиле редактирования. Саше всегда нравилась четкая проработка фактур – кожи, волос, щетины, даже пор и морщинок Она презирала портреты с «замыленными» пластиковыми лицами. Те самые, что наполняют глянцевые журналы. Макс же, напротив, настаивал на ретушировании того, что он считал дефектами. Хотя постепенно согласился, что «с дефектами» образ выглядит человечнее.
Фирменной фишкой этих портретов были прозрачные глаза Макса. Сашка специально подсвечивала их, чтобы добиться эффекта. И от этого казалось, что через глаза, как сквозь окна, можно заглянуть в череп, прямо в мысли «золотого мальчика».
Сашины портреты, как знаменитый портрет Дориана Грея, разбудили в Максе тщеславие. Осознав свою красоту, он изменился. Стал заботиться о внешности, нашел собственный стиль. И даже держаться начал по-другому – раскованно и уверенно.
Саша воспринимала нового Макса как свое творение. Его расцветшая красота словно озаряла Александру золотистым отсветом. И когда она шла вместе с Максом по улице, ей приятно было ловить на себе завистливые женские взгляды. К счастью, Сашина гордость не была отравлена ревностью: Макс никогда не проявлял замашек плейбоя.
Потом Саша наигралась в портреты. Она вернулась к главному своему увлечению – стрит-фото. Макс не мог понять ее азартного желания снимать «поток жизни», не получая от этого почти никакой материальной выгоды (кроме редких поступлений с фотостоков23). Но не мешал…
Постепенно любовники стали отдаляться друг от друга, превращаясь из партнеров в сожителей. По вечерам, если оба оказывались дома, каждый занимался своим делом в своем углу. Выходили вместе редко: общих друзей практически не было. В гости к родственникам Саша ездила одна: Корбус Макса недолюбливал, а совместные визиты к родителям могли породить ненужные матримониальные ожидания.
Парочка ходила в кино, хотя вкусы сильно отличались. Александра предпочитала красивые фильмы с хорошей операторской работой, а Максу нравился экшн. Совместные прогулки раздражали обоих: Сашка по пути все время останавливалась фотографировать, а Максу быстро надоедало зависать на месте через каждый пятьдесят метров. Дело обычно заканчивалось ссорой.
И, тем не менее, совместное проживание устраивало обоих: вдвоем было удобней и дешевле. Кроме того у бесхозяйственной Сашки в доме вечно что-то ломалось, перегорало, подтекало… А Макс способен был все это починить. Так они и жили.
Саша знала, что ее связь с Максом не продлится всю оставшуюся жизнь – для этого прагматичной приемлемости отношений было недостаточно. Ей хотелось большего. Саша неосознанно ждала страсти. Хотя и не испытала ее ни разу за все двадцать шесть лет жизни.
Встреча с героем «Осени нашей любви» вызвала у Сашки взрыв эмоций. Ненависть и вожделение, злость, наслаждение, унижение и упоение властью над мужчиной – воспоминания об этих перемешанных и взбитых в пену чувствах преследовали даже во сне, когда Саша лежала рядом с Максом на шатком диванчике. Однажды ночью она даже проснулась в конвульсиях оргазма. Во сне незнакомый смуглый мужчина насильно вошел в ее тело. И потом Сашка целый день мучилась чувством фантомной вины за невольную измену. Желанную измену.
Роман с Максом доживал последние недели. Или даже дни…
***
Вопрос Аллы заставил Сашу сформулировать то, что уже сложилось в ее подсознании, но еще ни разу не прорывалось наружу словами:
– Было хорошо… А сейчас… Все подходит к концу.
– Печалька! А почему? Он тебе изменяет?
– Нет! Думаю, что нет. Это в нас что-то изменилось.
– Ты кого-то встретила? – проницательно догадалась Алла.
– Нет! Да… Не знаю…
– Не догнала. Так встретила или нет?
– Помнишь мужика с моей конкурсной фотографии?
– Ну да. Такой черный ворон!
– Так вот: он меня нашел.
– Офигеть! И что? Ты влюбилась в него?
– Нет! Конечно, нет! Представляешь, мы полчаса орали друг на друга. Он был зол, как черт! Я была готова его убить, а он – меня.
– Очень позитивненько! А за что?
– Этот придурок считает, что, опубликовав фотографию, я его подставила. Но неважно, речь не об этом. Просто после всего этого скандала, представляешь, он хватает меня и целует – так грубо, жестко… Даже укусил. Вон синяк на губе только что сошел.
– Ни фига себе! А ты что?
– А я… я… В общем, это было самое сильное сексуальное впечатление в моей жизни.
– Я в шоке! И только из-за этого ты хочешь бросить своего красавчика?
– Не хочу… Но я все время вспоминаю…
– А с тем мужиком ты еще виделась?
– Нет.
– Сорри, конечно, подруга, но ты с жиру бесишься. Мне бы твои проблемы!
– Я сама себя не понимаю… Ладно, проехали, давай займемся делом.
– Нет, ты реально можешь разбежаться со своим красавчиком? – никак не могла успокоиться Алла. И вдруг загорелась новой идеей. – Тогда уж лучше отдай его мне.
– В смысле? Упаковать и оформить доставку? Или самовывозом заберешь? Странное у тебя отношение к людям.
– Нормальное! Не пропадать же добру! Я еще и приплатить могу!
– Так, все, закрыли эту тему! – приостановила полет Алкиных фантазий Саша. – Давай про проект. Ты хотела посмотреть мой архив. Только он у меня за четыре года. Первый год можно не смотреть – там все очень слабенько. А за три последних есть кое-что приличное.
– А сколько всего фотографий?
– Я не считала. Но можно прикинуть… Конечно, по-разному бывает… Но в среднем в месяц около тысячи.
– Сколько?!!!
– Ну а что? Два-три заказа. Если свадьба – то сразу, считай, тысяча. Плюс улица. Примерно раза четыре в месяц. Летом чаще.
– Но мы же заказные не будем смотреть. Или они у тебя в общей куче?
– Заказы, естественно, отдельно.
– А давай ты покажешь, что тебе самой больше всего нравится.
Саша задумчиво смотрела на открытый каталог с папками.
– Не знаю… Мне нравятся праздники типа Холи. Или Дни города. Там такие забавные сюжеты бывают!
– Холи – это когда сухими красками друг друга обсыпают? Ну-ка, покажи.
Саша нашла и раскрыла соответствующую папку. На экране замелькали подсвеченные солнцем красочные гейзеры, мечущиеся в разноцветном дыму фигуры людей, белозубо смеющиеся лица, похожие на палитры, где безумный художник смешал все краски.
– Ну, шикардос! Давай выбирай восемь штук, и на следующей неделе опубликуем.
– Но это же репортаж, а не проект.
– Почему не проект? – искренне удивилась Алла.
– Понимаешь, в проекте должна быть какая-то идея. А здесь просто отчет о событии: место, время, мероприятие, участники.
– А какая должна быть идея?
– Ну, не знаю… То, о чем ты хочешь рассказать. О дружбе, любви, об одиночестве, о предательстве…
– И здесь есть идея. Типа: «как классно наплевать на все условности и просто оттянуться». Очень позитивненько!
– Да, была бы классная… если б иметь ее в голове заранее. Тогда можно было бы снимать кого-нибудь постарше, кто действительно пришел сюда оттянуться. Вот типа этого, смотри…
Сашка открыла на экране фотографию мужчины лет сорока. Тот, весь перемазанный и счастливый, как младенец, лежал на асфальте в лужах рассыпанного цветного порошка. А над ним стояла чистенькая недовольная супружница. Она протянула мужу руку, чтобы помочь подняться. Но мужик явно не спешил прервать удовольствие. А рядом скакали двое разноцветных ребятишек.
– Ну, шикардос! – обрадовалась Алла. – А еще таких нет? Хотя бы штук пять.
– Нет. Только одна.
– Слово на букву «х», но не подумайте, что «хорошо».
***
Просидев около часа за разбором архива, Саша с Аллой пришли к грустному выводу, что с проектом пока ничего не ясно…
Глава 9
На День рождения Ланы Сашка появилась с привычным опозданием. И в одиночестве. Макс отказался от приглашения, сославшись на занятость по работе. Хотя Саша была уверена, что он просто не хотел общаться с Корбусом.
Дверь открыла сама именинница. На Лане был новый стильный наряд: длинное, в пол, платье-балахон, расшитое на груди цветными бусинами. А на голове – чалма с розеткой из таких же бусин. Сашка моментально устыдилась своих затасканных джинсов: она-то отнеслась к мероприятию как к домашнему празднику. А оказалось, что это полноценный светский прием.
Саша, волнуясь, вручила имениннице подарок. Лане давно хотелось иметь альбом с фотографиями своих лучших нарядов. И для памяти, и для рекламы… Но у Корбуса все руки не доходили. Тогда за дело взялась Саша. Когда Лана на неделю уехала в гости к институтской подруге в Ереван, Саша приступила к съемкам. Она нашла в Интернете молоденькую модельку подходящей комплекции, готовую сниматься бесплатно, только ради портфолио. Натурщица просто визжала от счастья, примеряя авторские платья! Александра отсняла коллекцию в дедовой студии, обработала фотографии в стиле легкого ретро, распечатала на хлопковой бумаге и оформила альбомом. Получилось очень стильно.
Лана даже прослезилась от благодарности:
– Боже мой, это именно то, что я хотела! Сашенька, ты просто волшебница! Роскошные фотографии!
В гостиной Саша увидела хорошо знакомые лица. Близкая подруга Наташа – мастерица по кожаным изделиям, портниха Люба, единственная Ланина московская родственница тетя Галя, Элем и его старый друг и коллега по цеху Михаил Борисович Попов.
– О, сами Александра Федоровна пожаловали, – прокомментировал Сашино появление Элем. По церемонности приветствия было понятно, что дед уже успел пропустить пару стопок. – Прошу любить и жаловать – лучший фотограф России. Между прочим, позавчера в Интернете появилось ее первое интервью. Там и про меня, грешного, кое-что есть.
В ответ раздались нестройные приветствия и поздравления. Сашка смутилась:
– Всем здрас-сьте и всем спасибо. Но поздравлять сегодня нужно не меня, а Лану.
Однако дед не унимался:
– Как дела? Маньяки по-прежнему одолевают? Александра у нас теперь стала такой знаменитостью, что на нее набросился какой-то псих. Не поверите, но этот тип ее… укусил.
Пикантная новость немедленно привлекла к себе общее внимание. И хотя Саше было неприятно обсуждать слишком волновавшую ее тему с посторонними, дед не оставил ей выбора. Особенно переполошилась тетя Галя, старая дева пятидесяти двух лет. Элем ее не особенно жаловал из-за глупости и тревожности, а потому частенько развлекался на ее счет.
– Драгоценная Галина Петровна, – начал Корбус. – разве вы не слышали, что в Москве сейчас эпидемия бешенства? Туристы вирус завезли. Из Таиланда. Там сейчас тотальное бешенство диких обезьян. А самое пренеприятное, что болезнь протекает латентно. А потом внезапно переходит в острую фазу. Представьте, сударыня, сидите вы в метро, никого не трогаете… А рядом с вами – приличный с виду молодой человек… И вдруг он по-во-ра-чивается и… цап!
При слове «цап» Элем выбросил вперед обе руки с хватающими пальцами.
– Ой! – взвизгнула тетя Галя, отшатнувшись.
– Элем! – Лана укоризненно покачала головой, но Корбус предпочел не замечать укора.
– Вот вам и «ой», Галина Петровна! Вплоть до летального исхода. Выпустили даже специальное предписание Главного санитарного врача.
– Боже, какой кошмар! – голосе тети Гали слезливо задрожал. – А как оно распространяется?
– Предписание? – нарочно не понял вопроса Корбус.
– Да, не предписание… бешенство? – слово «бешенство» Галина Петровна произнесла испуганным шепотом, словно страшилась накликать на себя болезнь.
– Ну, как-как? Через укусы, сударыня, через укусы. Вон Сашка у нас уже зараженная. Еще пару дней, и тоже бросаться на людей начнет. Начнешь? – Корбус хитро подмигнул внучке.
Галина Петровна испуганно покосилась на Сашу и слегка отодвинулась в сторону.
– Тетя Галя, да не слушай ты его! – попыталась успокоить родственницу Лана. – Элем шутит.
– Я шучу? – не унимался вошедший в образ Элем Арсеньевич. – Хороши шутки! Вчера в новостях передавали. Сказали, что вакцина в дефиците. Надо срочно бежать в поликлинику прививаться. Вот так-то, драгоценная Галина Петровна, срочно! Сорок уколов в живот, и вы снова здоровы.
Бедная тетушка побледнела от ужаса, и губы ее предательски задергались:
– Сорок уколов?
Тут уж к спасению несчастной тети Гали от химеры тайского обезьяньего бешенства подключились все сидевшие за столом. Общими усилиями ее удалось успокоить, хотя время от времени та продолжала с опаской коситься на Сашу.
– Ну-с, барышня, – на этот раз Корбус говорил тихо, для одной Саши. – Твой обидчик больше не появлялся?
– Нет, не появлялся.
– Я же тебе говорил, что вначале все кажется страшней, чем оказывается на деле. Люди-человеки склонны быстро остывать. Твой маньяк выпустил пар и тем удовлетворился. Очень разумно с его стороны!
Саша была не согласна с таким прогнозом, но тему развивать не стала. Действительно, после инцидента в кафе, Глеб так ни разу не объявился. Но Сашка чувствовала, что история не закончилась. Ожидание следующей встречи было нервным и томительным.
Элем наполнил бокал внучки, и Саша попросила слова:
– Ланочка, за тебя! Ты такая мудрая, добрая, талантливая, светлая… Оставайся такой же, несмотря на все происки моего вредного деда! За твое здоровье!
– Спасибо, Сашенька!
– Вот засранка! – беззлобно проворчал Элем. – Только ради праздника сделаю вид, что не заметил. За тебя, Ланочка, за твое здоровье.
Разговор естественным образом переключился на восхваление достоинств Ланы, то есть на тему, которая была почти неисчерпаема.
Когда тарелки опустели, и стихло металлическое звяканье приборов, женщины цепочкой потянулись на кухню: приготовить чай, а заодно поболтать и посплетничать. Но Саша предпочла остаться с мужчинами. Элем Арсеньевич и Михаил Борисович, несмотря на разницу характеров, дружили уже лет сорок. И при каждой встрече непременно спорили: о судьбах мира, о профессии, о временах и нравах, о молодежи… Сашке нравилось интеллектуальное брюзжание двух умных людей. Она пользовалась каждым случаем послушать стариков, узнать от них что-то интересное…
Михаил Борисович Попов был когда-то известен, как хороший пейзажист. Он много ездил по стране и забирался со своей камерой в самые отдаленные уголки. Может из-за близости к вечным ценностям природы, он был философичней и терпимей Корбуса. Попов принимал и оправдывал то, что раздражало его приятеля в современной действительности. В результате Элем приобрел нелепую привычку – обвинять Михаила Борисовича за все грехи молодого поколения. Но тот только посмеивался и провоцировал Корбуса на все более и более радикальные высказывания, доходившие порой до откровенного абсурда.
После еще одной опрокинутой стопки, мэтры сели на своего любимого конька. Разговорились о молодежи, о молодых фотографах, о будущем фотографии как искусства. Саше выпало играть роль «типичного представителя» новой генерации фотохудожников, которые, по убеждению Элема, были «уже совсем не то».
– Вот ты, Миша, спроси молодое поколение, – ворчливо начал Корбус. – Умеет ли оно пользоваться экспонометром? А? Барышня, лучший фотограф России, умеешь ли ты пользоваться экспонометром?
– Я им постоянно пользуюсь, дед. Он встроен в любую современную камеру.
– Это экспонометр отраженного света. А для падающего?
– А зачем он мне? – огрызнулась Сашка. – Я делаю кадр, смотрю на гистограмму24, и сразу все понятно. Тем более, что большинство ошибок экспонирования можно исправить при редактировании на компе. Главное не пересветить кадр.
– О! – Элем Арсеньевич наставительно поднял палец. – Слыхал, Миша, что выбирает поколение диджитал? «Исправить на компе». На компьютере, значит, чтобы ты лучше понял. В какой-нибудь Фотожопе. Они не желают не совершать ошибок. Они желают их «исправлять на компе». Жми кнопку, не думая, все сгодится, потом исправим. А у нас с тобой было всего 24 кадрика в пленочке. Ну, в лучшем случае, 36. И каждый кадрик должен был быть технически совершенным. Чтобы и фокус на месте, и экспозиция правильная. Чтобы и тени, и света прорисовались. И краски были бы естественными, и глубина резкости как надо. Кто теперь об этом думает? Шлепают, как Бог на душу положит, а потом «исправляют на компе». Поколение бракоделов и халтурщиков!
Сашка уже не в первый раз выслушивала эти обвинения. В ответ она только хмыкнула. Зато за молодежь вступился Михаил Борисович:
– Ты прав, Эля. Но техника идет вперед. Сейчас все можно делать значительно проще, чем в наши с тобой времена. Ты ведь тоже не снимал на посеребренные пластинки. Так что какой-нибудь Дагер25 или Ньепс26 могли бы упрекнуть тебя, что упростив способ обработки материалов, ты выхолащиваешь суть фотографии. И ты – никто иной, как бракодел и халтурщик.
– Ты опять за свое, Мишка? Адвокат дьявола!
– Дедун, не заводись! – поддержала Попова Сашка. – Ты сейчас под парами, а потому неадекватен.
Александра не любила, когда Элем прикладывался к бутылке. Его физиологическая норма алкоголя с возрастом сократилась, но дед еще не успел скорректировать прежние представления о собственных возможностях и, бывало, выпивал лишнее.
– Кто неадекватен? Я неадекватен? Вам бы, барышня, помолчать да послушать, что умные люди говорят. Тоже мне, надежда новой фотографии!
– Да, надежда, – заступился за Сашу Михаил Борисович. – Хотим мы того или не хотим, Эля, но скоро мы уйдем, а вот они (Попов указал на Сашу искривленным артритом пальцем) будут снимать и делать искусство. А потом изобретут какое-нибудь 3-4-5D, и они, как ты сейчас, будут бранить молодых, что те ленивы, необразованны и выдают за творчество низкопробную халтуру.
– Творчество! К тому времени никакого творчества уже не останется! Да и сейчас уже почти не осталось! Видел, как на мыльницах задают режимы – портрет, пейзаж там, макро и все остальное. Хочешь «сфоткать» пейзаж – переключи рычажок. И все творчество! А ты, Мишка, как дурак, до сих пор экспозицию замеряешь. А, оказывается, все можно «исправить на компе». Так что купи себе лучше такую мыльницу и научись рычажок в правильное положение ставить. А скоро вообще будут рычажки: «Маккари», «Родченко», «Лейбовиц» или «Юджин Смит»27. А камера тебе и ракурс выберет, и композицию, я уж не говорю о фокусе и экспозиции. Ту-ту-ту… А славно это я придумал! Был бы пооборотистей, ей Богу, запатентовал бы. И потребовал бы ввести режим «Корбус». Шлеп – и готов портретик. Вот каким будет завтрашний день творчества!
– Творчество, Эля, будет всегда. Это физиологическая потребность человека – выражать себя. Просто оно будет другим. Новое время, новые формы.
– Это где ж ты, позволь поинтересоваться, видел новые формы? Ты посмотри, что они «фоткают» (это слово было выплюнуто Корбусом с ненавистью, будто оно обжигало рот). И чем? Телефонами! Подумай, они снимают телефонами! Телефонное творчество!
Саша невольно улыбнулась, предвкушая, что сейчас дело дойдет и до музицирования на пылесосе, но деда перебил Михаил Борисович:
– Эля, дорогой мой человек, технический прогресс идет по пути соединения всех полезных функций в одном устройстве. Никому не хочется носить с собой и телефон, и камеру, и музыку, и компьютер, когда все это можно собрать в одном приборе.
– Ту-ту-ту… В приборе на букву гэ… Как там его? – дед повернулся к Саше и пощелкал пальцами, словно силился вспомнить забытое слово.
– Гаджет.
– Во! Именно это я и говорю, на букву гэ. Все равно, Мишка, все функции в это гэ не запихнешь. Если по нему можно звонить, это не значит, что он будет варить тебе кашу.
– Зато кастрюля вполне могла бы еще и фотографировать.
– А вот в это я охотно поверю, – воодушевился Элем. И тут же продекламировал фальшиво-оптимистичным голосом из рекламного ролика. – «Новая скороварка для творческих обедов с матрицей 24 мегапикселя и 10-кратным зуммом. Новый взгляд на пейзаж Вашей кухни».
– Какая разница, чем снимают? – не сдавался Попов. – Важно, что они снимают.
– Фотки! Они не снимают, понимаешь? Они фоткают фотки. По-другому и не скажешь. У каждого полный телефон фоток – котики, цветики, детки-внучки-жучки и все, на что их глаз упадет. А потом это говно выкидывают на глобальную помойку, чтобы и других порадовать своим «творчеством».
– Чего ты злишься? Художников мало во все времена. А ты хочешь, чтобы каждый взявший в руки камеру, снимал как Картье Брессон? Этого никогда не будет! И так фотография сделала творчество демократичным и широко доступным.
– Слишком широко, слишком! Вообще, фотография – это искусство для бесталанных художников. Мы с тобой, Мишка, несостоявшиеся Рафаэли, не умеющие рисовать. Лентяи, которые вместо того, чтобы сидеть месяцами перед холстом, предпочитают нажать кнопочку и сразу же получить картинку. Любители без труда ловить рыбку из пруда. И Сашка такая же. Но когда-то нас незаслуженно считали богами. Эх, было времечко! Помнишь?
Попов улыбнулся, и его одутловатое бледное лицо просветлело:
– Еще бы! Как мы тогда кидали понты! Особенно ты, Элька, паршивец! Когда ты начинал на публике гнать про температуру света или про ГРИП28, казалось, что это какие-то сакральные знания, доступные только избранным. Девчонки смотрели тебе в рот. И каждая мечтала, чтобы ты сделал ее портрет. Запечатлел красавицей. А ты диктовал им свои условия – кто «ню», а кто «ню-ню». Саша, вы не представляете, каким Казановой был ваш дедушка в молодости.
– Ну почему же? – не согласилась Сашка. – Вполне могу себе представить. Да он и сейчас еще очень крут! Между прочим, одна моя знакомая журналистка сказала, что «клюнула» бы на Элема. Зацени, дед!
– Ту-ту-ту… Вы мне льстите, барышня? Это еще зачем?
– Это чтобы ты не слишком нападал на меня.
– Да, Мишка, видишь, теперь уже барышни мною манипулируют, а не я ими. Но от этой конкретной барышни я готов потерпеть. Ты ее интервью читал? (Попов утвердительно покивал головой). Про «Великого композитора» и «Волшебного стрелка»… Глы-ба-ко… Умничка, хоть и засранка. Но снимает она ничего себе, правда? – в голосе Корбуса слышались отзвуки учительской гордости.
– Отлично снимает! И интервью у вас, Саша, получилось просто замечательное. Вот видишь, – развернулся Попов к другу. – А ты говоришь, творчество исчезает. Когда у тебя такая наследница! Я молодому поколению даже сочувствую…
– Это почему же?
– Многое из того, что мы снимали, было в первый раз. Помнишь, как ты придумал снять голую девчонку, проступающую через мокрый капрон? Тогда это было новым словом в искусстве. До сих пор помню, с каким восторгом мы смотрели на эту работу. Вы, Саша, ее видели?