Новый сорт ивняка. Среди роз

Новый сорт ивняка

Среди роз

Елена Збаражская

© Елена Збаражская, 2022

ISBN 978-5-0056-8014-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Изогнётся невесомость небозначимая,

чтобы спать возле ног полутайн несозданных,

прорастёт сквозь тебя по другие стороны,

треснешь в раз на три равных полюса,

каждый полюс сплошной верлибр испорченный,

новый сорт ивняка – несгибаемотоненький…

перерождения

Здесь всё, что создано, поёт,

хотя давно печалью.

Рассвет всё так же большерот

в груди востока. Ланью

страницы дня бегут. Вода

на небе копошится,

гроза грозится кулаком,

в сердцах ужились птицы.

Над плавниками рек туман,

на ивах чётки ливня

повисли, вертятся. Шалман

в колодцах душ, где эхо

по чашкам разливает ночь

в оливках звёзд. Стрекозы

меняют крылья на цветы,

и улетают в поле.

И я, влюблённая в тоску

перерождений лета,

лечу, снимая трав росу,

обвенчанная с ветром.

июньский приют

И опять горько-вечный июнь:

мотыльковый раздрай отголосков,

гибкость рек, разогретых дождём,

в роли клоуна – сердце на солнце.

Тополиная память болит:

разбросала пушистые слёзы,

в каждой капле душа говорит

тиховейным бессмертным голосом.

В бесконечность открыты глаза,

прикрываются речью улыбки,

лён кукушкин цветёт в облаках,

обвивая закат человечий.

Мир раскидан на тысячи чувств,

логос счастья оглох по-летнему,

и на небном приюте звёзд

обнимаются кошки с медведями.

пишу, продолжая

пишу, пока моя жизнь за дверью

ускользает за грань картин Дали,

пока кто-то присылает письма

любви, приглашает пройтись по аллеям

безветренной осени, сломав времени ход,

надев ходули на коньки, и шагает

по невидимым дням зимы,

по девяти лунным морганиям

на одной точке из полутьмы,

прыгает с разбега в паутинное лето,

в прихожую шмелей, в хмель утра,

в пшеничное солнце,

в ежевичную ночь

с лягушиными созвездиями,

кричит «люблю тебя,…»

пишу, продолжая жить…

отснятая

Моя чреватая любовь,

ты очень многого не знаешь:

ты в платоническом аду

своей органикой страдаешь.

Во мне давно скулит война

на фоне смятого верлибра,

я вне себя не умерла,

внутри – зелёная палитра.

Ты мне не голодом нужна

и не доверчивой улыбкой,

а ты зовёшь в свои места,

в свою невнятную обитель.

Когда уже поймёшь меня,

что я приду к тебе не скоро,

пока его не обниму,

пока не скажет он «не больно».

Тогда явлюсь у Леты вновь,

шепну течениям секреты,

моя отснятая любовь,

мой морок грешности раздетый…

о тебе говорить

О тебе не писала стихов,

как и связных витых верлибров.

А ты знаешь, что небо спит,

когда лёгкий туман ершится,

пахнет пихтой, лесными жарками:

здесь их много, но всё равно

не увидит любой цвет пламени,

как и света оранжевых зорь.

А сегодня латаю мыслями

лоскуты корабельных одежд,

ухожу в деликатное плавание,

чайки тучные кружат уже.

Для меня не хватает неба,

где начертан твой век и имя,

я хочу прописаться в море,

и ему говорить о тебе…

внутри вне изнанки

Море упало в небо,

в небе лежит вода,

солнце упало в воду:

моет свои глаза.

Тень стрекозы летает,

крыльями мнёт траву,

камни идут на берег,

берег идёт ко дну.

Мир на изнанке света,

свет на изнанке дня,

воздух висит на нервах,

нервы жужжат в жуках.

Пчёлы в раю нектара,

рай на хвосте шмеля,

сердце внутри экстаза,

бабочки вне себя.

Сон заползает в звёзды,

звёзды стоят в строю.

Бог по частям воссоздан,

строит свою ладью…

всё, как прежде

всё, как прежде.

знаешь, всё как прежде:

вместо роз краснеют вечера,

тот же ветер мается без цвета,

с тем же скоморошеством дома.

на рассвете пьют туман цикуты,

тишина средь выжженных степей.

здесь живут всегда на день короче

и длиннее вечности ночей.

всё, как прежде.

знаешь, всё как прежде:

утопает море в островах,

те же скуки, те же числа в теле,

те же маячки на светлячках.

у тоски коньячные бемоли,

мотыльки порхают у луны.

здесь передвигаются пустоты

на высоковольтной частоте.

всё, как прежде.

знаешь, всё как прежде:

я учусь по-птичьему летать.

всё непросто,

знаешь, всё непросто:

сложно в одиночестве взлетать…

за

За моим окном седьмое лето,

тридцать пятый день календаря,

осень девятнадцатого века,

и спиралью кружит снегопад.

За моей спиной визитка жизни —

синяя кукушка по весне,

запятых горбатых из чернильниц,

жирных точек чернота над «и».

За моей душой примяты травы,

дрожь нагих от плача хрупких плеч,

сумраки, играющие в прятки,

стены обезлюженных земель.

А вдали, за древними морями,

птицелов на сов расставил сеть:

там я заблудилась между днями

в поисках его среди потерь…

тонкий уровень

Трепет фона гор далёких,

реки в жёлтых башмаках.

Губы ангелов неловких

шепчут мантры шептунам.

У земли края загнулись,

убегают голоса,

черти лунные проснулись,

ночью выжжены луга.

Я стою под светопадом,

наблюдая кривизну

временной петли распада —

ада в собственном раю.

У меня украли терцы

перезаписи морей:

тонкий уровень на сердце,

мякоть солнечной руки.

Поцелуй горит на теле

руной грёз из талых вод,

растянулось рукоделье

затяжных мохнатых гроз.

Коды памяти открыты,

отстегнули слова синь

и упали в отраженье

отражением любви…

илсе

ах, если бы, ах, если

переписать блокнот печальных откровений,

где гласных долгота, согласных – глубина,

перекричать тоску субботы с воскресеньем,

и понедельники по пятницам считать,

перемечтать мечту, за море закатиться,

где влажные круги по тонкости воды,

где белые киты катают смуглолицых

на берегах своих огромных гладких спин,

перелатать себя до осени смазливой

в тонических стихах под хрупкостью дождя,

и прятаться в саду влюблённых ощущений

по тёплой широте одной большой души,

илсе ха ыб, илсе…

ночлежное

Жёлтый зной во днях кудрявых,

У печали тонкий стан,

В небе ткани поменялись

На дырявый белый хлам.

У теней краснеют щёки,

Берегов бежит песок,

Муравьи под подорожник

Прячут рыжее тепло.

У полыни вянет запах,

У степей свободный ню,

Ветер смотрит в южный запад,

Вязнет в сухости восток.

Излохматилось пространство

Перевёрнутых котлов,

На земле шипит янтарство,

Мысли просятся в ночлег

Под неправду звёзд скрипучих,

На холодный океан.

Плавит Агни сердце, душу…

Айсберг милый, где ты? Там?

суп из грусти

В избытке немота да загнанное лето

в утиль ещё одной непрожитой любви,

и хочется забыть заветные желанья,

пока другие сны рождают бытие.

Жизнь прожита насквозь космической тоскою,

пустынник и изгой мне подарил себя,

научена варить из грусти суп про море,

и получать тепло от лунных дочерей.

Возвестник божьих дел диктует постоянство:

мой херувим устал от ветра перемен.

Вдеваюсь тенью дня в ушко иглы пространства,

в котором всё трудней существовать, светлеть…

если опротивеет тьма

Когда мне опротивеет тьма,

тогда, быть может, я заговорю,

сейчас же сею маревую марь

вокруг себя, и тихну тишиной.

Покой ночей заброшенный шалаш

на долготе назад идущих снов,

у смеха смех – украденный размах,

у воли воля – ратующий ор.

И пусть в себе я заключаю жизнь,

похожую на бледность января,

не выпаду осадком снежных букв

на куклость мира, на улыбку Джа.

Быть может я молчком заговорю?

Н о е с л и о п р о т и в е е т т ь м а.

до вчера

От послезавтра до вчера

болотно мякнет звездочушь,

земля хоронит мощь воды

с великовозрастной хвоёй.

Налёт сакральный на ветру,

со вкусом солнца неба чип,

твердеют сочности лета,

важнеет камень, стынет миг.

Харизма слова вертит голь,

у Бога уши в облаках.

Торчат молитвы в тонком теле

от послезавтра до вчера.

лишнепервое

Дышать как жить – есть исповедь в молчаньи.

Спроси меня, что думаю – отвечу,

но не скажу, что будет завтра нами,

мир равно сжал густую бесконечность:

по капле чужеродного бессмертья,

по дозе светотьмы, пустот и масла,

по островку стигматов безутешных,

по допингу пригубленного счастья.

Мы есть, как мотыльки на водопоях:

крылами без одежд и знаний лета,

приходим вне себя – уходим в море,

рождаем из земли – пускаем в небо.

Мы есть края, в которых нас не видно,

а если видно, то в глубинах сонных:

похожести на нечто из свободы

до миллиметров вдохов матерей.

Спроси меня о жизни – не отвечу:

меня склевал творец из одиночеств.

Я написала слишком много буков,

ещё одна здесь будет л и ш н е п е р в о й…

длинные мысли

Длинные мысли, сжатые жизни,

вера лежком на готичной луне,

спрятаны смыслы сводником мира —

цвет люциферов планетных мощей.

Копи любви вдоль недосознанья,

мягкая опухоль грустной души,

я по тебе тоскую стихами,

я без тебя разрушаюсь в себе.

На высоте горбаты ответы:

не было встреч и не будет разлук,

я бесконечна в собственных чувствах,

и обтекаема личным табу.

Небо пророчит тайнами Кали,

уши устали ловить каламбур,

я у себя теряю дыханье,

я у себя бесполезная суть…

трогать слёзы вечера

Канцелярит сверху мудрость,

бьёт по темечку мошка,

в окнах пляшет камасутра,

на земле лежит тоска.

Кошек тихое рычанье,

звон вечерний у стрижей,

голод в душах голубиных,

сны из глюков у бомжей.

Перебит закат хрустальный,

несерьёзный горизонт,

тьма в деревьях отдыхает,

трав поклон перед грозой.

Мир обманут тёмным цветом,

в лужах ночи зеркала,

фонарей торчки вопросов

растолстели на дрожжах.

Воздух пахнет свежим плачем,

дирижабли туч висят.

Выхожу в экстазе голой

под прелюдию дождя…

  �