Татьяна Медиевская
Член Союза писателей России, москвичка. Закончила МХТИ им. Д.И. Менделеева, Патентный институт, Высшие Литературные Курсы Литературного института им. А.М. Горького. Работала тренером по фигурному катанию, инженером на строительстве Токтогульской ГЭС, патентоведом в научно-исследовательских институтах и на часовом заводе. Публикуется в журналах «Юность», «Русский пионер», в альманахах «Академия поэзии», «У Никитских ворот» и в ежегодных коллективных сборниках: «Точки», «Русский стиль», «Лучшая одноактная пьеса». Дипломант международных литературных и драматургических конкурсов. Автор книг стихов, прозы и пьес.
Каждый идет своей тропой
Семья из Москвы: жена, муж и двадцатилетняя дочь приехали на зимние каникулы в Израиль. Жена в Иерусалиме заказала экскурсию по Старому городу. Как и все туристы, не зависимо от вероисповедания, они, пройдя контроль, прошли к древней Стене Плача. Эта Стена – основание фундамента Храма Соломона, построенного в ХХ веке до новой эры и дважды разрушенного, последний раз в 70 г. нашей эры. Над Стеной на холме возвышается мусульманский квартал с Золотой Мечетью. Стена Плача разделена на мужскую и женскую половины. Жена с трепетом приложилась к Стене и вложила записочку в щель древних плит с мольбами к Всевышнему от себя, родственников и друзей.
Экскурсовод житель Израиля родом из России из Питера, решив удивить, повел семью на смотровую площадку, недавно построенной новой синагоги. Откуда с высоты открылся чарующей красоты вид на Вечный город: над городом возвышается золотая мечеть Купола Скалы, отливает свинцом мечеть Аль-Акса, блестят крестами и возвышаются колокольнями и куполами Храм Гроба Господня и другие многочисленные христианские монастыри и храмы. Туристы в возбуждении от восхитительных видов, ходили туда-сюда по узкому балкону, вглядывались в улочки, площади, людей, фотографировали.
Когда семья внимала рассказам экскурсовода, рядом появился молодой человек – на вид японец. Он внимательно слушал, что говорил экскурсовод.
– Вы из Японии? – спросил экскурсовод.
– Да! – ответил тот на хорошем русском языке.
– Откуда вы знаете русский? – поинтересовался экскурсовод.
– Я учился и работаю сейчас в Москве. – ответил японец.
– Как вы здесь оказались? Почему вы здесь, в Иерусалиме? – спросил экскурсовод.
– Мне интересно!
– Как по-японски будет «Япония?» – последовал неожиданный вопрос.
– Nihon, – ответил японец.
– Как, как повторите, я не расслышал?
– Nihon. Нихон. Два иероглифа.
– Знаете ли, что существует гипотеза, будто японцы являются потомками одного из десяти колен Израиля? Основание – параллели между японскими и еврейскими ритуалами и даже языком, – важно сообщил экскурсовод.
– Я знаком с этой версией, – кротко ответил японец.
– Как интересно! – сказала жена и, подумав, спросила:
– А может, вы тоже еврей, как наш экскурсовод Пётр?
– Может быть! – Весело ответил японец, и почему-то все рассмеялись.
– Вы знаете, я родился в Маньчжурии в Харбине, – серьезно сообщил экскурсовод.
– Маньчжурия была когда-то японской, – помрачнел японец.
Тут встрял муж:
– Мой отец воевал в Маньчжурии. Я родился в Уссурийске.
На что экскурсовод ответил:
– Я учился в Хабаровске.
– Я тоже учился в Хабаровске, – сказал муж.
– Мой отец работал на КВЖД, – сказал экскурсовод.
Дочь спросила:
– Это вы про, что? Про КВН?
– Нет, про КВЖД – Китайско-Восточная железная дорога, – ответил экскурсовод.
– Мой дед воевал в Маньчжурии в Квантунской армии, – сообщил японец.
Повисла томительная пауза.
– Невероятно! – воскликнул экскурсовод. – Значит, наши отцы и ваш дед вполне могли встретиться!
– Да! – сказал муж и задумался. Он вспомнил про медали отца, хранящиеся в металлической коробке из-под печенья. Среди множества орденов и медалей там есть медаль «За победу над Японией 1945 года»
Мужчины замолчали, каждый вспоминая свою Маньчжурию.
Жена же вспомнила про Маньчжурский трофей свекра – газетницу из гобелена, которая, как картина висит в спальне в московской квартире. Антиквариат!
– А еще мой прадед работал секретарем у последнего Китайского Императора ПуИ, – гордо сообщил экскурсовод.
«Это он привирает, – подумала жена. – Хотя всё может быть. Кажется, император ПуИ был главнокомандующим маньчжурской армией и умер в конце шестидесятых годов прошлого века».
– Как тесен мир! И все друг другу земляки! – дружно воскликнули все.
Как могло произойти такое совпадение, чтобы именно в этот день именно здесь они встретились и узнали, что все мы, люди, близки друг другу!
Тут у японца в рюкзаке зазвонил мобильник мелодией старинного русского вальса.
– Что это? – спросила жена. – Это вальс «На сопках Манчжурии»? Тот самый?
– Да, – ответил японец. – Почему вас это удивляет? Он очень популярен у нас в Японии в исполнении сестер Пинац. Он тепло распрощался со всеми и ушел.
Семья, не переставая восхищаться чарующим видом Вечного города Земли, вошла во внутренний балкон синагоги, откуда открылось скромное и строгое убранство храма с молящимися правоверными евреями – все с длинными пейсами в черных длинных пиджаках, в белых рубашках и в больших черных шляпах с полями. Евреи, раскачиваясь, взад-вперед, читали Тору и молились за свой народ и за всех людей.
Экскурсанты спустились вниз в еврейский квартал. Им предстоял путь в христианский квартал – паломничество к Храму Господнему, главной цели посещения Иерусалима.
В очереди Святая святых в Кувуклию – часовню над Гробом Господа – жена услышала такой разговор туристов из России. Молодая женщина говорит:
– Ой, как же я войду туда? Я же еврейка. Ой, боюсь, вдруг я провалюсь сквозь землю!
Молодой мужчина ей отвечает:
– Ну и что? Не бойтесь! Я мусульманин и ничего – иду. Мне интересно.
– Вы татарин?
– Да, я из Казани.
Перед самим входом в Кувуклию все разговоры стихли и люди благоговейно, кто с молитвой, кто с поклонами, осеняя себя крестным знаменем, проходили, согнувшись в тесный и низкий вход в Святыню.
Семья приложилась к Голгофе, освятила на Камне Помазанья нательные крестики и свечи, зажженные от Благодатного огня, и посмотрела начало католической службы в Храме.
Оказалось, что Храм делят между собой четыре основные конфессии: армянская, греко-православная, католическая, коптская, и еще сирийская и эфиопская. По традиции, во избежание, распрей между конфессиями, ключи от главного входа Храма Гроба Господня еще с 638 года переданы на постоянное хранение арабской семье.
Для полноты впечатлений об Иерусалиме, как о городе трех основных мировых религий: иудаизма, христианства и мусульманства, жена попросила экскурсовода отвести на экскурсию в мечеть Аль-Акса или мечеть Скалы. Экскурсовод сказал, что это невозможно. Вход в арабский квартал европейцам воспрещен.
– Странно, но вы говорили, что различные кафе, сувенирная и даже церковная торговля в христианском квартале принадлежит арабам. Это так или нет? – спросила жена.
– Да, так! Не пытайтесь разобраться. Я живу в Иерусалиме 30 лет и то ничего не понял.
Семья шла по узкой улочке вдоль пестрых рядов восточного базара. Дочь, то и дело останавливалась. Ей хотелось купить настоящую восточную турку для кофе. Родители на неё шикали.
– Вот мы дошли до ворот Ирода. Некоторым камням кладки может быть около четырех с половиной тысяч лет, – рассказывал экскурсовод.
Жена, уставшая за день от впечатлений, слушала его в пол-уха.
– Через пять минут будем у вашего отеля, – сообщил экскурсовод и добавил: – Вопросы есть? Если нет, то с вас 200 долларов, – обратился он к мужу.
– В шекелях или в долларах?
– Как хотите, но если в долларах, то дайте сейчас. Вот обменный пункт с хорошим курсом. Я сразу обменяю.
– А что происходит с записками, – на прощание задала вопрос экскурсоводу жена, – которые люди закладывают в Стену Плача? Выбрасывают?
– Что вы, мадам! Записки два раза в год выгребают, собирают в мешки и хоронят на Масляничной Горе. Даже школьные учебники, где есть слово Бог нельзя выбрасывать, их тоже там хоронят.
Семья распрощалась с экскурсоводом, поужинала в кафе и вернулась в отель. Муж с дочерью пошли прогуляться по городу, а жена решила прилечь. Но от усталости и впечатлений не могла заснуть. Вместо предполагаемой легкости от прикосновения к намоленным местам её одолевала непонятная тяжесть и печаль. В вечном городе изо дня в день, из года в год, из века в век миллионы людей приходят к Стене Плача и к Храму Гроба Господня с мольбами. Эти мольбы и стенания буквально почти материальным облаком висят над Старым городом Иерусалима, и жене казалось, что они, эти мольбы, придавливают её своей тяжестью. Ей совершенно некстати припомнилось водное сафари в Южной Африке. Как на закате они с егерем плыли по реке Чоп, полноводной и спокойной. Перед ними, как театральное действие разворачивалась живая картина шествия животных на водопой. Слоны семьями, бабуины цепочкой, стадом буйволы, жирафы, антилопы, зебры и хищники кабаны и даже львы, которых они, впрочем, не увидели. Все обитатели саванны медленно и торжественно шествовали к воде, причем каждый по своим тропам, не замечая других. Крокодил вылез из воды, раскрыл пасть и замер, устремив стеклянные глазищи на заходящее солнце. Бегемоты семьями по 10–12 туш, с разинутыми пастями, похожими на капоты старых «машин-запорожцев», кишели не в безопасном отдалении от лодки, множество прекрасных птиц устраивалось на ночлег на диковинных деревьях. В этот час все живое «молилось» своим главным богам Солнцу и Воде, и никто никого не трогал.
А в Иерусалиме? Иерусалим – узел трех основных религий. Развязать его невозможно!
Как в семье трудно примириться в одном доме старому отцу 5578 лет – Иудаизму и его сыновьям. Старший – Христианство. За 2018 лет он уже насытился миссионерством и инквизицией, разбогател и даже пустил отца после изгнания в дом. Младший, Ислам, 1439 лет с юношеским максимализмом отрицает свои истоки, враждует с братом и отцом, полагая, что, избавившись от них, обретет счастье и власть. Так и живут, каждый в своей правоте, пытаясь не замечать друг друга. И каждый идет своей тропой…
Наталья Пушкарёва
Окончила МИХМ (Московский институт Химического Машиностроения) по специальности «Автоматизация и комплексная механизация химико-технологических процессов в химической промышленности». Второе образование: The Open University «The Professional Diploma in Management». Работала в бизнесе. Окончила ВЛК Литературного института им. А. М. Горького. Лауреат Международного конкурса «Славянские традиции». Дипломант IV Международного конкурса им. А.Н.Толстого Член Союза писателей России, прозаик, драматург
Возвращение в храм
После первой исповеди и причастия моя жизнь потекла обычным образом – каждый день я составляла грандиозные планы. Многое сделать не удавалось – времени не хватало, а уж идти в храм – было совсем некогда. Да и честно сказать, нужды не было, но она долго себя ждать не заставила…
Мы переехали в другой район Москвы. Наша новая квартира раньше была коммунальной, и кто там жил до нас, я не знала, всем занимался муж. Мы торопились, всё нужно было сделать за два месяца: купить мебель, обустроить дом, устроить дочку в новую школу и после ремонта – мыть, мыть, мыть…
Всё это полностью поглотило моё внимание и время, так что мысли о церкви и душе отошли на «тридцать второй» план. Да и до Пасхи, когда мы обычно вспоминали о вере и Христе, было ещё далеко.
Прошло немного времени. Основной поток дел по обустройству схлынул, и я решила заняться своим дообразованием. Моё инженерное не слишком помогло в бизнесе: фирма рассыпалась, и я хотела понять почему, хотела научиться работать.
Время, как мне казалось, не ждёт. И я решила осилить хотя бы начальную ступень МВА и одновременно начала учиться на трёх курсах университета: менеджмент, маркетинг, финансы, каждый из которых рассчитан на семестр обучения.
Я бросилась в учёбу: информация, семинары, курсовые… Пришёл декабрь. Всем нужно сдавать один итоговый экзамен, мне – три. Пересдавать экзамен можно лишь раз, да и то только через год, причём лекции и тренинги посещать больше не имеешь права. Экзаменационные работы выборочно отсылают в Лондон, и если Англия не согласится с поставленной оценкой, то преподаватель может лишиться работы, поэтому получить лёгкую оценку трудно. Один экзамен в один день, два в другой – не побалуешь. Начинаю себя «загонять»…
Иду на первый. О!.. Чудо – сдала! Пытаюсь забить голову двумя другими, понимаю моя «болтология» и «демагогия» здесь не помогут. Устала. Семья живёт сама по себе – у меня нет ни минуты свободной. В голове кружат только обрывки информации по финансам и управлению рынком. Готовлюсь. Все домашние уже спят. Я что-то доучиваю, досматриваю, пытаюсь сделать «шпаргалки».
Ложусь далеко за полночь. В голове гудит. Закрываю глаза, пытаюсь заснуть.
Вдруг как будто со стороны, отдельно от себя слышу свой голос:
– Открой глаза.
«Да. Зря я взяла три курса… Спать! Спать! Сейчас нужно просто заснуть!»
Вдруг чувствую животный страх. Он всегда начинается внизу живота. С ним я уже встречалась и никогда его ни с чем не спутаю.
* * *
Дело было на Кубе, муж там работал, а мы с дочуркой были при нём – наслаждались тропиками, морем, фруктами. Жили в нескольких километрах от Карибского моря, и поэтому администрация русской колонии в выходные вывозила нас на пляж. И вот очередной выезд. Муж после вчерашнего праздника ехать не может… Уговариваю отпустить меня с дочкой, не пускает.
После трёх месяцев жизни на острове у нас появились друзья-кубинцы. Они-то и постарались охладить нашу бесшабашность и резвость своими рассказами о реалиях Карибского моря, которое они считают вторым по опасности после Индийского океана. До их рассказов мы плавали так, что берега было не видно. Ныряли глубоко. Уходили в море поодиночке. Были безоружны – хотя, по секрету скажу, нож или подводное ружьё при серьёзной опасности и не помогут.
Наши друзья-кубинцы сами давно занимаются подводной охотой, вернее занимались – охотой на акул. После последней – один только рыбачит, второй даже в воду не заходит. Они-то и познакомили нас с прелестями Карибов: показали ракушки, которые нельзя трогать голыми руками, можешь не выплыть, рассказали, как обходиться с муренами. А также мы наслушались историй о медузе под мирным названием – «кораблик».
Не забыли наши друзья и о том пляже, на который нас всегда вывозили отдохнуть. Рядом с ним в море впадает река, где много рыбы и поэтому надо быть особенно осторожным – там часто бывают тигровые акулы, а ещё никогда нельзя уходить в море по одному. После этих рассказов муж стал относиться к нашим заплывам серьёзно и отказывался отпускать меня одну на море.
Но я не сдаюсь – уговариваю… Показываю, что оставляю дома ласты, а без них далеко не уплывёшь, глубоко не нырнёшь…
Ура! Получилось. Отпустил. Втихомолку беру маску, чтобы хоть разок окунуться.
Солнце. Море. Пляж. Впереди три часа игры с дочкой и общения с подругой Леной. Возимся в песке. Плещемся у берега. Доченька опять отказывается зайти в море, хотя в свои три с половиной года плавает, как рыбка, но только в бассейне. Оно и понятно, в море страшно – морские ежи и вода солёная – глаза щипет. Продолжаем играть. Время летит легко и незаметно. Осталось чуть больше часа до отъезда.
Жара. Так страшно хочется окунуться. Уйти с головой под воду и, наслаждаясь морем, плыть, плыть, плыть…
Не выдерживаю. Прошу Лену посмотреть за дочкой, но она с водой на «Вы», боится, если что случится, если будет нужна помощь, что она сможет сделать?.. Продолжаю убеждать. Наконец-то соглашается, договорились – буду плавать недолго, в пределах видимости.
Чудное, ласковое море. Ныряешь, плывёшь и ты уже в другом мире, в другом измерении. Под тобой кораллы, рядом рыбки и волны живут своей жизнью, принимая в неё и тебя.
Я всегда просто обожала море, никогда его не боялась, никогда не чувствовала в нём никакой опасности. Вода была для меня вторым воздухом, только более ощутимым, более нежным.
Плыву. На лице маска, на талии ремень, за которым прикреплена перчатка и мешок для ракушек. Плыву, смотрю на дно, ищу ракушки.
Вдруг странное ощущение – всёпоглощающий страх, медленно начинает ползти снизу живота и уверенно заполняет всё тело. Мозг чётко фиксирует его и, не понимая, что это, испытывает только одно – удивление, несоответствие работы мозга и реакции тела. Всё же спокойно. Всё хорошо. Ничего не происходит. А физический страх, нарастая цунами, уже приближается к голове (а психологи утверждают, что страх – плод нашего воображения, и что всё начинается в голове).
Я изумлена этим непонятно откуда взявшимся обжигающим страхом. Поднимаю глаза и вдруг вижу в полутора метрах от себя её… Акулу! Она застыла напротив и как бы внимательно изучала меня. На самом деле, это было похоже на выбор первого куска, такой отвратный был у неё взгляд.
Страх. Животный страх, не стучась, мгновенно взрывает мозг и начинает там господствовать. Ураганом проносятся мысли, мешая друг другу, а нужно срочно остановиться на одной-единственной, правильной:
– понимаю, не могу повернуться спиной и плыть к берегу. Не буду видеть акулу – может напасть.
– берег виднеется тонкой полосой, рядом нет никого, помощи ждать неоткуда.
– можно попробовать заплыть в одну из коралловых заводей. Это как бы бассейн с двухметровой глубиной и небольшой площадью, со всех сторон окружённый высокими острыми кораллами, в простонародье называемыми – «оленьими рогами». Надо на гребне волны проплыть над «рогами», и тогда ты в маленьком бассейне. Надеюсь, «подружка» за мной не поплывёт – побережёт брюхо… Но для того, чтобы плыть в заводь нужно повернуться к акуле боком – я не буду её видеть, может напасть,
– а если будем вот так – стоять друг напротив друга, она здесь хозяйка, да и просто она больше, поэтому рано или поздно будет атаковать,
– есть ещё вариант – можно напасть первой! Я её вижу! Попробую попасть ей перчаткой в морду. Может, я разонравлюсь ей или, как хакер, взломаю её логическую цепочку, заморочу мозги и у меня будет больше времени что-нибудь придумать. Она долго будет «соображать»: кто я и что со мной делать.
Останавливаюсь на последнем. Собираюсь. Со всей силы отталкиваюсь и пытаюсь нанести ей резкий удар в нос… Да… Как же вода искажает! Не дотягиваюсь!
Промелькнули доли секунды и опять напротив она – «подруга». Только чуть развернулась и ещё видно движение воды… Значит она уже сделала круг, да так быстро, что я едва поняла это.
Кто плавает в таких местах, знает, при нападении акула делает круги вокруг жертвы, и чем меньше круг, тем больше вероятность нападения.
«Да…Круг маловат будет», – что-то подумалось мне.
Вкладываю всю силу, на которую способна. Снова нападаю. Вокруг колебание воды. Где она? Не вижу. Мутно! Она может быть где угодно. Всё!.. Надо плыть! Плыву так, как никогда в жизни не плавала. Плыву в коралловую заводь. Она близко. На волне прохожу над «рогами»: хорошо – не поцарапалась!.. Осматриваю заводь, пытаюсь отдышаться. Вокруг тихо, никого. Только чистая вода и солнце. Тёплые солнечные зайчики, много раз отражаясь от играющих волн, весело прыгают по лагуне… Так красиво! Так хочется жить!
Не знаю, сколько прошло времени после того, как я пошла окунуться, наверное немало, может быть, все уже собираются. Приехали автобусы. «Да! Что же делать?»
Смотрю на полоску берега, понимаю, не могу выплыть из укрытия. Не смогу себя никак защитить. Буду «как на ладони»!
Как же хочется оказаться рядом с дочкой на берегу. Как же хочется.
«Так. Тихо! Тихо!.. Замолчи! Надо немного отдохнуть».
Пытаюсь прекратить любые мысли. Застываю на месте. Смотрю на дно. Вдруг вижу прямо подо мной ракушка. «Ничего себе! Это же «зубатка»!» Ныряю, достаю – «красавица» – глаз не оторвать, такие раковины редко попадаются. Не помню, сколько её рассматривала. Радовалась. Даже немного подзабыла о своей «подруге» с плавником… Внезапно очнулась. Быстро вернулся страх. Что делать? В заводи больше оставаться нельзя – время бежит. Надо плыть. Берег далеко. Подцепляю мешок с ракушкой за пояс.
Что делать!? Хоть страшно, хоть не страшно, но надо плыть и… Вдох, выдох. Вдох, выдох. Всё! Пошла! Проплываю над рогами. Осматриваюсь – «подругу» не вижу. Всё! Больше ждать нельзя! Плыву максимально быстро, выкладываясь до конца, не оглядываясь, не допуская ни одной мысли, только – и раз, и два. Давай. Давай. Давай!
Остановилась, когда до берега осталось несколько метров.
Встала на ноги – воды по пояс, оглянулась – пусто и только бесконечная серо-голубая гладь с белыми гребешками волн. Море и море, всё как обычно. Делаю несколько шагов и падаю на песок. Отдышалась. Осмотрелась. До наших идти ещё метров четыреста. Идти не могу. Ноги не слушаются – не двигаются. Столбняк! Через несколько минут невероятным усилием воли заставляю себя встать и идти. Пытаюсь переставлять руками несгибающиеся ноги.
Боже, как долго тянется этот пляж… Всё. Наконец, дошла. Все уже собрались. Лена всё бегала, высматривала меня в море. Доченька беззаботно играла, смеялась. А я не могла двигаться, не могла даже говорить. Я просто лежала на песке и ощущала только одно – я жива! Жива!
* * *
И вот такой же животный страх я почувствовала той ночью, перед экзаменами, в нашем новом доме. Я старалась заставить себя заснуть, ни о чём не думать, но через несколько секунд мой голос внутри меня уже прокричал:
– Открой глаза! Быстро открой глаза! Открой!
Примерно с таким же удивлением, как на Кубе, когда я не поняла, почему меня поглощает дикое чувство страха, и с изумлением, что во мне отдельно от меня живёт и разговаривает мой голос – медленно открываю глаза.
Дрожь ужаса пронзает меня насквозь!
Я вижу Нечто высокое в сером, как бы сотканном из дыма плаще, в глубоко наброшенном, как бы на «лицо», капюшоне. Оно стояло рядом со спящим мужем. В моей голове мгновенно исчезли все мысли, там царил только хаос и страх, да такой, что я даже крикнуть не могла. Меня била крупная дрожь. Я рассматривала Это. Оно не просвечивало. Оно держало над собой «подушку» из такого же вещества, как и Оно само. Я понимала, что Оно хотело сделать – накрыть «подушкой» мужа и давить, давить, давить… Оно говорило мне мыслями. Злым, жёстким языком. Оно двигалось! Оно было живое!
Я не могла пошевелиться. Я пристыла к постели! Я не решилась разбудить мужа. Может, это, и хорошо, думаю сейчас, если бы он ничего не увидел, а я с глазами полными страха тыкала бы в Это, то не знаю, как бы он воспринимал меня потом. Да и вообще он слишком реалист и совсем не верит, что мир не ограничен лишь тем, что мы видим.
Я боялась закрыть глаза. Я откуда-то знала, что пока на Него смотрю, Оно никому ничего сделать не сможет! Но если закрою глаза… Оно приведёт свою «подушку» в действие. Вот я и смотрела, смотрела… смотрела, смотрела!
Оно начало медленно опускать подушку, но оставалось стоять на месте. До сих пор я помню всё: его капюшон, расклешённые рукава и то, что через эту странную дымку – «ткань», из которой был сделан плащ, и Оно само – ничего не было видно. За ним, в метре стоял огромный шкаф с зеркалом.
Тогда я не знала молитв, единственное, что начала делать – креститься, креститься, креститься…
Так в полном оцепенении я лежала с открытыми глазами, крестилась и не отрываясь смотрела на Это. Ужасно хотела спать, но боялась даже моргнуть, а не то чтобы глаза закрыть.
Светало. Оно еле заметно стало отходить от кровати в угол и понемногу растворяться. Чем светлее становилось, тем больше Оно исчезало. Наконец Его совсем не стало видно.
Я забылась на пару часов. Утром всё рассказала мужу. Сначала полное недоумение, потом он объяснил – это переутомление, экзамены, нервы… Сказал, нужно отдохнуть, расслабиться.
Экзамены я сдала. Удалось даже на короткое время забыть ночной кошмар: опять знакомые – «мозговой штурм» и «цыганочка с выходом» – сплошной экспромт, хождение по лезвию или сдам, или выгонят. Это помогло на экзамене немного отвлечься от ночного ужаса, но дома оставаться одна я уже не могла.
Не могла там ни есть, ни пить, тем более спать. Каждую ночью в ожидании Этого я лежала без сна с открытыми глазами и читала «Отче наш», единственное, что успела выучить. Но теперь и днём я ощущала присутствие Этого, теперь даже днём я чувствовала рядом чьё-то дыхание.
Снова наступал очередной вечер и, понимая, что за ним придёт ночь и всё начнётся сначала, в отчаянии я побежала в храм. Заканчивалась служба. Я терпеливо стояла и ждала, когда смогу подойти к священнику и попросить совета.
Наконец он освободился. Путано, запинаясь, я рассказала о том, что произошло. Батюшка был спокоен, как будто он часто сталкивается с такими кошмарами, ни тени удивления не отразилось на его лице. Он сказал, нужно читать молитвы, освятить квартиру и идти на исповедь. Мне было странно, что он не посчитал мой рассказ ни бредом, ни результатом утомлённого воображения, а только сказал:
– Вам надо серьёзно потрудиться!
Освящение квартиры сложилось непросто. Но после него в доме стало как-то спокойно и радостно, даже сказала бы – тихо, хотя я долго не могла поверить, что всё позади, что всё закончилось.
Я отоспалась, но долго ещё не могла отвыкнуть от страха наступающей ночи. Мне стало очевидно, что мир не так однороден, не так прямолинеен, как мы его привыкли воспринимать. Скорее всего, мы и не представляем даже доли того, как он устроен, кто и что, помимо нас – «эпицентров вселенной», в нём существует!
Я была уверена, что мы поселились в «грязной квартире», поэтому не уставала расспрашивать соседей о том, кто в ней жил раньше. Всё хотела разгадать что произошло, но ничего особенного соседи так и не вспомнили. Я постаралась смириться и больше не думать об этом.
Прошло несколько лет… Я забыла ключи от дома и ждала своих домашних на улице. Сидела на скамейке около подъезда. Настроение было прекрасное. Весна! Греет солнышко. В мозгу выстраиваются в длинную очередь разнообразные планы.
Неожиданно подошла бабушка из нашего подъезда, с которой я обычно не общалась – жили на разных этажах и почти никогда не встречались. Оказалось, она живёт в нашем доме с первых дней заселения. Разговариваем. Вдруг она спрашивает номер моей квартиры. Отвечаю. Она долго молчит в ответ. Просит показать наши окна.
«Странно, зачем ей это?» – думаю я, показывая.
– А, да-к вы живёте в той квартире, где умерла молодая женщина. Говорят, не своей смертью.
– Что?! – необъяснимое оцепенение сжало мне сердце. – Какая женщина? Что значит не своей смертью?!
Бабушка вздохнула. Грустно посмотрела на меня:
– Красивая она была, но какая-то несчастная. Всё мужчину найти не могла. И вот появился один. Всё увивался за ней. Стали жить вместе, здесь, в её квартире. А потом вдруг она умерла. Ходили слухи – не своей смертью… Говорили удушил!
Бабушка давно ушла, а я ещё долго, не шелохнувшись сидела около подъезда. Меня бил озноб, и даже тёплые лучи солнца казались мне холодными.
Было грустно и не понятно – почему мы такие? Почему нам всего мало?! Почему мы – люди, не можем просто любить друг друга?! Просто любить и всё!