Ведьмак. Белый волк и чёрный камень

– Конечно, конечно, – засуетился Трун, спрятал драгоценность за пазухой, прихватил светильник за витую ручку со стойки и, светя впереди, так чтобы и гостю было видно ступени, заспешил по лестнице.

Комнатка, и вправду, оказалась чуть больше чулана. В ней располагалась узкая постель у стены. Вплотную к ней стоял маленький столик. Вешалку заменял кованый крюк. Но в целом, что особенно порадовало, здесь было чисто и уютно. Блестел от влаги свежевымытый пол. Ладно заправленная постель вселяла надежду на спокойный сон.

Хозяин немедленно исчез, подпалив лучину в светце вбитом в стену. Ведьмак пустил очищающее заклинание на всякий случай. Повесил на крюк накидку.

Самострел пригородил на кровать возле стенки. Снял перевязь и ножны с парными мечами, которыми пользовался в редких случаях. Задвинул под ложе суму с разным дорожным скарбом. Расстегнул широкий ремень с ножнами короткого меча и ножа, подумал, и всё же сложил в головах.

И тут же услышал шаги в коридоре и стук в дверь. Видимо любопытство Труна было настолько велико, что он принёс поднос с ужином сам. И это было на руку Видану, ибо от кого можно лучше всего узнать обо всех событиях и сплетнях городка, как ни от него?

Ведьмак, сполоснул руки над чашей в углу и, усевшись на кровать, предложил, мявшемуся у выхода хозяину, присесть на табурет, край которого торчал из-под стола. И Трун не преминул воспользоваться приглашением, лишь плотнее прикрыл дверь.

– А ты, Видан Чёрный, извиняюсь, из каких будешь? – пряча взгляд в сплетённых на коленях пальцах, спросил он, усаживаясь. – Много было у меня постояльцев, но такого, как ты, что-то не припомню… опять же, при оружии. Но не гридь, не вой, не дружинник княжеский. Это точно. Их я сразу отличаю…

И в комнатке повисла неловкая пауза от непроизнесённой вслух нехорошей догадки.

Видан в это время откусил приличный кусок мяса и с наслаждением жевал, поэтому не спешил давать пояснения. Всё же он целый день был в пути, перекусив утром на скорую руку ломтём подсохшей каши и запив её водой из родника.

– … нет, ты не подумай чего плохого, – вымученное любопытство заставило трактирщика сбивчиво пояснять. – Просто очень интересно. Одёжа на тебе небывалая. Оружие, вон какое! И потом, надо же будет что-то сказать другим постояльцам, да и обществу, если спросят…

Неподдельная заинтересованность людина умиляла. И Видан широко улыбнулся, показывая крепкие белые зубы.

– Я ведьмак, если уж так необходимо определиться.

– Ах, ведьмак! – отчего-то с восторгом воскликнул Трун, и шлёпнул себя по коленкам. – Это ж, боги, просто чудо!

Видан совершенно не ожидал такой реакции. Страх, ужас, брезгливость, а чаще всего недоумение, типа: какой-такой ещё ведьмак? – преследовали его по жизни.

– О вас же легенды складывают! Песни гусляры поют. – Заблеял не хуже упомянутых стихотворцев корчмарь. – Вот уж не думал, что встречу когда-нибудь такого…

– Что совсем в ваших краях нашего брата не бывало? – поинтересовался Видан.

Лучащийся радостью взгляд сменился вселенской задумчивой печалью. Трун был из тех людей, у кого, что на уме, то и на лице. Удивительно, как он ещё не прогорел с такой открытостью? Должно быть, природная прижимистость и ухватистость спасали.

– Бывал и в здешних местах колдун. Всё с нечистью воевал. Тогда её много велось. Не то, что сейчас. Тогда-то и города ещё не было такого. Всё, в аккурат, в крепости помещалось. Один только мельник отдельно жил. Ну, так ему ж, и положено. Да с десяток общинников у дороги ютились. Я тогда совсем малой был. Так мы за ним ватагой носились, а он на нас ворчал и гонял, чтоб следом не ходили…

– И куда ваш колдун подевался? – усомнился его словам гость.

– А пропал… – развёл руками хозяин.

– Да, ну? – удивился в свою очередь ведьмак.

– Как есть, пропал! – Отчего-то вздохнул корчмарь, будто сожалея о несбывшейся мечте. – Молодой был, горячий. Себя не щадил. Вокруг нашего города защитный круг выстроил…

«Что-то я никакого круга не заметил, – подумал Видан. – Если и было нечто такое, то его срок уже давным-давно истёк…»

– А потом ушёл как-то в лес по делу какому-то и сгинул. Жаль, ох, как жаль…

Ведьмаку не очень-то верилось в такие сказки. Не может колдун просто так в лесу пропасть. Погибали, да, но так, чтобы ведьмачий совет об этом не узнал – никогда. На то и пожизненный знак каждый магический воитель в теле носит. Уж о чём, о чём, а о смерти всегда известно становится. А Распорядитель о нём даже не упомянул. Вышко не стал бы такого скрывать. Ушёл, наверное, их защитник. Причины этому могут быть разные. Но стоит у старинного друга об этом разузнать… мало ли?

– А как звали вашего ведьмака, откуда здесь появился? Может, я его знаю?

– Ох, не помню. – Скривился Трун. – Может, Акун?.. Ой, нет… не так… Иначе как-то. Я ж, тогда ещё совсем мальцом был. Почитай уже лет двадцать прошло… или больше?

Хозяин, явно, просто прикидывался непомнящим. И от этого, его возраст всё снижался. Не сочетался его восторг с забывчитостью.

– А сейчас, как у вас в городе, всё в порядке?

– У нас-то здесь тихо, мирно всё. Ну, так понятно, что обережный круг спасает. А окрест бывает по-всякому. Но не так чтобы уж слишком… нечисть шалила. Бывало, что шишига какая набедокурит, разгуляется. Так с ними и волхв здешний справлялся. – Чародеи они ж, такие – всё могут. – Так что всё ладно. Нечисти не видно, а нежити – и подавно. Разбойники и то, сильнее бедокурят… так за ними стражники присматривают.

– Угу, – кивнул ведьмак. – А что за парнишка там, у лестницы сидел?

– Какой парнишка? – сильно удивился собеседник.

– А лохматенький такой, тёмно русый в обносках? – подозрительно сощурился Видан.

– Мальчишка там был только один – это половой Мирошка. Он и коня в стойло повёл… Гости были… а больше никого не было! – На круглом лице хозяина отразилось недоумение. Он даже зашевелил губами, будто перебирал в памяти всех своих постояльцев и домочадцев. – Ежели, только Финька, – наконец выдал мужик, нахмурившись. – Так он дальше поварни никогда не ходит. Нечего ему среди достойных людей делать, калечному…

– Ладно, с этим опосля, – согласился ведьмак. Было в этом парнишке нечто такое, что наводило его на определённые мысли. – Не было, значит, не было. А как насчёт всего остального? Скажешь, что ничего странного у вас не происходит?

– Что может быть странного в нашем городке? Всё, как всегда: мир да гладь… – но глазки снова от собеседника отвёл.

– Врать только не советую, а то могу что-то нехорошее подумать, – заметил гость.

– Что можно нехорошее подумать о трактирщике, который к вам со всей душой! – вскинулся хозяин.

– Ну, например, что этот душевный человек, отчего-то решил скрытничать. Зачем-то он весь дом защитными амулетами и травами от нечисти обвесил – не поскупился… – И качнул головой в сторону знака на оконной раме, – вдруг, он причастен к тому, что творится в крепости? – Видан приложился губами к громадной глиняной кружке, наблюдая за сомнениями, но не испугом, Труна. И похвалил. – А сбитень хорош! Очень хорош. Давно такого не пробовал.

– Ну, это ж, Генка, дочка моя делает, – схватился за последние слова мужичок, как за соломинку. – Она мастерица у меня. На все руки сноровиста…

– Ты, никак, сосватать мне её решил? – усмехнулся колдун, не желая слишком уж давить расспросами.

– Что ж, не сосватать? Она девка справная. Коль по нраву придётся, без разговоров отдам… и приданое хорошее положу.

Видану даже интересно стало.

– А твоя-то выгода в чём?

– Выгода, выгода… как без неё? Осядешь здесь, и никто на наш городок не позарится, остерегутся. А коль спокойно будет, то и гостей прибавится… опять же ж, прибыль.

– Не спокойно, значит, всё-таки? – поймал его на слове ведьмак.

– Ну… – замялся хозяин. – Что-то в последнее время, как-то не так. В лесах за кругом обережным стали людишки пропадать. – Что-то, решив для себя, Трун спешно начал делиться своими догадками.

– Как же тогда ребятишки свободно по улицам бегают? Да и вон, гости твои в ночь уходить не боятся…

– Так мы ж, давно уяснили, – даже подался немного к собеседнику хозяин, – живи по правилам. Да! За метки в лесу не суйся. За полночь до рассвета не выходи. И будешь цел.

– Надо же?! А что за метки?

– Метки-то? Да, как от когтей медвежьих. Здоровенные такие, глубокие отметины – мимо не пройдёшь!

– И, что – даже за столько лет не заросли?

– А, то! – Воздел перст мужик. Но потом понизил голос. – И всё было славно. Все эти обереги и травы больше для приезжих развешаны. Они в дороге на что-нибудь нехорошее нарвутся. А здесь защита. Бояться нечего. И мне прибыток – все комнаты заняты. Даже летом гости в доме ночуют, а не на телегах возле своего скарба…

– И что же изменилось? – решил Видан направить мысли собеседника в нужное ему русло.

– Странно всё. Мелкая скотинка то, и раньше пропадала. Сейчас стала чаще. – Трун ещё приблизился к ведьмаку, даже табурет придвинул. Хотя, куда ближе было? И так вплотную. Но уж слишком опасался, что кто-нибудь подслушает. – Раньше, как было? Пастух проморгает или ослаблая какая потеряется. Вот её-то волки и подрежут. А теперь, самые лучшие, сытые животинки и не нашего, а тиунского стада! И, Анка, господская челядница болтала будто в крепостице …

Договорить им не дали. В дверь постучались. И русоволосая Генка, просунув круглую мордашку в комнату, громко возвестила:

– Тятя, там вас требуют! Господа купцы, – недоговорила и потупилась, краснея. Скрылась в коридоре.

– Так что, вот так вот, как-то, – недовольно крякнув, закончил хозяин свою речь. Поднялся, ухватил поднос с опустевшими плошками и вышел.

Видан, много чего ещё хотел бы вызнать у словоохотливого хозяина, но торопливость не была его чертой характера.

Глава 3

Лучина догорела. Уголёк ещё тлел, помаргивая некоторое время.

Видан лежал на постели, заложив руки за голову. Сон отчего-то не шёл. Странные, однако, люди! Вот только собственную дочь в жёны ему впервые предлагают. Зачем она ему?

Вспомнилось недавнее.

Жидкий рассвет ещё не проник в узкое оконце затянутое рыбьим пузырём, и в землянке было темно. Но чтобы видеть, не обязательно нужен свет. Видан двигался бесшумно: натянул исподнее, поверх него распашную плотную рубаху и кожаные штаны с множеством тайников и ремешков. Потянулся за поясом и услышал расслабленный голос:

– Уже уходишь…

Всё же она проснулась. Да, она не могла не проснуться, как он ни старался двигаться бесшумно, в этом они похожи, всегда чутка.

– Вестника из ковена прислали. – Отчего-то захотелось оправдаться, что оставляет её так скоро. – Не хотел тебя будить… Делов-то на пару недель, не больше.

– Подожди, соберу в дорогу. Хозяйка я, или нет?

Вспыхнул светоч, замигал сонным жёлтым огоньком. И тут же дом ожил. С шумом загудело в печи пламя и тут же опало. Ухват вытащил из горнила горшок. Невидимый помощник расставил на добротном, сверкающем чистотой столе припасы и пару деревянных тарелок, пару глиняных кружек.

Сама хозяйка вышла из-за занавески в одной длинной рубашке с распущенной гривой чёрных, как вороново крыло волос, отброшенных за спину. Видан залюбовался её стройной фигурой, вызывающей броской красотой. Утонул в болотной глубине глаз.

«Моя ведьма, мой жар в ночи, мой свет в пути…»

Он не мог похвастать такой показной молодостью. Годы испытаний наложили и на лицо, и на волосы свой след. И возраст скрывать, ему уже было бессмысленно.

– Что хороша? – поймала она его тёмный взгляд.

– Сама знаешь, Ягодка, – отвлечённо ответил мужчина, откладывая пояс на лавку.

– Запомни меня такой, – отчего-то сказала она, отводя взгляд. – А сейчас садись, поешь перед дорогой.

Всё время, пока он наворачивал пшённую кашу с зайчатиной, Ягода сидела напротив, опершись сложенными под подбородком руками на стол, и смотрела на него из-под длинных ресниц, грустно улыбаясь.

– Благодарю, хозяюшка, – поклонился Видан, – за хлеб, за соль, за приют.

Вороной нетерпеливо бил копытом у коновязи. Оседлать его, было делом нескольких минут. Снова спустился в землянку, подпоясался, приладил к ремню длинный нож и короткий меч. Сверху на плечи накинул чёрную кожаную накидку. Вынес и приторочил к седлу суму.

– Вот, возьми в дорогу, – протянула Ягода увесистый узелок и кожаную суму поменьше. – В этом припасы, что смогла на скорую руку собрать. А здесь снадобья и зелья разные. Сама варила и составляла…

– Ты у меня целительница знатная, – похвалил он. – Но зачем так много-то?

Но она только бросилась ему на шею, прижалась крепко- крепко.

– Что ты? Что ты? – отнял её голову от своей груди, заглянул в глубину зелёных глаз. Только разве поймёшь, если ведьма захочет что-либо скрыть? Отчего-то последний год расставания становились раз от раза больнее. – Не навсегда уезжаю, свидимся ещё!

– Дай-то боги! – выдохнула она, резко отстраняясь и отступая. – Поезжай Виданушка, добрый путь!

Ведьмак вскочил в седло. Не оглядываясь, поскакал длинной рысью, словно полетел. Индрик, пока под ногами было дикое поле, бежал во всю силу своей звериной стати. И вёрсты стлались саженями, размываясь от скорости. Но стоило показаться вдалеке человечьему жилью, прямо на ходу стал менять очертания, становясь неотличимым от угольно чёрного поблескивавшего ухоженной шерстью коня.

А Видану всё виделись затуманенные тоской такие странные и родные глаза. Они следили за ним, хранили его в пути, всегда были рядом.

***

Обеденный зал был ещё пуст, когда ведьмак спустился вниз и заглянул в поварню, откуда слышались лёгкий стук и шуршание. Здесь было жарко от топящихся печей и парящих котлов.

– Ой, как ты рано, – всплеснула руками хлопотавшая возле печи Генка. – Доброго утречка!

– Доброго, доброго, хозяюшка! – ответил Видан, проходя через всё пространство к широко распахнутой двери, ведущей на задний двор. И уже оттуда спросил, прислонившись к колоде и вдыхая утреннюю прохладу. – Покормишь постояльца?

Утро и вправду выдалось погожим, добрым на свежесть и тепло. Светило солнце. И ещё влажные от ночного ливня листья берёзы, притулившейся у стены конюшни, ослепительно сверкали колеблемые ветерком. Приподнявшаяся трава-мурава словно бы вспомнила об ушедшем лете, горела изумрудной зеленью.

Ведьмак щурился, как кот на завалинке и решал для себя проведать индрика или, коли уж напросился, сначала поесть. Генка разрешила его сомнения:

– Я сейчас споро всё справлю, – отчего-то взялась оправдываться девчонка. – Только прощения прошу, ещё ничего не сделано. Хлебы уже зарумянились. Готовы, хоть и в печи ещё. А каша только поставлена. Есть вчерашняя, хотя, тёплая… Будете?

От неуместного стыда она раскраснелась ещё больше, чем от духоты и жара.

– Не суетись, хозяюшка, – оглянулся на неё ведьмак. – Сойдёт и вчерашняя каша. Я не привередливый.

– Ты бы прошёл в горницу, любезный ведьмак. Там всё уже прибрано. Не то, что вчера было, когда купцы гуляли… Мирон вам всё принесёт, только кликну…

– А можно, хозяюшка, я здесь где-нибудь на краешке стола? – Прервал он метания.

– Ой, ну что ты… здесь угарно и места мало… – ещё больше засмущалась она. – И хозяин если узнает, что я вот так плохо дорогого гостя привечаю, то разгневается шибко.

– Мы ему ничего не скажем. – Улыбнулся Видан и подмигнул. – Мне ведь долго рассиживаться нечего. Дела есть. Поем, да уйду.

– Хорошо, – легко сдалась она. – Хозяин приказал ни в чём тебе не отказывать. Ты для нас самый дорогой гость!

«Дорогой, дорогой… и то, правда, с какой стороны не посмотри. Мал золотник, да дорог. Не всякий так сразу раскошелится…»

С края стола тут же были убраны векошники с приготовленными для готовки овощами и меры с засыпой. Постелен широкий рушник. И уже на него выставлены плошки с ломтями каши, кислый сыр и кружка взвара на воде.

– Где же сам Трун? – принимаясь за еду, спросил ведьмак.

– Хозяин, он на рынок с Балом отправился. Ещё до рассвета мальчишка от мясника прибегал. Что-то опять у пастухов случилось…

Генка продолжила стряпню и то и дело отбегала к плите. Теперь же, отворив заслонку, доставала деревянной лопатой на отдельный стол, укрытый чистой холстиной, пышные караваи. Всё пространство поварни наполнилось дивным ароматом свежеиспечённого хлеба.

– И что же там могло случиться? – поинтересовался Видан.

– Ой, ты ж, ничего не знаешь! – продолжая свою работу, говорила она, довольная тому, что нашёлся слушатель. – Уже год с лишком, творится что-то несусветное. Стала какая-то нечисть скотину резать…

– А почему нечисть? Может, волки шалят? – усомнился он.

– Может и волки, – стрельнула в него коротким взглядом девка, – только больно странные эти волки-то. Зверь обычно следы после себя оставляет. А этот – нет. Ты у охотников наших поспрошай, если интересно…

С высадкой хлебов она уже закончила и теперь укутывала их в многослойный полог и рогожу.

– Чудно! – подтолкнул её к дальнейшему рассказу ведьмак.

– Вот именно, что чудно! – подхватила она. – Не-ет, это не звери. Те нападают, от голода и, большей частью, тушу к себе утаскивают, если помеха есть. А пастухи наши с собаками стерегут или мальчишки целой ватагой. Учёные …

– Это-то понятно…

– Ну, да. – Повариха засуетилась между плитой и столами со снедью. – А этот или много их, кто разберёт? Скотину просто режут и на месте бросают. Пастушки кажут, страсть та ещё! Горло разодрано, а всё остальное не тронуто… да, и крови мало.

– Что ж, вы раньше тревогу не били?

– Так, ведь, не наша скотинка была, а тиуна! – Одарила его странным взглядом Генка. – Если ему безразлично, то, какое право у горожан в это дело встревать?

– И то, правда, – согласился с ней собеседник.

Интересно было бы узнать некоторые детали, но вряд ли девчонка из постоялого двора, проводящая большую часть времени между печкой и уборкой, знает подробности.

Едва различимые, даже с его слухом, шаги, плеск воды, поскрипывание натянутых сермяжин и натужное дыхание во дворе, прервали его размышления. Он еле удержался, чтобы не повернуться раньше времени, и сделал это резко только после восклицания Генки.

– Ну, наконец-то! Тебя, Финя, только за смертью посылать!

В двери, неуклюже переваливаясь, вошёл подросток в залатанных обносках с чужого плеча, тот самый, что вечером обретался возле лестницы. Он ловко двигался, неся два огромных ведра, более похожих на небольшие бочонки с ручками. Каждый из них вмещал, по меньшей мере, три обычных ведра. Селён!

Только было в его повадке нечто странное.

– Ставь скорее на место, – командовала Генка, не обращая внимания на попытки с его стороны, что-то сказать.

Ведьмак же, сузив глаза рассматривал пришельца. Он чувствовал то, что не заметил бы человек. От пацана несло кровью. Человеческой, свежей кровью, слегка разбавленной речной водой и росой. Не его кровью, чужой. На краях в бахрому истёртых рукавов, по низу рубахи и портов, виднелись размытые разводы. Но, явно, не замытые специально, а случившиеся сами собой от соприкосновения с мокрой травой или текущей водой.

Кровь была и на босых ступнях, и была она… удивительно знакомой ведьмаку.

– Там, та-ам… – хрипло выдал, наконец, парень. Каждое слово давалось ему с трудом, будто сквозь силу.

– Что там? – терпеливо, как к ребёнку, обернулась Генка.

– … дя-дя … – Финя снова запутался в звуках и словах, – я… я… лу-уга … Гря-зка мор-ный… там!

– Что? – не поняла девчонка.

Зато ведьмак вскочил с места, развернул к себе лицом мальчишку и, напирая силой, потребовал.

– Покажешь?

– Да! – с облегчением мотнул головой оборвыш.

Глава 4

У реки бил из земли ключ. Он был огорожен каменной кладкой в пару локтей высотой, создававшей нечто вроде широкого круглого колодца. Но воды в нём было так много, что она заполняла всё горло до самого верха и по жёлобу стекала вниз на каменное ложе и далее в речной поток.

Уже на выходе в луговину, огороженную от посягательств скотины загородкой из жердей, ведьмак учуял неладное. В густом тумане, всё ещё плотной завесой висевшим над рекой и краем берега, таилась опасность. Здесь всё застыло, словно в ожидании чего-то или кого-то. И если вокруг этого места уже кипела в звуках и движении жизнь. То там, в странной белёсой мути, воцарилась мёртвая тишина.

У самого забора они обогнали двух молодок, спешивших за водой.

Финя выскочил перед ними, замахал руками, замычал что-то неясное. Женщины рассмеялись и постарались обойти это несуразное препятствие. Одна даже замахнулась на него коромыслом, чтобы отвязался.

– Уйди, уйди, каженный! Отвяжись, проклятый!

Но Видан, шедший чуть позади, развернул их обратно одним движением, перегородив дорожку. Его послушались, хотя и неохотно – чужак. Уж очень непохож на здешних был вид сурового ведьмака. Впрочем, и силой слегка, дабы не заметно было, пришлось воспользоваться для убеждения.

Однако стоило поспешить, не равён час, ещё кто-нибудь притащится. И как только молодухи скрылись за ближайшим тыном, он двинулся в сторону родника.

Шелест песка под ногами нарушил покойную тишину. Завеса белёсого тумана, словно, тоже ждала чужака, дрогнула и стала быстро рассеиваться. Таинственный зверь, если и караулил что-то, лениво уходил, ускользал вслед за туманом, так и не проявив своей личины. Показалось, что глухо, как удары вёсел по воде, прозвучал шелест мощных крыльев, и серая тень пронеслась над водой.

– М-м у-у… – указывал всей пятернёй Финя куда-то вперёд в сторону несущей опавшую листву и поломанные бурей ветки воды.

Там из куста тальника торчала человеческая рука.

– Вытащить пытался? – укоризненно пробурчал Видан. – Зря. Никогда не трогай покойников, и даже не подходи ближе, чтобы не наследить. Не всегда такие как я, сведущие, первыми по зову придут. – Поучал он пацана, осматривая всё вокруг. – Ты же и виноват останешься…

Хм, а вот это было очень интересно. Финя, конечно, был невероятно силён для своего возраста. И только поэтому, ему удалось вытянуть мужичка из воды, правда, не полностью, а лишь головой на берег. Коряга, на которую тот нанизался, как на крючок, не позволила сделать большего.

– Ну-ка, малой, – позвал он добровольного помощника, – подмогни слегка. Покойников ты не боишься, посему, хватай его за руки и как скажу, тяни на берег.

И сам полез в воду освобождать труп из ловушки.

– Что ж тебя занесло сюда-то? – размышлял ведьмак, оглядывая изломанную фигуру мужика, чуть позже. – Мне или себе вчера гулять предлагал?

Привычка разговаривать с жертвами неизвестных сил уже давно укоренилась в нём. Сейчас он будто извинялся перед осмеянным накануне Грязкой. Ведь, ничего не желал дурного, только посмеялся о том, что под ливень попадёт – и на тебе, всё-таки сглазил!

Иногда ему казалось, что сама ведьминская сила издевается над ним, Виданом, что она отдельное разумное и своеобразное существо, неведомо как внедрённое в его тело и сознание. Потому и существует, хоть и вместе, но часто действует так, как ей вздумается.

Но рассуждать на эту застаревшую больную тему, Видану было особо некогда. Он осматривал выуженное тело.

Вид у трупа был такой, словно огромная собака схватила несчастного за шею со спины и долго трепала, как тряпичную куклу. Ведьмак задрал по очереди рукава и прилипшие к босым ступням штанины.

– И где же ты, человече, свою обувку потерял? – бормотал он при этом, ворочая покойника и, понятливо хмыкая. – Знатно ты вчера погулял, нечего сказать… О! И кто же это тебя так?..

За отворотом зипуна открылась премерзкая картина. И промокшая ткань с розовыми разводами нисколько не скрывала, а скорее указывала на причину смерти. Повинуясь своему какому-то внутреннему порыву, ведьмак задрал рубаху мертвеца, выпростав её из-под щегольского пояса.

– Любопытно, любопытно…

Видан поводил рукой над длинной сечёной раной в середине грудной клетки и нахмурился. Задумавшись, аккуратно вернул одежде прежний вид. Вгляделся в замершие мутные зрачки предмета своего исследования. После выпустил с ладони едва заметное сияние, запечатавшее веки жертвы чьей-то злой воли.

– Слушай, малый, – повернулся к молча наблюдавшему за его действиями Фине, – а нет ли поблизости какого-либо капища?

– М-м-мы… – попытался выдать тот, но ничего не вышло.

– К сожалению, мысли читать не умею. – Поделился своей «бедой» ведьмак. – Надо было бы научиться, да только по молодости, не стал. – Общаться он с парнишкой, сглаживая своё и его расстройство. – Один раз грязных людских мыслишек хапнул и понял, что не хочу их больше знать… а теперь, вот хотелось бы, иногда в работе сильно не достаёт, ан – нет! – поздно уже… Ладно, с этим мы после разберёмся…

Ещё раз осмотрелся, подтверждая свои мысли. От дождя трава, конечно, расправилась, поднялась ежом. Но даже слома нигде нет, ни натоптыша. Значит, убили не здесь. Надо найти это место. Обязательно.

Скорее всего, труп сюда принесли и отчего-то забросили в кусты, изображая попытку стащить в воду. Будто ичетик или шишига баловались. Да только всё не так… не той породы нечисть и действует иначе. И рана эта убийственная нанесена опытной человеческой рукой.

Из-за крайних землянок, где уже собрались любопытные людишки жалкой испуганной кучкой, показались гридни. Значит, бабы уже панику подняли и до замка дошло. Счастье, что Финя оказался здесь пертым, а ещё лучше, что он, Видан, успел всё нужное осмотреть до того, как на место прибыли стражники. Три воя и начальник с ними. Проснулись, однако…

– Стойте там, – приказал Видан таким тоном, какого ослушаться даже у десятника духу не хватило.

– Кто таков? – Грозно спросил старший, поправляя съехавшую железную шапку, то ли напяленную впопыхах, то ли вообще с чужой головы. Его подручные довольствовались стёгаными бумажными шапками. Сильно торопились.

– А? Кто? – прищурился на него ведьмак. – Меньше пить в сторожке надо. У старинушки, что вчера к воротам подходил, спроси, коль не ведаешь.

– А-а-а! – сообразил старший стражник. – Это тебя, знать, хозяин прислал.

– Меня. Видан из Чернорыбицы, – всё же представился ведьмак.

– Всё это с твоих слов, – буркнул десятник. Но кичиться не стал и сам назвался. – Ёрш, меня зовут. И всё что ни случиться, мне расследовать. – И указал на стражников. – Это мои помощники: Идан и Заря.

– Считай, что сегодня тебе повезло, Ёрш, – обрадовал его Видан, – пусть твои подручные толпу покараулят, а я тебе всё необходимое, сам расскажу. – Поманил за собой. – Очень интересный случай.

Ещё какое-то время, они, уже вдвоём, склонившись над трупом, тихо переговаривались. Слушая ведьмака, Ёрш всё взглядывал сурово, подозрительно на сжавшегося под его взглядом Финю, будто подозревал его в этом убийстве, а возможно, и ещё в чём-то. Видан не мог не замечать этого отношения, только уточнять в чём причина такого отношения – в личной ли неприязни, в почти рабском ли положении мальчишки или в чём-то ином – было не ко времени.

– И часто у вас такие происшествия случаются? – спросил он десятника, но тот только ещё больше насупился, отводя глаза. – Ясно, значит, пока с тиуном не поговорю, будешь нем, как печка?

Страж только оправил пышные усы и кивнул.

– У покойника семья есть? – перешёл Видан к делу.

– Есть, как не быть. – Десятник был уже в годах, хмурил брови, соображая. Поэтому отвечал с растяжкой, медленно. – И жёнка молодая есть на сносях и ребятишек пятеро – одни девчонки … родители. Лавошник он. Крупа там, мука, засыпа… родня мельнику Хому.

– Значит, воя и крика будет много, – подвёл итог ведьмак. И поманил десятника ближе к себе. – Сам смотри. Видишь? Дело нечисто. Нельзя его в земле хоронить. Кабы, не поднялся. Луна-то полная.

Страж испуганно сглотнул. Насупился. Но головой кивнул понятливо.

– Хуже всего, что сердце из грудины вырвано. Иначе чем сжечь, его не упокоить.

Мог бы добавить, что не иначе, чёрный ритуал кто-то проводил. Только ни к чему служивому такое знать, по крайней мере, сейчас. Но тот и сам что-то себе смекнул.

– Да, да… – согласился безропотно.

– Я мог бы и сам здесь всё прибрать. Но надо же, родичам с ним попрощаться. Не по-людски как-то иначе… – продолжал внушать ведьмак.

Тот наблюдал за тем, как ведьмак привычно заправляет одежду покойника. Как срывается с его руки печать, впитываясь в холодное тело.

– Проследи за всем сам, если вурдалаков в городке не хочешь получить. Эта дрянь, как чума плодится, стоит одному завестись. Мыть и обряжать будут, пригляди чтобы воду вылили в землю, одежду эту в погребальный костёр. К закату должен остаться только пепел. Иначе, беда!

Десятника передёрнуло от того, что придётся выслушать от родни Грязки, какой скандал ожидает, когда он станет заставлять срочно погребальную церемонию проводить, но и не верить присланному самим боярином ведьмаку основания не было.

– Всё сделаю, как велишь, – согласился он. Где-то землянками уже слышен был приближающийся женский крик с подвываниями. – Только как им объяснить, что случилось? Вся спина пробита и рана эта…

– Скажешь, – сощурился ведьмак, – что во хмелю на кусты ракитника свалился. Ворочался, пытаясь выбраться, пока не захлебнулся. Не сильно будет от правды отличаться. Главное, народ не напугать.

– Народ, да… бабы и так наплетут, напридумают того, что похлеще любой правды будет. – Глянул на приличную уже толпу горожан, оставивших все свои дела ради события. И осмелился просить. – Тогда уж и ты, мил человек, тиуну ничего не рассказывай. Сам после доложу. Очень он странный последнее время…

Видан кивнул соглашаясь.

– Я сейчас в крепость наведаюсь. Посмотрим, что тиун скажет. В записке его много непонятного, недосказанного. Но боярин всполошился. – И, наверное, от того что стражник показался ему достойным доверия, поделился. – Худо у вас здесь совсем, чую. Удивлюсь, если только животина господская пропадает, как Трун говорит.

И отчего-то не сильно удивился откровением:

– Так-то, оно так, только, – зашептал Ёрш, – не первый это мервяк.

– Ну, ну, начал, так договаривай… – потребовал Видан.

Десятник покосился на Финю, всё ещё топтавшегося рядом. Ведьмак жестом приказал отойти мальчишке. И тот, недовольно засопев, отошёл на несколько шагов.

– По весне от Рони бондаря, сбежали два кощея. Очень мастер по ним переживал. Деньги-то заплатил немалые… рабы хорошие ныне дорого стоят, – кашлянул в кулак и продолжил. – Потому искали их на совесть. А они пропали, будто на крылах унеслись. Опосля, луны две прошло, одного из протоки вынули. Он за вершу Дронову зацепился. Откуда принесло его неведомо. У него тако же, сердца не было. Ну, так вся брюшина была рыбами разъедена. Голова сворочена. Не обратили особого внимания. Даже посмеялись, что вместо воли полную свободу получил. А теперь, вдруг, вспомнилось.

– А второго, значит, не нашли… – протянул ведьмак.

– Да. Решили, что ушёл. А, вдруг – нет? – Десятник оглянулся на женский вскрик, раздавшийся уже совсем близко. Дородная матрона пыталась пробиться сквозь, загородивших проход стражников. – Вот и родня прискакала. Всё, пойду распоряжаться. – Ёрш уже сделал пару шагов в сторону толпы, но обернулся. – Только тебе я ничего про беглых не сказывал.