Свет четырёх влюблённых звёзд, или Приключения доктора в Запределье. Часть первая

Сергей молчал и обескураженно рассматривал распростертый в звездном небе диск Земли. Теперь он уже не казался таким сказочно-прекрасным. Насмешливый взгляд красавицы, отвергнувшей самые светлые его чувства, прожигал насквозь. В душе кипела обида.

Немного погодя он ощутил на щеке теплое дыхание. Нина по-матерински поцеловала его в висок, взяла под руку и положила голову на плечо. Помолчала немного, прислушиваясь к буре в мужской душе. Затем, прижав теплые ладошки к его вискам, развернула к себе и серьезно, без тени насмешки, глядя в глаза, произнесла:

– Жизнь я твоя. Есть же у вас, у людей, расхожее выражение: «Жизнь ничему не учит». Или наоборот: «Жизнь научила». Вот я тебя и учу. Потом в свой мир вернешься, меня забудешь, а уроки мои помнить должен…

– Моя… кто? – в душе человека всё перевернулось несколько раз, мысли разлетелись, чувства смешались, сознание закоротило. Сергей бережно взял деву за руки, пристально вгляделся в лицо, словно заново узнавая, изучая каждую черточку.

– Чего так смотришь? – немного смутилась Нина.

– Жизнь моя… Моя жизнь. Почему же сразу не рассказала? – только и нашел, что ответить.

– Всему свое время. Сразу бы ты не понял. Ну да, я – светлая сторона жизни твоей. Вера в силу добра, воспитание, тяга к знаниям – это всё по моей части. А Антонька – темная сторона жизни… Ну, пока темная. Нелегко ей пришлось. Сначала память потеряла, когда орла лишилась в той страшной битве. Проницательность ее тоже в сути орлиной была зашифрована. И ту злыдни уничтожили – почти целиком иссякла она в том сражении. Восемьсот лет половинка моя в плену томилась, потом мир ее перевернулся благодаря стараниям Жегларда. Беспамятная, одураченная, перешла на его сторону, столько зла успела натворить! А мне вот пришлось и мамой, и папой быть…

– Но Антонина – женщина. О каком папе речь?

– Она – воин! Она сильнее любого мужчины, потому как объединяет в себе даже не два, а три начала – Любовь, Мужество и Силу. Если не успеешь воспомненные знания и наработанные за эти дни Силу с Волей себе вернуть, одна нам дорога – к Антонине. Крепость духа в тебе от нее должна быть.

А я всё лаской да убеждением тебя воспитывала. Мягкотелая женщина не может сильного мужчину взрастить. Всегда пожалеет, даст слабину… Хотя я очень старалась.

– Ничего себе, мягкотелая. Вон как ругаешься.

– Одно другому не мешает, – отмахнулась Нина. – Вот вытащим Антонину из лап тьмы, память вернем, и станет она вновь Ариной – важной частью души твоей. Я, значить, Хранительница Светлого Сознания, а она – Защитница, Воительница Светлая.

– Бог ты мой! – Сергей спрятал лицо в ладонях.

– Что, милок, расстроился так?

– Я ж ее поцеловал!

Теперь очередь удивиться пришла Нине. Она, округлив глаза, всплеснула руками и тем же тоном, что Сергей, воскликнула:

– Бог ты мой! Ну точно – бабник-волокита! – и заливисто расхохоталась.

Сергей сердито дернул плечом и отвернулся.

– Ты не переживай о своих чувствах, – успокоила его Нина. Она легко поднялась и пружинисто прошлась вокруг мужчины, разминая затекшие ноги. – Великая Вселенская Любовь тобою тогда руководила. Ты же не можешь просто так от своей сути отгородиться. Ты каждой клеточкой ее присутствие в нас с Антониной чувствуешь. Вот и не навредил амазонке в той пещере, к естеству ее воззвал, поцеловал потом и Гордость вернул. Молодец, одним словом. Я очень тобой горжусь.

– Великая… Вселенская?

– А ты как думал? Да ты и сам знаешь. Чем больше любви в человеке, тем спокойнее он ее выражает. С открытой душой, с чистым сердцем о своих чувствах говорить может. Потому что в душе его в это время не низменные страсти, а большое откровение.

Помнишь, как в школе если кто из мальчишек заметит вдруг чьи-то знаки внимания в сторону противоположного пола, так сразу дразнить начинает, улыбочки да фразы скользкие бросать? Кто не наполнен любовью изнутри и не имеет силы духа, легко может отступить, проиграть. И проиграть не своим одноклассникам. Оказаться пешкой в противодействии темных и светлых сил… А настоящая любовь – она цельная. К ней не прилипнет грязь всякая.

– Любовь цельная… Любовь всепрощающая… – Сергей, наполняясь величием звездного пространства, обратил взгляд в бесконечное небо. – Как там в Библии говорится, в Послании к коринфянам? «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит. Любовь никогда не перестает…»

– Хорошо сказано, – присела рядом Нина. – А как ты думаешь, почему «всё покрывает, всему верит»?

– Если любишь кого-то – всё прощаешь, всегда на сторону любимого встанешь.

– Эх вы, люди, любовью действующие. Любовь несет в себе высшее начало. Она и не предполагает обмана и неправедных поступков. Она чистая изначально. А у людей пока нет этой чистоты, разнородные чувства мешают быть объективными.

Вот смотри, – неожиданно появившейся в руке веточкой она нарисовала на песке круг около метра в диаметре, – я тебя люблю. А вот, – она изобразила рядом маленький квадрат, – ты что-то плохое совершил. Но я же тебя люблю! Я тебе верю и искренне надеюсь, что ты это необдуманно сделал, не со зла, нечаянно. И объем моей любви гораздо больше совершенного тобой зла. Поэтому (со временем) энергия плохого поступка поглощается энергией любви. Этот неправедный поступок как бы растворяется в ее свете, забывается, стирается из памяти.

Сергей с интересом рассматривал рисунок на песке. Затем, взяв из рук Нины ветку, произнес:

– А вот, к примеру, я тебя не люблю, – он заштриховал окружность на песке, – и квадратик этот – совершенное тобой зло. Ах ты, такая-сякая! Я тебя на килограмм не люблю, да ты еще к этому свои злые сто граммов прибавила! – И что выходит? Еще большая нелюбовь со всеми вытекающими?

– Верно, – улыбнулась девушка. – Или такой пример: я тебя ну совсем не люблю, а ты совершил хорошее дело – допустим, на тот же килограмм. И что? Да хоть на десять-пятнадцать! Я тебя изначально любить не научилась, поэтому и все подвиги твои преднамеренно буду принижать: посмотрите на этого выскочку, хорошеньким стать захотел! Что же тогда получается?

– Эмоции не дают людям не то что оценить чужое благородство – они мешают объективно смотреть на вещи, – подытожил Сергей.

– Поэтому вы и есть – любовью действующие люди, живущие на планете Лю-Дей, – подчеркнула Нина.

– А кем на деле быть должны?

– Вы не должны, вы РОЖДЕНЫ быть Чело-Вечными. То есть челом (сознанием) вечными. Только тьма давным-давно в вас свои щупальца запустила. Вот и идет извечная борьба в межзвездных мирах. И мы с тобой в этой битве сотни лет участвуем…

Самое страшное, что в твоем мире у любви отняли божественное начало. Любовь к Родине – практически пустой звук. Родительская любовь изживает себя с каждым веком в разы быстрее. Любовь двух половинок опошлили до такой степени, что тупо приравняли к сексу. Сегодня яро воспевается плотская, лишенная Изначального Света любовь между мужчиной и женщиной, но в ней творится настолько жуткая неразбериха, что просто диву даешься. А тут еще и однополую любовь вовсю культивировать начали… Кошмар, одним словом…

– Рассмотрим такой пример: современная женщина, – Сергей мастерски скопировал тон Нины и ее манеру разговора. – Красивая, молодая, финансово независимая, уверенная в себе. Независимая и уверенная – главный ее конек и в то же время главный враг. Она не ждет, что кто-то – ах! – и полюбит ее, не желает быть замужем, то есть «следовать за мужем». Зачем? Она же сама сделала карьеру, приобрела дом и машину. Она и мужа сама воспитает! И вот женщина прицельным взглядом вычленяет из толпы соискателей «своего» мужчину и решает: «Это – ОН»!

– И сметает все преграды на пути к светлому счастью рядом с избранным, – продолжила Нина. – Мужчина же поначалу думает только о доступном сексе. Спустя какой-то срок сдается под ее всесокрушающим натиском, успокаивая себя мыслями: «Вроде как удобно, женщина всегда под… рукой, кормит вкусно, опять же вроде не дура и не страшная. Почему бы и нет?» Со временем женщина всё больше начинает втискивать избранника в доспехи своего, нарисованного в ее сознании, рыцаря на белом коне. И очень негодует, когда любимый не желает соответствовать выбранному образу.

Сергей, хитро улыбнувшись, представил ход событий глазами сильной половины человечества:

– Мужчина же недоумевает: чего ей надо? Чего ей всё время хочется, почему она его пилит, не дает спокойно заниматься своими делами или не делать ничего? Конфликт за конфликтом, напряжение нарастает. И чувства (может быть, даже не любовь, а просто привязанность), скреплявшие их союз поначалу, меркнут под натиском взаимных претензий… Ну, это всем и так известно.

– А ты дослушай сперва, а потом резонируй, вибрируй в ответ! – отмахнулась Нина.

И на той же пафосной ноте продолжила:

– Но душу-то не обманешь! Душа всегда стремится к любви. Однако тут уже – узы брака или столько-то лет совместной жизни, налаженный быт, дети… Вот и начинаются подспудные искания чего-то, что разбудит в душе позабытую радость… Настоящая энергия требуется. И в поисках этой настоящей энергии люди зачастую проводят всю свою жизнь – мечутся от одного объекта вожделения к другому, запутываются во всё новых и новых отношениях, наращивают неразрешимые ситуации. И за всей этой суетой так и не могут разглядеть Свет Настоящей Любви…

– И опять же, как по замкнутому кругу, возвращаемся к ранее сказанному тобою: все поступки окружающих люди воспринимают сквозь призму своих чувств, все чувства пропускают через собственное эго, не задумываясь о потребностях других, – резюмировал Сергей. – Но когда на каждого снизойдет это великое светлое чувство – всё сразу изменится!

Нина фыркнула и хлопнула его по плечу ладошкой:

– Не сразу! Свет в душе ведь вырастить необходимо…

Они еще немного поговорили и наконец стали укладываться: с утра их ожидал последний переход. А сейчас оба лежали под звездным небом, тихо обсуждая прошедшие события. Голубой диск Земли освещал поверхность Лели нежным ласковым сиянием.

– Не мог две постели сотворить? Лентяй! – ворчала Нина, стаскивая на себя меховое покрывало.

– Конечно, не мог. Так, – Сергей немного подумал, подбирая слово, – роднее.

Он обнял ее как сестру, как мать. Теперь, освоившись с новой информацией, он как-то вдруг смирился, запретив себе думать о сердечных переживаниях. А может… может быть, еще не до конца осмыслил сказанное Ниной? Ну ладно, не отвлекаться по мелочам (ничего себе, мелочи!). На переднем плане – хлопоты о судьбе планеты. Сергей снова видел в юной деве свою Нину Петровну, заботливую и ворчливую наставницу. Но всё равно было так тепло и уютно рядом с ней. На ум пришли слова: «Жизнь моя, иль ты приснилась мне?»

– Спи уже, Есенин доморощенный, – прочитала его мысли Нина.

Она уткнулась носом в мужское плечо и чуть слышно засопела.

Сергею не спалось. Он наблюдал за медленно вращающимся звездным небосводом, и мысли его вернулись к Антонине. Он сопоставил всё, о чем узнал после приключений в каменной пещере и ледяном гроте. Прокрутил в голове слова Хранительницы. И… понял! Понял, как вернуть Арину…

Нина спала, а он думал:

«Значит, так. Сиянна – первая, Сания – вторая субстанция. Но, чтобы Сания стала Сиянной, она должна пройти путь очищения. Очень, очень похоже на судьбу половинок моей жизни. Жизней моих! – Он уже привык к странному порой сочетанию слов. – А раз они так похожи – значит, снегом надо омыть не только Нину, но и Антонину: они же две части одного целого. Вот почему ярко-зеленый взгляд Воительницы после поцелуя и освобождения от Обиды и Раздражения спустя какое-то время снова заволокла мгла. Дева была прощена человеком, но не очищена от въевшейся в сознание тьмы. И, кроме того, она еще и сама себя простить должна по-настоящему. Простить за всё, что в неведении натворила… Вспомнить содеянное и простить себя. За всё…»

Мысли неслись галопом… Да, Раздражение и Обида уже не вернутся в тело. Но хотя Гордыня и стала Гордостью, она пока не может себя проявить. Гордиться нечем: для этого нужно что-то помнить. А память утеряна…

Он запутался, шумно выдохнул и начал заново:

«Так, давай по порядку… Перво-наперво – очищение. Сначала – снег с Синих гор. Потом что? Надо открыть каменную дверь к сердцу, уколоть сердце адреналином со свойством неуничтожимости. Тогда оно очистится от заклятия зла. А память? Память отыщем. У ветра спросим…»

Сказав себе эти слова, он почему-то вспомнил сказку о спящей царевне, в которой один только ветер и подсказал королевичу, где его суженая.

ГЛАВА 28

Оставив далеко позади заштатный городишко, преодолев высокий горный перевал, Нерц спланировал на пустынный морской берег. Он повертел в руках скатанного в шар Жирного: и что с ним делать? Развеять, обратить в камень или… «Разбесить!» – пронеслось в голове.

– Это как? – не понял он.

«Вывести из состояния вечной алчности и неуемного бешенства».

– И как мне это сделать?

«Да просто, – пришел ответ. – Светом напитать».

– Где я в ночи солнце раздобуду? – хмыкнул князь. – И луна зашла. Даже отраженного света не найти теперь.

«Я честно говорю, – не унимался внутренний голос. – Только Светом! А ты его достань. Изнутри достань…»

Смерч с недоверием покачал головой. Взглянул на крепко связанную волосатую образину: еще вопить начнет, чего доброго! Дернул тугой узел, размотал когтистые лапы, встряхнул Жирного, словно старый пыльный коврик, и поставил на песок.

Бес с минуту приходил в себя, Нерц размышлял, как же теперь действовать. Оба были в замешательстве. Вдруг бес опомнился, стремительно отскочил в сторону и пропитым басом заорал-завопил на всю округу:

– А-а-а! Он живой! Хозяин живой! Братва, сюда! Подмена! Предательство! Разорвать! Сожрать! Уничтожить!

Его грозный рык разнесся по окрестностям, проникая в самые отдаленные, самые темные уголки Ветреных Земель и людского пространства, находящегося во власти князя.

Спустя миг прибрежные волны вынесли на сушу десятки маленьких, крадущих частицы света и жизни, сфер с бесами – поглотителями энергии. Со скал за спиной у Нерца посыпался черный горох операторов бледных душ, с безоблачного звездного неба антрацитовыми жуками полетели алчные пожиратели времени, вынырнули из небытия хищные прядильщики, блеклой опавшей листвой зашелестели-закружились вокруг двухмерные бесы – преобразователи слез.

Все они были прекрасно знакомы со Смерчем, преклонялись перед его мощью. Они ему служили, боясь поднять на Темнейшего даже взгляд. Зная его беспринципность и непререкаемый авторитет, одним лишь его именем стращали особо развязных соплеменников. И новость о том, что князь – живой (!), враз оторвала всех слуг от грязной работы. Бесы, прибыв на место, приняли каждый свой образ, выросли, обрели форму. И, окружив героев события плотной стеной, замерли, буравя взглядом то господина, то в корень обнаглевшего сородича, посмевшего созвать их на зверскую расправу. И над кем?! Над темным полубогом!!!

Юный князь, гордо подняв голову, наблюдал за всё разрастающейся и волнующейся черной ордой ледяным взором. Он презрительно глянул на Жирного и процедил:

– Я четвертую тебя!

Бес сжался, но не отступил.

В глазах переминающейся черни читался вопрос: «Ведь Жирный знал, что ждет его за клевету! Неужто не врал?»

– Доказательства! – прохрипел наконец старый лысый бес.

– А вот они! – Жирный подскочил и с размаху саданул когтями по затянутой в перчатку руке Нерца.

Из глубоких рваных ран незамедлительно хлынула кровь. Горячая! Красная! Живая! Нежить, вдохнув запах жизни, ополоумела. Бесий сброд враз забыл о почтении и страхе к господину, вздыбился – и разношерстной толпой, изрыгая проклятия и щелкая в предвкушении огромными зубами, ринулся на своего хозяина.

Нерцу ничего не оставалось, как вступить бой. Он взвился в звездное небо, рванул на себя водяной вал, обрушил многотонную мощь моря на разъяренную нечисть. Закружил воздух в стремительном водовороте, направил на озверевшую толпу. Словно гигантский пылесос, слизал с берега разбушевавшихся чертей. Князь метался в пространстве, рвал на части, превращал в прах сотни и тысячи черных бестий, но они всё прибывали и прибывали, забросив свои бутылочно-попойные и развязно-разгульные дела. Они оставили добычу бриллиантов, забыли про выматывание человеческих душ и поглощение потерянного людьми времени. Их влекла жажда живой крови, жажда расправы над тем, кому они еще вчера так истово поклонялись, кого ужасно боялись, пред кем готовы были без конца пресмыкаться и бить поклоны.

Нерц мог спокойно улететь, уйти от расправы. Но что-то держало его. Что? Ясные глаза маленькой Любы не давали ему оставить этих тварей. Жаль, что он не научился еще, не сумел всех их «разбесить». Но он поступит по-другому. Сейчас можно избавить хотя бы часть людей от невыносимого душевного груза. Многие из них проснутся завтра и с недоумением осознают, как долго жили в кошмарном угаре. Они еще не скоро восстановят свою душу и свою жизнь. Но справятся! Он твердо решил помочь каждому из тех, кого так легкомысленно, походя, обрек на жалкое существование в качестве источника невероятного богатства для собственных алчных целей.

И он дрался за них. Дрался ожесточенно, будучи твердо уверенным в правильности принятого решения. Но вдруг сзади на него навалилась чудовищная черная бестия, вгрызлась в затылок бульдожьей хваткой и принялась пить-вытягивать силу, жадно глотая горячую кровь. Нерц извернулся, разметал нежить в клочья, стремительно уклонился от нападения десятка щетинистых туполобых качков, прорвался сквозь ряды огромных жуков и с грохотом и воем завернул сотню-другую бесов в кружащий воздушный водоворот. Но нежить, ополоумевшая от желания испить хоть каплю жизни, не сдавалась. Откуда ее столько? Неужели это всё – его черные слуги?

Смерч со скоростью кометы взвился ввысь и с размаху грянулся оземь. Тысячи бесов развеяло в пыль ударной волной. Но на смену им спешили новые и новые полчища тварей. Грозный воин твердо стоял на земле и ужасающей ураганной мощью сметал накатывающиеся одну за другой волны нападавших.

Вдруг, почувствовав, что теряет под ногами опору, князь упал на колени. Окружающая его ревущая воронка не давала нежити приблизиться. Но силы таяли, уходили. Что происходит? Почему вдруг ноги не слушаются? Краем глаза Смерч заметил позади себя сотни три выстроившихся полукругом поглотителей. Они прицельно тянули и тянули из него энергию, уничтожали любое проявление воли, неистово поглощали свет, жизнь, силу… Мысли юноши понеслись галопом. Что же делать? Сколько еще хватит упорства для поддержания воздушного водоворота? Дотянет ли он до рассвета?

И Нерц вдруг понял, явственно ощутил, что ему до боли хочется… дышать. Но что-то в груди мешало сделать этот первый судорожный вдох. Силы оставляли его. Он, столетиями не нуждавшийся в дыхательном процессе, просто не мог сейчас обойтись без кислорода. Одна попытка, другая… В голове помутилось, взгляд затуманился… ревущая защитная стена опала. Бесы, не веря в свою удачу, оглядели освободившееся пространство и с дикими воплями ринулись в атаку.

В следующий миг вспышка яркого света выжгла всю нежить в радиусе километра. Рядом с ничего уже не соображающим князем возник прекрасный крылатый юноша в белых одеждах с сияющим мечом в руке. В золотом навершии²³ ярко сиял огромный искусно ограненный алмаз.

– Привет, братишка! Долго же я тебя искал!

– Архистратиг?²⁴– прерывающимся голосом прошептал Нерц. Он с удивлением смотрел на ослепительное видение.

– Ну, ты хватил! – рассмеялся крылатый страж. – Я вообще не ангел. А ты меня совсем не помнишь, как я посмотрю! Вставать собираешься?

– Я… я не могу! Я… хочу… – прошептал Смерч, тщетно пытаясь втянуть в себя хоть каплю воздуха. – Я не знаю, как… дышать…

– Да всё ты знаешь! Поглотители, сами того не ведая, остатки черной силы из тебя вытянули. Вот жизнь и пробудилась окончательно, организм о кислороде вспомнил. А вдохнуть тебе меч мешает, поперек души встал… – Светозарный воин с размаху погрузил в грудь Нерца мощную руку чуть ли не по локоть – и вынул меч, абсолютно идентичный тому, что держал в другой руке. Только в навершии искрился не алмаз, а большой рубин. – Всё! Теперь глубоко вдохни и обрети наконец Силу!

Смерч лихорадочно втянул пропитанную дымом и гарью тяжелую взвесь. Каким же сладостным оказался этот первый вдох! Легкие расправились, по капиллярам побежало, понеслось к сердцу животворящее дыхание жизни. Еще вдох и еще один! Сердце дрогнуло, судорожно сжалось на миг и, словно вспыхнув ярким светом, забилось. Воздух разливался по нутру легко и свободно. Сердечная мышца работала спокойно и уверенно, как будто всю многовековую жизнь качала кровь. Нерц окинул себя долгим взглядом. Он был! Он дышал! Он снова жил и стремился в бой! Расправив плечи, осмотрел собравшихся для удара новых клыкастых врагов. Взял у нежданного и такого родного брата свой (свой!) меч и ринулся в битву. Рядом с ним рука об руку сражался Сияющий Воин Света.

* * *

Рассвет на море по-особому прекрасен. Сумерки неслышно расступаются в ожидании зари. Темные воды медленно наливаются цветом, словно пропуская сквозь себя лучи еще скрытого за горизонтом солнца, и, приобретая невероятную, сказочную полупрозрачность, завораживают взгляд посекундной сменой оттенков. И вот, властно прорвав завесу предвосхищения, из моря величественно поднимается солнце, озаряя округу добрым светом и благодатным теплом, побуждая жить, верить в лучшее и с улыбкой встречать каждый новый день.

Чистый утренний воздух словно призывает восторженно взвиться к облакам и с высоты птичьего полета с ликованием в сердце озирать широкий океанский простор. Радоваться плеску волн и свежести морского ветерка. Отправлять свет души своей бесконечно-глубокому синему небу, под которым дышится так легко, так свободно!

На всё это великолепие смотрели покрытые черной кровью бесов усталые, запыленные юноши. Один – высокий широкоплечий блондин в сияющем защитном панцире. И второй – жгучий субтильный брюнет в разорванном когтями и зубами монстров черном плаще. Два таких непохожих друг на друга и таких родных существа. Запекшаяся бурая кровь на быстро затянувшихся во время ночной битвы ранах ни на миг не давала Нерцу забыть о своей светлой сути.

Не отводя взгляда от разгорающегося рассвета, парни сидели на отполированном прибоем бревне и тихо переговаривались.

– Тебя как зовут? Кто ты? – спросил светозарного воина Смерч.

– Бродяга-Ветер. Я твой младший брат. Мы с тобой столько эпох вместе провели! А потом… я тебя долго искал. Очень долго.

– Ты знаешь, что со мной случилось? Почему я вдруг князем стал, да еще Темнейшим? Почему считал себя носителем самой громкой фамилии Черного Запределья?

– Да ты и сам уже знаешь. Омрачение сознания – страшная процедура обращения.

– Кто постарался? Дядя?

– Нет, это Старый Смерч тебя обратил. Можно сказать, из лучших побуждений. Чтобы дражайшая жена перестала денно и нощно (особенно нощно) его пилить и нашла себе новое занятие: воспитание благородного отпрыска – наследника и преемника. Но все ингредиенты для черной процедуры Жеглард ему поставлял. Даже не узнав, кто станет подопытным, способен ли он выдержать страшные муки преображения светлой души в… черную слякоть. Не спросив соседа, для какой цели тому нужны ядовитые снадобья!

– Понятно, для какой… – скрипнул зубами Нерц. Ему было неприятно чувствовать себя жертвой, и он сменил тему: – Кстати, а мое настоящее имя как звучит?

– Звучит замечательно, – хлопнул его по плечу Бродяга. – Вольный Ветер!

– А меч? – встрепенулся Нерц. – Как это я его столько времени в себе носил и не догадывался?

– Так он же – часть тебя! И всегда находится в подпространстве твоей души. Ты его хоть на стену повесь, хоть в море забрось – в любое время сможешь «из подпространственного себя» Оружие Света достать. А догадаться о его существовании ты, будучи темным, не мог. Не знал ты о нем в своем невежестве. Как и обо всем, что до обращения было.

– Ты мне расскажешь о прежних временах?

– Конечно, расскажу! Всё, что знаю, расскажу… Летим!

Душа Смерча рвалась с братом ввысь, но…

– Я не могу. Пока не могу. Остались еще дела.

– Сердечные? – догадался Бродяга.

– Есть ли у меня сердце? – вопросом на вопрос ответил Нерц. – Что бьется в моей груди?

– Еще какое сердце! Сильное, смелое, полное отваги!

– Все эти слова не могут быть сказаны обо мне, – Нерц недоверчиво покачал головой. – Недостоин я их. Столько гадостей, столько мутных и откровенно грязных дел за черную жизнь совершил. Как смыть этот позор?

– Ну, начало положено! Ты, наверное, всю свою бриллиантодобывающую артель за одну ночь уничтожил.

– Кто мешает набрать новых рабочих? Колесо системы одним таким побоищем не остановить…

– По крайней мере, ты можешь больше бизнесом не заниматься. Не быть винтиком в этом страшном механизме. Но я боюсь за твою безопасность. Всё же прислушайся к моим словам. Летим на Светлую сторону. Со мной ты без артефактов все барьеры преодолеешь.

– А здесь пусть всё так и остается?

– А как ты это исправишь? Чем помешаешь? А если кто-то из бесов избежал расправы? Если уже донос на тебя строчит?

– Я должен, брат! – упрямо повторил Смерч.

– Не верю своим ушам! Я только что тебя нашел! Опять потерять не могу… Летим же! Мне еще кое-что надо тебе рассказать, главное! Мы не просто так повстречались. Оказывается, у нас с тобой в этом мире важная миссия… Мы же с тобой – двое из четверых!

– Это как? А кто – еще двое, раз нас четверо? – удивился Нерц.

– Не знаю пока, – развел руками Бродяга. – Думал, что это мы вместе выясним.

– Нет, – Нерц пристально посмотрел брату в глаза. – Пойми меня, Бродяга. Сейчас я должен исправить то, что в моих силах. Я обязан помочь тем, кого могу вырвать из лап тьмы. И я приложу все усилия, чтобы меня не раскрыли. Не ради себя. Ради… других. Поверь мне…

– Будь осторожнее, – младший брат понял, что дальнейшие уговоры бесполезны. – Что бы ты ни решил, я абсолютно убежден в чистоте твоих помыслов. Сейчас мне необходимо к своему проводнику вернуться, чтобы разгадать тайну: где же еще двое из нас – таких легендарных «четверых»? Да о Сияющем Сознании побольше надо узнать. А ты пока свои дела здесь заканчивай. Я обязательно вернусь. Куда бы ты ни отправился, что бы с тобой ни случилось, я всегда буду рядом, в двух шагах от тебя. – Бродяга крепко пожал протянутую братом руку и взмыл в пронзительную небесную синеву.

Смерч проводил его долгим взглядом. Брат. Жизнь. Свет… Дыхание, биение сердца, забота о судьбах людей… Такие далекие и такие родные слова и понятия. Привычный и освоенный за века темного властвования мир за одну ночь рассыпался в прах. Как теперь существовать? Что делать дальше? Вернее, с чего начать… жить?

Сверкающий меч выпал из его руки и скользнул в выемку меж камней. Нерц немного подумал и, подняв небольшой вихрь, засыпал узкую щель мелким щебнем. Чтобы никто не нашел. Он, конечно, уже знал, что может достать оружие возмездия из своей груди в любой момент, но всё же хорошенько запомнил место.

А потом взвился под облака.

ГЛАВА 29

Белка отхлебнула из скляночки природного энергетика (как-никак третьи сутки без сна) и обратилась к щуке:

«Ну что, подумала?»

«Подумала… Согласна я. Что ты мне предлагаешь делать?»

«А что делать? Будем тебя раздваивать. Как у нас там по-латыни? Ад модум²⁵, в общем.

«Что?» – не поняла щука.

«Ну, копию твою создадим».

«Не больно это?» – засомневалась оробевшая хищница.

«Ни капельки. Давай чешуйку сюда. Пусть потом думают, что пала ты смертью храбрых. Еще медаль там какую-нибудь тебе посмертно выдадут, да в фанфары грянут, да родне с почетным караулом письмо пришлют. Гордитесь, мол! Великий подвиг совершила наша геройски почившая крайняя слева лучшая охотница Зубастого Легиона!»

«Не ерничай. Бери чешуйку и делай свое дело молча».

«Молча не получится. Это же заговор! Ты давай плыви куда-нибудь в заросли осоки. Мне твердая поверхность нужна. Кочка или бревно полузатонувшее».

Белка выбралась на широкую сухую кочку, капнула себе на язык увеличивающего зелья – и в три мига стала такой, как раньше. Она аккуратно достала из пасти щуки крошечный обережный кокон, разместила на солнцепеке – для зарядки и поддержки силы в Антонине. Тихонько, чтобы не разбудить кроху-жемчужинку, перенесла раковину на песчаную отмель, опустила в прогретую солнцем воду.

Щука с облегчением захлопнула челюсти и с интересом стала наблюдать за Рыжулиной ворожбой. А белка огляделась, нашла упавший с клена широкий лист, положила на него блестящую чешую. Вынула из подпространства какие-то корешки, распушила их в мелкую пыль, присыпала золотистой цветочной пыльцой, выжала сок из жесткого стебля осоки.

«А теперь тебе надо плюнуть».

«Чего?»

«Ну, ДНК твоя нужна».

«Я думала, чешуи достаточно».

«Недостаточно. Ты что, плеваться не умеешь?»

«Я же не ерш. Это у них ловко получается. А хищнице не пристало…»

«Не спорь, давай! Время идет. Нам еще твоего клона полдня растить придется».

«Отойди чуть в сторону. Я попробую…» – Щука прицельно выстрелила в центр листа водяной струйкой.

«С первого раза попала! Талант! – похвалила белка, сворачивая большой лист в трубочку. – А теперь вот здесь у кочки в прогретую илистую жижу надо его воткнуть. Аккуратно. Тихонько».

Она уселась над торчащим из воды краешком листа и тихо-тихо запела на непонятном и в то же время очень знакомом, родном всем живым существам языке: не раскрывая рта, просто мурлыкала себе под нос волшебную, завораживающую мелодию рождения. Немного помолчала и четко произнесла три слова на… беличьем матерном.

«И это – великая обережная белка!» – скривилась щука.

«Спасибо за комплимент, – вздохнула маленькая ворожея. – Думаешь, клонов растить – такая приятная работа? Тем более ты судьбу своей копии наперед знаешь. Мне не больно-то хочется живое существо на смерть посылать. Поэтому и вырастила я только тело, дух в него не пустила. Один голый манекен – кости, мясо, чешуя, твой неповторимый оскал… Никто не усомнится в подлинности твоей кончины…»

«Дался тебе мой оскал… – парировала большая рыба. – У самой-то резцы чуть ли не со спины видно…»

Рыжуля, не обратив никакого внимания на ворчание щуки, присела среди молодой осоки, утерла лапкой мокрый нос и продолжила:

«Кстати, о твоей мнимой смерти… Мало ли вокруг шпионов… Надо тебя еще до появления клона «переодеть». Сделаю-ка я тебя окунем. Их в здешних водах полным-полно. Одним больше, одним меньше…»