Свет четырёх влюблённых звёзд, или Приключения доктора в Запределье. Часть первая
Tekst«Если я приказ не исполню, со мной будет то же самое, что и с вашим воробьем», – забеспокоилась щука.
«Но поймают тебя потом или нет – это еще вопрос. А я-то тебя через секунду в клочья разнесу. Уж поверь мне. Нам терять нечего. Ты – в хлам, мы – на солнце. Так что разожми зубищи, дай нам на Свет выбраться. И запомни: я все мысли твои насквозь вижу! И на все твои аргументы мне плевать! Три!»
«Стой! Всё! Отпускаю вас!» – щука всплыла на поверхность и разинула пасть.
Раковина тут же раскрылась навстречу восходящему солнцу. Ворвавшийся внутрь солнечный Свет напитал жемчужинку и вырвал Антонину из темного морока.
«Наберут артефактов, рыбам добрым проплыть негде. Там – стращают. Тут – стращают. Когда эти страсти уже закончатся? Если у меня острые зубы, так я что, чьи-то приказы без конца выполнять должна? Надоело! Почему я всю жизнь служить кому-то обязана?» – мысленно негодовала щука.
«Ты сама этот путь выбрала, – огрызнулась белка, накручивая на один из нижних клыков хищницы талисман подчинения. – Я тут в пасти у тебя воздушную сферу создала, так что можешь нырнуть, не то задохнешься чего доброго. Только у самой поверхности будь и рот пошире открой, а то малышке света не хватает. И чего замерла? Плыви обратно на отмель».
«Ага, выбрала… снова выбрала путь… И снова по чьей-то указке!» – ворчала про себя щука, до отказа распахнув челюсти и сильно загребая хвостом.
«Вообще-то таким, как ты, несвойственно на судьбу жаловаться».
«И что же, по-твоему, свойственно таким, как я?»
«Ну, видеть цель, идти к ней напролом, не замечать препятствий».
«Где-то я уже такое слышала… И не раз. Расхожее мнение: гора мышц и такой малюсенький мыслительный аппаратик… Что же тогда со своей Воительницей так носишься? У нее всё иначе, чем у меня?»
«Она замороченная».
«И что? Она на любой стороне мечом одинаково размахивает. Неважно, кто враг. Одно занятие – крушить!»
«Ну, ты! Это!.. Ты думай, что говоришь!»
«Это ты думай! Думай хорошенько. Вот за меня с младенчества всё решили. Раз щука – значит, на службе состоять должна. А кому служить? Стороне родной? Господину, которому присягнула на верность по зову сердца, из уважения к его заслугам? Да нет же! Тому, кто на данный момент владеет этой землей, водой, воздухом! И это – мой выбор? Мой? Какой же это выбор? Это насилие, обличенное в удобную для власти форму».
«Выбор есть всегда».
«И из чего мне теперь выбирать? Умереть сейчас быстро и с грохотом от артефактов твоих? Или потом в бочке с гнилой водой мучительно задохнуться, а то еще и на костре поджариться во время допросов?»
«Почему же? Есть и третий путь. К Свету… Давай с нами в Светлое Запределье».
«Куда мне, когда вся родня здесь, в темном омуте. Куда я своих престарелых родителей дену?»
«Так я на тебя талисман подчинения нацепила, лишила права выбора. Скажешь господарику своему, что так, мол, и так… была под действием амулета. Поэтому и не выполнила приказ».
«И что? Тут главные слова: "НЕ выполнила". А при таком раскладе конец один: истребление всего моего рода».
«Так ты пересели куда-нибудь свою родню, пока солнце светит».
«Было бы это возможно, давно бы сиганули из этих мест. Всю реку, что ли, переселить?»
«А это мысль! Мы же спокойно можем обратить реку. Вода – она же сама Светом заполнится. Стоит только малую капельку памяти ей дать. И не будет над ней власти Жегларда… Правда, с приходом ночи война опять начнется. Сколько народу речного погибнет… Нет, это не выход. А давай вот что… давай тебя убьем!»
«Опять двадцать пять…» – закатила глаза огромная рыбина.
«Да не поняла ты! – воодушевленно растопырила лапки белка. – Давай подстроим твою смерть! Тогда тебя в предательстве никто не обвинит, и родню твою в покое оставят. За день можем спокойно управиться».
«А мне куда деваться?»
«А дорога у нас с тобой теперь одна – в Светлое озеро!»
Щука замолкла, обдумывая предложение Рыжули.
«Папа, а что такое "кочерыжка драная"?» – сонно подумала-спросила Нежданка, нежась в солнечных лучах.
Моллюск встрепенулся, белка прикусила губу.
«Ну, это такая рыба. Вредная, нехорошая», – пояснила она.
«Драная кочерыжка! – отчетливо помыслила кроха. – Папа, а ты покажешь мне эту рыбу? Ну, хоть издалека… Я таких никогда не встречала…»
«Думать надо, что при детях говоришь, – просипел на белку возмущенный отец. – Они же малые, неразумные дитяти. Всё на лету схватывают!»
«Ты, моя хорошая, не повторяй за мной. Это плохие слова, если честно, – белка присела рядом с жемчужинкой. – Я рассердилась тогда сильно. Испугалась за тебя, за папу твоего, за Воительницу нашу. Вот и несла в запале всякую чушь. Ты уж прости меня. Я постараюсь больше не говорить таких слов…»
«Хорошо, тетя Рыжуля, – улыбнулась ей малышка, – я сделаю, как ты просишь. Ты у нас сильная и смелая. Ты молодец. Ты нас всех от страшной участи спасла. – Она повернулась к Ефиму: – Папа, я спать хочу. Ты мне песенку-баюшку споешь?»
Жемчужинка угнездилась в выемке раковины. Моллюск обнял ее, обволок своим телом и что-то мысленно замурлыкал.
Белка вздохнула, подтянула к себе обережный кокон и внимательно оглядела Антонину. В лучах восходящего солнца лицо девушки казалось белым, безжизненным.
«Пусть спит Воительница наша. Пусть восстанавливается…» – Мысли белки вернулись к недавним событиям. Она вновь прокрутила в голове разговор с Антониной во время перелета в клюве воробья:
«Рыжуля, а как ты ко мне в башню дорогу нашла? Там ведь пространство смещено раз двести».
«Да я с самого похищения хозяйки и человека по замку Предводителя путешествую. Смотри, какой у меня амулет невидимости», – белка проявила на свет драгоценное ожерелье.
«Красивый, – оценила Антонина. – Но он же только невидимой тебя делает. Дорогу через расслоенное на части пространство не подсказывает».
«Ну, когда я по графским покоям тебя искала, этот сопливый развратник к Жегларду ввалился, со своими похотливыми просьбами пристал. Я поняла, что так или иначе он меня к тебе доставит, если спрячусь у него на шляпе в этом плюмаже22.
Граф своему племяннику ключ дал, который помог мальчишке сквозь смещенные пространственные слои легко пролететь. И этот же ключ дверь тюрьмы твоей отворил. А без него никто бы не прорвался к тебе. Никогда. Но мне вот что еще интересно: когда Смерч решетку на окне разворотил – кто же тогда помог ему пространственное смещение преодолеть и для нас дорогу на волю открыть?»
«Вот это как раз и просто: один поворот ключа – и все смещенные пространства встают на место, что снаружи, что внутри помещения. Жеглард этим ключом открывает не только пространства, но и дорогу к душе человеческой. Да к любой душе, если таковая имеется… А как ты догадалась мне перья подсунуть?»
«Да ничего я не догадалась. Я вообще, если честно, не знала, что это серебряное богатство – твое. Только чувствовала, что от них хорошим таким, сильным волшебством тянет. Ты когда этого хлыща лупить начала, я от греха подальше под матрас и спряталась, чтобы не перепало случаем…»
«Ты на мой вопрос отвечать собираешься?»
«Ах да! Перья еще внизу, в покоях Предводителя, я в шляпу Смерча воткнула. В подпространство их сунуть – всплеск энергии кто-нибудь мог засечь. А в лапах таскать несподручно. Слишком уж крепкие и большие они, двигаться с ними неудобно. Так я их к страусовым и присобачила, – тараторила белка. – Даже и не поняла сначала, зачем вообще взяла их из тайника. Просто подумалось: если они так надежно спрятаны – значит, особую ценность и важность имеют. А то, что сама тебе твою серебряную Проницательность принесу, – даже и не думала. Получается, я ее случайно нашла».
«Случайность – это неявная закономерность», – вдруг побледнев, каким-то отстраненным голосом произнесла Антонина.
«Вот бы так еще и память тебе вернуть», – мечтательно протянула белка.
Воительница не ответила. Она крепко зажмурилась и судорожно схватилась за голову, словно пытаясь унять сильную боль.
Белка осторожно заметила:
«Я, кстати видела, как ты свою половинку чуть не завалила. Ну, там, в пещере…»
Глаза Антонины вдруг широко распахнулись и налились мраком. Она усилием воли на миг погасила черное пламя, но тьма вновь запылала во взоре.
Белка обеспокоенно схватилась за усы:
«А сейчас тебе твоя Проницательность что говорит?»
«Она говорит, что если в течение минуты ты меня куда-нибудь не спрячешь, в кандалы снова не закуешь, в камеру не посадишь, то я просто взорвусь! Меня тьма изнутри съедает! Не дай ей вырваться наружу!»
Они успели. В последний миг оказались в раковине моллюска – мощном энергетическом контуре, капельке родного пространства в царстве мрака. Да в обережный кокон Воительницу вовремя положили… Успели! Белка в который раз подивилась силе Антонины. Сколько бед на нее свалилось, а держится! Вот и эта ночь ее до крайнего изнеможения довела, а жива еще! В чем секрет ее стойкости? Не сдалась, не вернулась к тьме. Молодец девчонка!
Но разум подсказывал Рыжуле: если до заката на Светлую сторону не перебраться, второй такой ночи дева не переживет. «Либо погибнет, либо снова в объятья тьмы провалится. И та ее так просто не отпустит… А значит… значит, мы снова успеем!»
ГЛАВА 26
Юный князь, не зная усталости, мчался сквозь звездный простор. Его душили то отчаяние, то злоба, то странное, совсем новое, неожиданно сильное и мучительное чувство стыда и бесконечное смятение… чувств. ЧУВСТВ?! Каких чувств, откуда они у него?!
Смерч изо всех сил стремился заставить себя забыть об Антонине, не вспоминать жгучую обиду, вычеркнуть из памяти всё, что произошло в каменной башне. Но вновь и вновь возвращался мыслями к едким усмешкам закованной в цепи такой неприступной и такой прекрасной Воительницы, к нелестным высказываниям и замечаниям в отношении его мужественности. Он вспоминал свое бессильное трепыхание в ее крепких руках и заходился в бешеном громоподобном крике, сгорая от стыда. Яркие молнии сверкали вокруг его разметавшихся сильных крыльев, и безоблачное небо вмиг покрывалось армадами черных бурлящих облаков.
Закручивая пространство в бешеном водовороте, Нерц вдруг задумывался о своем происхождении, о страшных тайнах, окутывающих его существование. Кто он, что он? Почему он не помнит столетий, тысячелетий, эпох? Сколько он вращается в этих мирах? По какой причине он никогда не задавался вопросами: почему может летать днем, откуда у него странные, порой необъяснимые познания в науках светлого пространства? Спустя мгновение вновь начинал стыдиться себя, своей матери, громкой фамилии и высокого титула. В конце концов, осознав, что сам уже стыдится своего стыда, со стоном рухнул наземь. Огляделся.
Он находился в мире людей, в непонятном для него небольшом человеческом городе, в каком-то захолустном районе, среди старых двух-трехэтажных облупленных домов. Брел по земле, по грязной ночной улочке, освещенной редкими фонарями, вновь и вновь погружаясь в воспоминания. Пытался вырваться из этого омута, но в груди всё переворачивалось, разум поминутно вспыхивал повторяющимися картинами пережитого.
Она смотрела на него свысока. Она легко могла размазать его по стене… Лучше бы убила… В нем всё бушевало и рвалось наружу в неосознанном стремлении высказаться, доказать ей, что он… ЧТО – ОН??? Он – это что? Что он может ей предложить? Каким она видит его, если приволокся он к ней с одной только целью! С грязной, паскудной, постыдной целью… Это было! Было. Тогда… А сейчас что?.. Он вдруг ощутил, что страстно желает видеть себя способным одолеть преграду, разделяющую их глубокой пропастью, доказать ей… Что доказать? Он чувствовал, что именно! Но опять стыдился признаться в этом самому себе.
* * *
Неожиданно из окна ближайшего дома донесся громкий детский плач: «Мамочка, мама-а-а! Не надо, я больше не буду! Никогда не буду!» Хлесткий удар ремня рассек воздух. Истошный детский крик резанул слух.
Нерц поднялся над землей, расслоил пространство на уровне второго этажа. Взгляду его предстала страшная картина. Маленькая светловолосая девочка, в ужасе ухватившись за ногу пьяной матери, истошно вопит, пытаясь избежать наказания. Звонкие удары широкого кожаного ремня сыплются без разбора на детские плечи, спину – куда попало.
Вспомнившая вдруг о пользе воспитания родительница с опухшим от многодневной попойки лицом, почти ничего не соображая, орала в порыве страсти:
– Я тебе покажу, как воровать!
Девочка сквозь рыдания оправдывалась:
– Я кушать хотела, а тебя дома три дня не было! Я у тети Вали только одну помидорку сорвала! Ай, мама, прости! Прости меня, не бей! Я больше никогда так не буду. Умру, но не буду! Мама!..
Дом спал. Соседи уже давно привыкли к пьяным расправам над родственниками. И никто не пришел малышке на помощь, не утихомирил разбушевавшуюся мамашу.
А князь Темнейший своими глазами наблюдал, каким способом пополняется его несметная казна, удовлетворяется его неуемная жажда наживы. Светлое естество женщины, смятое, растоптанное, прижалось где-то в районе диафрагмы измочаленным грязно-серым лоскутом. А в бледной, лишенной жизненной силы и забывшей свою суть женской душе полноправным хозяином разместился Жирный – огромный волосатый бес-оператор. Он неустанно сыпал ударами, выжимая из ребенка волны страха и боли, вовсю старался ради таких горячих, таких ценных детских слез.
Второй, двухмерный бес-преобразователь, словно вырезанный по контуру из серого листа бумаги, суетливо ползал вокруг девочки, спешно собирая на себя горючие капли, тут же превращавшиеся в яркие алмазы. Одна из слезинок, скатившись по щеке, зависла на подбородке несчастной малышки. И сплюснутая нежить в нетерпении отвесила ей звонкий подзатыльник. Слезинка шлепнулась на подставленную плоскую ладонь и засияла, переливаясь.
Смерч сам не понял, как оказался в неухоженной комнатушке с убогой обстановкой. Он подставил руку под очередной удар ремня. На бледной коже вспух рубец. Нерц с недоумением ощутил боль и остановил время. Он обошел вокруг раскрасневшегося от усердной работы беса, нагло утвердившегося в теле женщины. Движением пальца создал воздушный водоворот и смял в комок изумленно воззрившуюся на него двухмерную нечисть. Разорвал на клочки, словно старую газету. Бриллианты искрами разлетелись в пространстве, но Смерч даже не посмотрел на них. В гневе повернулся ко второму бесу-оператору. Время вновь потекло. И физическое тело растрепанной женщины, небрежно оттолкнув ребенка, медленно стало надвигаться на Нерца, помахивая ремнем и по пути сгребая со стола большой кухонный нож.
– Хто такой?! – страшная образина угрожающе оскалилась. – Как смеш княжий приказ нарушать?
– Дядя! Откуда ты здесь? Убегай, дяденька! Мама сейчас совсем ничего не соображает! – девочка, забыв о себе, пыталась спасти вдруг возникшего в комнате незнакомца.
– Ты меня видишь? – Смерч с удивлением обернулся.
Девочка, глядя расширенными от ужаса глазами на мать за спиной гостя, громко завизжала. Князь резко отшатнулся и подставил под занесенное над ним острое лезвие левую руку. Правой ухватил женщину за горло и слегка сжал. Тут же, проникнув в подуровень, вырубил в теле беса энергоинформационный контур.
– Мама! – подбежала девочка. – Мама, что с тобой?
– Успокойся, малышка. Мама немного поспит… – Нерц перенес обмякшее тело на скомканную постель на старом диване.
– Поспит? – зареванная кроха недоверчиво перевела взгляд с матери на незнакомца. И вновь всполошилась: – Ой, дядя, у тебя кровь!
– Что? – Смерч в недоумении смотрел на раскроенное ножом запястье. Темно-красные капли, медленно стекая по черному рукаву дорогой блузы, падали на грязный ковер. Он в который раз убедился, что нежитью себя называть уже никогда не сможет.
– Я сейчас! – девочка подбежала к своей кроватке, вытащила из-под подушки запрятанное сокровище – пачку бумажных носовых платочков – и поспешила на помощь пострадавшему.
Она промокнула кровь одним платком, вытянула из пачки другой и с удивлением воззрилась на быстро затягивающуюся рану.
– Это… как?
– Это – так! – в тон ей ответил Нерц.
Он оглядел синие рубцы на ее нежной коже, провел ладонями по кровоподтекам, заживляя раны, успокаивая боль.
– Ты что, волшебный? – девочка с удивлением рассматривала свои руки, с которых вмиг исчезли синие отметины.
– Только никому не говори, – князь заговорщицки поднес палец к губам. – Это будет нашей тайной.
– А ты кто вообще? Доктор?
– Я твой друг.
– Ух ты! – радостно улыбнулась девчушка. – Меня Любой зовут. А тебя?
– Я пока не знаю своего настоящего имени.
– И так бывает?
– Как видишь…
– А когда я вырасту, меня будут звать Любовь Николаевна Ти…
Нерц быстрым движением перекрыл ей голос.
– Никогда не говори незнакомцам свое полное имя. Никогда! – сдавленно повторил он.
Смерч сжался в комок, внутри страшно ломило. Когда девочка произнесла слово «Любовь», в груди у него вдруг что-то лопнуло, вонзившись стальными спицами в ребра. Нерц ощутил где-то под горлом резкий толчок, еще один и еще…
Боль постепенно прошла, и он обернулся к испугавшейся за него девочке.
– Не плачь, – она смахнула платочком скатившуюся по его бледной щеке слезинку.
Князь в замешательстве отпрянул, быстро вытер влажное лицо.
– Ничего, – успокоила его Люба. – Плакать не стыдно даже взрослым дядям. Не стоит стесняться своих чувств, своего сердца. Люди смущаются грустить, показывать свои слабости. Лучше бы они стыдились своих плохих поступков, не делали зла. Тогда бы всем жилось намного лучше и спокойнее.
– Да ты философ, как я посмотрю! – растроганно улыбнулся Нерц. – А чего чумазая такая? Сходи-ка умойся.
Девчушка вышла из комнаты. Чернокрылый гость подошел к продавленному дивану, осторожно вынул неподвижную бесью сущность из задурманенного алкоголем и тьмой человеческого тела, скатал в тугой шар, завязав конечности, словно рукава старой рубахи, откинул в угол. Затем пристально всмотрелся в душу женщины, чуть напитал ее энергией, пробудил, вывел из коматозного состояния. Бледная душа всколыхнулась, расправилась и… замерла при виде темного господина: «Где моя дочь! Что с ней?»
– Молчи и слушай! – властно произнес Нерц. – Утром ты проснешься и первым делом накормишь ребенка. И всё здесь вычистишь до блеска. Ты устроишься на работу. Ты всегда, каждый миг своего существования, будешь заботиться о своей дочери. Ты будешь воспитывать ее, холить, лелеять и любить. Очень любить. Ты вырастишь ее прекрасным, сильным, достойным человеком. А для этого сама прежде всего станешь сильной и достойной уважения. Чтобы твой ребенок гордился тобой. Чтобы ты сама ощутила себя женщиной, матерью…
Он отпустил измученную душу в здоровый спокойный сон, подключил к ней отраженный от бледного диска луны солнечный свет. Хоть и малая доза, но сейчас и этого более чем достаточно. Иначе сущность женщины, долгое время остававшаяся почти безжизненной, просто не выдержит резкого скачка энергии. А утром за дело возьмется само Солнце…
И откуда он всё это знает? Как смог запитать человека чуждой ему (как он долгие столетия считал) энергией? Смерч отошел к окну, осматривая унылый пейзаж.
Девочка вернулась.
– Ну что, Люба-Любовь, будем прощаться? Тебе уже давно спать пора, – он протянул ей спелый персик. – А завтра твоя мама проснется, и наступит новый день, начнется новая… жизнь.
– А ты еще ко мне придешь?
– Не знаю. Зря обещать не буду. Но, если получится, я обязательно тебя навещу. – Уложив девочку в кровать, князь укрыл ее красивым покрывалом, нежно переливающимся в лунном свете. – Это тебе подарок от меня. На память.
– Подарок… – Девочка погладила ворсистую ткань. – Мне таких красивых подарков никто не дарил. Спасибо… – Она обняла его на прощание своими маленькими ручками, затем уткнулась носом в подушку и тихонько засопела.
Нерц проследил, чтобы события этой ночи (да и всех остальных переполненных алкогольным дурманом дней и ночей) не оставили в душе и сознании ребенка темных воспоминаний, погладил спутанные льняные волосы и поднялся.
Затем подобрал связанного волосатого беса, вынырнул в приоткрытое окно и вознесся над городком, осматривая окрестности.
ГЛАВА 27
На заснеженной площадке Нина обернулась к Сергею. Тот с изумлением воззрился на нее – уже двадцатипятилетнюю золотоволосую красавицу. (Возраст своей Хранительницы человек считывал без труда.)
Не обратив никакого внимания на восторженный взгляд мужчины, девушка сняла с него заклятие безмолвия. И, даже не подумав извиниться за причиненные неудобства, наставительно произнесла:
– Ну что ж, вспоминай теорию построения непрямых переходов в пределах одного пространства-времени. Сразу в избу проход не делай, попетляй немного. Если Дух отследит наш с тобой звездный путь, может еще и в гости заявиться. С него станется… Не хочу снова с ним повстречаться.
– А что, был печальный опыт? – напрягся Сергей.
Нина красноречиво скривилась, но промолчала. Жестом приказала ему не отвлекаться.
Сергей принялся за построение тоннеля: обратился с прошением к Солнцу и вобрал в себя как можно больше созидательной энергии. Отследил череду событий в рамках искривления пространства, наметил первую точку выхода, обозначил вторую и третью. Сопоставил коэффициенты использования мощности, лобового сопротивления и скрытой массы. Измерил возможную величину стандартного отклонения и вибрацию силовых полей. Свел уровень погрешности к нулю. Направил в центр окружности входа энергетический луч и запустил процесс. Стылый воздух перед ним всколыхнулся, закрутился спиралью, образовав зеркальный портал.
Оба шагнули в сияющий водоворот…
* * *
Последняя остановка была на луне Леле – самом маленьком и самом близком к Земле спутнике, совершающем полный оборот всего за семь дней. В момент выхода из портала вокруг прибывших, раздвинув пределы безвоздушного пространства и установив приемлемую силу тяжести, возник большой, размером с двухэтажный дом, защитный кокон. «Это лучше любого скафандра, – непроизвольно отметил про себя Сергей. – И коленку почесать, и нос вытереть можно без труда. Абсолютная свобода движения».
Тут же вокруг полусферы появились сияющие силуэты.
– Лунные волки! – радостно воскликнула Нина и, подняв в приветствии правую руку, пошла им навстречу.
Человек последовал за ней.
Волки без труда проникли сквозь защитную оболочку, изрядно удивив Сергея. Он ведь создавал щит от любой неприятности…
«Неприятностей волки не несут, вот и смогли пройти сквозь барьер», – мысленно, не отводя взгляда от шестерых лунных красавцев, ответила ему Нина.
Разговор с защитниками Лели шел на ментальном языке, но Сергея «взяли в компанию» – он слышал приветствия, теплые мысли-слова, пожелания и напутствия. «Встреча давних и добрых знакомых», – понял мужчина.
Его окружили, с интересом, но ненавязчиво рассматривали. Волки видели его силу и нарастающий потенциал. О чем-то расспрашивали, качали лобастыми головами, желали «обретения пути».
Удивительные звери не стали надолго утомлять своим присутствием гостей. Некоторые из них, откланявшись и передав привет Клавдии, уже растворились в пространстве. Но их вожак, с роскошной белоснежной гривой, широкой грудью и крепкими лапами, дольше других задержавшись рядом с Ниной, что-то мысленно говорил и говорил только ей, используя ментальный язык и горячо глядя в глаза. Нина обняла его и, приложив руку к сердцу, послала беззвучный ответ. Слов никто не произносил, никто и не слышал. Но по мимике и жестам отчетливо было видно: девушка что-то клятвенно пообещала гривастому исполину.
* * *
Распрощавшись с хозяевами малой луны, Нина подошла к Сергею, уже намыслившему-приготовившему ужин под раскидистой (точь-в-точь как в их уютном дворике) березой.
– Еще один переход, и дома будем, – улыбнулся он девушке.
Нина уселась за стол, поднесла к губам чашку с горячим чаем, но отпить не торопилась. В глазах ее застыли слезы. Она не удержалась и рассказала Сергею историю Клавдии:
– Это ее добровольное, осознанное решение – Сияющее Сознание защищать, пока Арина не вернется. В тот момент, когда я с тобой на руках могла о скалы разбиться, Клавдия и приняла служение, спасла нас и многие века от бед охраняла. Пожертвовав при этом родиной, свободой и своей любовью. Ведь она не должна была надолго оставаться в восьмом подуровне запредельного пространства. Кто же знал, что Предводитель запечатает все выходы…
– А как же ее путешествия по межзвездным просторам в виде сияющего облака? Разве не могла к своему избранному ни разу прилететь?
– Какие же это свидания, если она, развеяв себя на молекулы, меж звезд путешествует? Общаются иногда. Но души их крепко тоскуют в разлуке.
Сергей вздохнул, вспомнив, как сияющим облаком несла его Клавдия по звездной дороге и только мысленно могла с ним общаться. Чтобы хоть как-то отвлечь Нину от грустных размышлений, он спросил:
– А всё же почему ты с Хозяином Льдов так грубо разговаривала? Что он нам в своем сказочном гроте плохого сделал? Наоборот – помогал, подсказывал.
– Подсказывал… В нем столько мощи, что стоило ему только подумать, оградить меня от смерти одной лишь силой мысли – мое сердце ни за что бы не остановилось.
– Получается, он запросто мог тебя спасти? Отчего же тогда не сделал этого?
– А ему-то зачем?
– Ну как? Помочь…
– В такой ситуации по-настоящему помочь себе можешь только ты сам… – Нина отхлебнула из фарфоровой кружки полуостывший чай. Вздохнула и добавила: – Помогать-то помогал, но, если бы ты знал, чего он на самом деле желает, не отзывался бы об этом паскуднике так хорошо. Видел бы ты его после заката, тогда бы в голове у тебя всё по полочкам разложилось.
– А что с ним происходит после заката?
– Двуликий он.
– Как Двуликий Янус, что ли? Одно лицо смотрит в будущее, второе – в прошлое?
– Ага, одно лицо к Свету обращено, а другое – во тьме блуждает. Нам еще повезло, что с утра к нему заявились. В это время у него самое благостное расположение духа.
– Это у духа-то?
– У него, сердешного.
– То-то он и сказал при встрече: «Как раз вовремя». Но всё равно же помог! И спасибо ему за это огромное… А ты даже поблагодарить по-человечески мне его не позволила.
– И правильно поступила. Что ты там ему начал обещать? «Если я что-нибудь смогу для вас сделать…» Да ты вообще представляешь, в какую кабалу рисковал попасть? Он бы от тебя что угодно потребовать мог. И никуда бы ты не делся. Зря, что ли, клятву произносил? Это ты там у себя, в мире людей, безнаказанно расшаркиваться можешь. А здесь каждое произнесенное слово значение имеет.
– Вот нашим бы депутатам так за свои слова отвечать, – мечтательно произнес Сергей. Но в голову пришла новая мысль: – Постой… Если он двуликий – как же вы ему Санию-то доверяете?
– Так сам он с ней не соприкасается. Он лишь пространство открывает. Скажем так, сдает в аренду солнечный склон. И закрывает его только днем, когда солнце светит. Пока Сания себя вспоминает, к жизни возвращается, никто не в силах ее потревожить. Так что царство Ледяного Духа – самое безопасное место для ее восстановления.
– А ночью?
– А что – ночью? Печать-то днем накладывается. Силам ночи ее не открыть.
– Значит, ночью Сания не восстанавливается?
– Почему? Просыпается потихоньку. Звезды помогают. Они ведь – те же солнышки, только далекие. Но их, опять же, бесчисленно много. И они огромный объем информации Сании передают, заново жизни учат.
– Да… Я тоже на звезды глядеть люблю. Особенно хорошо горизонт просматривается с каменной площадки. Они словно что-то рассказать мне там хотят.
– А ты на тот каменный карниз не зря бегаешь. Видимо, подсознательно тянешься туда. Там находился проход в твой мир. Не прямой, конечно, через восьмой подуровень пространства… Но дорога та самой короткой была… Я восемьсот лет назад тебя сюда по лунной дорожке принесла. Вернее, твое Сияющее Сознание. Только Предводитель запечатал проход. Открыть его с тех пор никто не смог.
Она немного помолчала, прислушалась и с удивлением спросила:
– Откуда на Леле сверчки? Это ты их намыслил? Вон как на скрипочках своих стараются… У тебя что, романтическое настроение? – обернулась она к человеку.
Сергей смотрел на ее лицо: нежные черты, изящный профиль, золотистые завитки волос. Сердце его наполнилось невыразимой нежностью. И, слегка погладив ее по плечу, он произнес почему-то вдруг по-мальчишески срывающимся голосом:
– Ты знаешь, когда я решил, что потерял тебя, у меня в душе всё перевернулось, даже дышать не мог. Думал, у самого сердце остановится.
– Да так и случилось бы, – непроизвольно дернув плечом, произнесла девушка. – Ты в те минуты свое солнце на меня тратил. А закончилась бы сила Света, так рядом со мной бы и растянулся. У тебя в мыслях такой сверхкосмический раздрай царил, что вся энергия очень быстро иссякнуть могла. Кто же, передавая кому бы то ни было свою жизненную силу, тут же тратит ментальную энергию впустую? Одно другому помогать должно. А ты…
– То есть?
– Да твою ж… Зачем было думать: «Она уже никогда не вернется, никогда, никогда…»? – Нина в точности воспроизвела интонацию и внутренний надрыв.
– Я же за тебя испугался…
– Испугался? Эх ты! С твоими-то силами… Это по крайней мере недостойно! Ты за время пребывания в Запределье такой потенциал нарастил! И в один миг утратил. Растерялся при похищении, позабыл всё, о чем я тебе говорила. Допустил разрыв сущности, практически без сопротивления отдал Силу и Волю тьме.
– Какое там сопротивление, когда в бешеном водовороте вращался, как в центрифуге. С мыслями собраться некогда было, вдохнуть и то не получалось.
– Вот так тьма людей на испуг и берет, – печально отозвалась Нина. – Теперь, если Волю и Силу в ближайшее время не вернешь, придется заново обучение начинать. А на это у нас времени совершенно не осталось. Троелуние уже совсем скоро. – Она укоризненно покачала головой и отвернулась с досадой.
– А сейчас я волнуюсь, – не унимаясь, гнул свою линию Сергей. – Сильно волнуюсь, давно такого не было. И сердце учащенно бьется.
– Ну, это нормально, – вновь повернулась к человеку Нина, – я же твоя…
– Любимая, – закончил за нее фразу Сергей, притянув девушку к себе и нежно заключив в объятия.
Нина уткнулась ему в грудь и глупо захихикала:
– Ты что же это, милок, задумал? Грех-то какой. Это же всё равно что со своей правой ру… со своей сестрой шашни крутить!
Доктор обиженно отстранился:
– Что, разве Хранительница, несущая в себе Великую Силу, не для Любви рождена? Или я, рассуждая по-твоему, рылом не вышел? – И отвернулся, раздосадованно кусая губы.
– Да вышел, вышел, – девушка примирительно потянула его за рукав. – И люблю я тебя уже не одно столетие… Только вот сколько ни обучаю тебя, сколько ни возвращаю тебе накопленные знания сквозь череду рождений, а ты всё никак не поймешь, что не могу я для тебя любимой женщиной быть.