– Добряна, – Здравко бухнулся на колени. Прямо там, на крыльце. Глаза мои стали ещё круглее. – Меня головы лишат. Срочно нужно. Шестнадцать гривен через двадцать минут отдавать. Шесть я уже нашёл. То есть у меня были. Домой съездить не успеваю. Выручи, а? Должен буду.

Видать, его сильно припёрло. Даже отыскал, где я живу.

Мимо прошли незнакомые девчонки и расхохотались, глядя на нас.

– Встань! – прошипела я, – конечно, будешь. – Я собралась расспросить, что, собственно, произошло, но… И надо же было попасться на глаза Пересвету! Он вышел из дверей общежития. Увидел, как Здравко поднимается с колен. Окинул внимательным взглядом его долговязую фигуру.

– Добряна, пожалуйста!

Я знаю, что Здравко живёт приблизительно в часе езды от «У Владимира». Тоже в общежитии. Он учится на счетовода. И выплата его меньше, чем у меня. Гривны четыре. Академия вообще лучше всех оплачивает жизнь своих подопечных. Правда, по Великоградским меркам да и по меркам Лебяжьего – это сущие мелочи.

Кому же умудрился задолжать этот лопух, что так боится? Головы лишат. Тоже мне. Кто станет с твоей головой возиться из-за шестнадцати-то гривен?

Я посмотрела вслед Пересвету, который направился к ларцу, и проговорила:

– Здравко, у меня нет десяти гривен. Но я знаю, у кого занять. Когда вернёшь?

– Через два дня. В пятницу, – выпалил тот. – Чтоб в Новый год с долгами не входить. Плохая примета.

– А в долгах, в принципе, ничего хорошего нет, – я потащила его за собой, договорилась на вахте, что Здравко – мой гость всего на несколько минут, и мы поднялись на десятый.

В 1003 Ратмир пребывал в одиночестве и в прекрасном расположении духа. Ах да! У них сегодня со Златкой свидание.

– Дубинина нет, – заявил он, едва завидев меня.

– Я к тебе.

– Что-то повеяло опустошением карманов.

Я помялась возле порога. Здравко точно так же мялся на лестнице. Только он ещё и за свою голову переживал. А мне какое дело до его головы? Зачем я здесь?

– Десять гривен.

– Твою мать, Добряна!

Деньги Ратмир всё-таки дал. Под честное слово, что к вечеру пятницы они вернутся в его карман.

Глава XVI

В четверг утром мы встретились с Дубининым в коридоре Академии.

– У меня новость, – начал братец и сразу добавил: – Однозначно плохая.

– Давай, – напряглась я.

– Матушка собирается приехать на следующие выходные.

Ой! Действительно плохо. Мама Милорада обычно останавливается в Великограде дня на три-четыре и ночует у нас в 1407. Смущают её Ратмир с Пересветом. Во всяком случае, она так говорит. А вот Лучезара не смущает. Когда матушка приезжала осенью, то замечательно проводила время с Чародейкой в обсуждении сериалов.

– Ну, я сказал, что ты приболела, а Лучезара съехала, – продолжал отчитываться Дубинин. – А то мама по ведьме скучает. Уж не знаю почему…

– И? – тревожное ощущение во мне выросло именно потому, что Милорад продолжал отчитываться. Обычно он просто ставит в известность о скорейшем приходе чего-то и мы вместе решаем, как выпутаться. А тут стоит, рассусоливает.

– В общем, я сообщил, что ты под небольшим заклятием, тревожить тебя нельзя и всё такое.

– Дубинин, ты обещал! – не сдержала я всей полноты голоса.

– А что оставалось делать?

– Врать!

– Я не умею врать. И потом, ты всегда сама твердила, что врать нехорошо.

– Нехорошо станет нам, когда…

– Да подожди! Я сказал ей, мол, нет ничего страшного, ты просто спишь постоянно. Только не в хрустальном гробу, как она сразу подумала. Помнишь тот фильм? А вполне в обычном. Ну, в кровати у себя, и тревожить тебя нельзя никаким образом. Тут только одна зацепочка. Ты со своей мамой и так редко созваниваешься, а теперь вообще не звони. Я звонить буду. Насочиняю что-нибудь. А то моя узнает. И не нервничай. Моя твоей не расскажет.

– Про тебя я то же самое думала, – позаламывать что ли горестно руки? Ух, вот навалилось-то! Милорадовская мама непременно захочет на меня глянуть. Лежу я, видите ли, в гробу. В обычном. Меня по логике поцелуй излечить должен. Если б это только работало, я бы уже начала искать носителя того самого поцелуя.

– Ну прости, – я видела, что Дубинину и самому неприятно. Как на него злиться?

– Короче, сегодня она снова позвонила. Говорит, что прочитала в умной книжке про целебный источник. Вода из него лечит любую колдовскую дрянь. Правда, далеко, сто с лишним вёрст от Святогорода. Знаю я её умные книжки. Скорее всего, бред престарелого барана. Но она сильно-сильно хотела мне об этом сообщить.

Матушка Дубинина и впрямь чрезмерно увлекается литературой о псевдоцелительстве. При всём моём стремлении пробовать что вздумается, лишь бы отвязаться от козьих ног, я не могу сразу пускаться в путь по её наводке. Занятие это долгое, тяжёлое и, надо полагать, бесперспективное.

– Вот ты за водичкой и поедешь, – я ткнула пальцем в грудь Милорада. – Я же в гробу сплю себе.

– Хочешь – съезжу, – огрызнулся братец.

Из-за поворота выскочила Златка и налетела на нас.

– Ты-то мне и нужен, – она тоже ткнула пальцем в грудь Дубинина. – Сознавайся, идёшь завтра на вечеринку?

– Иду, – осторожно ответил тот.

– Не ходи, подари билетик.

Дубинин изобразил пренебрежение.

– Тебе зачем? – поинтересовалась я.

Выяснилось, что Делец стал обладателем четырёх билетов на Новогоднее веселье. Интересно, Златка знает что-нибудь о писарице? Не помню, чтоб мы разговаривали об этом.

– Два билета нам с Ратмиром, а остальные он отдал Усмарю и ему, – она указала на Милорада.

– Ага, – отозвался тот, – только дареное не передаривают.

– Тогда продай. Радмилка жаждет билетик. А я так давно её не видела.

– Две седмицы? – Дубинин начал переигрывать с пренебрежением. – Не подарю. Не продам. Я сам собираюсь на вечеринку пойти.

Он отвернулся и пошёл по коридору, тут же смешавшись с толпой. Златка скрестила на груди руки и пожаловалась:

– И Усмарь не соглашается. Где достать билетик?

Я развела руками и спросила:

– Не знаешь, кто вчера стал Красой ВГА?

Мне совершенно неважно. Любава просила написать.

– Клуша какая-то с первого курса, – ответила Златка, думая о своём. Потом махнула рукой и убежала.

Академия готовилась к Новому году в последний день. Не такой уж большой праздник. Дни солнцестояний и равноденствий всегда почитались сильнее. Они космические. Благодаря солнцу существует жизнь. А что существует благодаря календарю? Возможность вспомнить, какой сегодня день? Тоже, в общем, неплохо, но для полноценного праздника маловато. Однако человеку дай только повод погулять. К тому же все эти шарики, цветочки, мишура останутся висеть до Масленицы.

Занятия нашей группы затянулись, но, к счастью, закончились ещё засветло. Преподаватель дал понять всем, кто не шевелится, что если завтра контрольные не окажутся у него на столе, то мы войдём в Новый год с долгами. Вот ему со Здравко нашлось бы о чём поговорить. Плохая примета. Да пусть даже ужасная. Как заставить себя сесть за контрольную?

Мы вышли из кабинета, прошли к выходу, и я опешила, соображая, что происходит. Обычно в это время в корпусах почти никого нет. А тут битком. Мимо протиснулись девчонки, неся в руках плакаты со светопортретами Всеслава Видного.

Ах да. Кровопийца. Здесь? Ну не в общежитии же ему автографы раздавать. Поклонницы весь десятый этаж разнесут, если он домой к Забытым заявится.

Я с трудом пробралась к выходу. Вышла на улицу. С удовольствием вдохнула свежий воздух. Запрокинула голову и заметила на крыше общежития огромную птицу. Нет, с такого расстояния (нужно же ещё перейти дорогу, пройти мимо жилого дома и цветочной лавки) она не казалась огромной. Но будь это обычный воробей, я б его вовсе не увидела.

Лифт на сей раз работал. Я доехала сразу до двадцатого этажа, прошла через коридор к чёрной лестнице, поднялась по ступенькам и толкнула металлическую дверь.

Добрыня стоял босиком на снегу. Бр-р-р! Как ему не холодно? В джинсах (приоделся уже в Великограде… И ему не чуждо влечение к заокеанской моде). Держал в руках рубашку с косым воротом (ту самую, домотканую, в которой приехал), украшенную вышивкой. Видно, собирался надеть.

– А ты и днём летаешь? – поинтересовалась я. – Заметят ведь.

– Пусть видят, – Добрыня, замерший на минуту, продолжил одеваться. – Надоело таиться. Сегодня расскажем всем, кто мы.

– А чего раньше молчали?

– Глава советовал не спешить. Утверждал, что народ должен привыкнуть. Не всё сразу. А у меня потребность летать. Это Сивогривов может месяцами без трансформаций.

Я приблизилась к краю крыши. Вид отсюда открывался восхитительный. С нашего четырнадцатого этажа не то. Вернее, не совсем то.

– А почему сегодня?

– Потому что сборище писак. Пригожий кровосос. И куча девочек, визжащих от восторга. Глава решил, что приезд Видного – лучший повод. – Добрыня подошёл, сел на бордюр и принялся надевать ботинки. – Как всё опротивело! Когда я сюда ехал, то ожидал повышенного внимания. Но пора бы уже найти других мальчиков для битья. Сейчас ещё с актёришкой сниматься. Ты тоже пойдёшь за автографом? Академию раздувает от фанатов. Отсюда заметно. Несложно прикинуть, что к кинозвезде не пробиться.

Я, улыбаясь, смотрела на оборотня и думала: «Чего вчера вспылила?»

– Я его терпеть не могу.

– Приятно слышать. Я тоже.

– И потом, вы же там до темноты воздух сотрясать будете?

– Надеюсь, нет. Мне бы сказать пару слов и автограф для сестры взять.

Добрыня закончил завязывать шнурки, встал и выудил из кармана помятый плакатик.

– Ты знаешь, что в природе не водится птиц такого размера? – спросила я. – Разве что страусы. Но им здесь не климат.

– Есть основания думать, что я знаю, кто водится в природе. Я к ней несколько ближе, чем городские жители. И я не страус. Я – орёл. Вожусь в нашем климате уже больше двадцати лет.

Я рассмеялась.

– Ты извини. Я вчера…

Тьфу ты! Обещала же себе не извиняться.

– Поначалу все так реагируют.

– У вас в Прилучье так много заклятых?

Он кивнул.

– И в близлежащих посёлках. Многие заколдованные предпочитают бежать из людных мест. Скрываться в маленьких поселениях. Рядом с оборотнями, уголовниками и Чародеями, избегающими правосудия. Ты ведь тоже прячешься по ночам. А они скрываются всегда, потому что закат с рассветом для них ничего не меняют.

Добрыня посмотрел на часы. Ну вот, ещё один представитель общества пользователей наручных часов в эпоху сотовых телефонов. Объединиться бы ему с Радмилкой и Дубининым в компанию любителей стильных аксессуаров и архаизмов одновременно.

Я поняла, что нужно прощаться, но вместо этого продолжила беседу:

– Расскажешь о них подробнее?

– А ты Новый год одна встречаешь? Пустишь в гости?

Мои знакомые бледнеют при мысли увидеть меня после перевоплощения. Добрыня же разрумянился. Правда, ещё до этой мысли.

– Приходи, – кивнула я, внутренне съёжившись. Вечно со мной так. Зачем соглашаюсь, если боюсь. А если всё-таки хочу попробовать, чего съёживаться?

Дверь Добрыня закрыл своим ключом. Понятное дело, Малина разрешила ему посещать крышу для полётов.

Только я вышла на лестницу, как зазвонил сотовый. Надёжа:

– Добряна, ты в Академии? Я даже внутрь попасть не могу. Здесь толпа возле входа.

Всеслав Видный везде собирает толпы.

– Нет. Я в общежитии.

Да и скоро темнеть начнёт, при всём желании не смогла бы.

– Что же делать? Меня муж всего на полчаса отпустил. Ему на работу. Думала плакат на подпись Видному сунуть – и домой.

– Допустим, я возьму автограф, тогда ты мне контрольную напишешь? – я повернулась к Добрыне и спросила шёпотом: – Поможешь?

Тот усмехнулся и кивнул. Надёжа обрадовалась.

Уф! Одной заботой меньше. Похоже, совмещение с козой толкает меня к деградации. Никогда ещё никто не писал за меня контрольных.

Ну… насчёт «никогда» вру. В школе случалось. Но в Академии впервые.

Кружевная переписка

Лютень, 28. 11199 год.

Весна: Добрыня, я тебе сейчас кое-что скажу. Пообещай, что не откроешь Сивогривову.

Добрыня: Ты нашла себе другого?

Весна: Да ну тебя! Обещаешь?

Добрыня: Конечно.

Весна: Новые угрожают, что откроют всему Численному миру, кто такой Сивогривов. С одной стороны, мне смешно: нашли кого запугивать. С другой – когда-нибудь они выполнят угрозу. Я боюсь за вас.

Добрыня: С тобой всё в порядке?

Весна: Да что я? Меня они пальцем не тронут. Ходят вокруг да около. Улыбаются.

Добрыня: Точно?

Весна: Они мне золотые горы сулят. Настолько сильно хотят, чтоб Сивогривов к ним присоединился, что даже меня готовы принять. И действовать собираются теперь через меня. Он же далеко. Я пошла на речку, а тут они. Человек восемь. Домой к нам уже не приходят. Помнят, как мама гоняла.

Добрыня: Храбр не вернётся в Прилучье.

Весна: Я и не настаиваю. Я готова за ним ехать куда скажет. И не рассказывай ничего. Разозлится.

Добрыня: Он бы выбрал не столицу, а место поскромнее. Но в больших городах нововведения быстрее приживаются.

Весна: Мне неважно куда.

Добрыня: Он приедет за тобой при первой возможности.

Весна: Да я знаю. С наступающим тебя, как бы между прочим. Что у вас нового?

Добрыня: Только год и то после полуночи. А так… сектантов не видно. Верно, убрались в царство снега встречать конец света. Занимательней, чем просто Новый год. Интрига покусывает за пятки. Пульс учащается. Кусок в горло не лезет. Романтика. От общаги эти ребята отодвинулись ещё дня три назад. После того как Храбр с Ратмиром увесисто накачались и в состоянии безудержности взялись гонять сектантов по всей Галушкинской улице. Те и не думали сопротивляться. Пытались глаголить о своей важной миссии. Правда, очень быстро забывали слова и делали ноги. Таким образом, Галушкинская потонула в галухе, а наши основательно погалушились. Никто из местных не говорит «галушиться», но все любят галушки.

Весна: Узнаю Сивогривова. Он сказал, что вам глава подарил билеты на новогоднюю вечеринку. Похвастайся потом, как сходили.

Добрыня: Я не пойду. Не хочу.

Мне без разницы. Могу и с долгами в Новый год, но Здравко-то клялся, божился, что ни в каком случае. Я звонила ему всю вторую половину пятницы. Безликая девица из глубин сотового заунывно вещала о недоступности должника.

Около десяти часов явился Делец. Хозяйски постучал в дверь кулаком. Проорал:

– Вьюжина, где мои деньги?

Ратмир в кредиторах – положение не из приятных. Его должники в случае неуплаты выходят из ситуации с потерями. Должницы отделываются легче. Только я не в том положении. Мелочёвку он мне всегда прощал по-дружески. Человек великодушный. Но мелочёвку я никогда не обещаю вернуть. А тут и сумма немалая. И вернуть обещала.

Влипла.

– После праздников, – проговорила я через дверь.

– На счётчик поставлю, – дал зарок Делец и ушёл.

«Не поставишь», – подумала я и снова позвонила Здравко. Отключён.

Прячется.

Где была моя голова?

Следующему постучавшему я открыла. Добрыня пришёл с бутылкой игривого вина и мандаринами. Я только в этот момент сообразила, что ничего больше на столе у нас и не окажется. Не подготовилась. Слишком дёргалась и нервничала. И продолжала дёргаться и нервничать после прихода гостя. Пока не поняла, что ему и вправду не важно, какие у меня ноги после заката. Несколько успокоила себя этой мыслью и постепенно снова стала натягивать собственные нервы. Да. Он не таращился. Не смеялся. Спокойно вёл светскую беседу. Снова подбивал меня побольше рассказать о себе. А я улыбалась, но не находила себе места. К тому же Добрыня ставил мне мат за матом.

Шахматы я в своё время позаимствовала у Владимира. Деревянные, резные. Ему подарили поставщики. Подарок довольно долго пылился в кабинете без надобности. А как-то мы разговорились, и я сказала, что в детстве ходила в шахматный кружок, – после чего Владимир передарил мне свой подарок. Дубинин прав лишь отчасти. Если дар неугоден, его просто необходимо отдать.

То ли знания, полученные в шахматном кружке, я уже подрастеряла. То ли слишком переживала от того, что другой человек видит меня после заката… (Собственно, ничего он и не видел. Я, изображая патриция, закуталась в простыню и провозгласила, что у нас костюмная вечеринка. Халат в праздничную ночь и при госте показался совсем уж неуместным.) Причина и не важна, важно, что раз за разом я проигрывала.

– Всё потому, что играть в шахматы в новогоднюю ночь – дикость неописуемая, – подытожила я пятую проигранную партию.

– Всё потому, что ты невнимательна.

Будешь тут внимательной.

Около полуночи позвонила Радмилка. Поздравила с наступающим и похвасталась:

– А я на академской вечеринке! Представляешь, уже ни на что не надеясь, приехала вечером в общагу. Ко всем приставала, не продаст ли кто билетик. И тут один из Забытых, тот, который низенький, мне его подарил. Я так одурела, что даже поблагодарить забыла. Такой привлекательный мальчик.

Предсказуемо.

– И тебя с праздником, Барышникова.

– А ещё знаешь что, Добряна, – не замыкайся в себе. Не комплексуй. В том районе, где мой начальник снял помещение под контору, почтальон один ходит. К нам тоже почту носит. Пока счета только. Не знаю, чьи там у него ноги – под хламидой не видно, но заканчиваются они копытами.

Как вы мне все надоели со своей терапией!

За окном гремели фейерверки. Великий князь Святополк поздравлял народ по чужим дальневизорам. А я не отвечала на стук в дверь.

– Тебе хотят пожелать всего лучшего в Новом году, – прокомментировал Добрыня.

– Календарные праздники – чудовищная банальность. Они предполагают обязательность. Другое дело – праздник спонтанный. Этакий порыв души. Поздравления в такой праздник идут от сердца. Они истинны. В общем, пусть себе хотят. Дай я сыграю белыми.

Добрыня повернул доску. Я рассеянно двигала фигуры. Всё поглядывала на своего противника. И вспоминала книгу Волкова. Где он черпал данные? На какие факты опирался? Откуда взял, что в Забытых меньше человеческого, чем в нас?

Я спросила о Ладном. Большой, оказалось, городишко-то. Немногим меньше Лебяжьего. Всё там есть, только в несколько запоздалом варианте. То есть новинки доходят до Забытии немного позднее, что естественно, если задуматься. Даже в Лебяжьем они возникают чуть позже, чем в том же Великограде. А ещё в Ладном полным-полно Забытых и наперечёт Численных. Только там не пишут на заборах «Гнать чужаков подальше!»

– А на каком отделении ты учился?

– У нас в институтах нет отделений. Довоенная программа. Упор на иностранные языки. Понадобилось, когда нелегально мотался на Западные острова. Философия, география, риторика, – он усмехнулся и подвинул пешку, – и прочее.

Ну и болван ты, Волков!

Основательно расслабиться я всё-таки не смогла. Не помогло игривое и равнодушие гостя к моим ногам. Уродство, подаренное Лучезарой, сковывало не хуже цепей. Потому я выпроводила гостя вскоре после наступления двухсотого года.

В ту ночь мне очень хотелось, чтобы слова Ягоды оказались правдой и Верещагину бы так же гробило отвратительное настроение.

И тут пришло сообщение от Пересвета: «Поздравляю. От одиночества не страдаешь?» Мне стало ощутимо лучше. Помнит. Думает. Хотя чего бы ему обо мне думать на вечеринке-то? Где музыка и веселье. Я поулыбалась, и ничего не написала в ответ. Страдаю, не страдаю. Какая разница?

Глава XVII

Я накупила жёлтых журнальчиков, поддавшись на заголовки типа «На меня наложили заклятие, но я справилась». Надеялась выловить оттуда что-то полезное. Кое-что и выловила. Любое грамотное слово (а на печатных страницах встречались и такие) обладает неким целебным эффектом. Во всяком случае, для меня. Хлебом не корми, дай почитать что-нибудь.

В послепраздничный выходной день мы со Златкой бродили по ближайшему к Галушкинской улице «Изрядному». Так называют большие торговые центры в несколько этажей. Своеобразные крытые рынки, где приобрести можно всё. Здесь существует двоякое понимание слова. «Изрядный» значит «выросший из торговых рядов». И одновременно – «выходящий по размеру из ряда вон».

Златка угощала меня кофе в харчевенном дворике второго этажа и листала те самые журнальчики на предмет поиска здравых советов. Мы решили попробовать (в смысле мы решили – а я попробую) некоторые заговоры. (В журналах говорилось, что для этого необязательно рождаться Чародеем.) А также самые элементарные из отваров.

Я на эту бредятину все выходные убила. Хоть бы что сработало. Журналы, жалобно шелестя страницами, полетели в мусоропровод.

После праздников Дубинин стал мрачнее тучи. Что-то явно произошло, но он ни в какую не желал отвечать на вопросы. Ладно бы один-два дня посердился на мир в целом. Впрочем, и это ему несвойственно. Кто знает, может, друзья-изобретатели чего напортачили? Или он сам запорол какую-нибудь важную штуковину? Не говорит, и ладно. Только затягивается что-то негативный настрой…

Позднее я начала думать, что дело в Любаве. Видимо, Ягода ничего не смогла сделать. Бывшая первая красавица ВГА до сих пор не вернулась. Случайно встретив однажды Дубинина на третьем этаже возле кабинета главы, я в очередной раз полюбопытствовала, почему он чернее тучи и что тут делает.

– Почти месяц прошёл. Любава боится, что её могут отчислить. Попросила…

Да, наверное, дело в ней.

В коридоре показался глава. Заметил просителя. По лицу пробежала судорога.

– Милослав, опять вы?

– Милорад, – поправил Дубинин. – Велимир Боянович, тут такое дело…

Я между тем продолжала встречаться с Добрыней. Мы пару раз сходили в кино и один – на выставку светопортретов известной заокеанской актрисы. Эта актриса умерла пятьдесят лет назад, но всё ещё будоражила умы. Как и следовало ожидать, в скором времени, буквально через считанные дни, ко мне прибежала Надёжа. Что характерно – с выпученными глазами. Она доложила: теперь по общежитию ползут новые слухи. Сказывают люди недобрые, мол, Добряне Вьюжиной не хватило Славомира Гуляева. Нынче она собралась извести Доброслава Третьякова. Ну того – мелкого из Забытых, ну того – обаятельного, ну того… В общем, Добряну Вьюжину простые смертные не устраивают, ей подавай знаменитых. Вроде как амбиций полные штаны и прочее и прочее.

До чего я стала популярной личностью! Раньше никто замечать не хотел.

Вам бы, злопыхатели, мои проблемы!

Все следующие выходные я не покидала дом. Не для того, чтоб лишить пищи любителей трепать бескостными отростками во рту. А потому, что следовало поддерживать имидж постоянно спящей особы. Ведь приехала Дубининская мама. Если б я с ней случайно встретилась?

Ко мне братец её не допустил. Это плюс. Принёс всё, что мне могло потребоваться. Тоже плюс. А потом сообщил, что матушка приехала совсем ненадолго. На два дня всего. А ещё два дня она запланировала для поездки в Святогород. Чтобы всё-таки добыть для меня той самой воды из хвалёного источника. А так как на обратном пути она в Великоград заезжать не собирается, то необходимо, чтобы Милорад поехал с ней и привёз водички мне несчастной. Это минус. Я вообще-то несерьёзно говорила: «Сам поедешь». Получилось – накаркала. Как не выходящий из Чародейной летаргии человек может пить водичку? Этот вопрос Дубинин задал маме исключительно для проформы. Он знал, что она найдётся. И она нашлась. Посоветовала натирать меня. Пришлось ехать.

Когда Милорад, умаявшись с долгой дороги (добраться до источника оказалось и впрямь сложным делом), принёс мне бутылочку с чистой прозрачной водой, мы оба несколько минут грустно смотрели на неё.

Потом я спросила:

– И что мне с ней делать?

– На полку поставь.

Не могу даже злиться на него. И злорадствовать не тянет. Что он, действительно, должен был сказать маме? Врать и вправду не умеет. Бедолага. Ради этого ненужного трофея потратил два дня. Я вздохнула и пообещала, что стану натираться привезённой водой. Чтобы братец съездил не зря.

Березень-месяц переломился пополам. Жажда деятельности толкала меня ко всё более диким поступкам. Я обзванивала знакомых. Знакомых знакомых. Малознакомых. Хороших знакомых. И тех, кто близко знаком с теми, кто мне почти не знаком. Кто-нибудь из этих кого-нибудь (теоретически) хотя бы раз в жизни (ну вдруг?) мог столкнуться с волшбой, какую никто не может изгнать из тела. Что они тогда делали?

Я врала, что проблема с заклятием у моей подруги. Некоторые не верили и лезли с советами. Качественных ответов я получила мало. Обычно звучала галиматья типа умывания по утрам мочой младенца. В это бы даже Надёжа не поверила. И не стала б проверять. Несмотря на то что у неё под рукой имеется агрегат по производству необходимой мочи.

Но один способ я взяла на вооружение. Купила оберег, будто бы облегчающий телу изгнание колдовского вреда. Его полагалось носить на шее. Но я уж очень не люблю вешать на себя всякие штуки на шнурочках, потому присобачила его над кроватью. Теперь он оживлял интерьер, а в остальном, по всей видимости, болтался совершенно бестолково.

В один из дней случилось происшествие, основательно потрепавшее нервы. У меня пропала сумка. Так глупо. Я зашла днём в академскую столовую, повесила сумку на спинку стула. Отлучилась на секундочку, забрать стакан невкусного кофе с раздачи. И посетителей в тот момент в столовой находилось немного. По пальцам пересчитать. Но сумка исчезла.

Пока я хваталась за голову, бегала по коридорам, опрашивала возможных свидетелей – прошла масса времени. Концов отыскать не удалось. Да и начал тоже.

Сумка обнаружилась, когда я уже смирилась с потерей её и всего содержимого. Денег, личной грамоты (зачем таскаю с собой документы?), сотового. На другой день она лежала на полу под дверью моей комнаты в общежитии. Ничего не пропало. История показалась подозрительной, но так как никакого объяснения случившемуся я не нашла, то вскоре прекратила об этом думать.