Рассказы о чудесах

Сцена двенадцатая

Кабинет Лоренцо.

Антонио. Иосиф! Иосиф! Скорее вставайте! Несчастье! Нашего синьора убили!

Иосиф (выскакивает). Что? Что?

Антонио. То ли он дрался на дуэли, то ли это было подстроено! Вы не знаете, по какому делу он уходил сегодня ночью?

Иосиф. Нет! Где это случилось?

Антонио. На набережной возле дворца Барберини!

Иосиф. О горе мне! Мой друг! Мой брат! Проклят я! Трижды проклят!

Голос слуги. Антонио! Помоги его перенести! (Антонио уходит.)

Иосиф. Почему я еще жив? Почему земля не разверзлась под моими ногами? Я погубил его! Я его убийца! О, я знал все с самого начала! Я убил его! Я убийца! (Входит незаметно патер Сальвини.)

Сальвини. Друг мой! Не кричите так! Ваши признания могут быть услышаны.

Иосиф. Мне нечего скрывать! Я был бы рад, если бы меня казнили. Я не хочу больше жить!

Сальвини. Тогда мне есть чем вас обрадовать! Можете не сомневаться, что пока мы с вами беседуем, родственники вашего покойного друга затеяли или вот-вот затеют судебный процесс против вас. То, что вы были посредником между вашим благодетелем и синьорой Лаурой, ни для кого не секрет. Ее мужу вы тоже придетесь очень кстати в качестве виновника его преступления. Вас обвинят в убийстве с целью получения наследства (постукивает по шкатулке) и в соответствии с законом казнят.

Иосиф. Я это заслужил! Пусть моя вина падет мне на голову.

Сальвини. Безумный! Ты упиваешься своей так называемой виной и, как все безумцы, видишь в целом мире одного себя! Едва по городу пройдет слух о том, что еврей стал причиной гибели католика, вся злоба, что накопилась во всех закоулках Рима, падет на еврейское гетто! Ты хочешь стать повинным и в этой крови?

Иосиф. Нет! Нет! Лучше покончить с собой! Только это мне осталось, чтобы до конца погубить свою душу!

Сальвини. Ты ничего этим не изменишь. Это будет расценено, как признание своей вины. Они решат, что ты испугался суда и казни.

Иосиф (после некоторого раздумья). Вы к чему-то клоните! Говорите скорее!

Сальвини. У тебя есть единственный выход: креститься и вступить в наш орден. Тогда тебя пальцем никто не тронет. Наследники Лоренцо не посмеют судиться с орденом.

Иосиф. Они получат все без суда! Я уничтожу завещание.

Если я продаю душу дьяволу, я не обязан приплачивать.

Иосиф возится со шкатулкой, пытаясь открыть ее ключом.

Сальвини (усмехаясь). Один мудрец говаривал, что дьявол – это собака, которая гонится за человеком, пока он не вернется домой. Но я, признаться, и сам боюсь собак.

Иосиф. Вот оно! (Достает завещание и рвет его на клочки.)

Сальвини. Вот первый смелый шаг на новом пути! Я пожалел бы об этих деньгах, если бы ты не стоил во сто крат дороже.

Сцена тринадцатая

Поле. Вдали лес. Крестьяне сидят у костра.

Женский голос (поет).

 
Заходит солнце, меркнет небо голубое,
Заходит солнце, наступает черный час!
Не плачь, любимый, до рассвета я с тобою,
А утром солнце навсегда взойдет для нас!
Заходит солнце, оставляя нас в печали,
Тревожит сердце убывающим лучом,
Не плачь, любимый, я с тобою, как в начале,
Ты на рассвете меня не спросишь ни о чем!
 

Входит Шлойма – глубокий старик.

Шлойма. Мир вам, добрые люди, пустите старика к огню погреться!

Первый. Садись, конечно, дедушка! Ты ведь еще и голоден, наверное! Сейчас мы тебя накормим! (Голоса:

Вот сюда иди! Давай двигайся!) Далеко ль путь держишь?

Шлойма. Далеко, детки! На север, в город Амстердам!

Второй. Ух ты! Да это же через весь мир!

Шлойма. Да! Я вот думал, что уже весь мир обошел, а там, оказывается, ни разу не был!

Первый. А что у тебя за дела в этом Амстердаме?

Шлойма. Да никаких дел нет! Наоборот, хочу там все свои дела и закончить! Прослышал я, что кто-то открыл в Амстердаме «Приют для вечных странников». Ну, Шлойма, сказал я себе, это как раз для нас с тобой! Дойдем туда, а там уж станем дожидаться совсем других странствий!

Второй. Дедушка! Тебе вовсе незачем так далеко ходить! У нас тут в двух шагах – вон дойти по дороге до этого леса, а там направо повернуть – точно такая же обитель, так же называется. Говорят, их кто-то сейчас по всему миру строит, а кто – никому не известно. Только наша самой первой построена, нам недавно один путешественник рассказывал, специально сюда приезжал посмотреть. Ты сходи туда – там и приют, и больница, и сиротский дом – всех принимают, ни о чем не спрашивают! Зачем тебе плестись в Амстердам?

Шлойма. Да как сказать, детки! Я ведь уже сорок лет по свету брожу! Силы мои на исходе, но, думаю, на полгода – год еще хватит. Хожу-то я неспроста, всякий раз жду – вдруг кто-нибудь повстречается, кому я нужен! Они-то меня не ждут, не ищут – сам я их нахожу! Вот и боюсь я остановиться раньше времени, вдруг кого-нибудь пропущу!

Первый. Чудно ты, дедушка, говоришь! Понять тебя трудно! Видно, в долгих странствиях так научился.

А где же они начались? Откуда ты родом?

Шлойма. Родом я польский еврей! Странствия свои начал из Польши!

Второй. Подожди-ка, а ведь тот путешественник тоже поминал какого-то польского еврея! И еще городишко с таким трудным названием… – Межеричи!

Шлойма. Там я и родился!

Второй. Ну и ну! Ты послушай только, что он рассказывал! Пришел он в «Приют для вечных странников», а его отвели к одному очень важному человеку – кто такой, ему не сказали, но видно было, что очень важный – так все с ним почтительно обращались! И вот этот барин у него и спросил, не слыхал ли он, путешествуя по свету, каких-нибудь рассказов про межерического цаддика! А если впредь услышит, то пусть пошлет того, кто рассказывает, сюда, в этот «Приют» – ему, мол, здесь за каждое слово по золотому заплатят!

Шлойма (вскакивает). Нет, видно, путь мой еще не кончен, если кто-то сам меня разыскивает! Видно, уж очень я ему нужен, пойду к нему поскорее!

Второй. Дедушка, да никак ты и есть тот самый межерический цаддик?!

Шлойма. Знаешь, сынок, я уже столько лет им живу, что мне самому частенько кажется, что он – это я, а я – это он!

Простая комната. Иосиф в черной рясе за маленьким столом. Входит Шлойма в сопровождении слуг и других монахов.

Шлойма. Где же он, ваш барин?

Слуга. Тише ты! Он перед тобой! Подойди, поклонись. (Шлойма идет к Иосифу.)

Иосиф. Скажи, ты сам был учеником цаддика или рассказываешь истории, слышанные от кого-то?

Шлойма. Что вы, сударь, я был его любимым учеником. Все думали, что он сделает меня своим наследником!

Иосиф. А что же он?

Шлойма. Он так и сделал. Но только так, что никто из чужих этого не заметил, да я и сам не сразу догадался – он завещал мне самое главное: чудеса! А дом и должность остались другим!

Иосиф. А когда это было?

Шлойма. Без малого сорок лет назад!

Иосиф. Ты устал с дороги, и платье твое сильно изношено. Нам не пристало слушать тебя, пока мы не сделаем тебе то немногое, что в наших силах. Отдохни, смени одежду, а завтра я выслушаю тебя.

Шлойма. Как вам будет угодно, сударь!

После этих слов гаснет свет, освещен только Иосиф, сидящий в кресле – как если бы он «всю ночь не спал и дожидался рассказа Шлоймы». Несколько секунд той же музыки, что перед расставанием цаддика и Иосифа во второй сцене – «Им йошув».

Когда свет загорается – на сцене Шлойма, понуренный, и Иосиф. Оба сидят.

Иосиф. Почему же ты молчишь?

Шлойма. Я не знаю! У меня словно всю память отшибло! Ничего вспомнить не могу!

Иосиф. С тобой так бывало раньше?

Шлойма. Ни разу! Никогда! Ведь я только для того и жил всю жизнь, чтобы рассказывать о цаддике!

Иосиф. Как звали твоего отца?

Шлойма. Янкель! Он был шамесом в синагоге в Межеричах! Вы что, не верите мне? Я не самозванец, я действительно ученик цаддика!

Иосиф. Я верю тебе. Я знаю, что ты ученик цаддика.

Не бойся меня. Ты просто очень устал за все эти годы! Поживи здесь, может быть через неделю к тебе вернется память!

Шлойма сидит, обхватив руками голову. Входит слуга.

Слуга. Ну как? Вспомнил что-нибудь?

Шлойма (мотает головой). Ничего!

Слуга. Так-таки ничего? Ох, бедняга. Жалко смотреть, как ты тут мучаешься. Послушай, а может, ты и в самом деле, а? (Делает неопределенный жест.) Мало ли что в жизни бывает! И не на такое люди идут! При твоей-то бедности можно было польститься! (Шлойма тяжело вздыхает.) Чем так мучиться, ты бы пошел к нему и признался!..

Шлойма. Да говорю же тебе! Я не обманщик!

Слуга. Ты его не бойся! Он непременно тебя простит! Такого еще случая не было, чтобы он не простил – он самых лютых разбойников от смертной казни спасал и из тюрьмы выкупал! Эх, знал бы ты, чей ты гость, да говорить тебе не велено!

Шлойма (про себя). Что же делать?! Что же делать?! (Входит служанка.)

Служанка. Вы бы съели что-нибудь, сударь! Так ведь ноги протянуть недолго!

Шлойма. Не надо мне ничего! (Входит Иосиф. Слуги сразу же низко кланяются. Слуга теребит Шлойму, чтобы он тоже встал. Иосиф останавливает его.)

Иосиф. Можешь ли ты что-нибудь мне рассказать?

Шлойма. Нет! Я не могу вспомнить ни слова! Все, все забыл!

Иосиф (в сторону). Что ж делать? Что ему мешает?

Шлойма. Простите меня! Я чувствую, что вам очень нужен мой рассказ! Но, видно, конец мне пришел! Поздно мы с вами встретились!

Иосиф. Этого не может быть! Ты должен все вспомнить! Только оставайся здесь и не беспокойся ни о чем!

Шлойма. Как же мне не беспокоиться? Память у меня всю жизнь была, как стеклышко! И вдруг такое дело! (Пауза.)

Иосиф. Скажи, ты никогда не пробовал разыскать своих детей?

Шлойма. Зачем? Для людей, к которым я захожу на

один вечер, я – межерический цаддик! Но вряд ли кому-то захочется иметь отцом бездомного нищего!

Иосиф. Ты и сам себя считаешь всего лишь бездомным нищим?

Шлойма. Между тем, кто мы на самом деле, и тем, что мы в глазах людей, лежит огромная пропасть. Вы, наверное, знаете это не хуже меня!

Свет гаснет. Затем освещает одного Шлойму.

Шлойма. Надо решаться!.. Больше так тянуть нельзя! (Снимает верхнюю одежду, надевает свой рваный лапсердак и уходит.)

Сцена четырнадцатая

Иосиф стоит у стола. Вбегает слуга.

Слуга (запыхавшись). Все уже обыскали! Нигде не могут его найти! Прикажете послать в погоню?

Иосиф. Нет! (Запирает шкаф, берет в руки папку.) Я сам пойду за ним!

Слуга (испуганно). Вы? Как можно, ваше!..

Иосиф. Никому ни слова! Для всех – я занят в этом кабинете. Если я не вернусь…

Слуга. Как? Как не вернетесь? Вы уходите надолго, без сопровождающих, безо всего?..

Иосиф. Если я не вернусь – все бумаги в этом ящике!

Иосиф идет по дороге, затем, обессиленный, опускается на землю. В этот миг появляется Шлойма.

Иосиф. Это ты? Ты возвращаешься?

Шлойма. Я все вспомнил!

Иосиф. Так говори же! Я не могу больше ждать!

Шлойма. Однажды ночью межерический цаддик поднялся и сказал своему слуге: «Мыкита, запрягай лошадей! Мы едем в Рим!» Вот приезжают они в Рим! Куда направиться еврейскому цаддику, пусть и самому прославленному? Конечно же, в гетто, в дом другого такого же бедного еврея!

Цаддик входит в комнату. Ему кланяются бедно одетые люди. Среди них – маленький мальчик.

Цаддик (к мальчику). Ты ведь знаешь все проходные дворы в этом городе и можешь перелезть через любой забор?

Мальчик. Конечно могу, ребе!

Цаддик. Тогда беги на главную площадь! Ты увидишь, что ворота большого дворца открыты и перед ними стоит стража, но стража тебя не увидит! Ты пойдешь наверх и увидишь зал, в котором собралось множество людей, одетых в красное! Подойди к тому из них, кто будет стоять в самом центре, и скажи: «Приехал цаддик из Межеричей и ждет тебя!»

Группа людей, одетых в красное. В центре стоит Иосиф.

Мальчик. Господин! Цаддик велел сказать, что он ждет вас!

Иосиф. Передай ему, что я приду сегодня вечером! Цаддик. Вечером будет поздно!

Мальчик. Он велит передать, что вечером будет поздно!

Иосиф. Хорошо, я приду через час!

Цаддик. Через час будет поздно!

Мальчик. Господин, и через час будет поздно! Пойдемте скорее, ведь это же сам межерический цаддик!

Иосиф входит и опускается на колени.

Цаддик. Подыми голову, Иосиф! Я хочу видеть твое лицо!

Иосиф. Ребе! Я пришел выслушать свой приговор!

Цаддик. Разве ты мало наказан, Иосиф?

Иосиф. О, никто не знает этого так, как я! Что может быть страшнее для грешной души, чем получить все, к чему она стремилась! Я хотел возвыситься над людьми – вот, я стою выше всех! Я хотел славы – чья же слава сравнится с моей? И при этом я воображал себя праведником – ну что ж, и они считают меня праведником, восхваляют мою святость, становятся передо мной на колени!

Ребе, ты учил меня когда-то, что душа не один раз приходит в этот мир! О, если бы я мог тысячу раз родиться червем, чтобы меня топтали ногами! Это последняя милость, о которой я прошу!

Цаддик. Я пришел сказать тебе, Иосиф, что с этого дня начинается твое возвращение.

Иосиф. Это невозможно, ребе! Было время, когда мне казалось, что весь мир существует только для того, чтобы я стал в нем лучшим из лучших! Но теперь… Если я даже попытаюсь бежать с того места, куда завела меня гордость, это сразу же отзовется на всех, кто связан со мной. Не знаю, скольких я тогда погублю! Но я не стану платить такой ценой даже за спасение собственной души!

Цаддик. Вот, я нашел тебя на другом конце земли в назначенный день и час, а ты не веришь мне, Иосиф!

Иосиф. Я знаю, ребе, ты можешь совершить чудо! Но такие, как я, не заслуживают чудес!

Цаддик. Только любовь творит чудеса, Иосиф, а любовь не спрашивает о заслугах! Чем заслужил ты мудрость, дарованную тебе с самого рождения?

Иосиф. О, ребе, ничем не заслужил! Но ты же видишь, как я распорядился ею – другим я делал зло, себя привел к погибели!

Цаддик. И все же она дарована тебе! А теперь к ней прибавляется огромная власть и богатство!

Дай я сниму пелену с твоих глаз, Иосиф, и ты увидишь, что ты неотторжим от этого мира, который смотрит на тебя! Ты часть его, но и он, этот мир, – часть тебя самого! Ты не можешь порвать эту связь, даже приговаривая себя к погибели, потому что нет такой силы, которая могла бы превозмочь любовь! Только любовью можешь ты искупить все, в чем раскаивается твое сердце! Только любовью должен ты заплатить за все, что дано тебе, вопреки твоим делам! Щедрость и милосердие явлены тебе сверх меры – для того, чтобы ты разделил их со всем миром!

Вот путь, которым предстоит тебе идти! И однажды ты увидишь, что даже зло, содеянное тобой, изгладилось и легло в подножие добра!

Иосиф. О, ребе, как же я смогу об этом узнать?

Цаддик. В тот день к тебе придет мой ученик и перескажет все эти слова!

1979 г.

Терджибенд
Драматическая повесть

Действие происходит в Баку в 70-е гг.

Терджибенд – поэтическая форма, употребительная в суфийской литературе. В терджибенды объединяются отдельные стихотворения с одинаковым рефреном.

Низами – знаменитый персидский поэт XII века, родился в Азербайджане. Ему принадлежит наиболее известная из многочисленных поэм на тему «Лейли и Меджнун». В системе символов суфийской поэзии и философии любовь Меджнуна к Лейли есть образ извечного стремления человеческой души к ее источнику и создателю.

Насими – азербайджанский поэт XIV века. Принадлежал к позднейшему направлению суфизма, так называемому хуруфизму. Одна из основных идей хуруфитов состоит в том, что каждый человек равен всему мирозданию в целом. Любовь является главной целью и смыслом миротворения. Насими родился в Шемахе; предан мученической казни в сирийском городе Алеппо по обвинению в религиозной ереси.

Саги (перс.) – виночерпий, кравчий.

Сцена первая

Широкая пустая улица. Девушка (Гюля) медленно идет по тротуару. В узком просвете между домами видно море. Гюля засматривается на него, потом, спохватившись, быстрым шагом продолжает свой путь, сворачивает на другую улицу.

Множество народа выходит из дверей огромного учреждения. Один из них (Эльдар), словно не замечая никого, задумчиво улыбается, обегает взглядом улицу с небом, домами, фруктовыми ларьками; взгляд его падает на уличные часы, он хмурится и ускоряет шаг.

Комната в обычной квартире. Две женщины чистят зелень в огромном тазу.

Гюля и Эльдар подходят к дому с противоположных концов. Он машет ей рукой. Она бежит ему навстречу.

Та же комната. Женщины (Марьям и соседка) чистят зелень.

Марьям. Всю свою жизнь! За всю свою жизнь мы с Ибрагимом одного дня для себя не жили! Все для детей! Только для детей! Вот теперь за это получаем!

Соседка (со вздохом). Не вы одни!

Марьям. Я же его не попрекаю! Мне ведь для себя ничего не надо! Но когда ты берешь свою жизнь – и вот так ломаешь, как игрушку, – ты понимать должен, что ты не на пустом месте родился! У тебя отец есть? Мать есть? Они могут не переживать?!

Соседка. Если он о своем ребенке не думает!

Марьям. Ты мне об этом не говори! Я с ума схожу, когда вспоминаю! Я же этого ребенка больше не увижу!

Соседка. А ты при чем? Ты, что ли, виновата?

Марьям. А совесть у меня есть? С каким лицом я туда явлюсь? Они такие люди! Столько для нас сделали! А мы, пожалуйста, – вот чем отплатили!

Соседка. Ну ладно, ладно! Ничего такого не случилось! Муж с женой – да! Как поссорились, так и помирятся!

Марьям (кричит). Я тебе говорю, они не ссорились! Они в жизни не ссорились! Он пришел тихо-спокойно, говорит: «Мы с Арифой решили расстаться. Можно я пока здесь поживу?» Надо было сказать – нельзя!

У тебя дом есть – иди туда! А у меня язык отнялся! Потому что я его характер знаю! Он просто так болтать не станет. Он сто раз про себя решит, только потом скажет! И Ибрагим это прекрасно знает, у них в семье все такие! И мы в жизни не заставим его вернуться, и все эти скандалы ничего не дадут!

Соседка. Себя только угробите!

Марьям. А! Он нас и так уже угробил!

Вся зелень почищена. Соседка кладет нож, встает, подходит к окну. Через двор идут Гюля и Эльдар.

Соседка. Ладно, я пошла! Вон твои дети с работы идут!

Марьям (мрачно). Да, прекрасные у меня дети!

Соседка (прикрикивает на нее). Ну перестань! Гюля что тебе сделала?

Марьям (швыряя нож в таз с зеленью). Эта Гюля в тысячу раз хуже своего брата! (Соседка уходит.)

Гюля (заглядывая в комнату). Ма-ам, привет!

Эльдар. Здравствуй, мама!

Марьям (не глядя на них). Пойду обед греть. (Выходит.)

Эльдар (озираясь). Ты не знаешь случайно, куда она засунула мой чемодан?

Гюля. Знаю! (Она идет в другую, меньшую комнату; он идет следом за ней. Поля вытаскивает чемодан из-под кровати.) Может, все-таки не стоит?

Эльдар. Ты же видишь, как я их довожу!

Гюля. Атак они еще больше будут психовать! Они же не могут о тебе не думать!

Эльдар (трогает ее за плечо). И все на твою бедную голову? (Отходит к книжной полке, проводит пальцем по корешкам медицинских учебников.) Гюля! У вас был такой профессор Аббасов?

Гюля. Конечно, был!

Эльдар (глядя в окно). А что он из себя представляет?

Гюля (пожимает плечами). Нормальный дяденька! Звезд с неба не хватает, а так – вполне! А что?

Эльдар. Да ничего! Просто я сейчас встретил его младшего брата!

Гюля. У него ведь два младших брата! И еще сестра есть – самая младшая! (Эльдар кивает.) А ты их откуда знаешь?

Эльдар. Случайно! Она была на практике в нашем институте!

Гюля. Ее Лейла зовут, да? Я ее видела как-то раз – мне ее показывали специально! Красоты она была необыкновенной! Она и сейчас такая?

Эльдар (начинает бросать вещи в чемодан). Не знаю, я в этом не разбираюсь!

Открывается входная дверь. Входит отец – Ибрагим.

Бросает на стул портфель. «Это я!» – в сторону кухни. Входит в большую комнату, видит через открытую дверь сборы Эльдара.

Ибрагим. Как это надо понимать?

Эльдар (выходя к нему). Папа, я снял комнату и сегодня же туда переезжаю.

Ибрагим. Далеко?

Эльдар. На Баилове!

Ибрагим. Хорошо, хорошо! (Поворачивается к Поле.)

Когда ты завтра кончаешь работу?

Гюля. В четыре!

Ибрагим. Вот, чтоб в половине пятого ты была дома!

Гюля. Папа, я сегодня дома!

Ибрагим. И завтра, и послезавтра! Я тебе запрещаю куда-нибудь ходить, кроме работы!

Гюля. Папа, ты с ума сошел?

Марьям (кричит). Ты как с отцом разговариваешь, дрянь такая! Мерзавка!

Гюля (идет в другую комнату). Вы, кажется, хотите, чтобы я тоже комнату сняла? Я могу это сделать!

Марьям. Только попробуй, ты увидишь, что тогда будет!!

Гюля захлопывает дверь. Мать пытается ее открыть.

Ибрагим хватает ее за руку.

Ибрагим. Бога ради, пойди на кухню! Мы сейчас все успокоимся и будем обедать!

Эльдар закрывает свой чемодан.

Ибрагим. Между прочим, она сейчас ни в чем не виновата! Это все из-за тебя!

Эльдар. Я прекрасно знаю, что все из-за меня! Если бы я сразу нашел комнату, я бы вам здесь глаза не мозолил!

Ибрагим. Эльдарка! Давай мы с тобой знаешь что сделаем? Возьмем эти вещи, поймаем такси и поедем к тебе домой!

Эльдар. Папа, мы, кажется, вчера решили – больше об этом не говорить!

Ибрагим. Как я могу об этом не говорить? Ты мой сын, ты бросил жену и ребенка! Что изменилось со вчерашнего дня?

Эльдар. Папа, я тысячу раз тебе уже сказал! Мне тоже очень тяжело, и очень больно! И стыдно очень – ты понимаешь или нет?! Но это все равно не смертельно! От этого никто не умрет, я тебе клянусь! А потом – сейчас не старое время! Все разводятся!

Ибрагим (орет). Что значит все?! Кто эти все?! Если завтра все начнут людей кушать, ты тоже побежишь?! Ты зачем на других смотришь? Тебя твой отец бросал? Почему твоему ребенку должно быть хуже, чем тебе?! Зачем ты тогда женился?

Эльдар. Зачем, зачем! Женился, потому что так принято! Понимаешь, – у людей принято жениться! Кончил институт – и женился!

Ибрагим. Ты, между прочим, не на ком-нибудь женился, а на дочери Рагим-заде!

Эльдар. Теперь что с этого? Я же оттуда ничего не беру!

Ибрагим. А твоя работа? Ты что, попал на это место, потому что ты гений? Ничуть не хуже тебя сидят на ста двадцати рублях!

Эльдар. Хочешь, чтоб я ушел с работы?

Ибрагим. Правильно, уходи! Пойдешь мусорщиком! Будешь жить в подворотне! (Подозрительно) Кстати, ты всегда теперь будешь жить один?

Эльдар. Надеюсь, что нет!

Ибрагим. А, теперь все понятно! Ты из меня целый месяц дурака делал! Такой туман напускал! А ты просто завел себе бабу и променял на нее своего ребенка! Ты для меня не человек!! Я этого не переживу!!

Мать вбегает в комнату и изо всех сил стучит в Полину дверь.

Марьям. Гюля! Выйди, ради Бога!

Гюля. Мама, у меня нет сил повторять одно и то же!

Марьям. Тебя Наиля к телефону! С ее матерью плохо!

Гюля бежит в коридор. Хватает трубку – «Да!» Из-за двери несется крик отца – «Да лучше иметь сорок любовниц!! Разве дело в этом?»

Гюля (в трубку). Да! Да! Хорошо! Да! (Кладет трубку. Обращается к матери) Наилькину маму по скорой забирают в нашу больницу! Я поехала!

Марьям. Поешь, я тебя умоляю! Это одна минута!

На кухне. Мать дует изо всех сил на тарелку супа. Входит Гюля. Садится за стол.

Марьям. Это ж надо! Она из больницы, а мать в больницу!

Гюля. Видишь, не нам одним весело!

Марьям. У нас все своими руками делают!

Ибрагим (врывается на кухню). Куда она собралась?

Марьям (машет на него рукой). Дай поесть человеку! Посмотри, на кого похожа стала! (Выходит вместе с ним.)

Гюля выходит на лестничную площадку. Эльдар бросается за ней.

Эльдар (запыхавшись). Ты к Андрееву, да? Передай ему!..

Гюля. Нет, Эльдар, нет!..

Эльдар (не слушая ее). Я все с ним никак не увижусь!..

Гюля (сердито). Мне бежать надо!

Гюля выходит на улицу, несколько раз набирает воздух, потом бежит к остановке.

Прохожий. Куда бежишь, моя хорошая?