На крыльях ветра

Твоя любимая в экране не живет.

Она вольна, как белая орлица,

Она чиста, как юная роса

В листах крапивы,

Мой герой влюбится

Не должен по сценарию творца.

Ты отпусти ее

Пока еще возможно,

Пока в кровати спит в объятьях простыней.

– Нет! Я не верю! Не отдам! – истошно

Кричал на весь отель.

Он так стремился к ней!

Он все крушил вокруг, но пункты

Из контракта,

Как прутья клетки,

Не подвластные руке,

Как пули, в сердце радостно врезались,

Жадно,

Метко

И « М. Детрих» звенело в пустоте.

И бесполезна смерть, и продолженье сериала

И выпустить его

Не смог бы я

В какой нелепый угол ты загнала

Феллини старого,

Ничтожная судьба?

Отдай девчонку – нет другого средства

Свести историю к какому-то концу,

От злобной совести

Мне никуда не деться,

Я – царь и раб -

Мне плохо как творцу.

Я тоже человек,

И кто-то может пишет

Мою судьбу в разрез моей душе,

Такой жестокий век

Окрашен цветом вишен -

Пусть в нем она оставит всех мужей,

Ты напиши, прошу,

Чтоб девушка осталась

Одна – без мужа, без любовника, без книг,

И я ей предложу,

И Маша подписала

В контракте свадебном простое «М. Детрих».

Она твоя. Она как мать прекрасна,

Как скучная достигнутая цель -

Рабыня кинолент.

Ее спасать от рабства

Уж поздно. Вновь перед тобой отель,

Зажеванные кадры сцен постельных,

Проходят чувства,

Остается лишь вина

И такт

И дочь Мария – папина царевна,

И страшно, пусто,

Если и она

Подпишет "М. Дитрих", не прочитав контракт.

2004 г.

Сегодня.

Швырнула о стену,

О камни на ковре

Острые

В обезжиренном мире тревог горстями

Загребала измену

И жгла на заре.

Верстами

Между нами лежала она,

Твой портрет

На шнурок и на шею надену,

И сегодня останусь одна,

И измену

Уничтожу совсем, разобью и забуду,

По мне лазарет

Плачет утром и днем

И сегодня в наем

Я отдам эту смуту.

А жирном море любви,

Где отчаянье – шанс все исправить,

Версты сжать, камни сгладить, наладить

Производство небьющихся ваз,

Несгораемых зданий,

Звенит селяви,

А не fuck you.

2004 г.

Восемьсот двенадцатая.

Пустынна комната,

И даже я в ней призрак,

И в каждом сантиметре боль потерь,

Любви моей окислившая золото,

И в прошлое захлопнувшая дверь,

И в титрах,

В холодных строках,

В обесцвеченных страницах,

Разлука хитро

Вяжет жизнь на спицах,

Забыв о сроках…

Мы стремились в Ниццу,

Вкушали красное вино

Шальной зари,

Хотели славы и богатств добиться -

О чувствах не хотели говорить,

Играли в домино…

Я не могу коснуться

Твоей постели, отодвинуть стул,

Завесить шторы, переставить книги,

От любви очнуться,

Забыть про снов интриги

И уйти в загул.

Лишь номер восемьсот двенадцать

Помнить комната,

Лишь цифру из истории любви,

На сердце холодно,

С собою не зови -

Не суждено нам в Ницце целоваться.

Олени.

Порочный круг времен

Крепко завязан восьмеркой,

Мы станем оленями

В рощах стального Нью- Йорка.

Ты станешь любовником

Девственно-беличьей кисти,

Я – пчелкой над донником,

Шорохом пламенных листьев.

Мы все нарисуем. Асфальт

Превратим в черепицу.

Научим мечтать

Эту денег и власти столицу.

Промчимся, как бесы,

Меж зданий, машин и прохожих,

Добычей для прессы,

Знаменьем для всех не похожих.

Я стала брусничной зарей

В подворотне мат. фака

Ты был очарованным мной

Юным гением мрака.

С талантом бессмертной руки

В эйфории предчувствий, томлений

Мы нынче незримо легки

Как нью-йоркские сны, как олени.

2004 г.

Стометровочно.

Ускорение… и на финише

Через боль, через мышцы выбежишь

Из рекорда, из прошлой победы

Королем стометровочной секты.

Но амбиций станет лишь больше -

Вновь в колодки – ведь проще в калоши

И домой, и забросить все старты,

Завязать, наплевать на стандарты.

Вдохновенье… и на выдохе,

Проклиная стальные reebokи,

Кислоту, и реакции в мышцах,

И судью, и дорожку, и лица

Тех, кто ждет от тебя лишь победы.

Тошнота, темнота вместо света.

Упоение… и на линии

Вдоха нет – только небо синее.

2004 г.

+7-906-…

В белом племени снега лютого

Были пленники, шли раздутыми.

Синий гонг нас звал в дали синие,

Был ошейник мал, дни, как линии.

Ты сбежать хотел к кораблям весны,

К берегам любви нежно – розовым,

Но тропу метель превратила в сны,

Заменила мне сердце сотовым.

2004 г.

Что делать?

Лунный свет обжигал пальцы, кончики.

Там, где нет выбражал танцы кончены.

В белой стеночке окна росписью

На коленочки – раз вы просите.

За лекарствами и невидяще щупать лес

В тредесятом царствии, верить в чудище

За богатствами и в чистилище отправлять принцесс.

Что же, Верочка, медлишь, милая,

Спичка – белочка – фетиш вспыхнула,

Занялось огнем не безумия,

Человечьим сном полнолуния,

И рассвет сожжём, как колдунии,

Ваш завет в наем взяли фурии,

Целовали в губы медсестрами,

Анальгин от простуды горстями.

2004 г.

Стадион.

Вода, залившая песчаный стадион,

Вскипевшая от фонарных взглядов,

Как губы ночи, повторяла капель звон,

Из памяти стиралась как помада.

Ей дождь хотел помочь все зазубрить,

Катрены азбукою Морса шифровал он,

Но в небесах уже Луны сиял нефрит,

А значит нынче дождь не правит балом.

А значит, защищенный от тревог

Зеркальной гладью невнимательной водицы

В глухой ночи не запоет песок

О том, что хочет он в Луну влюбиться.

2004 г.

Утренние страхи.

Опутаны кисти странными

Плетеными талисманами,

Увенчаны уши серьгами,

Каменьев цветных оберегами.

Головушку ленты яркие

Ласкали шелками дивными,

И ворот с семью булавками -

Заговоренными, сильными.

Твой страх так манил несчастие -

В лесах гомонили демоны,

В мечтах зерна зла посеяны

И вырастут разномастные.

Стояла ты манекенщицей,

Цепляясь за заклинания,

Не ведьма, не женщина – пленницей

Свободы и утра раннего.

2004 г.

Амели.

Я прочитаю ноты Амели,

Она их выучит и, может быть, сыграет.

Вчера мы с ней костре из листьев жгли

И сокрушались, что листва сырая,

Что долго корчится чернеющая желть,

Гораздо дольше, чем лицо на фотке,

Сопротивляется и не спешит сгореть -

Тогда она лила на листья водки.

Сегодня я сплетала ожерелье

Из жемчугов холодного дождя.

Она готовила отвар и карамелью

Лекарство пахло. К черту депрессняк!

Выбирая ниточки.

1. Дискотека.

Н.К.

Отчего ты ходишь по стальной дуге,

Намалеванной фломастером рассвета,

И лишь лунный свет в твоей руке

Жизнь и душу связывают где-то.

Отчего рассеянный туман,

Над рекой шипящей о растленье,

Каплями стекает в твой стакан -

А потом спешишь на день рожденья.

Открываешь очи и опять

Незнакомый дом, чужие сигареты,

И кувшинки продолжают танцевать,

И мечты сегодня безбилетны.

2. Чистотел.

А.К.

Стремилась идеальным сделать мир

И не заметила как подменила в ночку

Сияющие купола Пальмир

Рисованными ломанными в строчку.

В ничтожных рамках узкого мирка

По замкнутому кругу колесила,

И к идеалу так была близка,

Как к мужу сильному прекрасная Далила.

Шагала твердо, и тюльпанами алел

Разумный путь в разумнейшие дали,

Не замечая сорный чистотел,

Чей аромат – сомненья и печали.

3. Чаинки.

Л.С.

Наверно, проще, если бесы бедные

Не плачут пред иконами молясь,

И звезды в небесах не скачут сернами,

Лишь ярко светят – замороженная грязь.

Наверно, глубже – хной не красить волосы,

Взять за основу православный путь;

Зачем трудиться, постигая жизни полосы

Раз есть ответы у кого-нибудь.

И веря в то, что чай- дитя чинок,

Сидеть в тепле, не осязая зла,

И видеть холод, а не красоту снежинок,

Что бережно земле зима несла.

4. Медвежонок.

Т. Ш.

В смиренной доброте два пуговичных глаза

Среди разбросанных журналов и кассет

Не встретили внимания ни разу

В теченье трех последних долгих лет.

Все ждать и ждать уже без оптимизма,

А просто от безумной доброты,

Но вдруг на грудь прольет рука чай «Лисма»

И мишку выбросят ненужного в кусты.

Собачья верность уж конечно оправдает

Хозяйку взрослую, и не за что винить,

Ведь глуп Макбус, ведь время все расставит,

Ведь каждый лично выбирает в жизни нить.

2004 г.

Эхо.

Это мчалось,

Эхо билось в золотые колокольни,

Словно там приют могло найти,

Но усталость

Тихо гладила его ладони

И секундами считала до пяти.

Потерялось…

В звоне капель и бокалов стоны

Так недолго говорят «прости».

Солнце – малость

В сводах белых облаков церковных

Эхом колокольным золотит.

2004 г.

Измерения.

– Врешь! Нет доступа к этим сетям!

Там у них все сложней и глубже,

Там подсвечены розовым лужи,

И согласием маются души -

Нам не нужен

И нашим детям,

Что скулят от тоски по рассветам,

И на равных глаголют с ветром,

И не лгут же

Царям и монетам!

Черта с два я поверю в это!

Там пароли с двойным секретом,

Там запретна мечта о стуже,

Там весна говорит о муже,

И брусника о зорях тужит,

И старуший

Взгляд пистолета

Сверлит брови немым ответом,

Не пойду я туда. Но где ты?

– Я снаружи…

2004 г.

Блин…

В моей сохранной игре

Он – пыль золотой колесницы

Он – обод жемчужных карет

Он может прийти в январе,

Но может не возвратиться.

Звенит одичалый рассвет

Макушками сосны макает

В насыщенный розовый свет,

А может пока нет? Стихает

И вовсе, совсем замолкает

Божественной песни мотив.

Смотрите, мой хлопец тикает,

А может, судьба, блин, такая,

А может, Game over икает,

Столь близкий конец ощутив.

И вновь на исходную точку,

Из памяти выберу соль,

А может, веселую ночку -

Небес незаконную дочку,

И в порт побегу, как Асоль.

2004 г.

Облака.

Пронеслись над землей вурдалаки

Утром белые – ночью в огне

Привидения в полумраке,

Или просто разводы в окне,

Или просто разводы на слезы,

Подгоняемы розой ветров,

Словно блажь в оперенье мороза,

Или песни веселых хохлов,

Тех хохлов, что грозы не боятся

И восьмеркой чертям вяжут хвост,

Тех хохлушек, что ночью на пяльцах

Небо вышили, но без звезд.

2004 г.

Метель.

Оторопела от таких холодных слов

И даже ей поверила не сразу.

Она хвостом вильнула в и Ростов

Уехала вертлявая зараза.

Ты к ней тянулась из последних сил,

Вся превратившись в мысль о белоснежье,

А нынче ветер в поле разносил,

Швырял метель, и сеял безнадежье.

2004г.

Малыши.

Станет выше на одну ступень

Мельхиоровых объятий обладатель,

Милый сердцу, ласковый предатель,

Лучезарный, теплый зимний день.

Он отныне не почувствует стенаний,

В Южной Азии не будет мельтешить,

Пусть в плену гипноза малыши

Поцелуям волн не ищут оправданий.

Станет взрослой выжившая дочь,

Перестанет проклинать тетрадки,

Позабудет вкус объятий сладких,

И отринет все, что дарит ночь.

Ей туда дорога, где холера,

Только там пропащая Луна,

Вспомнит, как разлука холодна,

Как опасна для безумцев вера!

2004 г.

Бумажная юность.

Отсырели дни нашей юности,

Перегнили сны черносливами,

Акварели засохли, осунулись,

Из ванили звон переливами.

На газетный лад затянулся снег,

Оторвались оторвы, как пуговицы,

Нам с тобой от них лишь дырявый след

На бумажной шинели распутицы!

2004 г.

Чипсины.

Отломались, оторвались брови фикуса,

По лицу размазано – «Мне жаль»,

И в глазах зеленых только минусы,

Непривычной радости печаль.

На круги своя вернулись чипсины,

Им в Нигерии ведь нечего ловить;

Рафинадовые копи скрыли истины

О свободе, об учебе, о любви.

Кофеин, рассыпанный неловко,

В амнезии вечного огня,

Весь в укорах фикусовых бровок,

Обессмысленные истины храня,

Он за тучами, в Нигерию, в Абуджу

Полететь мечтательно хотел,

А у чипсины рвались наружу

Слезы специй Рафинад чернел.

2004 г.

Куплеты.

I.

Чья грусть устыжена?

Чьи руки по локоть, по колено,

Позарез хотят тебя?

Душа напоминала воробья

И чахла хижина в разлуке сокровенной,

Завернуты в фольгу,

Запечены и запечатаны

Мечтами письма вскрытые,

И над орбитами

Не смелыми бегу.

II.

Так в церкви пахло ладаном.

Стояла Изабель, закутанная в простынь,

Рвалась наружу крестиком расшитая душа,

И в хижине топталась не спеша

Русоволосая капель

И напевала просто,

И трепыхала вся,

Как пойманная пташка,

Как серый воробей из хижины лесной,

И простынь обернулась вдруг фатой,

И ветер, шелестя, трепал души рубашку.

III.

Сквозь страх и грусть,

Но, Боже, как поверить, как не поверить,

Что венец златой

Висит и нависает над фатой?

И впопыхах шепнуть

Про розовую дверь, что ты вчера

Захлопнула девчонкой холостой,

Про желтую, что ты откроешь ночью,

Вручив в его ладони воробья…

IV.

О Боже, неужели я

Когда–нибудь над этой бездной встану?!

Закрыв глаза отдам себя обману,

Боится Изабель во власти троеточий…

И хижина дрожит,

И распускаются рассветные цветы,

И зреют запечатанные временем конверты,

Но сны ее – лишь оперы фрагменты,

И за гроши

Она поет куплеты,

Которые лишь внешне так чисты

И так порочны в складках паранжи

И так не верны,

Боже, как неверны!

2005 г.

Пашни.

Оторочены черным бархатом,

Опорочены бриллиантами

Междустрочия…

На склонах обозначились морщины,

Сквозь марлевые ткани облака

Пытались их разгладить, но река

Все капли выпила из их кувшина;

То нервы, обозначенные сизым,

Со лбов сугробов их сотрет метель,

Иль разобьет нарушка, иль спугнет капель,

Придет черед и превратятся в ризы.

2005 г.

PUSSLE.

Мы сидим на полу, а вокруг столько мелких картинок,

Что болит голова и отчаянье сводит дыханье.

Ты давай, начинай! Я пасьянс разложу из дождинок,

Все собрать – загадаю простое желанье.

Знаешь, нам с тобою так нелепо

Пазлы собирать коротких наших встреч,

Или сыпать зимним пташкам хлеба,

Или звезды на заре стеречь.

Если выпала разлучница в пасьянсе,

Разве можно нам предотвратить

Бесконечные с чертями танцы

И вопросы « пить, или не пить»?

Знаешь, я хочу поверить и не верю,

Что любовь мы склеим из дождя,

Что пройдем сквозь запертые двери

И не бросим мы друг друга, все пройдя.

Я могу заплакать, ты – стремиться,

Только пазл не хочет собираться,

Просто крошки хлеба, нет, не птицы

На последней карте нашего пасьянса.

2005 г.

Пена.

На краю высокого утеса,

Завороженная пеной, пела сладко,

Заплетая на рассвете косы,

Грустная, прекрасная русалка:

«Я бы хотела разбиться вдребезги,

Я бы могла рассказать, где плавают истины…

Что толку, если точат копья недруги…

В чем смысл, если наша судьба не записана…

Я бы могла отравить твою одежду,

Чтоб ты умер, как король, и не достался розам – мимозам,

А потом актерствовать и распыляться между

Атомами соли и песка – белесо.

Знаешь, я в одном шаге от пены, в одной секунде,

Замираю и смотрю на тебя без ропота.

Балет врал. А у меня нет выхода, мне не понятны люди,

Не подвластные внутренним шепотам.

Январь. 2005г.

Керамист.

Им родиться пузатыми

Предложил керамист,

Как-то, сидя за нардами,

Он услышал, что кисть

Застонала от боли,

От касаний картины,

Словно путы неволи

Ей холсты ненавистны.

И металась, и хныкала,

Он ее пожалел,

Он пред нею, как жигало,

Трогал глину и мел.

И горшки не упрямились,

Лишь бы кисть улыбалась

Керамисту, и жарились,

Размалевано пялились.

2005 г.

Мрачный красный.

Обожгли меня синью байковой

Неизвестные сны твоей любушки,

И бессильно душа под фуфайкою,

И бескрыло над далью клондайковой

Растеряла все перья,, голубушка.

Так разбиться в секунде от цели -

Эльдорадовым копям услада,

Корабли мои сели у мели,

Паруса их без дела алели -

Горькой участи их мне не надо.

Перекрашу их цветом фисташек,

Я хочу заглушить мрачный красный,

Я хочу не любить, быть краше

И сильней, и мудрее даже,

Не сжигать, не винить напрасно

Всех Наташек…

2005 г.

Не цена.

Простить себе измену? – изменила,

Не брезгуя предательством подруг,

Пришла незваной на чужие именины

И встретила, и полюбила вдруг.

Была запретной и манящей встреча,

А замуж так хотелось – дом, семья,

Ты рисковала, отбивая и калеча,

Грешила в черную, и вот твоя ладья

Открыто мат подруге объявляет,

А дальше бисер розовый, фата,

Молва по хутору, и слезы, и проклятья,

И бесконечной нежности врата.

Умчали в поле кони, к их уздечкам

Пришиты были годы и года,

Измена – не цена за счастье и колечко,

Судьба не ошибается в решеньях никогда.

2005 г.

***

Сколько раз Луна глотала солнце

Как таблетку от бессонницы своей,

А потом из звездного колодца

Черпала хмельную блажь идей.

И в ночи веселая плясала,

А потом от шепота зори

Загонялось, закрывалось одеялом

И со мною не хотела говорить.

Столько было дней в моей судьбе прошито

Красной ниткой одиночества и грез,

Столько атомов муки прошло сквозь сито,

Чтоб испечь пирог для жадных звезд.

2005г.

Вельветы.

Мой ангел опускается на плечи

И сладенько воркует в ушко : «Жги!»

Костер так ждет листков. Костер излечит

Ту тьму, где места нет даже для зги.

И я на принтере печатаю куплеты,

Как марь-о-нет-ка штамп рисую свой,

И даже те, что сотни раз пропеты,

Он так приказывает нежно : «Пой!»

Вельветовых штанишек и жилетов

Я больше не надену никогда,

Я буду помнить вечно, что они согреты

Теплом стиха и ложью ангелка.

2005 г.

Атавизмы.

На коленях лежали письма -

Три – пять сток, sms- ки длиннее

Не бывают и не согревают

Так, как раньше родные вены

Атавизмы.

В его речах, в золотистых, лесных механизмах

Я – лишь масло,

Он смазал раз в год – мне опять

Вопрошать и шептать,

Что увязла,

Растворилась в двустворчатых рифмах

Впопыхах.

2005 г.

Соучастники

Он оставил в залог только дым…

Странная иррациональная была осень.

Осатанелый дым сквозь стекла гонит ветер,

Но осень спрячет в широченных рукавах,

Как соучастница, а спросишь – не ответит,

Зачем ей пачкаться в несбыточных мечтах.

Ей вероятность разорить разлуку,

Обманом у нее все годы отобрать

Казалось крошечной, казалось, словно другу

Мечта родней, мечта – родная мать…

Осенний дым, заклеенные стекла,

Осатанелый ветер между строк,

И не любовь, и не мечта продрогла -

То дым, оставленный до осени в залог.

А значит, будут щели, может быть сегодня

Уйдет – уйдет навечно черный дым -

Осатанелым строкам он не ровня,

И раньше срока соучастникам седым

Не стать, не спасть с ветрами вперемешку,

Ведь стекла не пропустят осень в дом?

Родная, не гадай, съешь лучше кириешку,

Пусть осень с ветром разбираются вдвоем.

2005 г.

Приемной матери.

Но где же чувства, где же дней пеленки?

Ребенку сердца моего так холодно без них,

Он плачет беззащитный и неловкий,

Хоть есть не хочет и не хочет книг.

Ему бы к маме миленькой на руки,

Прижаться к родненькой и тепленькой груди,

Так надоели мне печали и разлуки,

Без чувств, прошу, ко мне не подходи.

Плыви к каким угодно горизонтам,

Пусть паруса твои не знают штиля, бурь,

Пиратов, бунтов и моих не знают кодов -

Приемной матери скажи их и забудь.

2005 г.

Мозайка.

Потеряв твое лицо в обрывках грез,

Перепутав все, что можно, ориентиры,

Я ищу пыльцу засохших роз

На обоях не жилой квартиры.

Отпечатки пальцев на стекле,

С люстры кухонной свисающая майка.

Так давно напоминают о тебе,

Что охрипли – обессилевшие лайки.

Перед этой бесконечною неправдой

Слишком просто сдаться, замолчать,

Перестать стремиться за наградой,

Но в душе стоит твоя печать.

Значит, снова след не видящие очи

Угадают и, нащупав, поведут

В синий замок, где творит великий зодчий,

Ты – свинец в его руках, я – ртуть.

Мы должны, должны не перемешаться,

Или розы на мозайке не вздохнут,

И квартира не увидит танца,

И собаки не лишатся пут.

2005 г.

Не надо.

Он гнал. Не мыслимые скорости рифмуя

С дорогой Псковской волости. Светила Вега.

Казалось, словно шепчет имя Бога в суе

И каждый вечер для него – помеха.

Пропащей грустью ледяные дали

Давно заполнили пустынную графу

В конторской книге, где листы печали

Шуршат и ухают, копируя сову,

И так охотятся на беззащитные кварталы,

Залитые, засоленные свитками и маринадом,

Запутанные кодами, и звезды как кораллы

Ведут все к ней и говорят : «Не надо!»

Но хищный подчерк, стук копыт отвесный

И не известны эти имена

И, может, эти рифмы, эти песни

Перечеркнет своим огнем весна,

Чтоб сверху написать, что влюблена

И что разлука не бывает вечной.

2005 г.

В форточку

Зная каждую твою черточку,

Помня каждую лица клеточку,

Рву страницы разлуки и в форточку

Их бросаю, но виснут на веточках,

Словно черные флаги пиратские,

Или фотки, к ладоням прилипшие,

Ненавистные и дурацкие

Перегнившие и прокисшие.

Где же взять мне белила и кисточки,

Чтоб закрасить тоску окаянную?

Но швыряет ветер записочку

Через форточку долгожданную.

2005 г.

Буклеты.

Я ждала… В моих раскрашенных буклетах

Синим цветом говорилось, что придешь.

Я писала, забывая о запретах,

И о той, чье имя шепчет дождь.

Убери ее лицо из нашей спальни,

Или ладно, я возьму заветный фрукт,

Откушу и лягу в гроб хрустальный

Без надежды, что буклеты не солгут.

2005 г.

Колени.

Ты бежишь в обратном направленье -

Это лучше, чем стоять над спящей бездной

И готовиться у прыжку. Твои колени

Не умеют тормозить, а мозг железный -

В нем не допаяли микросхему,

Отключили функцию стоянья,

Ожидания, смирения – всю тему

Пропустили, и уже закрыли тканью,

Эпидермисом души, отчаявшейся в гонке

Добежать хоть до какой-то цели,

Ведь сбивает голос сердца звонкий :

«Надо прыгать, разбивать колени!»

2005 г.

***

Я напишу письмо на розовой бумаге,

Пусть отблески заката поцелуй

На нем оставят – ну а мне отваги

Для этого не хватит – не ревнуй!

Я не дарю их ни листком бумаги, ни прохожим,

Спешащим мимо,

Я храню их для тебя!

И с каждым днем твой облик мне дороже,

И все тоскливей мне одной день ото дня.

2005 г.

Долина.

Ты любишь ее так сильно

Долину, что грезится ночью,

О ней тебе шепчут осины,

Качаясь в лесу соловьином,

Но память разорвана в клочья…

Ты чувствуешь запах сирени

И знаешь, что он не напрасно

В душе воскрешает мгновенья,

И мысли летят, как олени,

Спасаясь от пули опасной.

И может, не нужно, не важно

Листву облетевшую трогать,

Ведь не ошибаются дважды,

Забыл – значит так и надо,

А три раза – это много.

Ты помнишь, как там, за стогом,

Рождалось сонное утро,

Зевал серый пес у порога,

И сладко звала дорога,

И мать промолчала мудро.

… Ошибки в червленой рамке,

Забытые три десятка…

И к вороту три булавки -

От сглаза, от горя задатки

Фортуне от мамы и батьки.

2005 г.

Сон князя.

Он прикоснулся к простыне случайно,

И вся вселенная от нежности застыла

И, выгнув спину, словно кошка, взвилась,

Но он не рассмотрел под шерстью тайну.

Но он по–прежнему был скуп и равнодушен,

И аметистовые очи новой болью

Захолодели. Он касается подушек,

Снимает шапку и тулуп соболий.

Внутри вселенной страх, смиренье и большая,

Чудовищная страсть, лишающая зренья,

В его ладони вся она, сгорая,

Все в мире предает, не помнит про сомненья.

Так, мимолетны ласки – зов дорог так вечен -

И простынь не запомнит отпечатки.

Он не узнает, как дрожали плечи,

Рыдали очи, руки жгли перчатки.

2005г.

Знак.

Тебе лучше не слышать моих песен,

Потому что в них что-то черное, ползущее и кожаное,

Ты смотришь с неба на мир и знаешь, как он чудесен,

А я живу за счет изъянов и мороженого.

Ты знаешь, желтые стаканчики разлуки

Не кровью Христа, а самогоновой ложью наполнены,

В болотных далях ресниц твоей подруги

Сотни моих нервов и слез обездолены.

Не честно, проводить по щеке ладонью и чувствовать запах еловых веток,

И легкий азарт, щекочущий ужас,

Я бездна, пустая, бессмысленная сущность,

Погрешность заветов,

Ты – знак, меня отражающий на бумаге, на сердце и в лужах.

2005 г.

Зима.

Все очень просто: в наблюдаемом пространстве

Нет импульсов твоей любви ко мне,

И я иду по звездам, в бриллиантовом убранстве

Земля и небо в черно – бархатном окне.

Слетают старые виниловые песни,

И я, как ноты, распыляюсь в тишине,

Скажи мне, кто ты, долгожданный буревестник,

Принес ли ты мне вести о весне?

2005 г.

Звучало…

Ты далеко от меня

И в мыслях, и в чувствах, и в верстах,

И в свете яркого дня

Мне потеряться так просто,

Так быстро нить отпустить

И в аромате спелых ромашек

Тебя совсем не любить,

Сменить код «Рома» на «Саша».

В моей не мыслимой клетке

Из песен, червонцев и формул

Одни плохие отметки,

Одни мечтанья о Роме.

Но в аромате зари

Нет больше места чернилам отказа,

Ты любишь слово «Мари» -

Я не читала такого рассказа.

В моем затравленном сердце

Как а грязном углу завалялось

Твое простое «люблю», в килогерцах

Звучит, а точнее звучало…

2005 г.

Чтоб не жалко.

Я зашла – лифт захлопнул двери,

Вновь открыл – за мной зашло мое страданье,

Вновь захлопнул – а я, не веря,

Опустила глаза в отчаянье.

Только б его не забыть,

Страданье отпускающее… отпустившее,

Только б дождем не смыть

Кровь, чистоты лишившую.

Может, пора в кандалы

Вольницу – душу пропащую,

Чтоб врачи – колдуны

Простыни ей не испачкали.

Лучше на спор мечту заложить -

Ведь не в торг, и не в кости проиграна,

Чтоб сгорели мои шалаши,

Чтоб не жалко предать любимого.

2005 г.

След каравеллы.

След каравеллы на волне зелено- синей

Как вызов смелый – боги не всесильны.

Волны шептали, что она будет проклята,

А ей было все равно,

Небо сулило ей славу и золото,

А она как в бреду все шептала одно :

Что нет богов – надо плыть, куда хочешь,

Что нет оков, что свободы дочка.

И в этом самое большое проклятье :

Так думать, так плыть без цели, без счастья,

Дыханье вселенной не слышать и в настежь

Открытые окна звать ночью ненастье

И знать, что оно не подарит забвенья

Затравленно гнать через пот, через пену,

И рухнет туман белоснежно – кисейный

На гордые плечи, и тонны сомнений

Ее остановят, ей дно и пучина -

Как вскрытые вены – не в этом причина.

И в дьявольском танце, в плену у тумана

Вдруг вспомнит она, что не быть долгожданной,

И станет вдруг слабой, и след оборвется,

Но выглянет солнце и снова проснется

Ее одержимость, ее непокорность -

Проклятье богов под названием вольность.

2005 г.

Ожоги.

Мне портной сказал, что это просто

Оторвать заплатки с рукавов,

Белой ниткой прострочить – но поздно -

И рябиновые пятна вместо швов

На моей груди, в твоей тетрадке,

И не важно, можно ль изменить…

Небеса твои зеркально гладки,

А мои приходится чинить.

Вновь и вновь в растрепанной рубашке

Поджигать солому прошлых чувств

И смеяться сумасшедшее, и почти не верить даже,

Обжигаясь, в море грез ловить медуз.

2005 г.

130 минут над Атлантикой.

Горячие простыни станут твоим продолжением

И легкою поступью будут лететь параллели

Над спящим ребенком в захлопнутой камере матки,

Ты вскрикнешь так громко, что вздрогнет великий Атлантик.

Ты выронишь чашку с чернеющим кофе на коврик

И звать стюардессу Наташу и в глазах только море.

Сто тридцать минут он сражался за право с рассветом

Свободы глотнуть, он твой бог, и он знает об этом.

2005 г.

Огонь.

В то мгновенье, когда пустота

В моем сердце, в душе, в синем взгляде

Загорелась огнем килогерца

В деревянном любви шалаше

Ты был рядом

И тихо молчал, отпуская в бездонное море,

Там, где штормы, акулы, пираты, кораллов узоры

И причал неизвестный, далекий

Не известно где, в не известные сроки

Ты придешь…

Обещал.

2005 г.

Лебединые песни.

Я тянусь у лебединым песням,

Чтобы в струнах косого дождя

Каждый вздох твой был доброй вестью,

Чтобы гром барабанил в такт

Твои волосы теребя…

Будет доброй твоя невеста,

Будет делать все правильно, в срок

Просто так обожать тебя

И раз в месяц жать на курок,

Чтоб осечка имела место

И лились лебединые песни

Под гитару косого дождя.

2005г.

Вчера.

Задувая вчерашние свечи,

День срывал с плеч ночной палантин,

Облака уносились далече -

День их мял, как простой пластилин.

Под его золотыми лучами

Изменяла рубашка свой цвет

И печати…

И сосны плечами

Подпирали зеленый рассвет

Я рыдала, мне грезились птицы,

Но печать обрывала их след

В этом поезде ночь – проводница,

Но, просрочен вчерашний билет.

Обнаженная истина вскрикнет,

Грязный солнечный взгляд проклиная,

И вдогонку за поездом жизни,

Полетит, от рассвета сбегая.

2005г.

***

Над спящей бездной не плетут

Ковры

Русалки,

Ведь им не жалко,

Им ведь не нужны дары,

Их прялки

Обветшали, все рассохлись от жары,

Их песни гадки,

Лица их ужасны, волосы – парик,

Их жизнь напрасна -

Бездна спит так сладко,

Что страшно даже с ней заговорить

О вечном,

Их мечта о высоте,

О подвиге большом и безымянном,

О рыцаре, о детях, о фате…

Быть может, дело в прялке?

Быть может, это не ковер,

А колесо фортуны -

Стеченье обстоятельств, а не приговор?

И будут биться струны,

В синем отблеске заката,

И бездна спящая услышит разговор,

И, может, тоже вдруг заговорит

И будет откровенной…

Но курит, сердцем загребая дым

Ночная серна,

Навыки теряя…

Все! Успокоилась – о грустном забывая

Пошлет салют трем тучам грозовым.

2005 г.

***

Безвольно опустила кисти -

Три синих вены, две царапины, мозоль -

Нигде нет веры, или тяги к жизни -

Так больно, что не чувствуется боль.

Ну что же, уходи, я нити отпускаю.

Да разве ж можно нитью удержать,

Иль сбить с пути? И небо уезжает

Вслед за тобой – и звезды из фольги дрожат.

Я их приклею к потолку. Разлука их раскрасит.

Цветами темными три раза обведет.

Предать бы их огню – ведь я грущу напрасно,

Он не вернется все равно. Он не придет.

2005 г.

Черная точечка.

Я однажды стану маленькой черненькой точечкой

На твоей гладко выбритой щечечке,

Даже если зашкалят счетчики,

Даже если взорвутся летчики -

Испытателем нашей нежности,

Даже если амуры – наводчики

Все ослепнут, стреляя вечностью.

Личность кончится – только джостики,

Кнопки чувств – не спасет диагностика.

Если губы чужие дотронутся

К черной точечке, я пророчески

Чуть поною, и тихими строчками

Мир наполнится.

2005 г.

Пилигримы.

Рыдающие в золоте деревья,

Косматый, полудикий полумрак,

И в принципе знакомые сомненья,

Что в будущем все будет черте как

Росинок осени холодные рубины,

Застывших звезд знакомые черты -

Все об одном – что сны, как пилигримы,

Уйдут на запад к королю мечты,

И там в трущобах счастья заплутают,

Их обожжёт огнем вчерашней мглы,

Обступят тучи их могучей волчьей стаей

И будут тлеть в объятиях золы.

2005 г.

Пчелка, запутавшаяся в паутине.

На две версты отлететь от цели,

Испачкав крылья в росистом хмеле,

В томатном солнце, в кудрявых веснах,

Где дни как бронза, где завтра – поздно…

В паучьих сетях смотреть на небо

Как на спасенье и верить слепо,

Точнее знать – не возможно выжить,

Не веря в жизнь, не взлетая выше.

Смотреть в глаза восьминогого зверя

Не отклоняясь от цели, веря.

2005 г.

Над Дунаем.

– Ты меня любишь? -

И в темноте ветер шуршал пакетами,

В лучах Луны переливались фразы разноцветные

Осколками разлуки.

– Я не знаю.

И мир померк, и, может, умерли вселенные

Надежд, стремлений – только переменные -

Ни звука

Над Дунаем.

2005 г.

Усталость.

Я так хочу воскресить свою душу,

Чтобы жила, тянулась, не сгибаясь,

Для этого мне только ты и нужен -

Усталость…

2005 г.

Туча.

Ей казалось не возможным

сделать шаг за горизонт,

Все мечты оставить в прошлом,

Песню спеть, где 9 нот.

Зная, что придется сделать,

Что пора уже идти,

Ей хотелось быть лишь белой -

Не разлиться по пути -

Пусть грустит.

2005 г.

Ноль.

Ты со мной не говоришь о прошлом,

Я молчу про будущее наше,

Если все сложить, то, как нарочно, -

Равновесие, гнетущее меж чашей.

У молчанья множество оттенков,

Может, мается душа моя напрасно,

Но от холода речей дрожат коленки,

Равнодушие, как ноль, как соль на рану.

2005г.

Начало.

Электрический взгляд зарницы,

Дрожь в ладонях потных небес,

Бусы звезд разорвались, и птицы

Растащили по небу их блеск.

Из разорванного целлофана,

Где хранилась ночная мгла

Выплыл месяц, мрачный и странный -