Свет – Тьма. Вечная сага
TekstКо мне шёл Елиазар…
Глава 10. Возвращение
– Есть изменения? – парень сцепился недобрым взглядом с не менее жёстким взглядом врача.
– Пока нет. Но мы внимательно следим…
– Да плевать!.. – почти крикнул парень, однако в последний момент сдержался и шумно выдохнул, пытаясь успокоить свой гнев…
Когда он очнулся, перед глазами по-прежнему был лишь мрак, наполненный красными и белыми вспышками, которые проносились мимо с бешеной скоростью, словно гонщики на «Формуле-1». Затем парень понял, что находился в какой-то кабине и практически лежал на руле со сдувшейся подушкой безопасности. Кажется, она сломала ему нос, и теперь из него не останавливаясь текла кровь, омывая подбородок и наполняя рот солёно-металлическим привкусом. Языком он нащупал острый край обломанного зуба. И усмехнулся, ведь зуб ему выбили не здесь, а в тёмном мире. Здоровенный мужик, с которым он схлестнулся в тринадцатой Битве, с такой силой треснул рукоятью меча по челюсти, что не только раскрошил резцы, но и вогнал в ротовую полость кусок шлема…
Всё ещё пребывая сознанием в другой реальности, Иван попытался понять, остался ли он в живых или его убили в сражении и потому он вернулся на землю. Он не мог сказать, чем завершилась Битва – последняя тринадцатая Битва. Он не слышал, чтобы кто-то остановил её и объявил победителя. В памяти осталась лишь схватка с тем громилой – Микулой, белорусом, кажется, – который превосходил его по габаритам и силе раза в два и потому гарантированно должен был прикончить. И ещё звон колокола, пронёсшийся над долиной…
На этом воспоминания обрывались.
Получается, его убили в последнюю секунду?
Нет, это было невозможно – если бы его убили там, он бы умер и здесь. Но он очнулся…
А Вероника?
Что произошло с ней?
Кажется, он посмотрел на девушку в момент удара колокола, и она была жива. Иван усмехнулся – уж с ней точно никто не смог бы справиться! Скорее, это Вероника снесла бы половину светлого Войска… То есть тёмного Войска… В любом случае она тоже должна была вернуться.
Выходит, Битвы закончились и их отпустили?..
С одной стороны, Иван испытал облегчение, что кошмар, так резко и неожиданно ворвавшийся в его жизнь и всё в ней перевернувший, наконец, прошёл. Но вместе с тем ощутил и сожаление, ведь в этом кошмаре, во мраке и хаосе тёмного мира он нашёл смысл всей своей новой, перевёрнутой жизни. И без этого смысла, без Вероники, существовать дальше просто не мог…
Однако Иван не знал, где её искать. Девушка упоминала лишь город, а обменяться адресами они не успели. Да и не посчитали нужным, не имея уверенности, что выживут и вспомнят друг друга после всех сражений. Но Иван помнил. И никогда не сможет забыть, а потому будет искать её хоть до самой старости – современные технологии и интернет ему в помощь…
Шатаясь, словно пьяный, Иван вывалился из тесной кабины и огляделся, пытаясь сообразить, где и почему оказался.
Итак, он попал в аварию.
Автомобиль съехал в кювет и практически обнял капотом столб. Из-под разбитого бампера уже начинали просачиваться тонкие струйки дыма, двигаясь и извиваясь в причудливом танце, будто маленькие змейки под дудку невидимого заклинателя. Это загорелся двигатель, так что сегодня ночью он вполне мог бы сгореть заживо вместе со своей кучей металлолома. Рядом шумела трасса. По ней, ослепляя светом фар, проносились большегрузы – именно их вспышки парень принял за всполохи молний тёмного мира. А потом из глубин подсознания выплыл неожиданно возникший на дороге силуэт, по вине которого всё и произошло – Исаия не снизошёл до разговоров и предупреждений, а просто бесцеремонно скинул его с дороги. Казалось, с тех пор прошло много лет, хотя на самом деле лишь несколько мгновений. Иван напряжённо принялся вычислять, сколько именно, и прокручивать в памяти предыдущие события: покупка машины, рабочие перспективы, учёба, Лиза, её отец…
Чёрт, Лиза!
В момент аварии он разговаривал с ней, но, похлопав себя по куртке, понял, что телефон остался в машине. А та уже занялась весёлым пламенем и грозила в любую секунду взорваться, поэтому лезть обратно было форменным самоубийством. Зато рука нащупала в кармане нечто иное, чего там не должно было быть. Насколько мог, Иван склонил голову и удивлённо вытащил за цепочку серебряный крестик – маленький, без каких-либо украшений и, по сути, представлявший собой две пересекавшиеся перекладины.
Крестик, который отдала ему Лиза, умирая в том мире…
Не помня себя, парень кинулся к дороге и, прорвавшись сквозь непрерывный поток машин, перебрался на другую сторону. А затем принялся бегать и ошалело размахивать руками, останавливая попутный транспорт. Многие проезжали мимо, не желая подбирать ненормального мужика, но один водитель всё же притормозил.
– В больницу? – спросил он, увидев, что Иван был весь в крови.
Ну, и естественно, заметив полыхавший в кювете автомобиль – в сгущавшихся сумерках сложно было не заметить ярко-оранжевое зарево.
– Потом, – отказался Иван и плюхнулся на переднее сидение. – Позвонить дашь?
– Ещё кто-то пострадал? – спросил мужчина, протягивая Ивану телефон и пачку влажных салфеток.
– Нет, только я, – замотал головой парень, а затем назвал водителю адрес.
Пока ехали до города, Иван сделал звонок и сообщил в органы про аварию. Сказал, что поехал в больницу, хотя на самом деле стремился попасть совершенно в другое место. Парень знал, что уже не успеет – Лизу невозможно было спасти. Она умерла четыре дня назад у него на руках, и Старец развеял её прах над чёрными скалами. Однако в этом мире прошло всего несколько минут, а значит, она ещё была там. Иван сам до конца не понимал, чего хотел. Он давно простился с ней, давно смирился и свыкся с её смертью, но ему необходимо было ещё раз увидеть её здесь и воочию убедиться, что она уже не вернётся…
По пустынным вечерним дорогам они быстро добрались до нужного дома. Во дворе стояла карета скорой помощи, полиция, небольшая толпа зевак, привлечённых шумом, и взволнованные соседи, в столь поздний час высыпавшие на улицу.
– Спасибо, брат, – бросил Иван, когда они остановились, хлопнул дверью и устремился к машинам с мигалками.
Парень бесцеремонно растолкал прохожих, прорвался к самому эпицентру и, наконец, увидел.
Тело девушки как раз погрузили на носилки и накрыли простынёй. Из-под белой материи виднелись русые волосы, разметавшиеся, словно по подушке после сна, и рука – тонкое запястье с длинными, узловатыми пальцами. Однако этого ему было недостаточно. Не спрашивая ни у кого разрешения и не замечая, что его пытались остановить, Иван решительно подошёл к носилкам и откинул край…
Изумлённый взгляд широко распахнутых карих глаз был устремлён в бездонную синеву темнеющего неба, на котором уже отгорели яркие краски заката и зажигались первые звёзды. Лиза будто заворожено разглядывала недосягаемые глубины космоса, пытаясь постичь его тайны, и потому не замечала, что происходило рядом с ней на земле. Что вокруг перешёптывались люди, суетились медики и сверкали огни, провожая её в последний путь.
У Ивана в груди что-то болезненно сжалось – слишком хорошо он помнил этот взгляд. Разум мгновенно захлестнули воспоминания, как тайком ото всех они выбирались на крышу высотки, кутались в одеяло и сидели там до утра, разглядывая огни ночного города и тусклые, крошечные точки, покрывавшие небосвод. Лиза так же мечтательно и задумчиво смотрела на них, выискивая в беспорядочной россыпи ей одной видимые фигуры и скопления, дорисовывая воображаемые линии и донимая его вопросами: могла ли где-то во вселенной существовать другая такая же планета, на которой обитали другие разумные существа, и получится ли у человечества когда-нибудь её достичь, и существовал ли на небе Рай, и попадали ли люди в него после смерти или же переносились к одной из этих бесчисленных звёзд…
А Иван смотрел на неё.
Что ж, теперь Лиза получила ответы на свои вопросы. И словно удивляясь этому, её рот, обрамлённый тонкими, уже посиневшими губами, чуть приоткрылся. Однако рассказать о своих открытиях девушка не сможет никогда и никому, поскольку её дыхание замерло навсегда…
Больше Ивану ничего не было нужно. Растерявшиеся было медики быстро сообразили, что парень не собирался им мешать, и продолжили работу: вернули на место простыню и погрузили труп в машину.
– Вы знали погибшую? – спросил внезапно появившийся рядом полицейский.
– Знал.
Пока прилипший хуже навозной мухи медик заклеивал ему рассечения, измерял пульс, давление и светил фонарём прямо в глаза, от чего хотелось врезать тому по челюсти, Иван рассказывал. Он продиктовал свои данные, данные погибшей, данные её отца, назвал места учёбы и работы, адреса, телефоны, явки, пароли… Объяснил, почему сам появился в таком виде, но от госпитализации отказался, пообещав, что позже самостоятельно приедет в больницу. Потом Иван поведал полицейскому историю их с Лизой отношений. Рассказал, что она увидела по телевизору репортаж про метеорит, испугалась конца света и позвонила ему. А он хотел вернуться, но не справился с управлением и разбился. Видимо, решив, что он умер, Лиза выпрыгнула в окно – такие вот Ромео и Джульетта местного разлива. Затем парень дал контакты её лечащего врача, который должен был подтвердить, что у девушки уже была попытка суицида, ну, и имелось наследственное безумие, доставшееся от матери.
Всё равно Лизе это уже не повредит…
После окончания допроса они с полицейским поднялись в квартиру.
Удивительно, но Павел Наумович открыл почти моментально, будто готовился к их появлению и поджидал возле двери. Однако, как и прежде, нифига не сообразил, в ответ на вопросы промычал что-то невнятное и, развернувшись на полуслове, будто внезапные посетители перестали для него существовать, прошаркал обратно в комнату. Мужчина уронил на диван своё грузное тело, и маленькую квартиру тут же огласил громогласный храп.
Полицейский всё быстро осмотрел и зафотографировал: и разбитый пульт, и распахнутое окно, и пустые бутылки, валявшиеся на полу. Положил в пакет и забрал с собой Лизин сотовый телефон. Попросил передать храпевшему мужику, чтобы тот с ним связался, когда протрезвеет. Попросил, чтобы Иван сам потом появился в отделении. Напоследок ткнул кончиком ручки розу, лежавшую на кухонном столе и уже слегка подвявшую без воды, и ушёл, оставив парня наедине с пьяным отцом Лизы.
Избавившись от раздражителя, Иван тяжело вздохнул.
Он понимал, что сделать ещё предстояло многое. Нужно было доехать до больницы и засвидетельствовать травмы, иначе у него могли отобрать права за то, что оставил место аварии. Только сейчас это не особо его интересовало. Нужно было позвонить семье и объяснить, почему не появился на даче. Однако разговаривать не хотелось, а выслушивать причитания матери – тем более. Нужно было ещё много всего, но Иван лишь написал своим короткое сообщение – мол, так-то и так-то, задержался в городе, а телефон разрядился. Отшвырнул сотовый Павла Наумовича и устало опустился в кресло.
И стал ждать.
Чего именно – сказать было сложно.
Возможно, наступления нового дня.
Возможно, пробуждения несостоявшегося тестя.
Возможно, забытья…
От всего произошедшего голова шла кругом. Парень лихорадочно составлял план дальнейших действий, стараясь всё учесть и ничего не забыть, мрачно перебирал в памяти события последних тринадцати дней, вернее тринадцати мгновений, и пытался состыковать их со своей новой, земной реальностью.
Пытался осознать, кем он стал.
Иван больше не являлся преданным другом и хорошим парнем, верным высшим моральным идеалам, который всегда был готов прийти на помощь и подставить надёжное плечо. Он примерил на себя роль и предателя, и спасителя, и обманщика, и убийцы. Он замарал душу и совесть, пройдя через все адские круги её угрызений, и ещё долго их отголоски будут обгладывать его изнутри, напоминая о совершённых в тёмном мире поступках. Но если бы ему предложили всё повторить, то Иван не раздумывая поступил бы так же, ведь благодаря своим ошибкам он нашёл настоящую любовь…
«Любовь» – это слово хотелось выплюнуть, поскольку теперь оно казалось каким-то плоским, обыденным и заезженным. Его можно было произнести двести раз и не почувствовать ничего. Нет, Иван ощущал совсем иное. Вот Лизу он любил – земной, простой любовью. Испытывал к ней нежность и жалость, как к бездомному котёнку, которого хотелось обогреть и о котором хотелось заботиться. Однако Лиза умерла… И ничего не произошло: солнце не рухнуло с небес, свет не померк, жизнь не остановилась. Девушку увезли, накрытую простынёй, застывшую и бездыханную, но от этого Ивана охватывала лишь печаль, да осознание навсегда поселившейся в сердце вины.
И только…
А без Вероники жизни он не видел. В ней он обрёл настоящий смысл – яростный, безумный и едва не спаливший его тёмным пламенем. Ради неё совершил столько ужасных поступков, разрушил чужие Судьбы и потерял себя. Иван понимал, что прежним он никогда уже не будет, а потому долго и мучительно ему придётся учиться жить с новым собой…
Парень встрепенулся с первыми лучами солнца, скользнувшими по грязному ковру под ногами, и обнаружил, что всё ещё сидел в кресле, кулаком подперев разбитое лицо. Видимо, глубоко погрузившись в мрачные размышления и поддавшись навалившейся усталости от всего произошедшего, он не выдержал и заснул. Отец Лизы по-прежнему храпел напротив, как впавший в спячку медведь, и просыпаться явно не собирался. Иван терпеливо прождал до обеда, даже не меняя позы. Однако потом его терпение закончилось. Он решительно поднялся и с силой толкнул мужчину в бок.
– Вставай, тёмный!
С ним не стоило беспокоиться о конспирации. Даже если эта пьяная рожа ляпнет кому-нибудь что-нибудь лишнее, а не официальную версию событий, все подумают, что у запойного алкоголика просто началась белая горячка. Если он вообще когда-нибудь протрезвеет до такой степени, чтобы кому-нибудь что-нибудь ляпнуть. В подтверждение Павел Наумович заёрзал на диване, пробубнив что-то нецензурное – видимо, послав парня куда подальше.
И Иван пошёл.
На кухню. Взял графин с водой, вернулся в зал и вылил его на голову матершиника.
– Вставай, говорю! – повысив голос, повторил Иван.
Мужчина подскочил от неожиданности и забористо выругался. Затем вытер стекавшую по лицу воду рукавом рубашки, почесал давно небритую щёку и вроде бы осознанно посмотрел на Ивана.
– Чего тебе? – зло фыркнул он и окинул комнату беспокойным взглядом в поисках бутылки.
– Лиза умерла, – сухо ответил Иван.
Мужчина замер.
Сначала на его лице не было никаких эмоций, кроме застывшей маски недовольства и раздражения по отношению к незваному гостю. Но потом до отравленного мозга долго-долго и медленно-медленно начал доходить смысл произнесённых слов. Недовольство исчезло, угрюмые морщины разгладились, брови сошлись и вздёрнулись домиком, а в пустых карих глазах зашевелилось осознание.
Зашевелилось вместе с болью.
– Как?.. – наконец, выдохнул он, став похожим на побитую собаку.
– Её убили. Битвы прошли, пока ты дрых, – бросил парень, пытаясь своими словами наказать нерадивого папашу.
Однако того, что произошло дальше, Иван совершенно не ожидал.
Павел Наумович запрокинул голову, широко открыл давно нечищеный рот и протяжно завыл, словно раненый зверь. И от его нечеловеческого воя крошечная квартира буквально ожила: стёкла задрожали, обои покрылись мелкими трещинами, с потолка посыпалась штукатурка, а во все стороны полетели пустые бутылки, с грохотом и звоном разбиваясь о мебель и стены. Поставленный на стол пустой графин взорвался. Потом взорвался телевизор, лопнули стеклянные дверки серванта, а выставленная в нём старомодная посуда начала весело подскакивать, охваченная цепной реакцией, будто китайский фейерверк.
Иван побледнел и, пытаясь голыми руками заслониться от осколков, с бешеной скоростью пролетавших в затхлом воздухе, подобно пулям, кинулся к валявшемуся на полу телефону. Не раздумывая, парень набрал номер единственного человека, к которому в своё время Лизе не хватило духу обратиться, но который был способен хоть чем-то помочь.
Он позвонил Лазаревскому…
От накативших воспоминаний и всколыхнувшегося раздражения Ивана буквально затрясло, но тонкая девичья рука, словно змейка, скользнула поверх сжавшегося кулака, успокаивая эту бурю. Иван повернул голову и посмотрел в зелёные глаза своей спутницы. И ему сразу стало легче.
– Какой толк следить? Вылечите его! – взмолился парень. – Их вы профукали, так хоть его на ноги поставьте!
– Мы делаем всё возможное, – спокойно ответил врач. – Мы пока…
– Ради Света! – раздражённо перебил его Иван. – То есть, в вашем случае – ради Тьмы! Доктор, перестаньте использовать это безликое «Мы»!
– Хорошо, – тоже чуть раздражённо выдавил Лазаревский. – Я пока не могу гарантировать, что он вернётся. У Павла Наумовича алкогольный делирий в очень серьёзной форме. Белая горячка по-простому. Он не воспринимает действительность, у него психомоторное возбуждение, галлюцинации, нарушение ориентации во времени и пространстве. И стремительно развивается Корсаковский синдром…
– Какой, блин, синдром?..
– Корсаковский. Это расстройство нервной системы, – снисходительно принялся объяснять Лазаревский, слегка усмехаясь и явно издеваясь. – Характеризуется амнезией, дефицитом эксплицитной памяти и конфабуляцией. Обычно его вызывает многолетнее и чрезмерное употребление алкоголя…
– У него не было многолетнего употребления алкоголя! Павел Наумович пил два месяца – с момента смерти жены! И вы это прекрасно знаете!
– Двух месяцев бывает достаточно, чтобы привести к инвалидности и даже к смерти. От этого никто не застрахован. Но моё мнение, не как психиатра-нарколога, а как…
– Тёмного? – хмыкнул Иван.
– Как человека, – поправил врач. – Павел Наумович не хочет возвращаться.
– Из-за чего, Анатолий Сергеевич? – спросила Вероника.
– Анатолий Сергеевич… – передразнил Иван.
– Прекрати! – шикнула она.
– Понятное дело, из-за чего! – закричал парень, размахивая руками. – Его жена и дочь мертвы, и тёмные тому причина! Он знает, что виноват!
– Не только тёмные, – ехидно напомнил Лазаревский, заставив парня замолчать и зло засопеть.
– Ваня! – снова одёрнула его Вероника. – Битвы закончились, успокойся!
– Вот именно, – подхватил врач. – Мы больше не враги, поэтому я не понимаю вашего негативного настроя…
– Неужели ничего нельзя сделать? – попыталась она вернуть разговор к главной теме. – Как-то помочь?
– Ему проводят всю необходимую терапию. Но боюсь, что изменения ЦНС имеют необратимый характер…
– А можно его увидеть? – мягко спросила девушка, поглаживая напряжённую руку своего спутника.
Иван удивлённо на неё посмотрел, по-прежнему не понимая, зачем она так рвалась к незнакомому, чокнутому дядьке.
– Он вас не увидит, – развёл руками врач, а потом сцепил их перед собой, оперев локти в крышку стола.
– Не страшно. Мы только поговорим с ним…
– Он не услышит, – тем же тоном ответил Лазаревский, чуть усмехнувшись.
– И пусть! – упрямо продолжила Вероника. – Мне кажется, он всё равно почувствует наше присутствие. Вдруг это поможет облегчить его состояние?
– Оно носит больше физиологический, нежели психологический характер, так что вряд ли… Но, чем Чёрт не шутит? Пойдёмте.
Как по команде, все трое одновременно поднялись из кресел и двинулись к выходу из кабинета. Лазаревский распахнул дверь, пропуская посетителей вперёд, а затем громко её захлопнул и закрыл на замок, чтобы в его отсутствие никто не проник в святая святых психиатрической клиники.
Пациенты, которых пока было мало, после ужина разошлись по палатам, и коридоры больницы опустели. Лишь тяжёлая поступь двух мужчин, да лёгкие, чуть шаркающие шаги девичьей походки нарушали звенящую тишину медучреждения, неравномерным эхом отражаясь от гладких бетонных стен. Но повторявшиеся из года в год осенние обострения и призывы в воинские части обещали в скором времени исправить данную ситуацию.
После долгого блуждания по коридорам до отделения наркологии Лазаревский, наконец, остановился возле очередной, ничем не приметной двери и достал из кармана связку ключей. Гремя ими на всю больницу, он выудил один, на бирке которого значился злосчастный двести пятый номер, вставил его в отверстие и с шумом открыл старый замок.
– Я пока не могу вас впустить. Один раз Павел Наумович уже пытался сбежать – порвал ремни, вышиб дверь и накинулся на санитара. Еле остановили. Нужно убедиться, что сегодня он не буйный.
После этих слов Лазаревский молча подал знак санитару и вошёл в палату, а Иван с Вероникой остались стоять за дверью.
Не успела та закрыться, как рядом вырос здоровенный детина. Его почти лысая и почти квадратная голова, внимательно наблюдавшая за посетителями двумя крошечными, глубоко посаженными глазками, маячила почти на двухметровой высоте. Кроме роста санитар обладал и нехилыми габаритами – перечить такому гиганту было вредно для здоровья, даже если бы очень захотелось.
– Ничего, и не таких убивали, – усмехнулся Иван, смерив санитара взглядом и прикинув в уме свои шансы.
А затем развернулся к окошку.
Бывший когда-то крепким и здоровым мужчина за месяцы запоя сильно похудел и превратился в обтянутый жёлтой кожей скелет. Он полусидел-полулежал на кровати с подложенными под спину подушками. Кулаки были намертво сжаты, вены на руках, привязанных ремнями, болезненно вздулись. Ничего не понимая и не осознавая, он пыхтел, сопел и безумно вращал красными глазами, со страхом разглядывая одолевавших его Демонов. И будто вообще не замечал находившихся рядом людей.
Лазаревский уверенно подошёл к пациенту, склонился над ним и посветил фонариком в глаза, пощёлкал возле ушей и тронул кисть, измеряя пульс. Лишь после всех этих манипуляций Павел Наумович вздрогнул и засопел уже на врача. А потом неожиданно перевёл безумный взгляд на посетителей, притаившихся за дверью, и взревел, словно все Бесы тёмного мира разом полезли из него наружу. Он затрясся и забился в конвульсиях, его голова запрокинулась, а изо рта пошла кровавая пена.
– Мы пойдём, – испуганно обратилась Вероника к двухметровому амбалу и потянула Ивана подальше от палаты. – Извините…
Они сбежали из психиатрической клиники с ощущением, будто сделали что-то ужасное. Иван громко хлопнул дверью отцовской машины, завёл двигатель и, не сказав ни слова, рванул с места. Железной хваткой он вцепился в руль. Но не потому, что опасался снова попасть в аварию – парень знал, что этого не случится. А потому, что боялся посмотреть в зелёные глаза девушки и продемонстрировать ей раздиравшие его душу противоречивые эмоции.
До следующего пункта ехали молча, поскольку никто не решался нарушить повисшую в салоне напряжённую тишину. И лишь остановившись на небольшой парковке, Иван смог немного успокоиться.
Место было буквально пропитано умиротворением и как нельзя лучше подходило для вечного, безмятежного сна. Вокруг царила мягкая и уютная атмосфера, наполненная шелестом пожухлой листвы, шёпотом слабого ветра и звонкими криками ворон, ощущавших приближение холодов. Птицы собирались в стаи, чёрной тучей кружили на фоне бирюзового неба и оглашали всё вокруг заполошным гомоном, будто поспешно договариваясь о дальнейших действиях. Ведь буквально через несколько дней тепло окончательно покинет эти края, а разноцветные листья исчезнут с деревьев, оставив их ветви обнажёнными перед ледяным дыханием зимы.
Спешить теперь было некуда.
Посетители медленно зашагали по пустынной аллее, погрузившись каждый в свои думы. Лишь изредка они переглядывались, а потом вновь устремляли взгляды вдаль – на пронзительную синеву неба, на чёрных птиц и на буйство красок разыгравшейся осени. Однако, чем дольше они шли, тем мрачнее становился Иван. Веронике хорошо были видны его чуть осунувшиеся плечи, выдававшие боль, пропитавшую сердце, вертикальные морщины, появившиеся меж сведённых бровей, и некогда светлые глаза, теперь потемневшие и ставшие почти чёрными. Незаметно вздохнув, она подняла воротник и втянула в него подбородок. Плащ, под которым мелькали языки голубого пламени, был слишком тонким, чтобы защищать от ледяных порывов осеннего ветра, а выбившиеся из объёмного пучка на затылке светлые пряди колыхались возле лица, щекотали кожу и не позволяли забыться. Девушка поёжилась и крепче прижала к себе букет жёлтых хризантем.
– Зачем ты хотела его видеть? – наконец, заговорил Иван, и в его голосе прозвучали нотки упрёка.
– Мы принесли столько горя, – пожала плечами Вероника. – Думала, если сделаем что-то хорошее, это убавит нашу вину…
– Не получилось, – фыркнул парень, и посмотрел на небо.
– Тебе тяжело?
– Не представляешь, насколько…
– Понимаю, – девушка прижалась к нему, взяв под локоть. – Ведь вы были друзьями.
– Мы были больше, чем друзьями, – лицо Ивана мучительно исказилось. – Но не волнуйся, ты для меня дороже всех…
– Всё нормально, я не ревную… – она слегка улыбнулась.
– Тем более, больше не к кому, – печально добавил Иван, и его глаза предательски заблестели от выступивших слёз. – Это я виноват. Они могли бы жить, если бы не я…
– Ты делал то, что должен был, – попыталась она оправдать парня. – Мы совершили много ошибок, как и они. Но они ушли, а нам придётся с этим жить.
Иван и Вероника свернули на аллею «Д» и, пройдя несколько метров, остановились возле двух могил, огороженных общей оградой. Свежая земля на одной из них ещё не успела просесть, а более сглаженную поверхность второй покрывала молодая поросль, уже обожжённая первыми заморозками постепенно отступавшей осени. Раскинувшаяся вековая берёза с немного поредевшей жёлто-оранжевой кроной спускавшимися до земли ветвями словно обнимала два одинаковых, временных памятника с приставленными к ним фотографиями в траурных рамах.
«Семёнова Варвара Михайловна» – значилось на первом.
«Семёнова Елизавета Павловна» – на втором.
Разделив цветы на две части, Вероника подошла, положила букеты на могилы и чуть задержалась возле фотографии Лизы. А Иван, оставшийся стоять за оградой, с высоты своего роста задумчиво разглядывал двух девушек, с удивлением отметив для себя их едва заметное сходство. Но только во внешности. В тёмном мире они являлись соперницами и однажды даже успели сцепиться в Битве. Однако теперь вражда исчезла вместе с неизвестным науке местом, которое не было обозначено ни на одной карте.
Исчезла вместе с Лизой.
Неожиданно, но для тёмной Вероника оказалась очень доброй и чувствительной. Она планировала отыскать всех погибших, которых помнила – и светлых, и тёмных – и попросить у всех прощения, словно находила в этом покаянии смысл своей дальнейшей жизни. Даже его уговорила сегодня прийти, хотя Иван, за последнее время организовавший уже вторые похороны, сам на них не явился. Что могло заставить такую девушку встать на сторону Тьмы, оставалось для него загадкой. Но он не спрашивал и дал себе твёрдое слово, что не спросит никогда. Ведь то, что произошло в другой реальности, должно было остаться там навсегда.
Затем Вероника отошла в сторону, предоставив ему возможность высказаться.
– Привет, малыш… – чувствуя себя крайне неловко, поприветствовал Иван бездушный кусок металла и пластика.
Естественно, ответа не последовало.
В поисках поддержки парень взглянул на свою спутницу, и та одобрительно кивнула.
– Лиз, надеюсь, что ты меня слышишь, потому что иначе я буду выглядеть полным идиотом. Я только хотел сказать… Мы очень благодарны тебе за помощь, ты нас буквально спасла… Меня ты вообще много раз спасала, хотя должна была прикончить такую бестолочь… Ещё и умерла из-за этого… Мне очень жаль, что так вышло… Но… Если это хоть немного нас оправдает, знай, что всё оказалось ненапрасным! Мы победили! Это тысячелетие пройдёт под покровительством Света, как мы и хотели! Как хотела Варвара Михайловна и ты… и… и Давид… – Иван судорожно набрал воздуха. – Прости, что отнял его жизнь. Сам я не смогу себя простить… Никогда… Я… Я собой не управлял… Не мог себя контролировать… Да кому я вру?! – воскликнул парень, бросив нервный взгляд на Веронику. – Я хотел его убить! Из ненависти! Из ревности! Из-за того, что он мешал мне выполнить приказ! Понимаешь, у меня не было выбора! Я обязан был исполнять её приказы, чтобы оставаться с ними, особенно после того, как отпустил тебя в скалах… Лиз… Ты не представляешь, что я почувствовал, когда всё осознал! – Иван сокрушённо покачал головой. – Никогда не забуду твой взгляд! Ты должна была меня возненавидеть и разорвать на части, но ты даже не упрекнула… Разве можно защищать человека, отнявшего половину души? Разве можно спасать убийцу?! Мать Тереза, блин! – незлобно выругался он. – Но ты оказалась права – я не смог до конца почернеть. После Битвы я ушёл в скалы и долго бродил там, пытаясь разобраться, что же со мной произошло. И в конце концов понял, что я не такой… Что я не хочу быть таким. Я принял решение уйти. Тогда меня нашла Вероника и, видимо, девочка, следившая за нами.
– Я пыталась отговорить, но в итоге последовала за ним, – подхватила девушка, глядя Ивану в глаза. – Я готова была идти куда угодно…
– Тьма не простила, – мрачно продолжил парень. – Она потеряла преимущество, поэтому абсолютно все тёмные открыли на нас охоту. Последние четыре Битвы стали настоящим Адом, а ночи оказались ещё более страшными… Но мы выжили… И с последним ударом колокола просто перенеслись на землю! Мы не знали, где друг друга искать, чем всё закончилось, и кто победил. И только потом Старцы рассказали, что выиграл Свет. Так что не было ни бурной радости, ни всеобщего ликования – одно сплошное разочарование…
Иван на мгновение замолчал и склонил голову, ощутив во рту сильный привкус горечи, от которого он никогда больше не сможет избавиться.
– Эта тайна будет связывать нас до конца, – наконец, продолжил он почти шёпотом. – Спи спокойно, малыш. А мы ещё приедем…
Вероника медленно приблизилась, прижалась к Ивану и сочувственно положила голову ему на плечо. Одной рукой парень приобнял девушку за плечи, пытаясь защитить от подбиравшегося холода, а второй коснулся спрятанного под рубашкой крестика, с которым теперь не расставался.
Ещё долго они стояли, молча разглядывая улыбчивые и наполненные светом лица матери и дочери, смотревшие на них с фотографий. Птичьи крики начали понемногу стихать, возвращая пустынному кладбищу безмолвие вечности, и лишь внезапно налетевший порыв ветра вновь нарушил его спокойствие. Он всколыхнул голубое платье, поиграл со светлыми прядями волос Вероники и устремился дальше, подхватывая рыжие огоньки опадавшей листвы и унося их с собою в бирюзовую даль…
***
Серость.