Свет – Тьма. Вечная сага

Я схватила ветровку, сунула ноги в первые попавшиеся туфли и выскочила на загаженную лестничную площадку, хлопнув на весь подъезд тяжёлой, железной дверью.

Глава 10. Игра

На улице уже вовсю горели фонари. Весёлые брызги их золотистого света гроздьями рассыпались по мокрому асфальту, пытаясь угнаться за моими шагами, но никак не могли догнать. В холодном вечернем воздухе невесомой дымкой стояла водная взвесь, и, присмотревшись внимательнее, можно было увидеть составлявшие её микроскопические капли. Не подчиняясь законам притяжения, они порхали то вверх, то вниз, то в стороны и весело танцевали под свою неслышимую музыку.

Я остановилась, подставила ладони, и на них тончайшим слоем осело миллиона два уставших кружиться частиц. Кожа моментально стала влажной, как и вся моя одежда, уже успевшая пропитаться насквозь. Я пошевелила пальцами, и влага тут же собралась в капли, которые быстро стекли вниз и разбились об асфальт. С секунду я смотрела на место их падения, а затем, поправив прилипшие ко лбу пряди и засунув руки глубоко в карманы ветровки, продолжила свой путь.

Теперь спешить было некуда.

Я неторопливо шла по тротуару, стараясь держаться в тени деревьев, чтобы не пугать своим видом случайных прохожих. Жаль, что от измороси их кроны не спасали так же хорошо, как от посторонних глаз. Хотя на меня и так не часто обращали внимание, ведь задержавшиеся на улице люди спешили по домам, боясь окончательно промокнуть. Им не было дела до странной девушки, одиноко бредущей по ночному городу. Для них я являлась лишь призраком, притаившимся в густой тени.

Иногда мне встречались парочки, которые мило держались за руки и обнимались, пытаясь втиснуться вдвоём под один зонт. Я завидовала им белой завистью, ведь они выглядели такими счастливыми и умиротворёнными. Мне бы тоже хотелось сейчас ни о чём не думать и не переживать, наслаждаться унылой прохладой подбиравшейся ночи и держать над головой крохотный зонтик.

Или просто зонтик…

Я поёжилась и сильнее закуталась в ветровку, поглубже зарывшись подбородком в поднятый воротник. Она должна была быть непромокаемой и непродуваемой, но на деле это оказалось не так. Вездесущие мелкие капли давно проникли между волокнами ткани, напитав её и сделав холодной и тяжёлой, а периодически налетавшие ледяные порывы ветра пронзали тысячей иголок, достававших до незащищённой кожи. Мой наряд совершенно не соответствовал погоде: открытые туфли давно промокли, под влажными джинсами играли в догонялки мурашки, а под ветровкой пряталась лишь майка на тонких лямках, которая совсем не грела. Кофту я сняла, когда приехала из больницы, и надеть обратно просто не успела.

Я тяжело вздохнула, и на моих глазах облачко пара растаяло в воздухе, смешавшись с вездесущей изморосью.

А ведь сейчас была середина лета…

Да уж, нам не везло с погодой. Зимы в нашем регионе стояли суровые и холодные, а летом температура редко поднималась выше двадцати пяти градусов. Но сейчас на улице было около десяти. Только мне могло прийти в голову сбежать в такую ночь, не потрудившись собрать тёплые вещи. Я ничуть не жалела о содеянном, но не имела представления, куда теперь идти, и лишь одно знала точно – назад я никогда не вернусь.

У меня больше не было дома.

В один миг маленькая квартира стала чужой и холодной. Стены больше не грели и не давали чувства защищённости. Радость давно ушла вместе с мамой, и никогда уже не вернётся. Единственное существо, которое сохраняло способность беззаветно чему-то радоваться – Снежок – умер по моей вине. Родной отец, которому я доверяла больше всех на этом свете, превратился во врага. А всё, во что я верила, оказалось обманом…

Как такое пережить?

Что нужно было сделать, чтобы справиться с болью, раздиравшей душу на части?

У меня не хватало сил. Я чувствовала, что вот-вот сломаюсь. Я всегда считала маму слабой, но на самом деле слабой оказалась именно я. Она стойко переносила всё, что делали с ней люди, «Тьма» и жизнь, а я уже готова была опустить руки. Рядом не осталось никого, кто мог бы поддержать меня, как поддерживал раньше Ваня, но я сама вычеркнула его из своей жизни, выбив у себя из-под ног последнюю опору. Теперь сахарные декорации уже не таяли, а рассыпались на глазах, и разлетавшиеся во все стороны последние крупицы счастья, надежды и веры в крепкие семейные узы поглощала огромная, жадная пропасть…

Кто был виноват, что всё вокруг рушилось?

«Свет»?..

«Тьма»?..

Наверное, в равной степени.

И, наверное, в равной степени я их сейчас ненавидела.

«Тьму» – за то, что она сделала с нашей жизнью.

«Свет» – за то, что способствовал этому.

И себя – за то, что стала причиной…

«У меня не было выбора…» – грустный шёпот всё ещё стоял в ушах, снова и снова возвращая мысли к последним словам отца. А потом дверь захлопнулась, и я стала слышать только звук своего неровного дыхания, отражавшегося от стен подъезда. Я убегала от его вранья, но, возможно, это была единственная правда во всей моей жизни.

Возможно, папе и вправду пришлось подчиниться обстоятельствам. Возможно, «Свет» и «Тьма» поставили его в ситуацию, которая просто не имела иного выхода. И возможно, ему действительно было тяжело оттого, что он стал невольным соучастником маминого медленного уничтожения…

Но он мог не соглашаться! Он мог пойти наперекор «Тьме», наперекор «Свету», если бы на самом деле любил нас! Ведь когда-то мы были не чужими людьми! Когда-то мы были семьёй!

Чем же «Тьма» его заманила?

Этого я не понимала.

Я словно ходила кругами. Выстраивала домыслы и собирала крошечные кусочки вокруг огромной дыры. В ней находились только вопросы без ответов, и я усердно заполняла её догадками, не представляя, насколько они соответствовали или не соответствовали действительности. С какой бы стороны я не подступилась, меня встречала одинаковая зияющая пропасть, и я не знала, даже не представляла, что там могло находиться. Я чувствовала себя несмышлёным ребёнком, собиравшим пазл, который никак не желал собираться. Всё, что у меня имелось – это разрозненные обрывки информации, которые давала мама, Елизар и бывший отец.

И ещё сны о непонятной битве.

Битве «Света» и «Тьмы». Апокалипсисе, как в библии, исчезнувшей вместе с исчезнувшим Елизаром. Так может, в этом и было всё дело? Я должна была принять участие в битве, должна была сделать что-то важное, и потому они преследовали меня. Потому приставили наблюдателей. Потому обещали отдать «Свету». Потому моя мама терпела своё наказание. И потому за мою душу шла настоящая война.

Неужели ради того, чтобы заполучить одного человека, добро и зло были способны уничтожить всех вокруг? Пусть «Тьме» было всё равно, что произойдёт с другими, а «Свету»? Неужели ему тоже было на всех наплевать и он тоже был готов любыми способами добиваться своих целей?

Тогда папа сказал правильно – «Свет» был ничем не лучше «Тьмы»…

Посмотрев на наш разговор с другого ракурса, я поняла, что поспешила и с выводами, и с действиями. Наверное, не стоило реагировать так резко и убегать из дома посреди ночи. Нужно было всё как следует обдумать, подождать до утра, чтобы нервы и эмоции улеглись, а голова вновь обрела способность ясно мыслить. Сейчас она остыла, но остыла вместе со всем телом, и это являлось не просто неприятным или плохим моментом – это становилось опасным. Постепенно до сознания доходила вся безвыходность моего положения. Я замёрзла, промокла, у меня не было ни вещей, ни денег, ни даже сотового телефона, чтобы позвонить кому-нибудь из знакомых. Да и кому я могла позвонить? Тая уехала домой в Монголию. Вика с Андреем грелись где-то на курорте в Египте. Костя недавно сменил адрес, а нового я не знала. Хотя он мог бы меня выручить, даже если бы я завалилась к нему без предупреждения посреди ночи.

Что же тогда?

Поехать к Ване?..

Я понимала, что нужна была ему со своими проблемами как снег на голову в июле, но больше мне некуда было податься. Придётся засунуть куда подальше гордость и страх и всё ему рассказать. Хватит с меня вранья и недосказанности! Я уже насытилась ими по горло!

Я остановилась под большой липой, запустила руку глубоко в карман, где противно позвякивала какая-то мелочь, и выудила несколько монет – все деньги, которые смогла унести из дома вместе с ветровкой. Быстро пересчитала их и тяжело вздохнула от разочарования. Мизерной суммы не хватало даже на автобус. Оставался лишь один вариант – идти пешком. Но Ваня жил на другом конце города. Я смогу добраться туда в лучшем случае к утру, если не замёрзну по дороге или кто-нибудь не убьёт меня в ближайшем переулке.

Но если не к нему, то куда?

Домой?..

Я замешкалась. Бурные мысли в голове улеглись, но гордость всё ещё кипела. Я не хотела возвращаться. Я не хотела видеть отца и разговаривать с ним, но не смогу этого избежать, если сейчас развернусь и пойду обратно. Со злости я закинула деньги обратно в карман и побрела дальше, крепко обхватив себя трясущимися руками, чтобы сохранить хоть капельку тепла.

На улице продолжало стремительно темнеть и холодать. Последняя светлая полоса неба на горизонте, едва проглядывавшая между домами, исчезла, и на город опустилась глубокая ночь. Прошло некоторое время, прежде чем я поняла, что перестала дрожать, но это был плохой признак. Я не согрелась, а замёрзла ещё сильнее, и организм, пытаясь сохранить энергию, начал отключать защитные механизмы. Пальцы уже совершенно потеряли чувствительность. Я, как могла, прятала их в рукава и пихала в подмышки, но ничего не помогало. На улице стояла плюсовая температура, однако заработать переохлаждение сегодня было для меня вполне реальной перспективой. Даже реальнее, чем попасться в лапы воображаемому маньяку…

А они мерещились мне везде. Казалось, в каждой тёмной подворотне кто-то сидел, пристально за мной наблюдал и ждал, когда я сверну в сторону от освещённого пространства. Это ощущение всё усиливалось. Я почти физически чувствовала на своей спине чей-то взгляд и оборачивалась через каждый шаг. Но на меня смотрела лишь пустынная улица с изредка проезжавшими по дороге машинами. Ни маньяков, ни убийц, ни прохожих. Вокруг всё было, как всегда: тихо, мирно и спокойно. Город жил обычной, размеренной жизнью. Он готовился ко сну. То и дело в окнах выключался свет, и жёлтых квадратов становилось всё меньше и меньше. Они гасли, подпуская к домам сгущавшийся мрак, и лишь вдоль дорог, поднимаясь на шести-семиметровую высоту, горели лампочки фонарных столбов, создавая шапку из света.

Я шла, пытаясь придерживаться направления, которое должно было привести меня в Ванин район. Мерила шагами мокрые улицы, разглядывала окна и размышляла – кем были все эти люди, прятавшиеся по своим бетонным коробочкам, и какими были их семьи? Какие проблемы они решали, какие эмоции испытывали? Бесчисленное множество людей со своими страхами, сомнениями, радостями и горестями… Многие ли из них были по-настоящему счастливы? И были ли те, кто не был несчастлив?

Ежедневно просматривая, а вернее прощёлкивая каналы новостей, не запоминая, но всё же улавливая обрывки информации и откладывая их на дальние полки памяти, я наблюдала, как вокруг, словно сжимавшееся кольцо, к человеку всё ближе подступали несчастья. Всё чаще на земле происходили катастрофы: горели леса, случались землетрясения, ураганы, пожары и наводнения. Мир ужасался глобальным катаклизмам, но разве этим всё ограничивалось? А сколько мелких, бытовых и семейных драм, трагедий и неприятностей оставались незамеченными? И потом мы узнавали из очередного выпуска новостей, что вроде бы благополучные люди совершали поступки, от которых кровь стыла в жилах. Что ими двигало? Неустроенность? Непонятость? Обида на окружающих и на весь мир? Злоба? Агрессия? Разочарование?..

Что порождало подобные эмоции и толкало на преступления?

Повседневные мелочи, до которых никому не было дела и которые копились годами, подобно крупицам в песочных часах. Именно они становились механизмом, запускавшим цепную реакцию. Именно они являлись самым сильным оружием, лишавшим сил и воли бороться – тёмным оружием, мощь которого я испытала на себе…

Невозможно было верить в добро, когда жизнь шла прахом, а всё вокруг дышало ложью самых близких людей. Одиночество – оно разъедало, словно кислота, один раз попавшая в тело и долго и мучительно уничтожавшая его изнутри. Не на кого было положиться, не у кого было попросить помощи. Приходилось в одиночку сражаться со своими проблемами, но один в поле не воин. Поэтому нас и пытались так старательно разъединить, чтобы ослабить и лишить желания бороться.

С другой стороны, всё менялось, когда происходило что-то действительно страшное. Когда это касалось не только одного отдельного человека, а всех вокруг. Вот тут и приходила сплочённость, взаимопомощь, единение через общее горе и вера всё через то же горе. Ещё недавно я знать не знала, кто жил на одной лестничной площадке с нами, пока город не встряхнуло небольшое землетрясение. Люди выбежали на улицу, спеша покинуть ненадёжные укрытия, и начали общаться, хотя до этого могли даже не здороваться при встрече. Это маленькое событие нас объединило. А что бы произошло, если бы землетрясение оказалось сильнее? Неужели подобным способом пытался объединить нас «Свет»? Перестанете верить, потеряете ко всему интерес, так мы вас встряхнём? Пошлём вам десять казней египетских и заставим быть лучше, чтобы вы забыли о мелочах.

Что было хуже?

Кто был более жесток? «Тьма», истязавшая душу, или «Свет», причинявший физическую боль ради спасения этой души?

Или…

Я остановилась.

Физический ступор произошёл практически мгновенно. Однако разогнавшиеся до космической скорости безрадостные мысли продолжили нестись вперёд, пока с запозданием на несколько секунд до мозга не дошло осознание, что именно заставило тело так резко остановиться. Я смотрела вниз, на мокрый асфальт, на котором до этого встречались лишь смятые пачки сигарет, раскисшие окурки, пакеты из-под чипсов и прочие продукты человеческой безалаберности. Такой банальный мусор я даже не замечала. Но сейчас возле моих ног, заманчиво переливаясь в искусственном свете фонарей, лежало несколько монет, которых мне не хватало на проезд.

Сумма, точная как в аптеке.

Вот только случайность, которую в моём нынешнем положении можно было посчитать огромной удачей, почему-то вызывала подозрения. Обычные монеты на обычном асфальте, но всё внутри протестовало и говорило: «Не бери!». Раньше я бы даже внимания не обратила, ведь деньги на земле не так уж и редко валялись. Но не сегодня. Сегодня они были мне жизненно необходимы. И тут же появились, словно кто-то специально подбросил их на моём пути, сделав желанный подарок.

Чья это была подачка – «Света» или «Тьмы»?

Кто из них хотел, чтобы я добралась до Вани?

Меня снова пронзило острое чувство чьего-то присутствия. Любопытные глаза наблюдали за мной из всех тёмных уголков и подворотней, желая увидеть, возьму я деньги или нет. Они не принадлежали кому-то конкретному, у них не имелось определённого местоположения, они просто были повсюду: окружали меня, разглядывали и ждали.

Я испуганно оторвала взгляд от асфальта и стала глупо озираться по сторонам, пытаясь найти этого кого-то. Но увидела только пустынную дорогу, освещённую двумя круглыми фарами приближавшегося к остановке автобуса.

Моего автобуса.

Надо же, стоило сбежать из дома, как свыше мне стали посылать удивительные подарки. Простой автобус, простые монеты, но как они оказались кстати, особенно вместе. Мне отчаянно захотелось схватить деньги и, наконец, добраться до Вани. Моя идеальная возможность лежала прямо передо мной, такая близкая и соблазнительная, но я ощущала, что что-то здесь было не так.

Всё внутри уже просто кричало: «Не бери!»

Пока я размышляла, взвешивая в голове все «За» и «Против», автобус дёрнулся и издал громкий, протяжный скрип, готовясь отъехать от пустой остановки. Дальше медлить было нельзя. Я сорвалась с места и побежала к закрывавшимся дверям, оставив монеты валяться на земле. До сих пор чувства меня не обманывали, только я к ним не прислушивалась. Так может, стоило сделать это хотя бы сейчас?

Однако двери закрылись перед самым моим носом, и автобус тронулся, следуя по дальнейшему маршруту. Я сбавила скорость до шага, а потом и вовсе остановилась, размышляя о том, что, наверное, эта чудовищная ночь никогда не закончится. Но мне снова повезло – водитель всё-таки заметил меня в боковое зеркало, остановился и открыл заднюю дверь. Я радостно запрыгнула на ступеньки. Оказавшись в тепле и под крышей, наконец, расслабилась, блаженно прислонилась к железному поручню с наполовину ободранным резиновым покрытием и устало огляделась.

В салоне находилось всего четыре пассажира, остальные места пустовали. Ближе всех сидел мужчина в намокшей чёрной шляпе и сером плаще, похожем на плащ Елизара. Но я не могла с уверенностью сказать, он это был или нет, поскольку наблюдала лишь его затылок. Недалеко от мужчины сидела уставшая женщина с ребёнком, который мирно посапывал у неё на коленях. И молодая, симпатичная девушка в розовой кожаной куртке и высоких сапогах-чулках. Её я разглядывала чуть дольше, чем остальных, поскольку яркий внешний вид не мог не привлекать внимания. Хватило одного взгляда, чтобы понять – достаток её семьи был намного выше среднего. Ухоженные волосы, возможно, даже с примесью искусственных, длинные ногти с модным маникюром, испорченная солярием и многочисленными слоями тонального крема кожа, ярко накрашенные глаза, брови и неизменный розовый блеск на губах. Девушка выглядела очень самодостаточно и уверенно. Только было интересно, что она забыла в автобусе?..

И ещё здесь присутствовала кондуктор – большая, если мерить в объёмах, но невысокая женщина советской закалки, на грубом, помятом жизнью лице которой читалась жажда справедливости и нетерпимость к отступлениям от правил. Она выглядела уставшей от затянувшегося трудового дня и потому, несомненно, испытывала раздражение. В глубине души я надеялась, что она не будет слишком строга и не выгонит меня из-за пары монет. Однако по её виду уже сейчас можно было со стопроцентной уверенностью сказать, что всё произойдёт с точностью наоборот.

Женщина двинулась ко мне тяжёлой, шаткой походкой, и я послушно полезла в карман.

Может, всё-таки пронесёт?..

– Что у тебя? – фамильярно пробасила она, чем-то напомнив мне Александру Никитичну из приёмной психбольницы.

– Вот, – ответила я, протягивая мелочь.

Слишком мелкую мелочь.

Кондукторша сомнительно, с каким-то отвращением посмотрела на деньги, пересчитав их одним взглядом. С ног до головы оглядела меня, оценивая потрёпанную и промокшую одежду, раскисшие пластыри, под которыми красовались воспалённые ссадины, и измученное лицо. Задрала подбородок, наверное, желая казаться выше и значительнее, а потом недовольно проворчала:

– Сумма проезда изменилась ещё в октябре того года! Вон – везде написано!

– Но у меня больше нет… – развела я руками, пытаясь придать лицу жалобное выражение. – Честно…

– Или плати, или выходи из автобуса! – фыркнула она, театрально и нервно закатив глаза.

– Пожалуйста, не выгоняйте меня… Мне далеко идти… Тем более уже ночь…

– Далеко ей, видите ли! – возмутилась женщина, с каждым новым словом прибавляя тон, словно кто-то подкручивал ручку громкости у неё в голове. – Нет денег, так нечего и соваться! А то лезут тут всякие оборванцы! А мы из своего кармана платить должны?!

– Но у меня же есть деньги… Всего двух рублей не хватает. Ну, пожалуйста…

– А если каждый будет недоплачивать? Мы, знаешь ли, тоже не миллионеры!

– Может, посчитаете как льготный?..

– Ты пенсионер или воевала?! – закричала она на весь салон, убив во мне последнюю надежду. – Льготный ей! Не доросла ещё! Давай на выход!

– Хорошо, – тихо ответила я, поникнув и развернувшись к дверям.

– Ничего, девка молодая! Пешком пройдешься, а то и заработаешь по дороге! – не унималась кондукторша.

Мне захотелось швырнуть мелочь ей в лицо. Но потом я передумала – всё-таки это были деньги, хоть и небольшие. Смогу купить себе булочку на завтрак…

– Хорошо! Я выхожу! – рявкнула я, отвернувшись и уставившись на забрызганное грязью стекло.

Продолжая ворчать себе под нос, женщина вернулась на рабочее место, возвышавшееся над остальным салоном, словно трон на пьедестале. Я несмело обернулась. На меня смотрели все, кроме мужчины в обвисшей шляпе, который продолжал неподвижно сидеть в той же позе. Скорее всего, он спал и потому не слышал нашей перепалки. Ребёнок широко распахнул синие глазища и испуганно на меня уставился, взгляд его матери был растерянным, а девушка в кожаной куртке ехидно улыбалась во весь свой отбеленный рот.

И пусть.

Наверное, ей действительно было весело. Она в своей жизни никогда не попадала в подобную ситуацию и никогда не попадёт. Считать себя лучше других было так просто, когда всё доставалось легко: богатые родители, беззаботное детство и обеспеченное будущее, хорошее образование, хорошая работа и дорогие вещи. Об этом мечтали такие, как я, и завидовали таким, как она…

Из транспорта я вышла совершенно разбитая, чувствуя за плечами неподъёмную тяжесть абсолютно безнадёжной ситуации. Автобус, в очередной раз дёрнувшись и выпустив едкое облако выхлопных газов, медленно отъехал от остановки, а вместе с ним уезжала прочь и моя надежда поправить это положение. Я смотрела ему вслед, пока огни круглых фар не скрылись за поворотом в конце улицы. Дорога опустела, как опустел и тротуар, растянувшийся под лесом высоток, и я осталась в одиночестве, приблизившись к Ваниному дому всего на несколько метров…

Надо же, такая малость! Но ведь дело было не в деньгах. За день работы эта женщина могла собрать в несколько раз больше монет, обронённых пассажирами, чем не хватало у меня, поэтому уйти в «Минус» из-за двух несчастных рублей никак не могла. Просто были на свете такие люди: без понимания, без снисхождения, без жалости, обиженные на жизнь и потому специально обижавшие всех вокруг.

Моё разыгравшееся воображение снова всё испортило. Сейчас я могла бы спокойно ехать в автобусе, а через полчаса была бы у Вани. Он бы впустил, даже если бы до сих пор на меня обижался, даже если бы…

Конечно, Ваня был не из тех парней, которые лечили своё разочарование в объятиях других женщин, но ведь прошёл почти месяц. Я не искала с ним встреч. Даже наоборот – всячески избегала. Я оградилась от него стеной молчания и теперь должна была принять все закономерные последствия такого решения как должное. Да и глупо было думать, что Ваня сможет любить и ждать меня вечно, несмотря на свои слова. Мы жили в реальном мире, а не в чьём-нибудь романе. А вокруг жили такие же реальные люди, реальные девушки, и кто-то мог вдруг показаться ему симпатичной…

Неожиданно я вспомнила видение из голубого зеркала «Тьмы» – как Ваня кружил на руках стройную девушку, которая, возможно, и была той единственной, кто подходил ему по-настоящему. И с которой, возможно, он уже познакомился. Если недавно я поймала себя на ревнивых мыслях, то теперь совершенно не ревновала. Теперь я этого хотела. Ваня был хорошим человеком и заслуживал счастья. И я надеялась, что его новая возлюбленная окажется более нормальной, чем я.

Может, сегодня мне не стоило к нему ехать?

Может, сегодня так было нужно?

Вот только кому?

Кто подталкивал меня к Ване, а кто не хотел, чтобы я добралась до него?

Кто дёргал за веревочки, руководя моими действиями, направляя в нужную сторону или останавливая при необходимости? Я не принадлежала себе. Не принадлежала никогда, а теперь в особенности. И где же здесь была моя воля? Где были те самые равные условия, о которых говорил отец?

Их не было…

Я взглянула на электронные часы, ярко светившиеся на противоположной стороне дороги, и поняла, что упустила последний автобус. Призматрон под часами пришёл в движение. Картинка, изображавшая статного красавца в дорогом тёмно-синем костюме, сменилась на не менее статную девушку в красном вечернем платье. Она заманчиво улыбалась и демонстрировала какую-то косметику у себя на ладони. И сияла нереальной красотой, по задумке полученной благодаря той самой косметике. Хотя половину её красоты, скорее всего, фотокорректоры создали в специальной программе для обработки изображений. Я могла бы долго рассматривать баннер, выискивая изъяны в их работе, если бы взгляд, скользнувший по изгибам платья, не спустился ниже – на невзрачное и неосвещённое основание рекламного щита. На нём неизвестный уличный художник чёрной краской из баллончика изобразил граффити. Причудливо загибавшиеся, объёмные буквы складывались в слово, а вернее в имя.

«Елизар»…

На плечи легло что-то мягкое, чей-то тонкий, но плотный плащ, и мне сразу стало теплее. Складки светлой ткани запахнулись у меня на груди, а в руках появился пластмассовый стаканчик с кофе. Я неловко отстранила его от себя, испугавшись, что края плаща намокнут, и расплескала жидкость на пальцы. Однако она оказалась тёплой, а не обжигающей.

На этом чудеса не закончились.

Я даже понять ничего не успела, как переместилась с безлюдной улицы в довольно оживлённое и хорошо освещённое место. Это оказалась небольшая площадка перед киоском быстрого питания, уставленная высокими столиками. Сверху, под натянутым тентом, едва покачивалась мощная лампа. Совсем рядом молодой человек покупал бутерброд, наполовину засунув голову в небольшое окошко, а ещё один мужчина интенсивно жевал за соседним столиком, запивая еду напитком из такого же стаканчика, какой я держала в руках. Никто из них не обратил внимания на моё внезапное появление, словно я уже стояла здесь, когда они пришли. Рассматривая посетителей уличного кафе, я краем глаза заметила тень и быстро обернулась, буквально столкнувшись взглядом с третьим мужчиной, стоявшим позади.

Им оказался Елизар.

Кто же ещё?

Старик наблюдал за мной и слегка улыбался. Сейчас он был одет в серый костюм, поскольку плащ лежал у меня на плечах, а его голову венчала чёрная шляпа с обвисшими полями. Та самая, которую я видела у неизвестного пассажира в автобусе.

Все сомнения разлетелись в один миг.

– Здрасьте, – фыркнула я, отхлебнув кофе и почувствовав, как по телу разлилось живительное тепло.

– Здравствуй, Елизавета, – произнёс он и двинулся навстречу.

Не отрываясь, я смотрела, как старик обошёл вокруг, остановился напротив меня и облокотился о железную поверхность стола. Почему-то у меня не возникло никаких эмоций, даже удивления или интереса, как я здесь очутилась и было ли такое вообще возможно. Я не мучилась вопросом, каким образом он умудрился перенести меня в пространстве и как сам здесь оказался. Сейчас я просто была благодарна за кофе, за возможность немного согреться и перебить уже начинавший подкрадываться голод. Я ведь так и не успела поужинать, желая как можно скорее покинуть ставшую ненавистной квартиру.

– Это вы подстроили? – спросила я, нарушив чуть затянувшееся молчание.

Сам он, похоже, не собирался ничего объяснять.

– Мы, – Елизар сдержано улыбнулся.

Я сощурилась, разглядывая его необычное лицо и пытаясь понять смысл такого простого слова.

– Мы – это кто? «Свет»? «Тьма»? Или вы лично?

– Все, – он улыбнулся чуть шире.

Ох, как же мне надоели его улыбочки!

– А что именно было вашим? То есть «Света»? – решила я не останавливаться, пока не добьюсь от него хоть какого-нибудь вразумительного ответа. – Монеты или кондуктор?

– Лариса Ивановна?

– Наверное, Лариса Ивановна, – усмехнулась я. – Она была так вежлива, что не представилась.

– Она, – коротко ответил Елизар, опершись на другой локоть. – Замечательная женщина! Очень добрая и отзывчивая!

– Ага, я заметила!

– Не всё на самом деле такое, каким кажется.

– Понятно… Получается монеты – дело «Тьмы»?

Я уже знала ответ на этот вопрос, но хотела услышать его от Елизара, чтобы лишний раз убедиться.

– Да.

– Угу. Значит, «Свет» хотел меня остановить, чтобы я не добралась до Вани, – подытожила я скупую беседу.

– Да.

Я вздохнула. Сегодня Елизар был немногословен, впрочем, как и всегда. Мне снова приходилось прилагать усилия, чтобы выудить из него хоть каплю информации, но, наверное, я просто задавала не те вопросы. Ведь он вытащил меня из тёмной подворотни не для того, чтобы напоить кофе и по-дружески помолчать.

– Зачем? – не выдержав, взвыла я. – Что плохого могло произойти от нашей встречи с Ваней? Теперь мне и видеться с ним нельзя?! Может, запрёте меня в четырёх стенах и наручниками к батарее пристегнёте для полного контроля? А то я того и гляди сделаю шаг, который вы не планировали!

Елизар даже глазом не моргнул. Без эмоций выслушал мои обвинения и остался таким же невозмутимым. Хотя я истерила перед ним по полной.

– Что ты хотела сделать? – спокойно спросил он, и это немного охладило мой пыл.

– А?

– Что ты хотела сделать? – повторил он.

– Я… – я запнулась и ощутила вдруг появившийся в горле ком. – Я хотела увидеть Ваню и попросить помощи… Хотела переночевать у него, потому что не могла вернуться домой…

Странно, почему я оправдывалась перед ним?

И почему не могла перестать оправдываться?

– Что ещё? – спросил Елизар, ожидая продолжения.

– Я хотела ему рассказать… Всё, – я закрыла глаза, начиная что-то понимать, хотя ещё и очень смутно.

– И как бы Иван отреагировал?

– Наверное, посчитал бы меня абсолютно сумасшедшей…

– Не думаю.

– Ну, или…

– Или?

– Не знаю! Разозлился бы…

И тут до меня дошло!

– Ведь я бросила его из-за вас, – вслух произнесла я фразу, которую раньше не раз произносила мысленно, но которая теперь приобрела совершенно иной смысл.

Я осторожно поставила стаканчик с недопитым кофе и уронила голову на руки.

Дура!

Идиотка!

Эгоистка!

Почему я решила, что это происходило только со мной и с моей семьёй?! Я настолько зациклилась на самобичевании, что перестала замечать происходившее с другими людьми. У Вани был взволнованный и даже испуганный голос – я помнила это как сейчас, хотя мы разговаривали две недели назад. Он хотел посоветоваться, открыться, излить душу. Ему было тяжело не только из-за нашего разрыва, как я себе самовлюблённо надумала. Но я от него отмахнулась. Я боялась, что он увидит меня израненной и некрасивой, но о нём я не подумала! Даже на секунду не предположила, что с ним могло происходить подобное…

– Его тоже… – я запнулась и набрала в грудь побольше воздуха. – К нему… «Тьма» тоже приходила?..

– Да, – подтвердил Елизар мои самые страшные догадки.

– И Ваня тоже отмеченный?.. – продолжила я расспрос, стараясь не разреветься.

– Нет, он не отмеченный, – Елизар слегка покачал головой.

Я уже приготовилась задать следующий вопрос, но он опередил меня, неожиданно продолжив: