Завтра были письма

Глава
6

Восемь лет назад

Слава ждала багаж, и ее слегка знобило. И чего это она повелась на эту авантюру? Зачем ей это все нужно? Едет в другую страну на свидание с мужчиной. Конечно же, можно говорить, что это командировка и она должна посещать компании-производители, расписан каждый день, немецкий коллега является директором компании и их партнером, стало быть, у них одни цели и задачи, предполагается в дальнейшем укрупнять совместный бизнес…

Вроде все так.

Слава еще раз глубоко вздохнула. Так, да не совсем. Зачем врать самой себе?

Ей давно нравился этот немолодой и очень приятный немец. Господин Норберт Майер. Один из поставщиков.

* * *

Официальные отношения есть официальные. Каждая встреча повторяет другую, в соответствии с протоколом. Когда Слава приезжала на очередной завод, сначала ее вели по производственным цехам. Надевала специальные очки, бахилы – и вперед. Каждый раз удивлялась стерильным корпусам, белым халатам, современным станкам с ЧПУ-управлением. Рабочий стоит рядом, вводит программу и через стекло смотрит, как идет нарезка очередной детали. Потом экскурсия по заводу: здесь сборка, здесь прием качества, потом упаковка, и на склад.

Вторая часть переговоров – уже в демонстрационных залах, где можно протестировать готовый аппарат, потом собственно переговоры, как правило, с небольшой обеденной паузой. И вечером – совместный ужин, чаще всего с владельцем предприятия (положено по статусу), иногда – с первым замом или главным инженером. Здесь важно было сохранять баланс. Разговоры, естественно, крутились вокруг рабочих тем: Славе нужно было еще и еще раз вернуться к формированию цены и получению дополнительных скидок, и к самому больному – срокам поставок. Важно не давить и найти компромисс. Поэтому обсуждались эти самые сложные и очень тонкие темы между природой, погодой и обязательным ежегодным отпуском. Отпуск – это для немца святое. Он должен быть полноценным и таким, чтобы не стыдно потом рассказать. То есть как только переговоры зависали на неприятных моментах, тут же надо было ввернуть:

– А куда в этом году? Вы же в прошлом году ездили в Испанию? Понравилось?

– О да! – Всегда приятно, когда помнятся вот такие мелочи.

– Вашей младшей ведь уже пятнадцать. Сложный возраст! Сама была в это время, по рассказам родителей, невыносимой.

И опять в ответ:

– О да!

После такого проявления внимания и небольшого перерыва в деловых переговорах вырулить обратно к теме бизнеса гораздо легче, причем с хорошим и положительным результатом.

Важно не запутаться в именах и фамилиях жен и детей, помнить, кому сколько лет. Фирмачи, кстати, тоже никогда не путались, таковы условия бизнеса. И потом. Слава всегда искала в рабочих отношениях толику человечности. Иначе можно с тоски умереть, если думать только о металлоконструкциях, которые они продают. А вот если представить за этим бизнесом продавца – поставщика с его привычками, манерами, интересами и семьей, – то сразу становилось гораздо интереснее.

* * *

Норберт Майер сразу показался немного другим. Он был очень откровенным. Сразу же, с первой их встречи. Так про себя иностранцы не рассказывают. Она не привыкла. Только общие фразы. А ведь мы так не умеем! Нам надо сразу все растрезвонить, причем с такими подробностями, о которых и слушать-то неловко. А мы все равно расскажем. Нам кажется, так мы быстрее расположим к себе человека. И зачем? Мы же не в Москве на кухне!

У иностранцев вместо интимных подробностей – приятная улыбка, очень быстрый и обязательно пространный ответ. Вот только если вспомнить, а о чем говорили? Да не о чем, в общем-то.

Поведение Майера отличалось кардинально. Он не был похож ни на одного немца, которого она когда-либо встречала.

Сначала все шло как всегда, по протоколу: надевали очки и бахилы, ходили по цехам, потом в демонстрационных помещениях разглядывали образцы. А вот ужин был необычным. Сам выбор ресторана уже подкупил Славу какой-то трогательной и, казалось, индивидуальной заботой о ней. Обычно ресторан выбирался либо ближайший, либо центральный. А здесь был выбран такой, где вкусно.

– Супчик? Вы должны обязательно попробовать суп. Вы сколько уже дней в командировке? А здесь домашняя еда. Особенно повару удаются супы.

Господин Майер ее тогда очень расположил простыми рассказами из детства. Про нехитрый немецкий быт, про пироги, которые пекла мама. Про рыбалку, на которую бегал с удочкой. Вроде бы ничего особенного, но как-то уж больно искренне. Эмоционально.

После того ее визита между ними завязалась переписка. Естественно, деловая. С ее стороны заказ, с его – коммерческое предложение, потом ее ответ с количеством и вопросом по срокам поставок, от него – счет. И всякий раз у каждого из корреспондентов делалась небольшая приписка:

«Дождь льет как из ведра третьи сутки. В такие дни я читаю Ремарка».

«Ласточки сегодня летают очень низко. Значит, завтра будет ветрено».

Такой легкий, ничего не значащий флирт. Но в какой-то момент Слава поняла, что уже ждет этих приписок. Просто счет ее никак не устраивал. Время шло, приписки становились все длиннее и уже рассказывали о мелких и ничего не значащих событиях жизни, а не только природы.

«Вчера допоздна сидела на работе, делала ежегодный отчет, а потом никак не могла уснуть. Устала».

«Опять еду в командировку. Всего на два дня, но… за две тысячи километров».

По всему выходило, что Слава вступила в какие-то отношения, которые развиваются, причем достаточно быстро. А ведь она была замужем. Вот только о таком ли замужестве она мечтала?

* * *

На тот момент она запуталась в своих семейных отношениях окончательно. Брак с Саввочкой стремительно летел под откос. Слава гнала страшные мысли, но они неотступно следовали за ней: она не любит своего мужа. И любила ли когда-нибудь вообще?

Да, с замужеством Слава ошиблась. Сначала все шло хорошо и ничто не предвещало каких-либо неприятностей. Можно даже сказать, девушка была практически счастлива. Савва был интеллигентом до мозга костей: ни тебе скандалов, ни выяснения отношений. Вместе ходили по выставкам, читали одни и те же книжки. То, что Саввочка к себе все время прислушивался и чуть что ложился на диван то с градусником, то с грелкой, Слава воспринимала как его милые маленькие недостатки. У них же нет пока детей. Савва сам такой большой и чудесный ребенок.

Когда начались эти постоянные созвоны с его милой маман и бесконечное обсуждение ее, Славы? Может быть, они и не прекращались, но велись поначалу не в присутствии молодой жены. И полугода не прошло после замужества, как Саввочка безо всякого стеснения начал вещать по телефону, с укором поглядывая в сторону жены, что язва все-таки обострилась. Понятное дело, от такой-то пищи. А чего еще она хотела?

Слава разводила руками, расстраивалась, пыталась готовить как-то по-новому, пока не поняла: дело не в ее готовке и даже не в ней. Эти двое не могли жить друг без друга. И третий в этом их семейном сложившемся дуэте был лишним.

Что Савва имел в виду, говоря про свою язву? Вот что он имел в виду? Получалось, что Слава отравить его, что ли, хотела? В телефонных разговорах пара даже не переходила на иносказания:

– О чем ты говоришь? Котлеты? Какие котлеты? Котлеты можно есть только из твоей сковородки.

– Да зачем нам покупать сковородку? Что она туда будет складывать?

– Рыба была вчера, или мне так показалось.

Славе было обидно. Сначала она пыталась бороться, потом поняла, что это диагноз. Сама себя успокаивала: не она первая, не она последняя. Это где бывают те хорошие свекрови? Нигде! Примеры кругом сплошь отрицательные.

Саввочка поначалу говорил шепотом, через какое-то время разговоры стали громче. Слава удивленно ставила руки в боки, Саввочка разводил руками:

– Ну она же меня тоже любит!

– А я?

Саввочка вздыхал и утром записывался на очередные анализы. У Славы начали развиваться комплексы. Она плохая жена? Нужно постоянно стоять у плиты и парить эти дурацкие котлеты? И потом, ей казалось, что муж все придумывает, или фобии у него такие. Повернут человек на своем здоровье. Так ему с детства внушалось. Ах ты маленький, ах ты бедненький.

Закончились совместные походы в театры. У Саввы не было никакого желания культурно развлекаться, только одно глухое раздражение на жену. Над Славой постоянно работали – формировали устойчивый комплекс вины.

Ну сколько можно все это терпеть?! В Славе начало закипать глухое раздражение. Она, между прочим, работала! И, между прочим, на хорошей должности и с достойной зарплатой. И не имела права брать больничный. Ну и что, что простыла, кашель замучил, спина не разгибается. Разве можно всю дорогу жаловаться?

Через несколько лет совместного проживания, с бесконечными взаимными упреками, Слава настойчиво стала задавать себе вопрос: зачем они живут вместе? Она его любит? Вот этого? Вечно ноющего? С телефонной трубкой в руке? Однозначно нет! Вышла замуж за мальчика из хорошей еврейской семьи. Она же не знала, что еврейская семья в лице его мамаши прилипла к нему намертво. Если бы Слава только могла предположить, что замуж она выходит за двух человек, она бы сто раз подумала.

Но Татьяне Львовне она почему-то приглянулась сразу; видимо, ее сбила с толку рыжая копна волос, и ей показалось, что и у Славы есть еврейские корни.

– Как это чудно: Слава-Савва. Практически Руслан и Людмила! Ребятки созданы друг для друга.

Савва тоже тяготился этой женитьбой, ему вечно было неудобно перед мамой. Слава не так сказала, опять фыркнула, а главное, ухаживала за Саввочкой совершенно не по-матерински. Если бы еще их связывали дети…

Детей общих не было. Сначала Слава по этому поводу расстраивалась, потом поняла: так оно даже лучше. Как там говорят мудрые индейцы: «Нельзя ехать на мертвой лошади»?

И вот совершенно другой персонаж появился вдруг в ее жизни. Да чего уж там вдруг! Она, видимо, его искала, ждала его. Можно сказать, нагадала, наворожила. Или она не ведьма рыжая? Приняла правила игры, причем с удовольствием. Ждала новых заказов, лихорадочно выискивала маленькие приписочки, ничего вроде бы не значащие, просто знак внимания. Но оба понимали, что все не просто так, и шли навстречу чувству.

* * *

Да, именно так. А потом случилась та поездка. Он предложил ей вместе съездить на завод во Франкфурте. Если честно, то все было совсем по-другому. Это Слава предложила. Прямо так и написала, что в такие вот даты собирается лететь во Франкфурт. Может, у него тоже в это время есть в этом городе дела? Написала и с замиранием сердца ждала ответа.

Ответ пришел очень быстро. К ее крайнему удивлению, господин Майер прямо ответил, что дел у него никаких во Франкфурте нет и ехать туда он именно в это время никак не планировал.

У Славы аж испарина на лбу выступила. Вот ведь старый черт! Ужас. Позор. И чего она выступила с инициативой? Что это ей привиделось? И вот ее славно припечатали. Будет ей наука. Да-да, размечталась.

А потом он позвонил буквально через полчаса, сказал, что созвонился с заводом и его там ждут. Да, в тех же самых числах.

Слава сидела слегка оглушенная и никак не могла взять в толк, что случилось? Как ко всему этому относиться? Звонок, конечно, немного исправил ей настроение, но летела она во Франкфурт, не зная, что ее ждет впереди.

Глава
7

Молодежь в кафе громко разговаривала, периодически раздавались взрывы смеха. Интересно, о чем? Наверняка не обсуждают директора, и это не рабочие дрязги.

Слава прислушалась. Все правильно: последний боевик с Даниэлом Крейгом, молодежное телешоу, которое идет по вторникам, открытие нового фитнес-клуба.

Немцы умеют говорить про позитивное. Как там говорил Потугин в романе Тургенева «Дым»: «Сойдется, например, десять англичан, они тотчас заговорят о подводном телеграфе, о налоге на бумагу, то есть о чем-нибудь положительном, определенном; сойдется десять немцев – и единство Германии явится на сцену; десять французов сойдется, беседа неизбежно коснется клубнички, как они там ни виляй; а сойдется десять русских, мгновенно возникнет вопрос о будущности России. Ну, и конечно, тут же, кстати, достанется и гнилому Западу. Бьет он нас на всех пунктах, этот Запад, – а гнил!»

В 1862 году написал сии строки господин Тургенев. И может, изменились те разговоры, но ненамного. И действительно, наши разговоры, среди русских – они всегда о глобальном. Всегда о возвышенном и немного о грустном. У немцев же просто весело. А среди молодежи – особенно.

Видно было, что молодые люди приходят сюда частенько, многие из посетителей знают друг друга, а уж официанты знакомы со всеми поголовно. Даже Рите молодой человек в длинном черном фартуке и в черной рубашке кивнул по-свойски и помахал рукой:

– Hallo!

Рита помахала ему в ответ.

– Вот. – Рита достала из своего огромного баула мешок с какими-то бумагами. – Вот. Доверить могу только тебе!

– Что это? – Они уже поели, допивали кофе, Слава почувствовала, что Маргарита мнется, что-то хочет сказать и никак не решается. И вот те на – сверток бумаг.

– Это письма. Моя переписка.

– С кем? С Эдиком?

– Да с каким Эдиком? Это еще там было, письма из прошлой жизни. – Рита помолчала. – Да. Вот представляешь, я же могла вывезти всего двадцать кило! Каждый шарфик был на счету, а я письма везла. Вот так вот.

– Ритка, у тебя был роман?

– Еще какой! Чуть все не бросила. Да, собственно, из этих писем все понятно. Понимаешь, Слава, я всегда знала, что должна эти письма кому-то отдать. Столько лет ждала, а сегодня ночью меня вдруг осенило. Это же ты, Славка! Я тебе должна их отдать. Можешь с ними делать что угодно, можешь роман написать, там все правда. Все по-честному. А еще все эти годы я немного жалела, что тогда моментом не воспользовалась, не бросила все к чертовой матери, не ушла к нему. Мы с ним в доме отдыха познакомились, в Кисловодске. У него семья, у меня. И так нас друг к другу потянуло, наваждение какое-то. Потом переписывались. Письма, письма, каждый день. Бегала на почту, он писал до востребования, читала, сидя где-нибудь в парке на скамеечке, на ижорском бережку. По телефону разговаривали, прятались от домашних. А потом он приехал. Без звонка. Просто приехал, чтобы увезти меня навсегда. Но я не решилась. Мой Павел. Паша. Вот так-то, подруга.

Рита взяла полиэтиленовый пакет с письмами и решительно запихнула их в Славину сумку. С глаз долой, как будто боялась, что передумает.

– Славка, мы еще с тобой встретимся?

– Даже не знаю, у меня все расписано.

– Как всегда! У тебя всегда все расписано. Не женщина, а органайзер. Ну ладно, ладно, не обижайся. Главное, на молодости твоей это не отражается. И на фигуре.

– Да прямо, и поправилась, и волос седых полно.

– Ну, немного огонь с тебя сбить и не мешает. Небось никто не верит, что этот радикально рыжий цвет натуральный.

– Есть такое дело. А я говорю, что я шатенка! И крашусь! Сама знаешь, как к рыжим в народе относятся.

– Особенно в немецком. Тут бы тебя моментом на костре сожгли. Рыжая, да еще и с зелеными глазами.

– С серыми!

– Но с зеленоватым оттенком. Ладно, подруга, я побежала. Нужно еще что-нибудь в чемодан покидать, прикинуть, чего не хватает, из каких шорт я с прошлого года повырастала. Что-то докупить.

Рита сняла с вешалки светлую куртку какого-то невероятно занимательного фасона, помогла достать Славин плащ.

– Рит, как ты умеешь подбирать себе вещи!

– Хотела сказать, как я ловко полноту скрываю?

Слава расхохоталась:

– Ну и это тоже! Но только ты так долго здесь живешь, а в чопорную немку не превратилась. На тебе всегда что-то веселенькое. Или цвет, или бижутерия, или вот воротник у этой куртки и застежка на боку. Стильная ты!

– Это да! Люблю я творческий подход к делу. Чтобы не было скучно!

Она легонько хлопнула Славу по носу. Действительно, на той сегодня был обычный серый брючный костюм и белая рубашка.

– Учтем, поняла!

Все это время рядом стоял официант и приветливо им улыбался:

– Ждем вас снова.

– Обязательно.

И женщины двинулись к выходу.

* * *

До Висбадена Слава добиралась на электричке. Можно было и такси заказать, но самый час пик, пробки ужасные, и кому это нужно? В Германии удобное железнодорожное сообщение. Все четко по расписанию, всех делов-то полчаса. Толком даже задуматься не успеешь, а уже на месте.

Тем не менее Слава сняла плащ и расстегнула пиджак: все-таки за целый день устаешь от официального наряда. Рубашка, брючный костюм. Понятно, что сидит как влитой, и очень удобный, но все равно, она с удовольствием уже поменяла бы офисный наряд на уютную домашнюю одежду. А уж обувь… Переобувайся не переобувайся, а все равно к концу дня ноги гудят. Хорошо, что сейчас напротив нее никто не сидел, можно было свободно вытянуть ноги.

Слава уселась поудобнее и сразу же вытащила Ритин пакет из аккуратной сумки-портфеля. Стопка одинаковых пожелтевших листов, текст, отпечатанный на машинке с двух сторон. Где-то обычный, а где-то в виде стихотворных строф, на каких-то листах ручкой нарисованы смешные человечки. Несколько открыток, с десяток телеграмм. Ну надо же…

Вдруг из середины стопки выпала фотография. Слава вздрогнула от неожиданности. На нее, улыбаясь, смотрел мужчина из сна. Высокий, черноволосый, в олимпийке и пиджаке. Так вот кого она видела. Ну конечно же, она видела этого самого Пашу. И совсем даже это была не она, Слава, а Рита. Рита же блондинка! Вот и поверишь тут снам.

Слава разгладила верхний листок и начала читать.

Глава
8

«…В Кисловодске на тропе бродит много бездомных собак. Их стаи собираются по утрам и тоскливо смотрят на проходящих…

Малейший жест внимания со стороны любого прохожего вызывает у шавки собачью радость. Она со сдержанным удивлением бросается к человеку, кружит у его ног, забегает немного вперед, немного отстает и, горделиво осознавая свое превосходство над отставшими собаками, сопровождает своего избранника всю прогулку. Собака узнает своего хозяина и в следующие дни. На следующих прогулках она остается верна своему избраннику на всем пути, как бы далека и утомительна ни была прогулка.

Но наступает время отъезда с курорта. И однажды утром не встречает собака своего спутника. И вновь тускнеют собачьи глаза, и вновь она становится обыкновенной дворняжкой с опущенным хвостом и опавшими ушами, и вновь она пополняет стаю бездомных и бесхозных, пока не попадет на отлов живодерам…

Но я хоть и пес – но человекопес, человекособака! Меня не поймают живодеры, а радость встречи осталась навсегда.

Так хочется побыть с вами, дотронуться до вас жадными руками, бездумно слушать музыку ваших слов, смотреть, смотреть и чувствовать, что не насмотреться. А может быть, главное – это включиться в вас, в ваши мысли, в ваши думы и заботы. Вновь переживать с вами все-все. Вновь удивляться тому, что как-то сразу и незаметно стал вашим продолжением, отражением ваших мыслей, ваших тревог и забот».

Романтик, мечтатель, поэт или фантазер. Когда это было? Двадцать лет назад?..

Целый рассказ. Неспешное описание природы. Так сейчас уже не пишут. Да и тогда, наверное, редко кто писал. Славе, во всяком случае, никто. Нет, бывало, что писали письма. И длинные. Майер, например. Только они всегда были про что-то конкретное. Но вот так, чтобы просто про собак…

Слава вытащила из пачки другое письмо.

«…А пока я продолжу рассказ о женщине, которую я встретил, о женщине, сидящей напротив. Мало-помалу стало выясняться, что она прекрасный, умный собеседник по всем «мужским» и «женским» вопросам – будь то проблемы мировой политики или моды, или французской косметики.

Я, конечно, в модах не мастак, но уж и не такой профан, чтобы не оценить по достоинству изысканность вкуса дамы, сидящей напротив. С удивлением стал замечать за собой рождающуюся постоянную и неуклонную потребность в ее присутствии. Почему-то я сразу почувствовал себя с ней легко, свободно.

Я нес всякую ахинею, что-то рассказывал, что-то комментировал и вдруг осознал, что она меня охотно слушает. Уж не мне тебе рассказывать, как завязываются подобные знакомства. Но я не знаю. Как не знает и восточная мудрость, утверждающая, что не виден и неведом след орла в небе и неведом путь мужчины к женщине. Но я прошел этот путь навстречу ей, и она прошла свою часть пути ко мне. Она прошла гордо, с достоинством, красиво и с уверенностью в своем праве на этот путь, в своем праве встречать на полпути того, кто идет к ней по ее зову…»

Неужели это все про Риту? Слава покачала головой. А ведь она ее, получается, совсем не знает. Так, а вот и стихи:

 
К столу подходишь павою
На паре каблучков,
Украшенная парою
Внимательных зрачков.
 
 
Бровей роскошных пара —
Изгиб на лбу твоем,
И губы – жар пожара,
Им хорошо вдвоем.
 
 
Их дружное соседство
Тебе судьбой дано,
Так почему же сердце
Одно, совсем одно?
 
 
Вот если бы ему
Стать парой моему!
 

Слава переворачивала пожелтевшие, ставшие твердыми листы, и перед ней рисовалась картина того самого знакомства, случившегося много лет назад в санатории на Северном Кавказе.

* * *

– Павел Терентьевич, если вы не возражаете. – Мужчина привстал, чем рассмешил Риту.

– А чему я должна возразить? Тому, что вас зовут Павел Терентьевич, или тому, что мы с вами сидим за одним столиком? – Она прямо смотрела на мужчину, весело улыбаясь.

Павел растерялся: действительно, к чему это он сказал «не возражаете»?

– Не обращайте внимания, скорее всего я имел в виду, что представился по имени-отчеству. Вы молоденькая.

– Ха! Мне почти сорок, сын – подросток.

– Первый раз вижу женщину, которая вот так, с порога, выкладывает сразу всю информацию о себе, причем начиная с возраста.

– Ой, надо же, действительно. Причем заметьте, возраст я себе добавила! Вообще-то нет еще тридцати девяти.

– Ну а имя-то у вас имеется?

– Точно! Имеется. Причем красивое! Угадаете?

Павел задумался.

– Вера?

– Почему Вера? Вашу жену зовут Вера? – Рита прищурилась, чем заставила его закашляться.

– Жену зовут Елена, – глухо произнес он.

– Ну вот. Все точки над «и» расставлены. Вы женаты, я замужем, в Кисловодск мы приехали лечиться. Ах да! А зовут меня Маргарита. Красиво? Вот так-то. И я опаздываю на ванны!

Рита уже на ходу допила чай, развернулась на своих каблучках и быстрым шагом вышла из столовой.

И имя красивое, и сама красивая.

* * *

«Так и хочется рассказать тебе по этому поводу одну псевдовосточную псевдолегенду. Итак… Пришла пора эль-Рашиду обзаводиться семьей. Дал ему отец на оплату калыма триста динариев. Но за такую сумму, выяснил скоро эль-Рашид, можно было купить только собаку, а ему, естественно, нужна была невеста. Огорчился эль-Рашид и побрел по стране и ее окрестностям в поисках невесты. Но и на стороне не встречал он дешевых невест.

Долго ли, коротко ли бродил он по белу свету, пока не повстречал девушку, за которую отец запросил всего триста динариев. Как оказалось, была она с дефектом: все тело ее покрывали болячки. Струпья мешали ей даже ходить. Не было лучшего выбора у эль-Рашида и остановил он свой выбор на Зулейке. Обрадовалась она предстоящему замужеству, благодарностью и огоньком любви заблестели ее глаза. И – свершилось чудо. Сошли с нее болячки, и стало ее тело прекрасным и нежным, как и сердце, дарящее любовь своему эль-Рашиду. Зажили они, радуясь друг другу.

Но вот подошла не только другая страница моего письма, но и другая часть их жизни. Тяжко заболел эль-Рашид – ослеп по велению Аллаха. Исчез из его очей свет мира, и проникли в его сердце печаль и несправедливость. И не захотел он быть слабым и больным перед любимой женой! И прогнал он плачущую и жалеющую его. И ушла она в слезах. Но не сломилось ее сильное и гордое сердце. Под видом куртизанки проникла она в дом эль-Рашида и оставалась в его объятьях и ласкала его, как прежде. И стала она торговать своим прекрасным телом, и скопила денег для оплаты врача, и исцелил тот эль-Рашида. И вновь увидел он свою жену, и ниспослал им Аллах вновь счастье земное.

К чему все это? А вот к чему. За счастье, которое посылает Аллах, необходимо бороться, бороться и опять бороться. Что и делали герои этой притчи. А что сделали мы? Как нам победить пространство и время? Годы и расстояния?

А может, воспользоваться советом древней частушки?

 
Если хочешь развестись,
То иди на станцию,
Сдай жену свою в багаж,
Потеряй квитанцию!
 

Не потеряешь ли ты квитанцию от меня? И не бросишь ли этот тяжеловесный и никчемный багаж».