Глава 25
Яркий ослепляющий свет делает больно глазам. Я не могу дышать, не могу понять, если я умерла, то что же в загробном мире так неприятно.
“А может, это Ад?”
Ещё и этот мерзкий пикающий звук, который любого нормального человека доведет до сумасшествия, а уж такую чокнутую, как я, и вовсе выбешивает, особенно когда с каждой секундой становится всё громче. Пытаюсь открыть глаза, но тут же зажмуриваюсь, потому как кажется, что солнце падает прямо мне на голову.
Я точно умерла и теперь буду гореть в Аду за убийства и другие грехи.
– Доченька? – голос мамы заставляет меня напрячься.
“Нет, не может быть! Она не может быть в моём Аду!”
– Подожди, Нина, – ещё и отец здесь. – Дай ей хотя бы прийти в себя.
– Но ты же видел, Федя, что она впервые пошевелилась.
Открываю глаза и снова зажмуриваюсь. Но упрямо повторяю попытку, чтобы тут же застонать. Только сейчас чувствуя, какая у меня тяжелая голова. Говорить не могу, трубки в горле и в носу, руки опутаны капельницами, что замечаю, когда пытаюсь прикрыть глаза рукой.
– Ярко, доченька? – издаю мычащий звук, и тут же щелкает выключатель и я, наконец, могу приоткрыть веки. – Лучше?
Хлопаю глазами в знак согласия, а после снова прикрываю.
– Сейчас доктора позову и медсестру, – хлопочет мама, укрывая меня одеялом, хотя какой толк от него, не понимаю. – Они помогут тебе избавиться от ненужных теперь трубок.
– Мать, да дай же ты ей прийти в себя. Раскудахталась, как наседка!
– Так доченька в сознание пришла. Столько недель, пока она в коме была, переживаний и неизвестности, а теперь, наконец, очнулась.
Сказать, что я ничего не понимаю, – это ничего не сказать. Очнулась? Кома?
– Ладно, побежала я позову доктора и медсестру, – и мама скрывается за дверью, оставляя меня с отцом.
– Потерпи, милая, я знаю, что она бывает надоедливой, но мы правда очень волновались за тебя.
На его слова я лишь приподнимаю брови. Однако отец не успевает что-либо ещё добавить, как двери снова открываются и в палату возвращается мама, а следом за ней входят медсестра и врач. И я даже с трубками не могу сделать вдох. Темно-рыжие волосы не скрывает даже шапочка, а эти голубые глаза я считала и продолжаю считать самыми красивыми в мире. Доктор же, наоборот, с такими светло-карими глазами, что они кажутся золотистым, и такими же золотистыми волосами. Во все глаза смотрю как они подходят, как медсестра наклоняется и отсоединяет ИВЛ, а после вовсе выключает, и, наконец, наступает тишина. Именно этот проклятый аппарат и пищал.
– Как вы себя чувствуете? – черт, даже голос тот же, словно колокольчик звенит. – Горло не саднит? Сейчас неплохо бы выпить теплой воды, чтобы ушло это неприятное ощущение.
– Женя… – хриплю я, и она отзывается.
– Да? Ещё что-то мешает? К сожалению, капельницу я убрать не могу пока, но уже скоро вам станет лучше.
– Женя… – чувствую, как глаза у меня наполняются слезами.
– У вас, наверное, голова болит, сейчас я сделаю вам укол, и вы сможете ещё поспать.
– Евгения Сергеевна, думаю, двух кубиков ей будет достаточно.
Перевожу взгляд на мужчину с золотистыми волосами. И понимаю, что даже очки в тонкой оправе на носу не скрывают его привлекательности.
– Хорошо, Михаил Алексеевич, – ну, хоть тут не сто процентов попадание.
Доктор ещё раз бросает на меня внимательный взгляд, а после, что-то записав в карте, выходит из палаты. Медсестричка же, сделав мне укол, тоже выходит, наказав маме принести мне теплой воды.
– Ой, доченька, у тебя такой доктор замечательный, – вполуха слушаю мамины причитания, чувствуя, как укол начинает действовать и погружает меня в дрему. – Все его так хвалят, и я рада, что ты попала именно в Мариинскую больницу.
– Угу, – я уже почти сплю, но ещё стараюсь держать глаза открытыми.
– Утром придет на обход, а ты уже пришла в себя.
– Утром? А разве не этот…
– Нет, этот тоже хороший, но лечит тебя другой. Эх, такой красивый мужчина, презентабельный. И неженатый.
– Угу, – я снова позволяю своим мыслям поплыть куда-то в небеса.
– Ой, а Кирилл-то тоже не отходит от тебя. Каждый день здесь, каждый день…
– Угу, – темное покрывало сна накрывает меня с головой.
Когда просыпаюсь утром, то вижу даже солнечный свет через жалюзи. Мама дремлет в кресле в углу, а отец – на небольшом диванчике.
– Мам, – горло всё ещё саднит, как и руки мои болят, все истыканные иглами. Но моя родительница тут же открывает глаза.
– Ой, уже проснулась?
– Пить дай, – сиплю по-прежнему.
– Да-да, конечно.
Она тут же подает мне стакан воды, а после садится опять в кресло.
– Как твоя голова?
– Еще болит, но уже не так сильно, – и говорить мне уже легче.
– Я слышал, что моя пациентка пришла в себя, – раздается бархатный голос от дверей, а у меня сердце пропускает удар. Мужчина в костюме входит в палату и с деловым видом изучает медицинскую карту, а я пытаюсь сделать хотя бы один вдох, но не могу. Спустя минуту начинаю тупо задыхаться. – Так, кажется, вы не очень хорошо себя чувствуете.
Он берет меня за руку, и я дергаюсь, чувствуя прикосновение этих длинных красивых пальцев. Кажется, я сейчас умру во второй раз от одного только его присутствия здесь. Но мужчина ничем не выдает того, что знает меня, и знает, как никто другой.
– Может быть, вам укол сделать успокоительный? Сто сорок ударов в минуту – ненормальный пульс, – он слегка хмурится, а я уже почти теряю сознание. – Елена, с вами всё хорошо?
Он ещё что-то говорит, но из-за звона в ушах я просто не слышу слов, а после проваливаюсь в беспамятство.
Резкий запах бьет прямо в мозг, словно иглы, возвращая в реальность и заставляя открыть глаза. Но, открыв их, я встречаюсь взглядом с черными колдовскими глазами.
– Вы как? – он отстраняется и выкидывает ватку, пропитанную нашатырным спиртом.
– Саша, – тихий шепот срывается с губ, но на лице мужчины не проскальзывает ни тени узнавания.
– Да, меня зовут Александр Андреевич, – он демонстрирует бейджик. – Но учитывая, сколько времени мы с вами провели, думаю, действительно можно перейти на более неформальное общение.
– Не понимаю… – хотя где-то на подсознании начинаю догадываться, что все, что было со мной там, в Рутении, оказалось плодом моего воспаленного воображения. От этого становится так горько и обидно, что я не могу сдержать слезу, которая скатывается по щеке вниз.
– Вы не хотите переходить на “ты”?
– Нет.
– Извините, – он отстраняется, но я сама уже хватаю его за руку.
– Подожди, – мой голос едва слышен. – Подожди, я не против перейти на “ты”, но я не понимаю…
– Это последствия травмы головы. Что ты помнишь последнее?
Забавно, если я начну рассказывать ему о стране с магией, меня не переведут в психушку из интенсивной терапии? Такая перспектива мне совершенно не улыбается, поэтому опускаю всё, что случилось со мной при выходе из пещеры.
– Я помню лишь, как на меня посыпался потолок в Ведьминой пещере. Кто-то что-то кричал, а потом – темнота и пыль.
– Понятно, – в этом слове мне чудится подвох, словно он ожидал другого рассказа. Но не уточняет, а я молчу, ожидая, что ещё он может добавить. Но тут в палату врывается Кира.
– О, милая, как хорошо, что ты пришла в себя, – он наклоняется и целует меня в лоб, я же растерянно перевожу взгляд с одного мужчины на другого. Один – моё прошлое, другой, как я думала, будущее. Ну, или в моей больной голове родилась эта история и мечта.
– Да, я проснулась, – растерянность от увиденного и искреннее беспокойство на лице Кирилла ставят меня в тупик. Но я не могу отделаться от мысли, что мне всё это не приснилось.
– Хорошо, родная, ты прости меня за те слова, которые я наговорил тебе в пещере, это была ревность и злость на твой отказ.
– Да, конечно, – соглашаюсь, а сама наблюдаю, как врач поднимается и делает шаг к двери. Мне не хочется его отпускать, но пока я не в силах даже самостоятельно сходить в туалет. Поэтому проверяю свою мечту и надежду иным способом. – Но ты же понимаешь, что мы всё равно не вместе?
Плечи Александра Андреевича напрягаются на мгновение, и, если бы я не следила за ним так пристально, это мимолетное напряжение прошло бы для меня незамеченным. Но я поймала его за этим движением, и, хотя доктор вышел, так и не обернувшись, я обрела более цельную веру в то, что не сошла с ума.
Кирилл ещё какое-то время сидит рядом, рассказывая, что случилось после обвала в пещере, что все живы и здоровы, а заканчивает это щенячьими глазами и мольбой:
– Может быть, не всё потеряно для нас?
– Кир, ты отличный парень, но я больше не люблю тебя, – странно, но будь это до обрушения, я бы испытала адскую боль даже от попытки произнести слова эти вслух, как и наблюдать, что он с кем-то мутит. Теперь же я испытала облегчение от произнесенных слов, словно подвела черту под прошлой жизнью.
Мама права, доктор весьма и весьма недурен собой, а если ещё и не женат, то остается надежда на ещё более неформальное общение. Может, это и бред моего воображения, рожденный событиями, пока я была в коме. Всех их я видела, возможно, приходила в себя, а воспаленный мозг дорисовывал всё остальное. Но моя любовь к Дарку совсем не мифическая и не бредовая. И это чувство никуда не исчезло, даже несмотря на то, что я больше не там.
– Вам уже лучше? – на этот раз на нем поверх костюма надет белый халат. Странно, но видеть на этом мужчине белую одежду мне непривычно и дико.
– Мы же договаривались перейти на “ты”? – поправляю одеяло, укрывая ноги. – Или нет?
– Хорошо, – он слегка улыбается, а я готова взвыть от досады, что этот мужчина как две капли воды похож на моего Даркинга. Только кажется более сдержанным и без волшебства.
– И, отвечая на вопрос, – да, мне намного лучше, – сквозь ресницы смотрю на него и замечаю, что он тоже внимательно изучает меня. – Как скоро меня отпустят домой?
– Не спеши, Елена…
– Просто Лена, – перебиваю его, мечтая услышать, как моё имя снова произносит этот мужчина.
– Хорошо, – он снова слегка улыбается, – так вот, Лена, до окончательной выписки у нас ещё уйма времени.
– Даже не знаю, что сказать, хорошо это или, наоборот, не очень.
– Хорошо уже то, что ты пришла в себя, – он снова что-то пишет в карте, потом достает маленький фонарик и наклоняется ко мне, посветив мне прямо в глаза. От него пахнет дорогим парфюмом, смешанным с мужским запахом, так что я нервно сглатываю. – Всё в порядке? – невинный вопрос – и такой же невинный взгляд.
– Да, просто не очень люблю, когда меня слепит что-то.
– Реакция зрачков немного странная, от света они должны сужаться, а у тебя, наоборот, расширяются.
“Это потому, что ты так близко ко мне наклонился, идиот! – ругаю мужчину про себя. – У меня не только зрачки расширились, я и дышу с трудом, словно пробежала пару километров.”
– Это, наверное, последствия травмы головы.
– Возможно, – он ещё раз осматривает меня, а после отстраняется, лишая меня возможности рассматривать лицо вблизи, но даже так я успеваю заметить небольшой шрам на его щеке. – Хорошо, мне нужно завершить обход, но вечером перед уходом я ещё загляну поинтересоваться, всё ли у вас… тебя в порядке.
– До свидания, Александр… Андреевич, – я специально делаю паузу между именем и отчеством, но он словно не замечает этого.
Оставшись одна, я продолжаю крутить в голове события, предшествующие моему пробуждению здесь, слова мамы и Кирилла и начинаю думать, что травма головы не прошла для меня бесследно, если я принимаю доктора за Дарка, если ищу между ними схожесть. К вечеру я убеждаю себя, что всё, что было в бреду, там и осталось, что лучше забыть об этом и никогда больше не вспоминать. Если доктор окажется не против, то я просто спроецирую на него своё внимание, может быть, он и не такой могущественный, как темный волшебник, но всё же управляет жизнями людей. И в частности моей. Ведь если вспомнить мамины слова, он вытащил меня с того света.
Мужчина появляется с наступлением сумерек. Только сейчас до меня доходит, что темнеет, когда нет ещё и шести вечера. Выходит год с небольшим в моей фантазии, а в реальности только наступила зима.
– Как самочувствие? – резко отворачиваюсь от окна и вижу своего красивого доктора. – Голова не сильно болит? Если будет сильнее болеть, всегда можно сделать укол.
– Нет, всё терпимо.
– Воспоминания не восстановились ещё? Может быть, какие-то детали или события?
– Александр, если я скажу, что была в бреду и такого насмотрелась, что хватит на пару десятков психов, это будет нормально?
Он замирает на мгновение, всматриваясь в мои глаза, а после на его губах появляется полуулыбка.
– И что же ты видела? – осталось только очки на нос надеть – и вылитый профессор.
– Странную страну, охваченную войной, людей, которые обладают особой силой. И которыми командует сильный, смелый и самоотверженный мужчина.
– Ты так говоришь, словно он небезразличен тебе.
– А тебе-то какое дело до него?
– Никакого, просто интересно, что же такого может быть в мужчине, чтобы заинтересовать девушку.
– Ну, вы, доктор, вряд ли нуждаетесь в советах по части очарования противоположного пола.
– Почему ты так думаешь? – он подходит ближе и присаживается на больничную койку. – Между прочим, я столько раз терял свою любовь, что и не сосчитать.
– Сочувствую. Я тоже потеряла любимого человека.
– Разве? – Александр Андреевич поднимается с кровати, насмешливо глядя на меня сверху вниз.
– Всё же считаешь меня сумасшедшей, думая, что я втрескалась в свой собственный бред?
– Нет, я считаю, что это довольно мило.
– Издеваешься?
– Нет, Лена, я просто жду когда ты уже, наконец, поймешь.
– Что пойму? Что я совсем сошла с ума? Что влюбилась в человека, которого не существует на самом деле? Что хочу снова провалится в кому и никогда из неё не выходить, лишь бы оставаться рядом с ним?
– Ну, зачем же такие крайние меры, вдруг твоя любовь ближе, чем ты думаешь?
– Не надо меня успокаивать, я прекрасно понимаю, что всё, что было со мной, это лишь моё воспаленное воображение. Как и мужчина, который был там.
– А если я скажу, что верю тебе?
– С чего вдруг? – поднимаю глаза на врача, как раз чтобы увидеть уже знакомую до боли улыбку.
– Потому что я знаю мужчину, о котором ты говоришь.
– Каким, интересно, образом? Его здесь нет и не было никогда. И как ты можешь знать его?
– Знаю, потому что вот он я, – разводит руки и усмехается доктор, – правда, уже без спецэффектов, – добавляет слегка смущенно.
Проклятье, может быть, у меня продолжается лихорадка, но я вижу усмешку Даркинга. И все же цепляюсь за остатки разума, еще кое-как сохранившиеся в голове.
– Это ни разу не смешно, Александр Андреевич.
– А разве я смеюсь? – тихо и уже без улыбки проговаривает мой темный доктор, а после оказывается рядом, обхватив мою голову и крепко целуя в губы: – Долго и терпеливо я ждал, пока ты, наконец, придешь в себя.
Я вижу его и боюсь поверить, что это действительно мой Саша, что я ни разу не сошла с ума, что всё, что было где-то и когда-то, случилось на самом деле.
– Я думал, что не дождусь, когда ты всё вспомнишь, – он снова целует, а я чувствую, как по щекам бегут слезы. – Боялся, что всё так и останется в прошлом.
– И что бы ты делал тогда?
– Соблазнил тебя заново.
– Ну, я сама подумывала замутить с доктором, который так похож на моего Дарка, и, возможно, даже осуществила бы это.
– Вот так легко бы замутила с другим, пусть и похожим? А как же чувства?
– Ну, я почти убедила себя, что мои чувства и события – лишь сон.
– Значит, хорошо, что я успел вовремя, любовь моя.
– Ты сказал слово из шести букв, – улыбаюсь сквозь слезы, так что лицо любимого расплывается перед глазами.
– Я сказал больше букв, но ты не успела услышать, – он снова целует, и я отвечаю, обнимая за шею и плечи.
– Скажи ещё раз, пожалуйста.
– Я люблю тебя.