12 октября
Прошло два дня, а брат Ники так и не появился. Озеро затянуло серым непроницаемым туманом, порывистый ветер гонял вдоль берега мохнатые клочья туманного киселя и срывал пену с гребешков свинцовых волн. Дождя пока не было, но вылезать в промозглую сырость не хотелось, хоть режь. И всё же приходилось, потому что Ника прямо с утра отправлялась на пляж, ждала там брата. Я, как нянька, приглядывал за расстроенной потеряшкой и таскал ей еду. Когда погода испортилась, мне стало абсолютно ясно, что Толика мы не дождёмся. Не настолько он, похоже, любил свою сестричку, чтобы пуститься в рисковое плаванье через озеро в шторм, да ещё с нулевой видимостью. Сидит, наверное, в своём новом доме и бухает за упокой почившего дедушки.
Но я оказался неправ. На третий день, как раз, когда я собрался проведать нашу гостью на пляже, дверь вдруг отворилась, и Ника, бледная как смерть, шагнула через порог. Она подняла на нас с Макаром свои фиалковые глаза, полные слёз, и молча положила на стол какой-то свёрток оранжевого цвета. Свёрток оказался спасательным жилетом. Он был не надут, а может быть, проколот, не понять. На спине чёрной краской был коряво нарисован регистрационный номер лодки.
– Это Толика,– тихо прошептала Ника, указывая на номер.
Макар подошёл к девушке и по-отечески обнял её за плечи. Ника всхлипнула и уткнулась ему в грудь, а я стоял рядом и проклинал себя, что не догадался приласкать бедняжку раньше Макара. Тогда она бы обливала слезами мою толстовку, а я бы гладил её по головке, как сейчас это делал мой не в меру догадливый гуру. Ну что ж я такой тупой, да ещё в добавок стеснительный. Ни разу не мачо, можно даже не пыжиться. А Толик всё-таки оказался правильным мужиком, не бросил свою сестричку одну на острове, рискнул жизнью ради неё. Даже жаль, что ему так не повезло.
Когда Ника немного успокоилась и отправилась в спальню приводить себя в порядок, Макар скомандовал мне одеться потеплее и собираться в лес. Нужно было позаботиться об утеплении крыши на зиму, нарубить тонких жердей и запасти травы, чтобы устроить изолирующую подушку. Печная труба будет неплохо обогревать чердак, но для поддержания тепла крыша тоже должна быть тёплой. Мы прихватили топоры и отправились за стройматериалами. Заготовив по охапке осиновых жердей, мы уселись немного передохнуть перед тем, как тащить их домой. Макар расслабленно улыбался, и я решил, что настал подходящий момент для откровенного разговора.
– Макар, а кто тот близкий человек, о котором ты говорил,– начал я издалека,– это твой брат или жена?
– У меня нет родни,– безразлично отозвался мой гуру и замолк, типа, всё объяснил.
– Что ж ты такой скрытный, Макар,– посетовал я. – Про меня тебе всё известно, а сам таишься, словно я тебе враг.
– Я вовсе не скрытный,– Макар удивлённо уставился на нахального дознавателя. – Просто это не мой секрет, извини.
– А почему ты тогда не рассказал, что жил в Питере,– обиделся я. – Это тоже чужая тайна?
– Я никогда не был в Питере,– возразил Макар,– с чего ты взял?
– Откуда же ты тогда знаешь Нику? – я уже начал откровенно наезжать на вруна.
– ЭТУ Веронику я и не знаю,– задумчиво произнёс Макар. – Мы встречались в одной из её прошлых жизней. Удивительно, но её тогда звали точно так же.
Сказано это было как бы между прочим, вроде как нет ничего более естественного, чем помнить свои прошлые воплощения, а я от такого откровения едва ни подавился. Несколько минут я переваривал услышанное и решил не углубляться в эту тему. А то вдруг окажется, что Макар и Ника были любовниками, а то и вовсе супругами. И что мне тогда делать? Отчего-то мне даже в голову не пришло подвергать сомнениям слова моего гуру, свои необычные способности он продемонстрировал весьма убедительно. Я решил зайти с другого конца.
– Кем же тогда тебе приходится этот загадочный близкий человек, чьи тайны ты так старательно охраняешь,– я постарался, чтобы мой голос звучал нейтрально, вроде как я просто так любопытствую, чтобы скоротать время. Не уверен, что мне удалось, потому что Макар ехидно усмехнулся и хлопнул меня по колену, обозначая конец перекуру.
– Это долгий разговор,– пояснил он,– а нам ещё нужно сделать пару ходок до темноты.
Я разочарованно вздохнул и поднялся. Понятное дело, Макару просто не хочется со мной делиться, вот и щёлкнул по любопытному носу, чтобы не лез не в своё дело. Как ни странно, на этот раз я ошибся. После ужина, когда наша расстроенная смертью брата гостья отправилась горевать на чердак, Макар налил себе чаю и задумчиво уставился в потолок.
– Ты хотел знать, кем мне приходится тот человек, чью тайну я поклялся хранить,– в его голосе было столько теплоты, как будто он говорил о своём ребёнке.
А ведь точно, как же я сам не догадался. Макару уже много лет, у него должны быть взрослые дети. Но, как оказалось, я опять ошибся. Я с этим человеком-загадкой постоянно попадаю впросак, даже уже надоело тыкать пальцем в небо. Игры в угадайку – это явно не мой конёк, нужно бросать это неблагодарное занятие.
– Мы с ним являемся одним сознанием,– торжественно произнёс Макар. – Ты ведь, наверное, слышал про родственные души?
– Это ты про две половинки, которые бродят по белу свету и ищут друг друга? – съязвил я, чтобы насмешкой завуалировать свою досаду. Отмазка про одно сознание показалась мне тогда притянутой за уши. Ну, чтобы не колоться про свою семью.
– Почему обязательно две? – Макар вполне натурально изобразил удивление. – Проекций высшего я могут быть десятки, даже сотни. Но в нашем случае их действительно две. По крайней мере, больше нам не встретилось.
Такое начало меня откровенно разочаровало, поскольку я рассчитывал на какое-то вменяемое и рациональное объяснение, а тут опять голимая эзотерика. Видя, что я насупившись молчу, Макар осуждающе покачал головой.
– Лис, ты знаешь, что такое высшее я? – задал он риторический вопрос и, не дожидаясь моего ответа, продолжил. – Высшим я обычно называют нечто расплывчатое и таинственное, вроде духа. Оно всё знает наперёд и управляет поступками человека. Примерно так?
– Ну да,– согласился я,– а у тебя другая версия?
– Что у тебя за тяга к мистике,– посетовал мой гуру. – В нашем мире нет ничего мистического, он построен на конкретных алгоритмах, которые вполне доступны пониманию. Высшее я – это просто мыслеформа в сознании Создателя. А мы являемся проекцией этой многомерной мыслеформы в трёхмерную среду его мира. Как ты понимаешь, у многомерного объекта может быть несколько проекций в среде с меньшей мерностью. Вот мы с моим другом как раз и являемся такими проекциями одной мыслеформы. Теперь понятно?
Ага, называется, объяснил, только ещё больше запутал. Какого-то Создателя приплёл. Не верю я во всю эту чепуху про сотворение мира, это просто сказки из библии, придуманные, чтобы дурачить доверчивых прихожан и разводить их на бабло.
– Похоже, ты веришь в научную догму,– усмехнулся Макар, видя, как я скривился при упоминании Создателя.
– Наличие Создателя нашего мира недоказуемо,– угрюмо пробурчал я.
– А теория большого взрыва разве доказана? – Макар хитро усмехнулся. – Это не более, чем гипотеза, но почему-то ты не подвергаешь её сомнению. Оно и понятно, кто ж в здравом уме станет оспаривать внушённые ещё в детстве мысли? Разве только тот, кто способен мыслить самостоятельно, не так ли? – добавил он после секундной театральной паузы.
– Ага, лучше верить в добренького боженьку,– съязвил я.
– Я мог бы сказать, что одна гипотеза ничем не хуже другой,– Макар согласно покивал,– но лучше я расскажу тебе одну притчу про художника и учёного. Учёный, как и полагается, верил в случайное создание нашего мира из хаоса и частиц материи, а художник видел во всём созидательную волю высших сил. Они постоянно спорили и никак не могли прийти к согласию. Однажды учёный пришёл в гости к художнику и заметил на мольберте красивую картину, изображавшую местность около городка, в котором они жили. «О, как прекрасно»,– восхитился учёный,– «когда же ты успел нарисовать эту замечательную картину?» Художник пожал плечами и ответил: «Что ты, это вовсе не я. Просто полка, на которой стояли баночки с красками, опрокинулась, краски пролились на холст, и совершенно случайно сама собой получилась картина».
Ну ясно, сейчас этот хитрец начнёт агитировать за осознанное сотворение мира. Вроде как, случайно только кошки родятся, а всё остальное кто-то специально придумал. Ну и кто же он, тот художник, что сотворил наш мир?
– Что ж ты такой недоверчивый,– посетовал мой гуру,– и к тому же ненаблюдательный. Ведь алгоритмы, лежащие в фундаменте нашего мира, никто не прячет, они видны без всяких сверх способностей.
– Это какие, например? – я попытался запрятать свой скепсис, но мой голос всё равно прозвучал не слишком миролюбиво.
– Например, циклы,– Макар совершенно проигнорировал мой не слишком уважительный тон. – Вся наша жизнь пронизана циклами, неужели не заметно?
– Это ты про день-ночь и смену времён года? – я уже открыто стебался. – Так это в лёгкую объясняется с научной точки зрения.
– А как насчёт рождения, роста, увядания, смерти и нового рождения? – беззлобно улыбнулся мой гуру. – Это тоже можно объяснить движением планет?
– Перерождение ещё доказать нужно,– взвился я. – Откуда мне знать, что твои истории про воспоминания о прошлых воплощениях – это не фантазии? Я, к примеру, ничего такого не помню.
Вроде бы я не сказал ничего обидного, но Макар как-то сразу сник. Он опустил глаза и отвернулся. И сразу резко постарел. Вот только что передо мной сидел крепкий мужчина непонятного возраста, а через секунду – уже дряхлый старик. Мне стало стыдно. Зря я назвал его фантазёром, видно же, что он во всё это верит.
– Прости меня, Макар,– жалобно попросил я,– не обижайся, что взять с дурака.
– Я разучился обижаться,– мой гуру печально улыбнулся. – Раньше умел, а теперь больше не получается. Не будем об этом говорить, давай укладываться, что ли. Завтра нужно будет нарвать побольше травы, чтобы она успела высохнуть до дождей, иначе сгниёт за зиму.
Нет, такой расклад меня никак не мог устроить. Мне хотелось ещё столько всего узнать. Чёрт с ней, с реинкарнацией, может быть, она и существует на самом деле. Люди всякое рассказывают про свои воспоминания о прошлых воплощениях. Тот факт, что я ничего не помню, вообще ни о чём, я ведь даже никогда не пытался вспомнить, а вот про высшее я узнать побольше было бы прикольно.
– Постой, Макар,– я удержал его за руку,– расскажи по проекцию высшего я, пожалуйста. Как это работает?
Преображение моего гуру было просто волшебным. Секунда, и передо мной снова сидит уверенный в себе мужчина средних лет, даже пожилым его назвать язык не поворачивался. Надо же, как тут всё не в простоте. Однако мой гуру не стал спешить с разъяснениями. Вместо этого, он ни с того, ни с сего задал мне неуместный вопрос.
– Ты когда-нибудь рисовал? – Макар наклонил голову, ожидая моего ответа.
– Ну из меня художник ещё тот,– я невольно поморщился, вспоминая, как Маринка однажды затащила меня на курсы правополушарного рисования. Такого позора я давненько не испытывал.
– Неважно,– Макар небрежно махнул рукой,– ну хотя бы в детстве. Машинки, самолётики. Все мальчишки рисуют войнушку. Помнишь, как ты это делал?
Я пожал плечами. Как делал? Берёшь карандаши и рисуешь. Что тут ещё можно добавить? Но Макар молчал и выжидающе смотрел мне прямо в глаза. Пришлось напрячь своё воображение и припомнить весь процесс целиком. Ага, воображение! Это ключевое слово.
– Сначала придумываю, что буду рисовать,– начал я, но Макар не дал мне закончить фразу.
– Вот именно,– он удовлетворённо кивнул,– сначала ты в своём уме создаёшь образ. Причём, этот образ не плоский, а объёмный, так?
– А потом я как бы проецирую этот образ на плоскость листа,– догадался я.
– Точно, созданный тобой образ трёхмерен, потому что таков твой ум,– продолжил логическую цепочку мой гуру,– а его проекция на плоскость листа бумаги двумерная.
– Потому что таков мир листа бумаги,– закончил я. – Получается, что наше высшее я обладает более высокой мерностью, чем мы. И какова же эта мерность?
– Она соответствует мерности ума нашего Создателя,– пояснил Макар. – Высшее я является ментальной конструкцией так же, как образ твоего будущего рисунка. Оно не обладает материальностью. А вот проекция, то есть мы, люди, уже материальны в точности, как твой рисунок.
– Ух ты, здорово ты умеешь всё разложить по полочкам,– восхитился я,– наверное, где-то преподавал?
– Всякое бывало,– Макар устало улыбнулся,– только это объяснение придумал не я, а мой друг.
– Так вы с ним как бы две проекции одного мыслеобраза? – уточнил я. – И как же вы друг друга нашли?
– Наверное, просто повезло,– мой гуру не отрываясь смотрел мне в глаза, словно чего-то ждал. – Мы давно идём с ним одной дорогой, много-много жизней. Я уж и не вспомню, сколько точно. Поиск истины – дело непростое. Обычно, настоящие искатели одиноки, а мы с ним встретились и сразу поняли, что нам по пути.
– Так почему же ты один? – удивился я. – Где твой друг?
– Мы ведь не бессмертны,– Макар пожал плечами,– приходится дожидаться его нового воплощения. Хочешь узнать, как мы находим друг друга? Всё просто, нам даже не нужно пускаться на поиски, нас притягивает друг к другу словно две половинки магнита.
– Он появится, и ты передашь ему свои знания,– догадался я,– а когда ты сам умрёшь, то он сделает то же самое для тебя.
В этот момент я с удивлением понял, что уже принял возможность реинкарнации. Вот так, незаметно и ненавязчиво Макар заставил меня поверить. Даже не заставил, просто это случилось как бы само собой. Надо же, какой я, оказывается, внушаемый.
– Мы постоянно менялись ролями, поочерёдно становясь то учеником, то учителем,– в глазах Макара появилось мечтательное выражение. – Каждый из нас делал свой очередной маленький шаг к истине и делился добытыми знаниями с напарником.
– А почему ты говоришь об этом в прошедшем времени,– я сразу подметил, что Макар чего-то недоговаривает.
– В последнем воплощении мой друг пропустил свою очередь стать для меня учителем,– он провёл ладонью по глазам, словно смахнул паутину,– он ушёл раньше меня.
– Значит, эта цепочка передачи знаний теперь прервётся? – мне неожиданно сделалось так тоскливо, словно это я был виноват в том, что напарник Макара так не вовремя помер.
– Надеюсь, я ещё успею,– вздохнул мой удивительный гуру. – Мне приходится искусственно продлевать свою жизнь, чтобы его дождаться, но долго я не протяну. С естественными циклами перевоплощения бороться невозможно, по крайней мере, нам пока не удалось разрешить эту проблему. Ещё на пяток лет меня хватит, а потом уже ничего не сделаешь. Так что я очень ценю то, что ты ведёшь записи, Лис. Возможно, они окажутся единственным способом передать знания моему другу.
– Ты так говоришь, словно тебе сто лет, не меньше,– усмехнулся я. – Ты же ещё совсем не старый, Макар. С чего бы тебе думать о смерти?
– Нет, не сто,– Макар хлопнул меня по плечу,– двести сорок семь. А о смерти нужно думать, Лис. Нет, не бояться, но готовиться. Смерть – это очень важная фаза в процессе функционирования сознания, от которой напрямую зависит качество следующего воплощения, не стоит эту фазу игнорировать. Всё, парень, пора нам на боковую. Ещё будет время поговорить о смерти, а пока нужно думать о жизни, о том, как нам втроём пережить эту зиму.
Он решительно поднялся и направился умываться, а я так и завис у стола, пытаясь переварить его откровения. Неужели он не врёт насчёт своего возраста? А почему я сомневаюсь? До сих пор Макар меня не обманывал. Что же мешает мне довериться? Неужто я такой закоснелый ретроград, что для меня принять новое – целая проблема? Он ведь уже доказал, что управляет силами, которые находятся за пределом человеческих возможностей. Так почему бы ему не быть долгожителем? Хватит сопротивляться. Если я так и буду мерить его слова своим ограниченным пониманием реальности, то ничего толком не узнаю. Мне судьба подкинула такой шанс, а я капризничаю. Глупо и смешно.
14 октября
Наверное, прошедший день стоит отметить как переломный. Да, вчера с моим представлением о мире, как о результате цепочки случайных событий, было покончено. Сосуд моих школьно-университетских знаний прохудился, и содержимое вылилось наружу. Хотя, наверное, это Макар проковырял в нём солидную дырку. Должен ли я быть ему за это благодарным? Не уверен, ведь до нашего знакомства с моей картиной мироздания всё было в порядке. Пусть ошибочные, но устоявшиеся представления меня вполне устраивали и совершенно не вызывали желания пускаться на поиск истины, мне и так было комфортно. А Макар заставил меня сомневаться. Та пустота, что образовалась в моей голове после его откровений, вызывает теперь непреодолимый зуд. Она должна быть заполнена.
В тот день мы отдыхали на тюках с заготовленной травой, прежде чем тащить их к дому. Погодка опять наладилась, солнышко решило побаловать нас ненавязчивым осенним теплом, в небе, куда ни глянь, не видно было ни единого облачка. Прямо-таки припозднившееся бабье лето. Откуда-то с севера потянулся клин уток. Птички смешно трепыхались на фоне ярко-синего неба, словно барахтались в невидимой паутине, но при этом упорно сохраняли свой строй.
– Смотри, как мухи в паутине,– удивительно, Макару пришла на ум та же аллегория. Я ещё раньше подметил, что мы начинаем дополнять друг друга, особенно, когда я не пытаюсь спорить, а просто следую за его рассуждениями. Странный у нас тандем.
– Макар, помнишь, ты говорил про алгоритмы, на основе которых построен наш мир,– лениво заметил я,– но привёл пример только с циклами. А есть ещё что-то?
– Ищешь доказательств? – мой гуру хитро усмехнулся. – Значит, одного алгоритма тебе показалось маловато, чтобы поверить в сотворение нашего мира. Что ж, лови. Как насчёт рода?
– Это ты про то, что мы все происходим из каких-то родов? – уточнил я.
– Это я про то, что всё в нашем мире имеет две ипостаси: мужскую и женскую,– Макар приподнялся на локте и посмотрел на меня, ожидая новых возражений. И я полностью оправдал его ожидания.
– Не понимаю, как это доказывает наличие Создателя,– я невольно нахмурился, пытаясь предугадать аргументы Макара, очень хотелось самому додуматься. – Кстати, я тебе могу в лёгкую дать пример отсутствия такого деления. Как насчёт размножения почкованием?
– Я же тебе говорю не о пестиках и тычинках,– снисходительно прищурился мой гуру,– двойственность проявляется в наличии мужского и женского начала у всех проявленных форм единого сознания. Женское начало пассивно, не проявляет воли, но при этом является источником и питающей силой творения. Мужское начало, напротив, обладает волей и творческим потенциалом, но лишено способности в одиночку реализовать этот свой потенциал.
– И каким же началом является Создатель нашего мира? – я решил взять быка за рога. – Ему ведь для сотворения требуются оба начала, если я правильно понял.
– Умничка,– искренне обрадовался Макар,– в этом вся суть. Но почему только Создатель? Всё, проявленное единым сознанием, пребывает одновременно в двух ипостасях.
– А непроявленное? – заинтересовался я.
– Единое сознание, или всеоснова – это чисто женское начало,– Макар наклонил голову, как бы проверяя, что я следую за его рассуждениями. – Оно бесструктурно и не обладает волей, его проявления спонтанны. А вот сознание Создателя проявляется в соответствии с его осознанным намерением. Чувствуешь разницу?
– Получается, что эта самая всеоснова – это просто какая-то неосознанная субстанция,– я разочарованно поджал губы. Принять тот факт, что источник жизни – это просто булькающая каша, было как-то неприятно.
– Видишь ли, Лис,– задумчиво начал Макар,– ты привык думать, что осознанность может быть только результатом функционирования ума. Лишь то, что ты можешь описать, дать ему оценку и как-то использовать, является для тебя объектом, в отношении которого ты способен проявить осознанность. И это в какой-то мере правда, но не вся правда,– он замолчал, как бы подбирая слова. Молчание затянулось, видимо, мой уровень осознанности был не слишком высок, чтобы заценить откровения великого гуру. – Ты что-нибудь знаешь о природе ума или естественном состоянии ума? – ни с того ни с сего спросил Макар.
– Это из буддизма? – промямлил я.
– Понятно,– Макар разочарованно вздохнул,– кроме эзотерических бредней, похоже, никакие другие учения тебя не заинтересовали.
– А наш ум может быть в неестественном состоянии? – нахально поинтересовался неуч.
– Естественным это состояние называют потому, что именно в нём пребывает наша природа, та самая всеоснова, из которой проявляется всё,– Макар совершенно проигнорировал мой скепсис, видимо, тема была серьёзной. – Наверное, было бы правильней говорить о естественном состоянии сознания, а не ума. В тибетских и санскритских первоисточниках имеется два термина для обозначения нашего аппарата мышления, которые перевели как ум. Но это не совсем корректно. Ум – это инструмент, создаваемый нашим сознанием, а то, что называют природой ума, к этому инструменту не имеет никакого касательства. Так что я буду обозначать его как естественное состояние сознания. Ты не против?
– А что это за состояние такое? – я уже был заинтригован не на шутку.
– Всё, что я могу рассказать тебе об этом состоянии, будет лишь ментальной концепцией,– провозгласил мудрый гуру,– поэтому априори будет ошибочным. Его невозможно описать, можно лишь получить соответствующий опыт и научиться в нём осознанно пребывать. Но одно я, пожалуй, тебе всё-таки подскажу. Это очень ясное осознание бытия без привязки к личности, но как бы к себе истинному, к своей природе, которая есть сознание. Это опыт ДО…
– До чего? – я ошарашенно уставился на философствующего Макара.
– До того, как ум примется интерпретировать этот самый опыт,– буднично пояснил философ. – А он примется это делать, будь уверен, таким уж он создан. А вот у всеосновы ума нет, ей ум ни к чему, так как в ней отсутствует объект для познания. Но она всё равно осознанна, может быть, даже более осознанна, чем её обусловленные формой и умом проявления.
– А как же мы тогда можем пребывать в этом состоянии? – удивился я.
– Мы не можем в нём не пребывать,– Макар снисходительно прищурился. – Угадаешь, почему?
– Потому что сознание – это наша природа,– я ошарашенно уставился на довольного гуру.
– Совершенно верно,– подтвердил он мою догадку,– только мы этого не осознаём. Если бы это было не так, мы не могли бы проявлять нашу реальность. Вот только, в отличие от всеосновы, мы делаем это не спонтанно, а в соответствии с алгоритмами мира нашего Создателя. Но всё равно в большинстве случаев неосознанно, то есть не привлекаем нашу волю для формирования реальности. Просто не умеем.
– А всеоснова, значит, проявляется спонтанно. И как же выглядят эти спонтанные проявления? – я невольно представил себе нечто бесформенное, типа желе.
– Для того, чтобы их описать, требуется привлечь ум,– Макар хитро подмигнул,– создать мыслеобраз, навешать на него ярлыков. Но будет ли результат таких действий отражать реальность? Мне представляется, что говорить о спонтанных проявлениях всеосновы в концепциях ума некорректно, тем более, что эти проявления сразу же растворяются обратно во всеоснове.
– А почему? – удивился я.
– Потому, что отсутствует ум, которым смог бы уцепиться за проявленное,– пояснил Макар. – Человеческий ум постоянно цепляется за проявления сознания, поэтому проявленные явления и объекты кажутся нам материальными. Наш мир, к примеру, существует в некоторой временной и пространственной протяжённости только благодаря тому, что его образ осознанно удерживается умом Демиурга.
– А если он передумает? – я невольно поёжился, представив себе, как наш мир растворяется в небытии, потому что какому-то Демиургу надоело с нами нянчиться. – А что тогда станет со всеми нами? Ты же говорил, что наше высшее я пребывает в сознании Создателя. Значит, мы уцелеем, если что?
– Ты сейчас подметил одну очень важную особенность человеческого сознания,– спокойно пояснил Макар,– мы как бы находимся под смешанным управлением. Образ нашего мира пребывает в сознании Демиурга, а вот наши высшие я – в сознании Создателя. Но наши сознания проявлены в мире Демиурга и в случае чего, как ты выразился, погибнут вместе с этим миром.
– Вообще ни разу не прикольно,– фыркнул я. – А где находятся высшие я гор, рек, городов?
– В твоём сознании,– небрежно бросил мой гуру, с удовольствием наблюдая моё замешательство. – Всё, что ты видишь, чувствуешь, ощущаешь и даже просто думаешь, проявляет твоё персональное сознание. В сознании Демиурга находится только управляющая программа, что-то вроде операционной системы, на основе которой ты создаёшь свои приложения. Так понятней?
– Ваще не понятней,– я тут же встал в позу оскорблённой невинности. – Какие ещё приложения? И кто их создаёт?
– Это просто некие ментальные построения ума, которые позволяют сознанию самоидентифицироваться в контексте окружающей среды,– Макар и не подумал упростить свои формулировки. – Хочешь пример? Пожалуйста. «Сладкоежка Лис обожает молочный шоколад с миндалём». Здесь Лис – это субъект самоидентификации, а шоколад – это внешняя среда.
Вот интересно, а про миндаль кто ему сказал? Детали моих кулинарных предпочтений мы никогда раньше не обсуждали, это точно. Я вдруг почувствовал, что меня разбирает злость на эту необъяснимую осведомлённость моего гуру. Чувствуешь себя голым или даже хуже того – прозрачным.
– Понял,– процедил я сквозь зубы. – У меня тоже есть пример. «Макар постоянно что-то темнит».
– Отлично, вижу, что понял,– мой гуру улыбнулся так безмятежно, словно действительно не уловил в моих словах скрытого подтекста.
– И где же хранятся все эти личностные установки? – я забил на неблагодарное занятие – подкалывать моего гуру. Всё равно без толку, детскими обидками его не пробьёшь.
– В сознании имеется специальный архив для складирования подобной информации,– спокойно пояснил Макар. – Сами приложения пишет ум в понятных ему программных кодах, но оперирует он только очень небольшим объёмом данных, типа содержанием оперативной памяти.
– А эти коды ума у нас всех индивидуальные? – поинтересовался я. – Могу я, к примеру, сварганить какое-нибудь уникальное приложение, типа, не от мира сего.
– Сварганить можешь,– подтвердил Макар,– да только работать оно не будет, если не сможет взаимодействовать с операционной системой Демиурга. Разве что, ты сам станешь Создателем. А пока не стал, все чудеса будут жёстко регламентироваться алгоритмами нашего мира.
– А если стану Создателем, что тогда? – поинтересовался кандидат в программисты.
– Создашь свою операционную систему,– Макар одобрительно улыбнулся. – Хочется?
– Не знаю, стрёмно как-то,– я инстинктивно передёрнул плечами, словно попытался сбросить груз ответственности.
– Можно начать с малого,– подсказал мой гуру,– например, научиться управлять хотя бы некоторыми проявлениями своего сознания.
– Это ты про шоколадку? – поинтересовался я и тут же почувствовал, что ужасно проголодался. – Можешь какую-нибудь еду сварганить, а то у меня уже в животе бурчит.
– Я тебе не ресторан,– шутливо возмутился Макар. – Идём в дом, там уже Вероника нас, наверное, заждалась с обедом, а мы тут лясы точим.
Он произнёс эту фразу ворчливо, с показным недовольством, но мне почему-то показалось, что мой гуру был весьма удовлетворён нашей беседой. Ему было важно поделиться со мной своими знаниями не меньше, чем мне услышать его откровения. Что это? Потребность учителя учить? Или тут что-то личное? Может быть, он помнит по прошлым воплощениям не только Нику, но и меня? Стоит ли спрашивать? Думаю, если бы Макар хотел, то уже давно бы рассказал об этом. Хотя он же чётко сказал, что ему нужно, чтобы я вёл записи, ведь эти записи должны оказаться в руках его друга и попутчика на пути познания мира, когда тот воплотится в реальности. Это самое малое, чем я могу отплатить ему за спасение жизни и учёбу.
Мы отволокли тюки с травой к дому и уселись за стол. На обед нас ожидало настоящее пиршество. Ника, оклемавшись после смерти брата, со всей ответственностью взвалила на свои хрупкие плечики заботу о нашем быте. Теперь в общей комнате не было ни пылинки, вся посуда блестела чистотой, а наши трапезы превратились в настоящий праздник живота. Из чего она на этот раз сварила свой замечательный супчик, осталось кулинарным секретом нашей хозяюшки. Утомившиеся труженики сенозаготовок по достоинству оценили её мастерство и, разве что, не вылизали свои тарелки.
Разлив по чашкам чай, мы с Макаром блаженно откинулись на своих стульях. И тут Ника поразила нас в самое сердце. Она убрала грязную посуду и, вместо кастрюльки, поставила в середину стола тарелку с пирогом. Недоумение было написано даже на лице моего многомудрого гуру, который, казалось, знал всё о походной жизни.
– Как ты это сделала без духовки, деточка? – Макар удивлённо уставился на десерт.
– Я нашла в сенях старую коробку из-под киноплёнки,– Ника с удовольствием начала объяснять секрет своего рукотворного чуда. – Нужно просто закопать коробку с тестом в горячую золу. Меня научили ребята, с которыми мы ходили в поход. Так можно даже хлеб испечь, если сделать правильное тесто, но нужна закваска, а у меня нет молока.
Макар усмехнулся, и я сразу догадался, что вскоре Ника совершенно случайно наткнётся на баночку со скисшим молоком в его импровизированном холодильнике. Разнообразить наше меню свежевыпеченным хлебом было достаточно серьёзным искушением для того, чтобы наш волшебник врубил свои способности к материализации на полную мощность. Нужно признать, что Макар старался не злоупотреблять своим могуществом, если в этом не было насущной нужды, наверное, считал это баловством, а возможно, это стоило ему немалой потери сил. Но перспектива регулярно лакомиться свежим хлебом внесла некоторые коррективы в его жизненные установки.
Мы получили по солидному куску пирога с вареньем из голубики и проглотили свои порции буквально в один кус, хотя были уже неголодны. Это было удивительно вкусно.
– Вам понравилось,– не то спросила, не то констатировала наша кулинарная фея.
Макар молча усадил девушку себе на колени и чмокнул в щёчку в знак благодарности за её труды. Ника ничуть не смутилась, она радостно рассмеялась и обняла благодарного ценителя за шею. При этом она даже не подумала слезть с его коленей, словно это был её любимый папочка. Или не папочка? В этот момент я ощутил во рту странную горечь, даже подумал, что мне в пироге попалось что-то несъедобное. И только через минуту до меня дошло, что это легкомысленное поведение Ники вызвало в моей душе резкий протест. Неужели я ревную? Да с чего бы? Я ведь как раз больше всего боялся, что девушка с фиалковыми глазками возьмёт меня в оборот и сделает своим рабом. Разве плохо, что она сделала свой выбор в пользу Макара, которому совершенно не грозит сделаться послушной игрушкой в коварных женских ручках? Так чего же я так распсиховался?