Я хочу большего. Том 1

 
                                      * * *
 

Прошло около месяца. Пора было ехать сдавать первый вступительный экзамен. Начались утомительные сборы. Сумки, одежда, бельё, разбросанное по квартире, книги, тетради, хлопотливая беготня, оханье мамы и угрюмое молчание папы, со стороны наблюдавшего за царившей суматохой.

Наталья Александровна сама принялась укладывать чемодан, одновременно рассказывая дочери, где что лежит. Но от волнения она собрала такую непосильную ношу, что Лена даже не смогла сдвинуть чемодан с места. Тогда девушка достала со шкафа небольшой кожаный чёрного цвета рюкзачок, смахнула с него пыль влажной тряпкой и переложила туда всё самое необходимое для недельного проживания в чужом городе.

Лена отправилась в Москву за день до начала экзаменов, чтобы успеть немного осмотреться и освоиться. Ей предстояло ехать в столицу на поезде, так как у Алексея Михайловича, помимо больного сердца, была ещё и больная спина. Как назло, именно в нужный момент она его и подвела, так что он не смог сесть за руль.

Ясным июльским утром в семь часов по местному времени Лена садилась в фирменный поезд Ярославль – Москва. Робкое солнце медленно вставало с востока, неся за собой убийственную духоту, постепенно поглощающую на своём пути прохладную влагу утреннего тумана. Бледно-розовый горизонт был чист, небо ясно, а солнечные лучи не светили ещё так ярко и не слепили глаза. С каждым мгновеньем краски горизонта становились всё гуще и гуще, наливаясь мягко-жёлтым цветом вселенского светила, чьи лучи, словно щупальца, скользили по крышам низеньких пятиэтажек, по оштукатуренным стенам вокзального здания, косые тени которых ложились на железнодорожную платформу, где кучками теснились провожающие и отбывающие в столицу.

Лена была в странном романтическом настроении, чему способствовала вокзальная атмосфера. Она старалась не думать о предстоящих экзаменах, поэтому не нервничала, что придавало ей уверенности. Родители же, напротив, погрустнели, и, казалось, даже постарели. Лица их потемнели, щёки вытянулись, морщины стали заметнее и глубже. Глаза матери были на мокром месте, но она стойко держалась, чтобы не расплакаться, поэтому неестественно много улыбалась. Отец морщил лоб, и две заметные продольные морщины, сильно выделявшиеся на его напряжённом и печальном лице, выражали глубокую задумчивость. Алексей Михайлович, несмотря на больную спину, всё-таки хотел было поехать с дочерью, чтобы помочь разместиться в гостинице, но она наотрез отказалась, парируя уговоры отца тем, что она не маленькая девочка и всё хочет сделать сама, да и багаж был весьма невелик.

Проводница, высокая, с неказистой фигурой светловолосая женщина с ярко накрашенными губами и тугими кудрями, одетая в хорошо выглаженную синюю форму и белоснежную блузку, громко объявила о посадке, попросила провожающих выйти и демонстративно встала у двери вагона. Девушка расцеловала родителей, желавших ей удачи, спешно попрощалась и заторопилась на своё место.

Через несколько секунд электричка, шипя тормозами, тихо выдохнула, судорожно дёрнулась вперёд и быстро начала набирать ход. В окне, куда уставилась Лена, тоже всё словно покачнулось и зашевелилось. Всё быстрее и быстрее бежали дома, знакомые и родные улицы, площади; вот поезд проехал мимо заводов и фабрик, расположенных на окраине города, и спустя минут десять уже стремительно мчался по перелеску, сквозь который виднелись пригородные частные дома и дачи. Потом населённые пункты стали встречаться всё реже и реже, и картина за окном сменилась зелёными, кое-где засаженными пшеницей и овсом полями и густым ельником.

 
                                      * * *
 

Лена благополучно прибыла в столицу и около полудня уже стояла на платформе Ярославского вокзала, сосредоточенно рассматривая схему метрополитена в приложении телефона. Оказавшись в одноместном номере гостиницы, заблаговременно забронированном её отцом, девушка радостно подскочила к окну и окинула восторженным взглядом видневшийся из него городской пейзаж. Незнакомые дома, улицы были какими-то родными и близкими. Приятное чувство новизны тихо пульсировало в венах в такт биению её взволнованного сердца, и хотелось всем улыбаться.

Лена влюбилась в Москву ещё в детстве, когда поехала туда первый раз. Ей тогда было лет двенадцать. Отец решил свозить всё семейство в столицу на три дня, чтобы посетить исторические места и просто погулять. Пока они находились в городе, маленькая девочка была под большим впечатлением от увиденного. Москва покорила её раз и навсегда.

Оцинкованные железные крыши домов поблёскивали в ярком солнечном свете, над ними величаво возвышалась Останкинская телебашня. Прямые и изогнутые улицы, узкие переулки, манящие своей таинственностью, старинные мостовые, романтичные парки, утопающие в густой зелени, изумительного мастерства архитектура московских зданий, необычные фонтаны, современные торговые центры, изящный дизайн витрин многочисленных магазинов, изобилие шикарных машин и сидящие в них мужчины и женщины, от которых глаз невозможно было оторвать, и многое, многое другое, до чего ещё не дошла провинция, отставая от столицы ровно на одну, никогда не достижимую, ступень, – вся эта мощь завораживала и звала за собой окунуться с головой в дивный новый мир.

Немного отдохнув и размявшись после дороги, Лена разобрала вещи и начала готовиться к завтрашнему экзамену. Сначала её ожидала проверка знаний по русскому языку и литературе. За полтора часа нужно было написать сочинение. Девушка в очередной раз повторила все правила русского языка, даже на всякий случай составила шпаргалку и освежила в памяти содержание классических произведений, перелистав краткий сборник. Периодически на неё накатывали страх и волнение, надо сказать, плохо контролируемые. В голове вертелся один вопрос: «Что же делать, если провалю экзамен?» Возвращаться обратно жуть как не хотелось. Но, чтобы зря не нервничать, она тут же отбрасывала эту тревожную мысль, с силой жмуря глаза и быстро мотая головой. Ночь она провела в какой-то беспокойной полудрёме, постоянно ворочалась и просыпалась каждые два часа, боясь проспать и не услышать заветного сигнала будильника.

Наутро, встав с гудящей головой за полчаса до звонка будильника, она судорожно начала собираться. Успокоиться не получалось. Сердце бешено колотилось, руки не слушались. До выхода оставался час, но ждать уже не было сил, волнение её так и подхватывало и несло в университет. В пути эмоции немного поутихли, все мысли были заняты другим – как бы не заблудиться. Надо сказать, что ездить на метро девушка боялась, её пугали не очень понятная схема, необходимость быстро передвигаться и сумасшедший поток людей, который того и гляди мог сбить с ног или утянуть за собой в другом направлении. Сосредоточившись на дороге, Лена незаметно для себя быстро и благополучно доехала до нужной станции. Но на подходе к вузу прежнее волнение снова охватило её.

Несмотря на ранний час, на ступеньках уже толпились абитуриенты, желающие стать студентами МГУ. Лена прошла мимо волнующейся толпы и потянула на себя массивную дверь. Минуя холл и поднявшись на второй этаж, отыскала дверь, на которой было написано «Приёмная комиссия юридического факультета». Народу там пока было немного, и ей удалось сесть на одну из лавок, поставленных специально для удобства поступающих. Последовав примеру других, Лена тоже достала учебник из рюкзака и уже в сотый раз начала перечитывать материал, но на этот раз безуспешно. Память наотрез отказывалась работать, возникло ощущение, что всё напрочь позабыто. За эти полчаса, в течение которых Лена тупо смотрела в раскрытую книгу, она пережила все три стадии томительного ожидания: от безумного волнения, будто перед казнью, плавно переходящего в раздражение, что обычно сопровождается мыслями вроде «Почему так долго?», «Поскорее бы всё закончилось», до полного безразличия и сонливого пофигизма. Пребывая как раз в последней, девушка закрыла учебник и начала осторожно рассматривать находящихся рядом с ней абитуриентов, которых за это время значительно прибавилось. Были среди них и явно богатые, выделявшиеся не только своей качественной и дорогой одеждой, но и развязным поведением, громко разговаривавшие и смеявшиеся. Обычных, вроде Лены, было мало. Они стояли в сторонке в ожидании своей участи.

Около девяти часов среди абитуриентов послышался испуганно-подобострастный шёпот: «Идут, идут. Комиссия идёт». Они шумно расступились, освобождая проход приближающимся со стороны лестницы трём женщинам. Две из них были в возрасте. Высокие, худые, благородного вида и как две капли воды похожие друг на друга. Утончёнными были не только их движения, но и внешность. Узкий овал лица, тонкие брови, нос и губы, небольшие спокойные глаза, все черты были как будто одни на двоих.

Третья женщина на вид была лет тридцати пяти, полная, с длинными кудрявыми волосами, ярко накрашенная, с надменным и недовольным лицом, из-за чего казалась некрасивой. Она окинула всех собравшихся высокомерным взглядом и невольно остановилась на Лене.

«Ух, фурия», – подумала про себя девушка и бросила ей в спину такой же взгляд.

Преподаватели проследовали друг за другом в кабинет и закрыли за собой дверь. Абитуриенты по инерции уставились в свои временно забытые книжки, но учить уже не осталось сил, и в коридоре наступила практически гробовая тишина. Это длилось недолго. Дверь широко отворилась, и всех пригласили на экзамен. Не спеша, шаркая ногами, экзаменуемые вошли внутрь и очутились в светлом и большом кабинете, рассчитанном человек на семьдесят. Парты располагались в виде амфитеатра, а внизу, посередине аудитории, за соединёнными тремя столами сидела приёмная комиссия.

Большинство сразу ринулось наверх, занимая лучшие места, подальше от глаз преподавателей, поэтому первые ряды оказались оголены. Алевтина Ивановна, одна из близняшек, требовательно, но вежливо попросила абитуриентов спуститься вниз, прибавив:

– Галёрка вас не спасёт, мы всё равно списывать никому не дадим.

Присутствующие словно зажались и упорно продолжали сидеть на своих местах. Ей пришлось ещё раз, уже более настойчиво, повторить эту просьбу, после чего некоторые, неохотно передвигаясь, подчинились. Лена удобно расположилась в середине третьего ряда. Пока все рассаживались, в кабинет вошёл декан факультета, он же председатель приёмной комиссии, Вадим Анатольевич Руцкой. Это был статный худощавый седовласый мужчина с добрыми глазами. Его лицо было настолько светлым и добродушным, что Лена даже засомневалась в его статусе строгого декана.

Эту должность он занимал давно и знал многих сейчас уже авторитетных людей и акул бизнеса, которые студентами бегали к нему решать свои проблемы. Его любили за умение всегда и во всём найти компромисс, не доводя дела до точки кипения. Но занимаемый пост иногда требовал от него жёстких и решительных действий, и тогда доброго декана было не узнать. Он превращался в строгого начальника, непоколебимого в своих действиях, и за это умение перевоплощаться все без исключения уважали его и немного боялись.

Члены комиссии представились и попросили убрать посторонние предметы с парт, оставить только тетради и ручки. Начался экзамен. Выбрав тему, Лена не торопясь приступила к работе, излагая свои мысли сначала на черновике. Всё её волнение странным образом куда-то делось, и она спокойно водила ручкой по листку, практически ничего не исправляя.

Прошло около сорока минут, когда в кабинет вошёл стройный молодой мужчина лет тридцати с очень привлекательным интеллигентным лицом, довольно высокий. Одет он был в чёрный деловой костюм и белую рубашку с чёрным узким галстуком. Это был Александр Вадимович Лужни́н, преподаватель факультета психологии, которого пригласили в качестве наблюдателя. У юристов он вёл юридическую психологию на последнем курсе. Он подошёл к своим коллегам, которые заметно оживились. Женщины мило заулыбались, а декан приветствовал его крепким рукопожатием. Руцкой встал и предложил ему своё место, после чего вышел и больше не возвращался.

Экзамен подходил к концу, и все уже давно трудились над переписыванием сочинения в чистовик, что требовало большого внимания и сосредоточенности. Наша героиня начала торопиться и нервничать. Её щёки раскраснелись, уши горели, а ладони вспотели.

Когда всё закончилось и работы были сданы, она, уставшая и с дикой головной болью, наконец отправилась в гостиницу. Теперь предстояло пережить долгое и мучительное ожидание своей участи, прислушиваясь к интуиции и ища в себе ответ на терзающий вопрос: «Поступила ли?»

 
                                      * * *
 

На следующий день Лена, волнуясь, отправилась в университет за результатами. Там её ждала плохая новость. Подойдя к спискам, висевшим в холле и кое-как пробившись сквозь толпу, она увидела напротив своей фамилии цифру четыре. У неё так всё и опустилось внутри. На бюджетное отделение уже не попала. Никогда в жизни оценка «четыре» не казалась Лене такой унизительной, как в тот момент. Девушка ещё немного постояла у стенда и поплелась обратно в гостиницу, свыкаясь с грустными мыслями о невозможности попасть на бюджетное обучение.

Второй экзамен нужно было сдать не ниже, чем на пять, чтобы поступить хотя бы на платное отделение, в противном случае с мечтой придётся распрощаться. Вечером девушка позвонила отцу и всё рассказала. Он долго убеждал её вернуться домой, но она была непреклонна и решительно сказала, что пойдёт до конца. Алексей Михайлович спорить не стал и пожелал ей удачи. Лена, погрустив и немного пожалев себя, начала готовиться к следующему испытанию, до которого оставалось три дня.

Как раз в день экзамена жара, терзающая центральную часть нашей страны уже более месяца, немного отступила, освобождая место циклону, принесшему за собой в Москву холодный и порывистый ветер, который быстро гнал по ясному небу рваные, отстающие друг от друга на внушительное расстояние, серые облака, не позволяя им собраться в одну большую дождевую тучу. Солнце ярко светило сквозь эти разрывы и по-прежнему горячо согревало землю.

Лена набросила на плечи тонкую джинсовую ветровку и поехала в университет.

Там она села на стул напротив всё того же кабинета приёмной комиссии и по привычке, чтобы сгладить неловкость, находясь в кругу чужих людей, сделала вид, будто читает. Минут через десять подошли уже знакомые близнецы из комиссии – Изотова и Молотова, за ними практически сразу последовали декан и Лужнин. Все застыли в ожидании, что кто-нибудь выйдет и позовёт первую пятёрку поступающих, но экзамен не начинался. Вдруг во внезапно возникшей тишине раздались лёгкие шаги и мужской голос, приятный тембр которого невольно вызвал у Лены интерес к его обладателю, сказал:

– Да! Я знаю, опоздал. Я уже на месте.

Сообщив это в телефонную трубку, мужчина буквально влетел в коридор и быстрыми бесшумными шагами направился к приёмной. Лена уставилась на него во все глаза. Лет тридцати, высокий, с красивой атлетичной фигурой, элегантно и дорого одетый в светлый летний костюм и такого же цвета ботинки из мягкой кожи, он сиял европейским лоском и притягивал всеобщее внимание. Ворот светло-розовой рубашки, видневшийся из-под распахнутого приталенного пиджака, был расстёгнут и придавал ему непринуждённый вид. Когда мужчина прошёл мимо впечатлённых им девушек, которые не сводили с него глаз, всех обдало тонким ароматом его парфюма.

Хорошо рассмотреть лицо мужчины Лена не успела, он загораживал его рукой, в которой держал сотовый телефон. Только лишь успела заметить гладко выбритый подбородок и блеск чёрных, слегка кудрявящихся волос.

«Надо же, какой…» – пронеслось в голове у Лены, и внутри словно что-то шевельнулось.

После того, как загадочный мужчина скрылся за дверью кабинета, в коридоре послышались девичьи шептанья и хихиканье. Этим преподавателем явно заинтересовалась не только Лена.

Наконец Алевтина Ивановна позвала на экзамен первых пятерых человек. Желающих оказалось немного, и Лена решилась пойти в их числе. После подготовки ответа на билет у неё ещё осталось время оглядеться. Она откинулась назад и стала осматриваться вокруг, украдкой кидая взгляды на того симпатичного мужчину. Он сидел с левого края стола, повернувшись к окну, так что она снова не могла разглядеть его лица, и шептался о чём-то с Лужниным.

Отвечающие потихоньку стали сменять друг друга, так дошла очередь и до Лены. Она села на единственный стул, стоящий прямо перед деканом, и начала отвечать. Временами девушка поглядывала в сторону заинтересовавшего её мужчины в надежде разглядеть его лицо, но в этот раз преподаватель сидел, уткнувшись в какие-то документы. Совсем отчаявшись, но предприняв последнюю попытку, Лена повернулась в его сторону. Теперь он смотрел прямо на неё.

На несколько секунд она забыла, что хотела сказать, и замолчала, не в силах отвести взгляд. Она смотрела прямо в его большие, несколько насмешливые сине-искрящегося цвета глаза, ей понравились прямой нос, соблазнительный изгиб бледно-розовых губ и красивая линия чёрных бровей, которые слегка нахмурились в ожидании ответа. Лена никогда не видела таких красивых людей, разве что только в кино. Но он не был похож на тех слащавых щёголей с ярких глянцевых обложек дорогих журналов, его внешность была мужественной и даже немного грубоватой. В его лице не было ничего, что бы ей не понравилось. Оно было прекрасно. Сидящий рядом Лужнин заметил эту возникшую паузу и посмотрел на Лену. Увидев, куда направлен её восхищённый взгляд, он с улыбкой что-то шепнул своему соседу на ухо. Тот никак не отреагировал и продолжал молча смотреть на неё. Поняв всю неловкость ситуации, Лена, густо покраснев, быстро опустила глаза и продолжила свою речь, но язык заплетался, слова застревали в горле, а мысли разбегались. Так что она была не в восторге от своего ответа на экзамене. Уходя, она больше не смотрела в их сторону, Лене казалось, что преподаватели смеются над ней.

 
                                      * * *
 

Судьба решалась завтра, а сегодня Лене не хотелось думать о результатах экзаменов и своём будущем. Уже поздно было нервничать, покрываясь потом, и хвататься за голову, сетуя на какие-то неудачи и ошибки. Да и сил на это уже не осталось. На смену тревоге, пережитой загодя, ещё до сдачи экзаменов, пришли наплевательское безразличие и готовность принять любой удар судьбы.

Лена отправилась гулять по любимой Москве, что из-за прежней загруженности раньше ей никак не удавалось. За эти четыре дня девушка стала потихоньку привыкать к пугающему её метро и решила, что пойдёт куда глаза глядят.

Активно вертя головой по сторонам, она жадно рассматривала всё вокруг, будто боялась что-то упустить. Пройдя по набережной Москвы-реки и поднявшись вверх по Васильевскому спуску, Лена очутилась на Красной площади. Раньше она казалась ей куда больше. Дойдя до Лобного места, она повернулась и немного постояла около памятника Минину и Пожарскому. Тут куранты глухим, но громким раскатом пробили два часа. Прервав своё любование историческим местом, девушка с удовольствием продолжила осмотр достопримечательностей столицы.

В итоге предпочтя ГУМ всем культурным объектам, Лена направилась туда. Потом, устав ходить по бессчётным бутикам душного магазина, она вышла на свежий воздух и, плутая по узким московским улочкам, идущим то вниз, то вверх, каким-то образом попала на Манежную площадь, а там снова вернулась к Кремлю, только со стороны Александровского сада. Лена в романтическом настроении села на лавку в глубине сада и стала наслаждаться звонким пением птиц, которые выводили свои трели высоко над головой в ветвях раскидистых многолетних деревьев, переживших не одно историческое поколение и верно хранивших в своих кронах секреты политических интриг и не разгаданные до сих пор государственные тайны. Эта идиллия, выражавшаяся в благозвучном шелесте тоненьких листьев и непрестанном покачивании полупрозрачных теней, падавших с купола плотно сомкнутых ветвей, подсвеченных июльским солнцем, иногда прерывалась гулкими сигналами городских автомобилей.

Казалось, Лена совсем забыла о своём городе, своих родных и вообще о всей прошлой жизни, будто этого никогда и не было, а существовал только настоящий момент, она и Москва! Как не хотелось ей уезжать! Почувствовав щемящую тоску, комом застрявшую в области груди, девушка грустно вздохнула.

– В Москве живут миллионы людей. Надо же, я не одна из них, – тихо сказала она вслух.

Волнение сразу охватило её и легло на сердце тяжёлым камнем. В голове мелькали абсолютно безрадостные картинки возможного провала экзаменов, печальное возвращение домой, радостные возгласы отца: «Я же говорил, нечего тебе туда соваться», утешение мамы, навязчивое ощущение стыда за своё поражение и безвозвратно угасшая надежда. Тяжело жить в городе, где всё на тебя давит и сжимает со всех сторон; когда безразличие к родному краю обуревает до такой степени, что даже становится лень выйти на улицу. А как до жути тоскливо заглядываться на горизонт, зовущий куда-то далеко-далеко…

Часов в семь, когда солнце уже стало садиться и его косые лучи всё больше и больше утрачивали свою теплоту, Лена в совершенно пессимистическом настрое поплелась домой, то есть в гостиницу. Сидя в метро и шагая по улице, она с тоской вглядывалась в лица прохожих, которые озабоченно спешили домой, и тихо завидовала им, снова задаваясь бессмысленным вопросом, почему она не одна из них.

Лена продолжала терзать себя этим вопросом, уже лёжа в постели, но недолго – после утомительной прогулки по Москве девушка быстро заснула крепким и сладким сном.

 
                                       * * *
 

Наступивший судьбоносный день с самого утра порадовал погодой. Ветер стих ещё со вчерашнего вечера, а на небе не было ни единого облачка, и пронзительная бирюза ярко разливалась по окрестностям города.

Девушка, пока ехала в университет, представляла себе разные варианты развития событий и морально готовила себя к тому, что все её надежды и мечты могут рухнуть. Лену бросало то в жар, то в холод.

Войдя в холл, она вдруг неожиданно для самой себя встала как вкопанная. Волнение с новой силой охватило её, ноги стали ватными, а в горле пересохло. Со стороны стенда со списками, где толпилось много молодых людей, доносились то радостные возгласы, то вздохи разочарования.

«Списки поступивших», – подумала Лена. И, глубоко вздохнув, словно решаясь на какой-то ответственный и важный поступок, направилась сначала туда, а уже потом к результатам последнего экзамена. По пути ей встретилась девушка с красными от слёз глазами и шмыгающим носом, она прижимала уже сырой платок к губам. У Лены ком встал в горле от мысли, что, возможно, её ждёт та же участь. Пробравшись сквозь толпу взволнованных юношей и девушек, она отыскала свой факультет и беглым взглядом начала искать свою фамилию. Но не нашла её. Она почувствовала, как конечности холодеют, мелкая дрожь страха пробежала по всему телу, дыхание участилось, и сердце яростно забилось уже где-то в области сонной артерии. Шум, издаваемый толпой, для неё неожиданно стих, и, не замечая никого и ничего вокруг, она, теряя надежду и не веря своим глазам, всё вновь и вновь обращалась к списку, просматривая его от начала до конца. Но приговор был вынесен! Лена не набрала нужный балл.

Оглушённая провалом, девушка некоторое время пребывала в растерянности и не могла пошевелить ни ногой, ни рукой, но, заставив себя очнуться, подошла к другому списку, чтобы напоследок узнать результат экзамена.

Увидев четвёрку рядом со своей фамилией, Лена с горечью усмехнулась. Один балл… Какой-то один балл! Захотелось плакать… Но вдруг рядом с этим списком она увидела объявление о новом пороге для поступления на платное отделение. Лена судорожно начала считать свой суммарный балл с учётом результатов ЕГЭ и двух сданных здесь экзаменов.

Сердце вдруг радостно подскочило! Баллов было достаточно! Лена пересчитала ещё раз. Да, без всяких сомнений! Она поступила!

Лена возвела глаза к потолку и мысленно перекрестилась. У неё не было сил радоваться как-то иначе.

Все формальности были улажены, деньги внесены, договор подписан, и Лена всё-таки стала почётным студентом МГУ. Держа в руках листок бумаги с текстом договора на обучение, заключённым на энную сумму, она вместо того, чтобы радоваться, чувствовала себя опустошённой и совершенно разбитой. Несмотря на то, что цель была достигнута, результат не принёс ей никакого удовлетворения. Стало вдруг как-то тоскливо, и очень захотелось домой.

 
                                       * * *
 

Оставшийся месяц лета пролетел незаметно, и в конце августа на улице уже стоял запах осени. Палящее солнце летнего зноя не оставило за собой ни единого оазиса свежей зелени на деревьях или земле. Все листья приобрели пыльный темно-зелёный оттенок с жёлтыми и красными пятнами. Срывающий сожжённые иссушенные листья ветер бросал их под ноги прохожим и словно метлой гнал по дороге, забивая под обочины. Всё чаще и чаще небо затягивалось унылыми тучами, проливая на город прохладный моросящий дождь, который порой сопровождался по-настоящему осенним порывистым ветром, пронизывающим до костей. Но лето не хотело сдавать свои позиции, и иногда погода радовала ярким солнцем, обманчиво заставляя снимать пиджаки и кофты. Особенно приближение осени чувствовалось по суете, царившей в магазинах. Готовясь к новому учебному году, дети, их родители, а также помогающие им бабушки и дедушки, создавая очереди, толпились возле прилавков с различными учебными пособиями и принадлежностями, а девочки-подростки выбирали себе наряды на первое сентября, чтобы поразить своих завистливых подруг и очаровать мальчиков-одноклассников. Только студенты выглядели несколько потерянными, не веря, что их каникулы так быстро закончились.

От Лениного печального настроения, с которым она покидала столицу месяц назад, не осталось ни следа. За это время она успела соскучиться по Москве, постоянно сравнивая реалии жизни своего города и столицы, всё больше и больше убеждаясь в правильности своего решения.

На этот раз забот было больше, чемодан толще, а прощание – дольше и тяжелее. Надо сказать, погода выдалась соответствующая. Небо было затянуто серыми плотными тучами, тоскливо тянувшимися с северо-запада. Они, медленно передвигаясь, давили своей мрачностью и бесконечностью. Оставляя на лице холодные капельки влаги, в воздухе прозрачной пеленой стояла мелкая изморось, от которой нельзя было скрыться даже под зонтом. Резкий ветер нещадно трепал жёлто-рыжие листья, ведущие упорную борьбу со стихией, чтобы не быть сброшенными в грязную гладь луж.

Отец повёз Лену в столицу на машине. Он был угрюм и всю дорогу молчал, задаваясь одним только вопросом: «Что же он такое делает?» Он, глава семьи, позволил своей единственной и ненаглядной дочери, этому маленькому и неопытному существу, уехать в самое пекло страстей и порочных соблазнов, к тому же он сам везет её в чужой город, всё скорее и скорее приближая горькую разлуку. Мама тоже напросилась проводить дочь и сидела рядом с Леной на заднем сиденье. Но она держалась стойко и не давала воли эмоциям. Наталья Александровна редко плакала, а при людях, будь это муж или подруга, вообще никогда. И не потому, что не было причин (у каждого хоть даже раз в жизни болит душа), просто не любила показывать свою слабость. Дочь тоже никогда не видела её слез. Нет, было один раз, в глубоком детстве. Однажды, неожиданно для мамы войдя на кухню, она увидела, как та плачет. Пятилетняя Леночка в тот же миг застыла в оцепенении, а через несколько секунд, очнувшись, в испуге убежала в комнату. Что же с ней тогда творилось! Девочка была готова разрыдаться сама. Причину она, конечно же, не знала, но беззаботный и прочный мир для неё рухнул. У неё не укладывалось в голове, как это так, самый сильный человек на земле и вдруг плачет, не жалеет, а сам плачет. А кто же тогда защитит её? И с тех пор Лена стала бояться маминых слёз, чтобы вдруг снова не ощутить то неприятное чувство незащищённости.

Доехав до Москвы почти в полной и напряжённой тишине, они оказались у порога университетского общежития, находившегося неподалёку от учебного корпуса. Лена хотела было попросить родителей не подниматься наверх, но у неё не хватило сил так беспощадно поступить с ними. Алексей Михайлович помог донести вещи до Лениной комнаты и, войдя в помещение, осмотрел будущее жилище своей дочери. Комната находилась на пятом этаже и была рассчитана на трёх человек. Лена, заселившись первой, выбрала самое удобное место. Там было довольно тесно, но зато имелись собственный туалет и душ. Единственное, но большое окно выходило на оживлённую улицу с автобусной остановкой и станцией метро.

– Ну, для скромных студентов сойдёт, – не переставая оглядываться по сторонам, произнёс отец. – Может, ещё передумаешь? – с надеждой вдруг спросил он.

– Папа, – с укором произнесла Лена. – Я уже всё решила.

– Да я шучу. Ладно, надо ехать. Пойдём, проводишь нас до машины.

Уже внизу Лена скрепя сердце обняла родителей и с болью, кусая себя за нижнюю губу, чтобы не расплакаться, поторопилась с ними распрощаться. Уже почти у дверей общежития она вдруг не выдержала и обернулась. А они так и продолжали стоять на месте и смотрели ей вслед. Лена вдруг заметила перемену, произошедшую с мамой. Та побледнела, брови странным образом изогнулись, узкие плечи опустились. Хотя расстояние было ещё довольно небольшим, лиц родителей уже нельзя было разглядеть, но Лене казалось, что она видит, снова видит, как её мама плачет. Во второй раз. Только сейчас всё было по-другому, ощущения не были такими сильными, как тогда, в детстве, да и причина была понятна – причиной была она сама, Лена. Ведь Наталья Александровна понимала, что дочь уезжает не на год, не на пять лет, а навсегда.

 
                                       * * *
 

Смутные и неопределённые чувства не покидали и Лену. Радость от долгожданного переезда была смазана подавленным настроением, возникшим после душещипательного расставания с родителями, но всё-таки она ни о чём не жалела. Девушка убедила себя, что поступает правильно, и её постепенно перестала терзать совесть.

Ночь она провела одна, к ней так никого и не поселили. Зато утро следующего дня полностью это компенсировало. Проснувшись от громкого стука в дверь, девушка буквально соскочила с кровати, не понимая, где она находится. Придя в себя, Лена протёрла глаза и прислушалась. Никакого стука не было слышно.