Избранные

– А у меня нет времени! – Алфеев дурашливо улыбнулся. – Сейчас вот будет фотосессия. Потом надо ехать к Сорокину. А вечером готовиться к поездке в районы, – я завтра в 5 утра уезжаю! И вообще, я после Вас два часа отходить должен!

Почему отходить? – не поняла я. – Какой-то вздор! Это что, его очередной приём для того, чтобы заинтриговать?!

В этот момент вошла секретарь, поставила на стол две чашки кофе, и тут же вышла.

– Не горячитесь, Евгений Алексеевич! – как можно спокойнее сказала я. – Пока Вы будете на своей фотосессии, я в общей комнате попью кофейку и подожду Вас.

Алфеев тут же покинул свой кабинет, а я, прихватив с собой предназначенную мне чашку кофе, отправилась в общую комнату, где в это время никого не было.

Сидеть в одиночестве, размышляя о том, стоит ли вообще здесь находиться, было невыносимо для меня. Я уже решила уйти из Штаба, не дожидаясь возвращения Алфеева, как в комнату вошла Светлана Харитонова.

– Джули, какими судьбами?! – радостно воскликнула она, но в лице её мелькнула досада.

– Да вот, заехала кое-что передать Алфееву, а он и разговаривать не хочет!

Мне было известно, что в последнее время Светлана мелькает на телевизионных экранах чуть ли не чаще самого Алфеева, и это свидетельствовало об их особых отношениях.

– А ты знаешь, что Жарова уволили? – спросила Светлана, обнимая меня за плечи и целуя в щеку.

– Да, в курсе! – отмахнулась я. – Но я здесь по другому вопросу. Дней десять назад я была в Москве и узнала сведения, которые помогут Алфееву выиграть. Но сообщить их могу только лично ему!

– Знаешь, когда тебя уволили, мы с Алфеевым, буквально через день, поехали в мой округ. И я ему по дороге говорю: «Евгений Алексеевич, нам Джули не хватает!» «Мне тоже не хватает», – ответил он. «Тогда, давайте, вернём её», предложила я. И знаешь, что он ответил? «Нет, – говорит, – не вернем. Она меня грузит!»

– Ой, Свет! – я с безнадежностью махнула рукой. – Не знаю, что он имеет в виду под «грузит», но это – пустая отговорка! Пойду – ка я покурю!

Выйдя на лестничную клетку, я закурила и тут же увидела Алфеева, поднимающегося наверх. Заметив меня, он повернулся к шедшему за ним мужчине средних лет.

– Вот, Джули Борисовна считает,– громко сказал Алфеев, – что на фотографиях я выгляжу грустным.

Я так не считала, и никогда ничего подобного не говорила Алфееву.

– Правда?! – теперь уже Алфеев обращался ко мне. – А я бываю веселым только когда вижу красивых молодых женщин! Правда?! Поэтому, на съёмках обязательно должны присутствовать весёлые молодые женщины! – в экзальтации продолжал говорить он. – Джули Борисовна, так Вы будете со мной работать?!

Ты не ведаешь, что творишь! – подумала я и скривила губы в ироничной улыбке. – Тебе нужны весёлые и молодые женщины?! Неужели непонятно, что состязаться с ними, – ниже моего достоинства?!

– Я хотела бы с Вами переговорить, – сдержанно сказала я. – Если нет времени сегодня, можно завтра, по дороге в район.

– Нет! У меня в машине уже есть пассажиры, – сказал Алфеев и, сопровождаемый фотографом, прошёл мимо меня в свой кабинет.

Избавившись от секундного оцепенения, я двинулась к выходу из штаба, но, заметив на одной из дверей табличку «Лыков Артем» остановилась. Не раздумывая, постучала в дверь и вошла в кабинет.

Сидевший за столом молодой человек, не отрывая головы от бумаг, с которыми работал, спросил:

– Чем могу быть полезен?!

– Артем, мне надо переговорить с Евгением Алексеевичем в конфиденциальных условиях. Здесь нельзя. Здесь у Вас кругом прослушка, – я это точно знаю. А он не соглашается, ссылаясь на то, что у него нет времени.

– Я здесь ничем помочь не могу!

В интонации молодого человека сквозила отчужденность, даже враждебность.

– Завтра он едет в район, – терпеливо продолжила я, – говорит, с ним уже кто-то едет в машине.

– Да, Светлана Харитонова.

– А я могу поехать в своей машине. Разговор, собственно, короткий. Мне нужен всего час.

– Джули Борисовна – нет! – Артём поднял глаза от бумаг и прямо посмотрел на меня. – Договаривайтесь с самим Алфеевым.

– Жаль! – с сожалением произнесла я и медленно вышла из кабинета, аккуратно притворив за собой дверь.

И Артём не хочет помочь! – с обидой думала я, чувствуя, что в глазах закипают слёзы. – Значит, для них моя цена ниже, чем у «услужливой» Харитоновой! Но, – скомандовала я себе, – никаких слёз!

Овладев собой, я вернулась в общую комнату.

– А где у Вас «системный аналитик» сидит? – спросила я у Светланы. – Хочется посмотреть, с кем теперь Алфеев советуется.

– Ну не с ним уж, точно! Он только мониторингом СМИ занимается.

– Все равно! Схожу к нему, возьму чистой бумаги.

Светлана проводила меня и даже представила «аналитику». Им оказался пожилой, худощавый, с виду желчный мужчина. Взяв у него немного чистой бумаги, мы вернулись в общую комнату, и Харитонова сразу ушла по своим делам.

Меня же буквально колотило от негодования и ощущения собственного бессилия. Устроившись у окна, я начала строчить записку Алфееву. Написав, что «играясь», и не желая переговорить со мной, он упускает свой шанс, я задумалась. «Вы делаете роковую ошибку», – хотела написать я, но это было бы слишком уж пафосно, и неубедительно. «Вы проиграет в первом туре около 3%. – написала я. – Встретимся осенью в Госдуме».

Выпустив таким образом пар, я несколько успокоилась. В записке не было никакого прока, – она не могла изменить ситуации. Сейчас не время для демонстрации обид! – решила я. – Надо попробовать ещё раз достучаться до Алфеева.

В ожидании его возвращения, я пошла к «аналитику». В его комнате не было ничего кроме рабочего стола, пары стульев и ксерокса.

– А почему у Вас так пусто? – спросила я скучающего старичка.

– Алфеев все необходимое делает и получает в другом штабе, – ответил «аналитик».

– Это как?! – не поняла я.

– Сухаренко, объединил Центральные штабы Алфеева и губернатора Смирнова. Формально штабы вроде разные, а работают в них теперь одни и те же люди.

Получается, – ужаснулась я, – что Алфеев уже не контролирует собственную избирательную кампанию. Всё в руках Сухаренко, который работает на Смирнова! Алфееву, видимо, сказали, что «поставим на того, чьи шансы на победу будут выше». Он ещё не знает, что обречён на поражение!

Не успела я осмыслить эту новую для меня информацию, как дверь приоткрылась, и в комнату заглянул Алфеев.

– Вы надумали работать со мной? – с неуместным кокетством спросил он.

Строго и печально взглянув на него, я подошла к двери, и со словами:

– Жаль, Евгений Алексеевич! – протянула ему свою записку.

Он молча взял протянутый конверт.

Я вернулась за своей сумкой, оставшейся висеть на стуле.

– На улице снова дождь?! – на ходу спросила я у Алфеева. – Я зонт в машине оставила.

Ответа не последовало. Обернувшись, я увидела, что Алфеева уже нет и дверь закрыта.

На улице действительно шел мелкий, но плотный дождь. Я остановилась на крыльце под козырьком. Достала из сумочки сотовый, чтобы вызвать машину, и в этот момент получила звонок. Ирина Баширова просила меня о встрече. Очень кстати, – подумала я, – эта встреча отвлечёт меня от ненужных переживаний и тягостных раздумий.

Через 15 минут я уже ждала супругу Баширова в ближайшем кафе.

– Рада тебя видеть! – войдя, поздоровалась со мной Ирина.

– Жаль только, что в таком месте пришлось встречаться! – я смущенно улыбнулась, указав взглядом на неприглядный вид за окном. – Вокруг не старый города, а какое-то старье: развалюхи, хлам, помойки, убогие забегаловки!

– Да мне, Джули, все равно где! – Ирина взглянула на меня большими печальными глазами. – Помнишь, ты заезжала к нам в январе?!

– Разумеется! Спасибо за гостеприимство! Присаживайся, я уже заказала кофе и пирожные.

– Так вот, – Ирина продолжала говорить, усаживаясь напротив меня, – тогда Алексей, не знаю уж почему, постеснялся сказать тебе, что он страшно болен.

От волнения на щеках Ирины выступили неровные красные пятна.

– Я знаю, у него несвертываемость крови.

– Все хуже! – на глаза Ирины набежали слезы. – Он умирает!

– Да что случилось?! Ты не плачь, а постарайся спокойно объяснить, в чём дело. Надо обсудить проблему, – ты ведь для этого пришла?!

– Да, конечно! – Ирина взяла себя в руки. – У него в прошлом году появилась молодая любовница – его секретарша. А она была больна гепатитом. Когда это выяснилось, Алексей отправил её в Германию. Она там вылечилась, и вернулась. Он ей квартиру купил и подарил. Говорит, что не кому «о бедной девушке позаботиться».

Невольные слёзы покатились по тугим щекам Ирины.

– Давай всё-таки спокойнее! Я пока не понимаю.

– Алексей, – всхлипнула Ирина, – он же заразился от неё гепатитом! Я всю жизнь берегла его от травм, от гастрита, – всего, что может вызвать кровотечение, а беда, видишь, пришла с другой стороны!

Ирина шмыгала носом, забыв о том, что сжимает в кулаке бумажный платочек.

– Почему же и Алексея нельзя отвезти в Германию на лечение? – осторожно спросила я.

– Оказалось, что все лекарства, используемые для лечения гепатита, «разжижают кровь», если говорить по-простому. И вот он сейчас лежит, весь в гематомах…

– Что, его вообще не лечат?! – испугалась я.

– Поддерживающая терапия. И эта поддерживающая терапия стоит безумных денег. Хорошо, что хоть областной бюджет поддержал нас.

– А я чем могу помочь?! – искренне недоумевая, спросила я, и вконец расстроилась.

– Алексей сказал, что если кто и может, то только ты.

Онемев от удивления, я настороженно, с подозрением смотрела на Ирину. Разумеется, ей известно, что у меня ничего нет: ни власти, ни статуса, ни денег.

– Понимаешь, – принялась объяснять Ирина, – в некоторых лабораториях в стадии разработки находятся новые медицинские препараты от гепатита. Механизм их действия какой-то другой и они не провоцируют кровотечения. Они могут излечить Лёшу. Но они ещё не апробированы на людях, и, естественно, не запущены в производство. Мы готовы испробовать эти препараты на себе.

– Ты на Лёше? – с укором спросила я, и тут же устыдилась, сообразив, что Ирина не отделяет себя от Алексея.

В этот момент случившееся с Башировыми по-настоящему ужаснуло меня. Какое несчастье! Боже милостивый! – думала я, сердцем чувствуя, что происходит с Ириной, на глазах которой угасает единственный на свете любимый человек. – Как жестоко и несправедливо!

– Джули, зайди завтра к Леше! – попросила Ирина. – Только не говори, что я тебя пригласила. Просто так зайди. Думаю, теперь он сам тебе всё расскажет и объяснит. Не сомневайся! Он боец. Он хочет жить! Он готов рисковать ради жизни!

Не в силах поднять глаза, я непроизвольно провела по пустому столу рукой, словно сбрасывая с него всё лишнее, и освобождая пространство. Многие годы я пользовалась покровительством Баширова, что в нынешнем мире было неоценимым преимуществом. Конечно, я сделаю всё возможное, чтобы раздобыть для него лекарство, – пообещала я самой себе, пока ещё не представляя, что и как надо сделать.

– Сколько ему врачи дают в нынешней ситуации? – спросила я.

– Не больше года.

– Конечно, зайду! Буквально через неделю я завершу здесь работу и вернусь в Москву. Обязательно зайду попрощаться перед отъездом.

– Жду! – Ирина с преданностью и робкой надеждой смотрела на меня, и вдруг спохватилась. – А у тебя как дела?

– Всё нормально! Завершаю небольшое исследование по выборам. А если ты про Алфеева, так я не смогла с ним сработаться. Настоящий полудурок!

– Когда ты ушла, я вспомнила, что заочно была знакома с тобой, потому что ты работала с Юрием и подумала, что ты вернулась в Миссурск. Но Алексей сказал, что ты привезла сюда сына, чтобы подтянуть в учёбе и подготовить к институту, а к нам зашла посоветоваться стоит ли тебе участвовать в выборах на стороне Алфеева. Мне сразу эта идея не понравилась, ведь Алфеев – мерзавец. Зачем на него работать, зачем ему помогать?!

– И что сказал Алексей?

– Он сказал, что ты не нуждаешься в советах и пришла, потому что ищешь связи. Сказал, что если ты решила работать с Алфеевым, он поможет. И добавил, что в этой жизни всё меняется! И если уж смысловое значение многих иероглифов зависит от того, какие иероглифы рядом с ними, то значение человека, тем более зависит от того, кто его окружает. Он имел в виду, что хорошо, если рядом с Алфеевым будет такой человек, как ты. У Алфеева есть потенциал роста, – сказал он, – а риск есть всегда. Если бы люди и обстоятельства не менялись, сказал он, то и риска не было бы!

– Получается, – наконец, сообразила я, – что ещё тогда Алексей хотел попросить меня о лекарствах?!

– Да! Но не попросил. Сказал, чтобы я не беспокоилась, что ещё будет время для этого. Но ты больше не пришла.

– Задёргалась. Не складывались отношения с Алфеевым. Извини…

– Думаешь, станет губернатором?!

– Нет! Вернее, не в этот раз! Я вне игры. Буду искать работу в Москве.

Москва, 9 июля

Вернувшись в Москву, я часто думала о том, почему Алфеев обошелся со мной именно так, но, ничего нового не выявив, приняла решение ничего не предпринимать. По мере того как я приводила в порядок и обрабатывала привезённые из региона материалы по выборам, в глубине души у меня что– то умерялось и укладывалось.

Понятно, что теперь, когда я вернулась в Москву, мне проще всего внутренне отказаться от намерения когда-либо наладить сотрудничество с Алфеевым, возложив на него ответственность за случившееся. В таком случае близкие поняли бы и поддержали меня, ведь теперь они уже знали, что Алфеев – весьма неоднозначный человек. Но именно поэтому, – думала я, – с моей стороны наивно было рассчитывать, что дверь к сотрудничеству с ним раскроется с первого толчка. Надо запастись терпением.

Мне удалось быстро подготовить аналитическую записку. Полистав её, Матвей, в последнее время тревожившийся за моё психологическое состояние, не стал ни о чём спрашивать. Он, наверное, понимал, что я не скажу больше того, что сочла нужным сообщить сразу по возвращении из региона.

Зато Аня проявила прямо-таки жадный интерес к моим взаимоотношениям с Алфеевым. Но я не хотела ни с кем обсуждать их и упорно уходила от ответов на все вопросы, отговариваясь тем, что Алфеев – эгоцентрист и полудурок, неспособный к сотрудничеству.

Завершив работу над аналитической запиской, я не нашла, чем ещё занять себя. Делая самые обычные, будничные вещи, я всё больше погружалась в какую-то странную рассеянную тоску.

Доброе расположение духа не вернулось ко мне, даже когда в конце июня я получила роскошное приглашение от миллиардера Бернда Хеаскааре провести на яхте неделю отдыха в кампании с ним и его супругой.

С этим финским бизнесменом я познакомилась лет пять назад, когда по просьбе Купатова помогла ему подобрать в Кайногорске площадку под новый завод. Я оказала эту услугу за совсем небольшие деньги, хотя понимала, что поступаю не правильно, но как сделать «правильно», не знала. С тех пор Хеаскааре два раза в год – на рождество и пасху, присылал мне поздравительные открытки. Ну а теперь вот удостоил чести пригласить «к себе в гости». Я не знала, что ответить на это приглашение.

Когда затягивание с ответом стало уже неприличным, Матвей прямо спросил:

– Ну, что ты решила?

– Хорошо!– сказала я и неопределенно повела бровями. – Конечно, здорово! И море, и яхта, – все хорошо! Только не вовремя. Я так устала от неопределенности и невостребованности! Мне сейчас надо сосредоточиться. Понимаешь, я не знаю, как дальше строить свою жизнь!

– Вот отдохнешь, и решения придут сами собой! А, может, это как раз случай для возобновления деловых отношений с Хеаскааре?! Он ведь, наверное, на что-то рассчитывает, раз пригласил к себе?!

– Ты вообще понимаешь, что говоришь?! – я протяжно вздохнула. – Где Хеаскааре, а где я?! Допускаю, что он что-то имеет в виду, что-то хотел бы прояснить. Но я теперь никакой услуги оказать ему не смогу, – ни денег нет, ни необходимых связей.

– Но ведь и раньше не было!

– Ты меня удивляешь! – рассердилась я. – Тогда за мной был брат – депутат Госдумы. А самостоятельных связей у меня нет! К тому же в регионы пришли Полпреды – достраивается вертикаль. Если обратиться к любому влиятельному чиновнику, сразу станет вопрос: а кто за тобой? Вариант «сама за себя» теперь не пройдет. Он даже с Алфеевым не прошёл! А ведь я не только предостерегла его от шагов, ведущих к потере влияния, но ещё и подтолкнула к ходу, позволяющему повышать статус! Он убедился и в моей квалификации и в том, что я заинтересована в его успехе, но …

Испугавшись выплеска затаённых эмоций, я остановилась и растерянно посмотрела на мужа.

– Не горячись, Джулечка! Алфеев – политик, а Хеаскааре – инвестор, бизнесмен. Это же совершенно другое дело! Визитка Хеаскааре – лучшая протекция.

– Нет! – сердито возразила я. – Как раз с Алфеевым были шансы! Именно им мои навыки и способности могли быть востребованы. А работа с инвесторами – это чистый бизнес! Надо уметь извлекать прибыль из продвижения инвестора и делиться ею с участниками процесса. Я этого не умею делать и теперь уже не смогу научиться!

– Статуса нет?

– Это понятно, что нет! – с сожалением, но уже спокойнее говорила я. – В таком случае, Матюш, авантюризм выручает. А его во мне не осталось…

– Осталось, осталось! Ты же пыталась встроиться в «вертикаль» к Алфееву!

Матвей всё-таки растормошил меня. Улыбнувшись, я с деланым страданием пропела:

«Но он любви моей не понял, – и напрасно, и напрасно!

Она, как радуга над полем, засветилась и погасла»!

– Я не настаиваю…– с грустью сказал Матвей.

– Да всё понятно! Ты не настаиваешь, а я и не отказываюсь! И впрямь, когда еще выпадет случай отдохнуть в кампании миллиардера?!

Балтика, 12 июля

Мы с Матвеем благополучно добрались до назначенного места на побережье Балтийского моря. У причала там одиноко стояла белоснежная яхта Хеаскааре. При первом взгляде на неё я испытала легкое разочарование: судно оказалось не таким большим, как мне представлялось. Не успели мы толком рассмотреть яхту, как Бернд, заметивший нас с борта, вышел навстречу.

По тому, как Матвей поздоровался с Берндом, а мужчины виделись впервые, я поняла, что хозяин яхты – плотный седовласый мужчина с орлиным взглядом и тонкими губами, с первого взгляда понравился Матвею, впрочем, их симпатия оказалась взаимной.

Через пару минут с яхты на причал спустилась супруга Бернда – Маарет. Окинув нас оценивающим взглядом, эта невысокая, пожилая, сухопарая женщина приветственно кивнула головой, ничего не сказала, и даже не улыбнулась. Мы не поняли: то ли она просто не владеет русским языком, то ли слишком высокомерна.

Зато Бернд источал радушие и гостеприимство. Проведя нас на судно, он сразу стал объяснять:

– Это небольшая яхта, всего 21 метр в длину. В океан на ней нельзя. Это морская прогулочная яхта с флайбриджем.

– С чем, с чем?! – улыбнувшись, переспросила я.

– Так верхнюю открытую палубу называют, с которой тоже можно управлять яхтой. – Бернд по-отцовски ласково посмотрел на меня. – На ней удобно загорать!

Мы с Матвеем как по команде оба вопросительно вскинули брови: одетые по погоде, мы были в брюках и ветровках.

– Её сделали в Италии, – объяснил Бернд. – Там ориентируются на своё тёплое Средиземное море. Но ведь и здесь иногда можно понежиться на солнышке!

Благодушное настроение Бернда передалось нам. Пройдясь по главной палубе, мы с интересом осмотрели её. Кроме ходовой рубки, там размещались ещё две каюты – для хозяев и гостевая, а также уютная столовая и кладовка. Пол в каютах был с подогревом, что очень обрадовало меня. Потом мы поднялись на вторую палубу. Кроме механизма управления, там размещались бар и маленький бассейн. Обведя взглядом великолепный вид на морское побережье, отрывавшийся сверху, Матвей расправил грудь и глубоко, с удовольствием вдохнул свежий воздух.

– А мне здесь больше нравится! – сказал он.

– Кто-бы сомневался! – сказала я, ласково посмотрела на мужа и пояснила супругам Хеаскааре: – Я иногда называю Матвея селезнем за его любовь к душу и воде вообще.

– Здесь я с ним совпадаю! – сказала вдруг на хорошем русском Маарет, и впервые улыбнулась своими тонкими и бледными губами. – А Вы любите рыбалку?! Здесь удобно рыбачить с открытой кормы.

Матвей, к которому обратилась пожилая женщина, слегка растерялся.

– Мы с Джули никогда не рыбачили на море. Да и на речке не часто удавалось.

Наше знакомство с хозяевами продолжилось за завтраком, который длился больше часа, и после которого, наконец, Хеаскааре вывели яхту в море.

Практически сразу, как судно оказалось в открытой воде, у меня началась морская болезнь. Маарет дала таблетку, которая должна была облегчить моё состояние, и сказала, что дня через три болезнь пройдет. Но таблетка не помогала, и мне становилось всё хуже. Матвей с Берндом отвели меня в трюм – самое прохладное и тёмное место на яхте. Матвей подержал фонарь, а Бернд быстро и ловко соорудил для меня постель. Мне было совершенно всё равно из чего эта постель и где. Инстинкт подсказывал: надо поскорее лечь! Как только я приняла горизонтальное положение и закрыла глаза, мучительное подташнивание прекратилось.

– Мне уже легче, – я слабо улыбнулась мужчинам. – Но трое суток – это совсем не мало! Это – почти половина запланированного срока плавания! Идите, не беспокойтесь обо мне! Я попытаюсь уснуть.

– Это правильно, – согласился финн, – станет легче.

Выключив фонарь, Матвей поставил его у изголовья моей постели, и мужчины ушли.

Оставшись одна в полной темноте, я принюхалась. В трюме приятно пахло кожей и древесиной. Раз нет пыли, – значит, нет и мышей, – решила я и улыбнулась тому, что сейчас меня радует не какая-нибудь глубокая мысль, или что-то значительное, а всего лишь отсутствие мышей.

Чтобы отвлечься от сосредоточенности на собственной слабости, я заставляла себя прислушиваться к равномерному шуму двигателя и ритмичным ударам волн в корму. Вскоре я утратила ощущение времени и погрузилась в полузабытье, похожее на сон. Неожиданно, словно от толчка, я очнулась: в трюме было совершенно тихо. Похоже, яхта остановилась.

Нащупав фонарь, я включила его, встала с постели, и, цепляясь за перила винтовой лестницы, быстро поднялась на палубу. Всё море и яхта были укрыты плотным туманом. На палубе никого не было. Я заглянула за борт: внизу равномерно шуршали мелкие волны. Не понимая, что происходит, я кинулась в гостевую каюту.

Матвей спокойно лежал в своей кровати и читал какой-то журнал.

– Почему стоим? Где Хеаскааре?

– Потому что туман! – Матвей поднялся навстречу мне. – Хеаскааре – в своей каюте. Чего ты так встревожилась?! Ну, туман! Никто не ожидал, что он так быстро сгуститься, поэтому мы продолжали несколько часов плыть от берега, а надо было бы сразу вернуться. Теперь мы уже далеко в море. Бернд решил, что пока просто заглушим двигатель и отдохнём.

На наши голоса из своей каюты вышли и супруги Хеаскааре. Увидев, что я поднялась из трюма, они поспешили осведомиться о моём самочувствии.

Вместо ответа, я требовательно обратилась к Бернду:

– Что дальше делать?

– Это неожиданная для меня ситуация, – извиняющимся тоном отвечал финн. – По прогнозу тумана не было. Я не знаю, сколько он продержится. Но мы можем пока постоять здесь.

– И чем заниматься?!

– В карты играть, – предложила Маарет.

– Почему бы нам не вернуться на берег? – предложила я и просительно посмотрела на Бернда. – Я по-прежнему плохо чувствую себя.

Слукавив, ведь мне уже стало легче, я не испытывала ни малейших угрызений совести. Мне страстно хотелось одного: вернуться в Москву, чтобы поскорее узнать, что происходит на выборах в Миссурске. Только здесь, оказавшись в информационном вакууме, я поняла, что неосознанно опасаясь именно этого, сопротивлялась поездке на море.

– Мы не можем, – сказал Бернд с сочувствием, – видимость нулевая и большой риск повредить яхту.

Весь день, уже не скрывая своего плохого настроения, я продолжала настаивать на прекращении плавания. Маарет чувствовала, что дело не в морской болезни, и молча, но с осуждением, даже враждебно, поглядывала на меня.

Ближе к вечеру мужчины, отойдя в сторонку, подальше от нас, посовещались и решили искать остров, который по данным Бернда, должен был находиться совсем рядом. Они спустили на воду шлюпку, и пошли на веслах чуть правее курса, по которому двигалась яхта. Не прошло и часа, как они вернулись с радостным известием, что суша найдена.

Теперь уже на двух шлюпках Бернд с Матвеем перевезли на остров и меня, и необходимое нам имущество. Мужчины разбили палатку, и Бернд вернулся на яхту, где они с Маарет привыкли ночевать.

Балтика, 15 июля

Туман не рассеивался два дня. Изучая остров, мы с Матвеем обнаружили на нем трёх молодых финнов, которые тоже вынужденно высадились и вытянули на берег свои спортивные катамараны. К счастью, старший из них, которого звали Батист, хорошо владел русским языком. От него я узнала, что на следующий день эти молодые люди должны обязательно прибыть на свою базу на берегу моря, так как туда приедут машины, чтобы отвезти их катамараны в Хельсинки.

Утром, когда Бернд привез с яхты очередную порцию продуктов, я, принимая их, как бы между делом, спросила:

– Господин Бернд, Вы упрямый человек?

– Нет! Не упрямый, – охотно отозвался он. – Но я терпеливый и настойчивый. В бизнесе это важнее. Правда, госпожа Джули?!

– И вам хватит терпения переждать этот туман?

Догадавшись, к чему я клоню, финн улыбнулся.

– Конечно, – пророкотал он. – Больше месяца туман не продержится!

Я замолчала. Стало понятно, что мне придётся самой договориться со спортсменами, чтобы они отвезли нас с Матвеем на берег.

После завтрака, прихватив с собой грязную посуду, я не спеша отправилась в сторону лагеря финнов-спортсменов. Дождалась момента, когда Батист тоже пойдет мыть посуду, и нагнала его по пути к морю.

Выслушав мою просьбу, Батист не спешил отвечать. Мы молча пришли к воде, и молча вымыли каждый свою посуду. Потом оба присели на огромном валуне, и только тогда Батист спросил:

–

Джули, почему Вы так спешите вернуться на берег?

Потому, что как раз сегодня выборы в Миссурске! – чуть не вырвалось у меня.

– Сама не знаю! – ответила я поникшим голосом. – Я имела глупость рассчитывать на романтичное путешествие на яхте, а получилась банальная бивуачная жизнь. Вон, Маарет и её коту Цезарю она нравится, а мне – нет.

– Туман скоро рассеется, и можно будет плыть. Будете ловить крупную рыбу. На море станет очень красиво!

– Вы уверены?! – я повернула лицо к Батисту. – Хеаскааре сказал, что туман может держаться целый месяц!

– Конечно, Бернд пошутил.

– Просто я устала ждать! Знаете, всю весну я бездельничала и чего-то ждала. А время текло так мучительно медленно! И сейчас снова приходится ждать. А терпения больше нет! Может, туман и пройдет, но мне, – что на острове, что на яхте – одинаково скучно и даже тоскливо.

– Понимаю, каждый день похож на другой!

– Да! Получается, что томлюсь от избытка сил и времени!

– Не сердитесь, Джули, а Вы, случаем, не влюблены?

В глазах Батиста заплясали веселые искорки. Отведя взгляд, я посмотрела на стакан, который держала в руке.

–

Конечно, влюблена! – улыбнулась я и дерзко плеснула оставшиеся в стакане капли воды в лицо Батиста. – В Вас! Вы – моя надежда на спасение!

Батист постарался увернуться, но брызги всё равно попали ему в лицо.

–

Хорошо, собирайтесь! – сквозь смех сказал финн. – Только договоритесь с Хеаскааре и возьмите у него спасательные жилеты.

Обрадовавшись, я чмокнула Батиста в небритую щетину на его щеке и, прихватив вымытую посуду, поспешила к своей палатке.

Матвей спокойно, словно ничего другого и не ожидал, отнесся к моей затее вернуться на берег со спортсменами, и даже взял на себя труд переговорить об этом с Хеаскааре. Как только согласие всех сторон было получено, я принялась собирать вещи. Вскоре мы с Матвеем уже упаковали свои сумки, но не решились снимать палатку, потому что палатки спортсменов всё ещё стояли на своем месте. Финны только тент для костра убрали. Я снова отправилась в их лагерь.

–

Мы что, не поплывем? – спросила я Батиста, указа глазами на их палатки.

– 

Ветра нет.

-

И что это значит? – я с тревогой посмотрела в светлые глаза крепкого финского парня.

– 

Будем ждать, – невозмутимо отозвался он.

– 

Сколько?

– 

Часов до трех. Если ветра так и не будет, то пойдем на веслах.

– 

Это как?

– 

Давай, покажу.

Оставив его товарищей сидеть на бревне у костра, мы с Батистом спустились к берегу.

Никогда раньше я не видела катамаранов и толком не представляла, что это такое. Выяснилось, что спортивный катамаран – это просто алюминиевая рама, закрепленная на двух длинных надувных резиновых поплавках, с мачтой и парусом посредине. По обеим сторонам мачты на раме были натянуты брезентовые полотнища, которые находились в 10 сантиметрах от поверхности воды. Понятно, что при движении катамарана, их неизбежно заливает вода. Сзади на раме был закреплен рычаг руля.

–

Простая до примитивности конструкция! – удивилась я. – Где же здесь сидеть?

– 

На раме, – суровый Батист даже не взглянул на меня.

Опасаясь показаться совершенно глупой, я всё же спросила:

– А как мы разместим багаж?

– Да к мачте привяжем!

Я подошла к Батисту, стоявшему у кромки воды, и тоже стала вглядываться вдаль. Холодный молочно-белый туман обступал остров со всех сторон. Всматриваясь в его пустоту, я почувствовала, что начинаю растворяться в ней. Необычное ощущение лёгкости возникло у меня в голове и во всём теле. Чтобы вернуться к реальности, я перевела взгляд на мелкие волны у своих ног. Верховая рябь параллельными рядами накатывалась на прибрежные валуны, разбивалась о них, и откатывалась, обнажая блестящую от воды прибрежную гальку. Так было всегда и будет всегда, – с какой– то неизбывной тоской подумала я, – бесцельно и бесконечно.

И вдруг услышала неожиданно тёплый, низкий голос Батиста:

– И в кого же Вы все-таки влюблены? Расскажите, может, грусть пройдет?!

– Почему сразу влюблена?! Просто я перебираю в памяти события последнего времени.

Сказав это, я осознала, что мои думы об Алфееве неотступны и куда более осязаемым, чем простые размышления и воспоминания; его образ поглощает все мои мысли.

– Скажите, Батист, а разве между мужчиной и женщиной не может быть отношений вне любви, или ещё прямее, вне постели?!

– Могут, конечно.

– Прозорливые люди, – сказала я, – давно заметили, что за выдающимся мужчиной всегда стоит женщина. Для политиков это справедливо ещё в большей степени!

– А он политик?

– Претендует. Он депутат Госдумы. Из бизнесменов. Да не смотрите на меня так! Дело не в том, что он или я «выдающиеся». А дело в «единстве и борьбе противоположностей», как классики учили.