Наследник Ярости

Мальва то и дело мешала зелье, однако Ярушка по-прежнему была укрыта колдовством. Ирвальд не знал, что и думать, ведь во всём Межгорье вряд ли бы нашёлся смельчак, решившийся оскорбить владыку. Но что если она действительно вернулась в свой мир?

Не в силах бороться с сомнениями, Ирвальд опять вскочил на ядокрыла и перелетел через Горы.

Путь до Хорива занял несколько часов, в течение которых Ирвальда не покидали странные мысли. С каждой минутой он всё больше мрачнел, и когда, наконец, прибыл в город, сердце заполонила ледяная пустота.

На городской площади было полно народу. Ирвальд сделался невидимым и бродил среди людей, однако не услышал ничего путного. Сплошь пустые разговоры, байки и пьяная ругань. Тогда он направился к дому Любавы и неслышно проник внутрь.

Купчиха оказалась на сносях: круглый живот размером с пивную бочку, раздобревшие одутловатые щёки, почти скрывавшие крошечные поросячьи глазки. Русая коса изрядно поредела. Любава лежала на перьевых подушках, разбросанных по кровати, и недовольно кряхтела. Девки носились вокруг неё, как ошпаренные, то и дело получая оплеухи почём зря.

Ирвальд громко хлопнул дверью и запер её на засов. Затем подошёл к кровати, и принял свой обычный облик.

Любава выпучила глаза и зарылась в подушки. Крик ужаса застрял в горле. Купчиха беспомощно шевелила губами, не в силах произнести ни звука. На покрывале под ней образовалось большое мокрое пятно.

– Дитя, – только и смогла просипеть она.

– Тебе стоит поторопиться, – посоветовал Ирвальд, – отвечай, где твоя сестра?

– Сбежала.

– Куда?

– Мне почём знать? Я посадила её в темницу, а на следующее утро там было пусто. Кто-то сорвал решётку с окна и вытащил её.

– Давно это было?

– Давно. Ещё дитя не шевелилось.

– Что ещё знаешь?

– Ничего, – морщась от боли, сказала Любава, – с той поры я её не видела. Стало быть, она и от тебя сбежала?

– Что ты хочешь сказать?

Любава ехидно улыбнулась. Ирвальд рассверипел, сгрёб её за косу и больно потянул.

– Говори, не то голову оторву!

– Я не знаю ничего! Правду говорю! Боревод отвалил немало золота, чтобы я позволила увезти её.

– Куда?

– Не сказал. Я и не спрашивала. Он пообещал, что больше я её не увижу.

– Кто он такой – этот Боревод?

– Проходимец какой-то. Молва сказывает, будто он ездит по неизведанным краям, торгует диковинными вещами.

– Где его найти?

– Не знаю! А-а-а, – закричала Любава, – дитя!

– Может, подумаешь?

– Когда Ярина вдруг вернулась из тех краёв, Боревод исчез. Знаю только, что он очень испугался. Барвинку, сестру его, нашли повешенной в монастыре. А Боревод сгинул восвояси.

– Говори, что ещё знаешь! – велел Ирвальд, однако Любава, извиваясь в потугах, кричала и не слышала его. Тогда он положил руку на её живот, и купчиха тут же разрешилась, схватила на руки младенца и прижала к груди.

– Скажи, где найти твоего брата?

– В Залесье. Звать его Анджей Берестович. Только он тут не при чём. Он кроме бабских юбок вообще никуда свой нос не сует. А Ярина – она такая. Всю жизнь таскается по лесам, не ведая страху, да морочит мужикам головы.

Ирвальд промолчал. Сделавшись вновь невидимым, он сиганул в окно прямо на спину ядокрыла. В спину ему посыпались проклятия, столь злостные, что он дивился, как такое могло прийти в бабскую голову. Он поднял Юрея высоко над домом, усмехнулся и метнул в крышу поток голубого пламени. Из распахнутых окон повалил дым. Девки испуганно завопили, выскакивая на улицу.

Ирвальд же повернул скакуна в сторону Залесья и исчез в облаках.

Найти Анджея Берестовича оказалось просто. Каждая собака в городе знала его имя, и у всех оно вертелось на языках. Про Ярушку помалкивали, сестру же её, Любаву, костерили всласть. Ирвальд наслушался немало на рыночной площади, прежде чем нашёл дорогу к дому Берестовичей.

Боярин был в конюшне, по пояс голый, и раскладывал сено по стойлам. Слуг особо не было видно – пару дряхлых старцев чистили пол в конюшне, сгребая навоз. Ирвальд вспомнил, что жена называла себя бесприданницей, и понял, что дела у брата её с тех пор не наладились. Впрочем, то были не его заботы.

– Здравствуй, Анджей, – громко сказал Ирвальд.

Старцы громко охнули, побросали лопаты и бросились прочь из конюшни с прытью, которой позавидовал бы добрый молодец.

Хозяин тоже испугался, но изо всех сил старался не подать виду. Наскоро перекрестившись, он выставил вперед вилы и спросил:

– Чего надобно, Сатана?

– Где твоя сестра Ярина?

– Какое твоё чёртово дело?

– Хочешь на кол? – предложил Ирвальд.

– Сначала поймай!

Анджей запустил в него вилами и, кувыркнувшись через левое плечо, вмиг очутился у входа в конюшню, где висели ножны. Орудие проворно заиграло в его руках – видно было, что боярин не слабак в драках на мечах.

Тёмные волосы, повязанные золотой нитью на лбу, были такого же цвета, как у Ярушки. Длинные усы и густая борода, умело стриженная рукою мастера, красили его и без того миловидное лицо. Ирвальд скривился – у владык не росли бороды, о чём он иногда жалел. Борода могла скрыть глубокие морщины на лицах стареющих владык, сделав их не такими ужасными. Сейчас же бородатое лицо человечишки приводило его в ярость. Однако Анджей, похоже, сумел побороть страх, и глаза его заблестели.

– Поймай, Сатана.

– Уже!

Ирвальд громко хлопнул в ладоши, отчего Анджей вздрогнул и посмотрел на его лицо. Однако боярин был не дурак. Едва почувствовав, как на него накатывает морок, Анджей отпрыгнул в сторону и уставился на грудь владыки.

– Умно, – похвалил Ирвальд, – только знай, я владею мечом не просто лучше тебя. Лет на сто дольше. Вот и думай, стоит ли со мной тягаться.

– Тебе не взять меня живым, изверг!

– Я могу отсечь тебе руки или ноги. Мне всё равно они не нужны.

– Мой меч окроплён святой водой, – предупредил Анджей.

– Мой – всего лишь кровью, – ухмыльнулся Ирвальд, – я уйду, если скажешь, где твоя сестра.

– Не знаю, – ответил Анджей, – а если бы и знал, то не сказал.

– Что ж ты таким смелым заделался? Где ж ты был, когда её хотели казнить?

– Не твоего ума дело, Сатана! Лучше скажи, зачем по её душу пришёл?

– Она моя жена.

– Жена? – Анджей вздрогнул и, забывшись, посмотрел ему в глаза, – стало быть, она и вправду ведьма?

– Нет, не ведьма, – успокоил его Ирвальд, – а ты, я вижу, всё ж глупец!

Анджей вскрикнул, выронил меч и рухнул на пол, скошенный мороком. Ирвальд снял плащ и обернул вокруг его тела. Затем свистнул, и в конюшню заглянул ядокрыл. Юрею пришлось согнуться, чтобы пройти под низким потолком. Ирвальд снял поводья, висевшие на стене, и привязал ими тело боярина к спине зверя. Затем вывел Юрея из конюшни, вскочил на спину, и они рванули что было мочи прочь из Залесья.

К тому моменту к конюшне начали сбегаться люди – кто с вилами, кто с топором. Позади, тяжело передвигая короткими толстыми ножками, спешил поп, размахивая кадилом. В другой руке у него был здоровенный крест, поблескивающий на солнце серебром. Однако конюшня оказалась пуста, на полу валялся лишь меч Берестовича, а самого хозяина не было. Собравшимся оставалось лишь гадать – то ли боярина действительно сожрал сатана, то ли старцам привиделась спьяну всякая нечисть.

Глава 32

Ирвальд бросил Анджея на каменный пол и плеснул ему в лицо холодной воды.

– Вставай, боярин! Нечего спать.

– Пропади ты пропадом, – ответил Анджей, с трудом поднимаясь на локтях. Голова шла кругом, как после доброй попойки.

– Ты поговори мне ещё! – пригрозил Ирвальд, – я с тебя шкуру с живого спущу.

– Не мудрено, что ты ищешь свою жену, – не унимался Анджей, – видать, от ласки такой дала дёру.

Ирвальд пнул его ногою под рёбро. Кости затрещали, а боярин согнулся пополам, корчась от боли.

– Будешь ещё умничать, стану резать на куски, – Ирвальд не шутил, – рассказывай, что знаешь.

– Можешь пытать меня, Сатана, – просипел Анджей, – с тех пор, как она пропала из темницы в Хориве, от неё не было ни весточки.

– Что знаешь о Бореводе?

– Не слышал о таком.

– Не лги!

– Я б и рад солгать, Сатана. Но я не знаю никого с таким именем.

– Что за слава за твоей сестрой водится? – Неожиданно спросил Ирвальд, – отвечай!

– Какая слава? – зло воскликнул боярин, – ты мою сестру с грязью не мешай! Ни с каким Бореводом, как ты говоришь, она бы путаться не стала.

– Что ж её ведьмой-то назвал?

– Да ты и сам знаешь. Красивая она больно. Кому радость, а остальным – соль в глазах. Скажи-ка лучше, по доброй ли воле она за тебя пошла?

– По доброй!

– Не верится…

– А ты поверь, – посоветовал ему Ирвальд, – посиди здесь, поразмысли. Может, ещё чего надумаешь рассказать. Есть-пить захочешь, глядишь, и язык развяжется.

Ирвальд велел Себрию кинуть Анджея в темницу к Тадеушу и пустить по долине слух, что держит их в заточении. Ему было ясно, что ни один из них ничего не знает о Ярушке. Однако Ирвальд и не думал их отпускать. На случай, если жена действительно сбежала, ему было, что предложить ей, чтоб вернулась обратно – пусть, хоть ради того, чтобы ещё раз взглянуть в её лживые глаза. Скрепя сердце, Ирвальд всё же допускал такую мысль. Она сочилась ядом, отравляя кровь. Ирвальд не мог ни спать, ни есть, ни заниматься привычными делами. Словно безумный, он часами плавал в пещерном озере, неистово рассекая руками толщу воды, но всё никак не мог успокоиться.

А к вечеру во дворе раздался шум. Ирвальд выглянул в окно и увидел Себрия, несущегося со всех ног к замку. В руках его был небольшой свёрток.

– Хозяин, – кричал он что есть мочи, – хозяин!

– Что стряслось?

Ирвальд спустился вниз, и от увиденного сердце его оборвалось. На руках конюшего лежало маленькое тельце понурыша – грязное, посиневшее, смердящее гниющим мясом.

– Он вот-вот издаст последний вздох, – поторопил его Себрий.

Ирвальд забрал тельце и положил на скамью. Обхватив голову Миклоша руками, он стал шептать заклинания. Мало-помалу румянец возвращался на щёки понурыша, и вот он уже смог вздохнуть и пошевелиться.

– Он очень серьёзно ранен, – сказал Ирвальд, – столько сил ушло. Где ты его нашёл?

– В лесу, – ответил Себрий, – я увидел, как псы косяками валят куда-то в чащу, и пошёл следом. На поляне валялось много болтушек – все мёртвые и уже начали смердеть. Я разогнал псов, чтобы посмотреть, что такое могло случиться. И вдруг наткнулся на него. Он весь был покрыт сухоцветом, и если бы не застонал, я прошёл бы мимо.

– Миклош! – позвал Ирвальд, – Миклош, ты слышишь меня?

Понурыш прохрипел что-то неразборчивое, на губах выступила пена.

– Дадим ему отдохнуть, – сказала Зельда.

– Нет, пусть говорит!

Ирвальд склонился над губами понурыша и вдохнул в него ещё немного исцеляющей силы.

– Миклош, ты знаешь, где моя жена?

– Не помню. В голове туман, – прошептал Миклош, – почти ничего не помню…

– Напрягись, Миклош, – настаивал Ирвальд, схватил его за плечи и начал трясти. Голова понурыша болталась из стороны в сторону, пока он не отвернулся, изрыгнув на лавку фонтан зеленоватой жижи.

– Мерзость какая, – скривился Себрио, а Зельда, ворча, пошла за тряпкой.

– Хозяйка была какой-то странной.

– С чего ты взял?

– Не помню, – захныкал Миклош, – но что-то было не так. Она побежала в лес. Там были ещё эти проклятые трескотухи. Они клевали меня. А потом… потом я увидел всадника. Хозяйка сидела рядом с ним на ядокрыле.

– Он схватил её?

– Нет, – Миклош виновато опустил взгляд, – я не помню, чтобы она отбивалась. Но она была странной, не такой, как обычно.

– Как выглядел всадник? Помнишь?

– Я никогда его раньше не видел. Молодой, красивый. И очень злой. Он убил всех птиц и проткнул меня мечом.

– Там лежало немеряно тушек, – задумчиво сказал Себрио, – сложно нарубить столько птиц мечом.

– То был владыка, – сказал Миклош и положил свою маленькую ладошку на руку Ирвальда, – его лицо было синим.

Князь заревел, не в силах сдерживать ярость, и вылетел прочь из замка. Он долго ходил по лесам, не разбирая дороги, срезая мечом колючие кустарники, цеплявшиеся за его плащ. Наконец, Ирвальд сбросил его, как ненужное тряпьё, и стал неистово рассекать мечом воздух, сражаясь с невидимым врагом. Боль душила его, сжимая горло когтистой лапой. Горечь и обида смешались с кровью, пронзая всё тело невыносимой дрожью.

«Смотри, не пускай её в своё сердце,» – голос отца отчётливо звенел в голове, словно церковные колокола.

– Нет, она не станет владеть мною! – рявкнул Ирвальд, – никогда! Мерзкая тварь!

Он продолжал изливать свою ярость в пустоту, пока совсем не выдохся. Затем он вернулся в замок, забрался в постель и забылся мертвецким сном. Под утро Ирвальд стал ворочаться, сбрасывая подушки на пол. Повсюду был запах жены – в простынях, покрывале, даже балдахин пропитался ароматом её волос. Проклятый уд вздыбился, словно каменный посох, а руки сами тянулись на ту половину кровати, где она обычно спала, и Ирвальду казалось спросонья, что простынь до сих пор хранит тепло её тела. Будто Ярушка только что встала, чтобы умыться и разбудить его, сияющая улыбкой.

– Сдохни, тварь, – прошептал Ирвальд, просыпаясь.

Он соскочил с кровати, натянул штаны и кафтан, затем взял меч и изрубил постель на мелкие кусочки. Перья от подушек взлетели к потолку, засыпав комнату белыми хлопьями. Ирвальд открыл шкаф и сундук, выгреб оттуда все платья жены и стал нещадно кромсать их в лохмотья.

– Что ты делаешь? – спросила Зельда с порога. Она подбежала к нему и выдернула прямо из-под носа свадебное платье.

– Это больше ни к чему! – зло ответил Ирвальд и потянул за рукав, однако каменная баба упёрлась и хлопнула его по руке.

– Ты меня искушаешь, Зельда! – предупредил он, но та не испугалась.

– Знаешь, я бы никогда не подумала, что хозяйка способна предать тебя. Это на неё не похоже.

– Что? – Ирвальд не поверил своим ушам, – ты же терпеть её не могла.

– Я и сейчас считаю, что она тебе не пара, – сказала Зельда, – но невозможно было всё время притворяться.

– Она ловкая мерзавка.

– И всё же я бы не рубила с плеча.

– А что это? – Ирвальд приподнял острием меча кончик плаща, спрятанного на самом дне сундука.

– Плащ.

– Я вижу, – грубо ответил Ирвальд, – чей он?

– Похоже, твой.

Князь развернул плащ, обнюхал, с облегчением узнавая запах собственного тела, и нахмурился, заметив пятна.

– Для чего она хранит мой грязный плащ?

– Откуда мне знать?

Ирвальд рассверипел и закричал, что было мочи.

– Мальва!

Ведьма влетела в комнату, запыхавшись и завязывая на ходу платье.

– Что опять стряслось?

– Скажи, что ты могла бы сделать с этим плащом?

– Чего было орать-то, – пробурчала Мальва, беря плащ в руки, – это, похоже, кровь. И…

Щеки Мальвы заалели под стать ресницам. Она лукаво улыбнулась.

– Вот, стало быть, каким было брачное ложе! Здесь следы потерянной невинности.

Однако Ирвальду было не до смущения. Напротив, он ещё больше разозлился, глядя, как веселится Мальва, рассматривая его плащ.

– Это мощная вещь, – наконец, выдала она.

– Его можно использовать против меня?

– Разве что против обоих. Но обычно такое используют во благо.

– Сжечь его, – велел Ирвальд, – сжечь все её вещи, до единой. И эту постель – до последнего лоскутка. И горе тебе, Зельда, если ослушаешься и решишь поступить по-своему.

Каменная баба сжала губы, однако кивнула и стала собирать порубленные лохмотья. Мальва бросилась ей помогать, однако Зельда выдворила её вон из комнаты. Ирвальд вышел следом.

– Может, мне пора вернуться домой? – спросила ведьма.

– Я ещё не решил, – отрезал он и стремительно зашагал прочь.

***

Кусок опять не лез в горло, и Ирвальд решил прогуляться по окрестностям, чтобы собраться с мыслями. Что дальше делать, он не знал. Бегство жены покрыло его род позором – владыки осудят его и без того неудачный выбор, а хранители станут насмехаться, особенно после того, как он открыто пренебрёг Отрадой.

Но ещё хуже было оставить всё так, как есть. Семья не потерпит, если оскорбление останется безнаказанным. Он должен найти владыку, увёзшего Ярушку, и заставить держать ответ. Только как его найти? Лишь одно существо знало ответ…

Ирвальд вновь полетел к водопаду Забвения и долго звал тирана, пока не осип. Лаорт не пожелал выйти, и ему пришлось уехать ни с чем.

Ирвальду не хотелось возвращаться в замок. Он всё еще ощущал присутствие жены в каждой комнате, и боялся признаться самому себе, что отчаянно скучает. Но он знал, что сумеет побороть это чувство.

Ненависть – вот что должно прийти на смену вожделению. Ненависть – когда голова её слетит с плеч, а тело растерзают псы.

Ирвальд упивался ненавистью, разжигая огонь внутри себя, и ему наконец-то стало хорошо. Он больно сжал коленями бока Юрея и шепнул ему на ухо, куда лететь.

Спустя несколько минут ядокрыл опустился возле хижины Топчанки, Ирвальд соскочил на землю и отпустил зверя в облака.

– Ну, здравствуй, ведьма! – плотоядно улыбнулся он, распахивая дверь, – готово ли твоё зелье?

Топчанка выронила тушку зверька, которую свежевала, стоя на коленях, вытерла руки о передник и поспешно встала. По лицу расплылась счастливая улыбка. Все прошлые обиды тотчас же улетучились и она, трепеща от счастья, кинулась к нему в объятия.

– Ирвальд! – с придыханием прошептала ведьма, расстёгивая кафтан владыки, – Ирвальд.

– Соскучилась? – он не смог сдержать довольной ухмылки, – ты ничего не забыла?

– Забыла! – Топчанка, извиняясь, приложила пальцы к губам и хихикнула, – конечно, забыла!

Ведьма подбросила поленьев в очаг и вылила в пустой котёл зелье, затем добавила немного ароматных трав. Ирвальд втянул носом запах, чувствуя, как мышцы его расслабляются. Он вмиг скинул одежду, оставшись совершенно нагим, и прильнул к ведьме. Топчанка неловко сражалась пальцами с завязками на платье, и он нетерпеливо разорвал их одним движением когтистой руки.

– Я скучала, владыка!

Ирвальд припал губами к её рту, а ладони настойчиво искали грудь. Ведьма стонала от наслаждения, принимая ласки, которыми её раньше не баловали. Ревность кольнула сердце крошечной иглой, однако Топчанка прогнала её куда подальше. Негоже было ревновать владыку, ведь сейчас он с ней.

Ирвальд долго любил её, пока солнце за окном не спряталось, и в хижине потемнело. Ведьма прильнула к его груди, запутавшись волосами в его шевелюре, и тихонько рассмеялась.

Её смех почему-то вывел Ирвальда из себя. Дурман рассеялся, а лицо ведьмы задрожало и расплылось, принимая совершенно другой, ненавистный ему образ. Теперь на Ирвальда глядели янтарные глаза с лукавыми искорками, пляшущими в глубине. Нежные, как персиковый цвет, щеки манили его пальцы дотронуться до них. Ирвальд протянул руку, но образ тотчас же растаял, уступая место пепельно-серому лицу, покрытому бородавками.

Он зарычал то злости и негодования. Рука потянулась к горлу несчастной ведьмы и сжала со всей силы. Топчанка задыхалась и беспомощно махала руками, однако Ирвальд не убирал руку. Позвонки хрустнули, рассыпаясь в его пальцах. Голова ведьмы безвольно болталась на раздавленной шее, язык некрасиво вывалился изо рта, капая слюной, а глаза застыли, наполовину высунувшись из орбит.

Ирвальд дёрнулся в омерзении, вскочил с постели и с ужасом посмотрел на дело своих рук.

– Топчанка, – прошептал он, – Топчанка, прости. Я не хотел… Проклятое зелье!

Ведьма была мертва, и ему стало не по себе. В этот раз он перешёл все дозволенные границы и убил ту, которая, похоже, действительно ему была рада. Убил вез вины и без повода. Неужели она заслужила такую участь?

– Топчанка, – позвал Ирвальд, вставая на колени перед мёртвым телом, – прости, прости…

Бледное лицо ведьмы постепенно синело, руки безвольно лежали на постели, а ноги застыли в нелепой позе. Ирвальду больно было смотреть на неё. Он поднял ладони и поднёс к своему лицу. Был единственный выход, но думать о таком он не смел. Владыки прибегали в нему лишь в крайнем случае, и ведьма отнюдь не была достойным выбором. Но Ирвальд никак не мог заглушить чувства вины. Из всех безумных поступков в его жизни, этот, пожалуй, был самым безумным. И горечь ещё не скоро отпустит сердце.

Наконец, он всё-таки принял решение.

– Да будет так! – произнёс Ирвальд, отсекая мечом свой левый шип.

Отрубленный шип покатился по полу и вдруг подскочил, объятый голубоватым пламенем. Ирвальд ждал, пока он сгорит дотла. Затем собрал в ладонь пепел и сдунул его на лицо Топчанки. Ведьма закряхтела и пошевелила губами. Глаза её встали на место и тут же наполнились слезами. Громко рыдая, Топчанка заползла подальше в постель и забилась в подушки.

– Не серчай, ведьма, – только и смог сказать Ирвальд.

Он быстро оделся и покинул хижину, потирая окровавленную ладонь. На месте шипа бугрился багровый пенёк. Ирвальд знал, что больше не сможет отрастить шип. Это была плата за сто лет жизни, подаренные Топчанке. Он понимал, что придётся придумать достойный ответ, почему лишился столь знатного символа владык. Однако он не смог бы поступить иначе.

В замке его поджидал Мораш. Ирвальд почти не удивился, увидев отца. Слухи о том, что владыка ищет пропавшую жену, уже облетели долину. Лицо Мораша, как и следовало ожидать, выражало крайнее недовольство.

– Ты мог бы сразу мне рассказать! – упрекнул он сына.

– Это моя жена, – устало возразил Ирвальд, – и я хочу сам разобраться.

– Да уж, вся долина жужжит, как муха над падалью. Я уже сообщил Авгуру, он летит сюда. Калеш недоволен и ждёт, чем всё закончится. Твоя жена покрыла наш род позором.

– Не только она, – хмыкнул Ирвальд, – с ней был синий владыка.

– О чём ты говоришь? – в ужасе воскликнул Мораш, – ты в своём уме?

– В своём! Миклош видел его собственными глазами. Он молод и красив!

– Красив? – задумчиво спросил старый князь, – такого быть не может.

– Ну, я не знаю. Может, ему померещилось!

– Должно быть. Ты самый молодой из владык. Остальные дряхлы, как старые пни.

– Я уже говорил тебе отец, что сражался с владыкой. Ты обещал подумать!

– И ничего не придумал, – признался Мораш.

Князья стояли посреди комнаты, испытывающе глядя друг на друга. Ирвальд пылал злостью и раздражением, Мораш пребывал в смятении. Он понимал, к чему клонит сын. Но это было невозможно.

– Хозяин, – внезапно окликнул Себрий со двора – прошу прощения, что беспокою владык, но тут в лесу кто-то есть.

– Кто? – хором спросили владыки.

– Кто-то очень большой. Не такой, как медведь, но всё ж скакуны сходят с ума от страха, а твари вокруг разбегаются, кто куда.

– Вот напасть! – рявкнул Ирвальд, хватаясь за меч.

Вдвоём с отцом они выбежали из замка и направились в лес. Там действительно было подозрительно тихо, а из чащи на них смотрели два огромных жёлтых глаза.

– Я уже видел эти глаза, – прошептал Ирвальд, – эй, ты! Выходи сюда.

Деревья зашумели, с треском падая на землю. Из чащи вылез ящер и осторожно ступая, приблизился к владыке.

– Бросить, – прошипела тварь.

– Что? – не понял Ирвальд, – что бросить?

– Бросить! Умирать!

Ящер наклонил голову и выплюнул что-то на траву. Ирвальд присел, рассматривая принесенную тварью вещь, и вдруг похолодел. То был маленький крестик на шнурке, который он давно потерял, и даже успел позабыть об этом.

– Пещера! – сказал ящер, – за мной!

– Куда ты его зовёшь? – вмешался Мораш.

– Запах, – ящер ткнул носом в крестик, – самка. Я не съел, потому что запах. Мог съесть. Ты забыть владыку. Я отдать самку.

– Она у него в пещере, – догадался Ирвальд.

– Ты пойдёшь туда? – изумился Мораш, – ты ещё безумнее Орвилла.

– Смирись, отец! – бросил Ирвальд и поспешил обратно в замок, чтобы оседлать ядокрыла.

Мораш задумчиво смотрел ему вслед. На скулах играли желваки. Ему не нравилось то, что происходило. И эта девушка не понравилась ему с самого начала. Она была слишком слаба для его сына, и вот теперь он пожинает плоды своего безрассудства.

Мораш поднял полы плаща, как вдруг заметил что-то на земле. Наклонился и некоторое время всматривался, затем подцепил когтём и попробовал на вкус. Голову пронзила яркая вспышка воспоминаний. Старый князь прикрыл веки, а зубы его сцепились со скрежетом, будто вокруг шеи невидимого врага.

Мораш узнал этот вкус. Горечь разлилась по всему телу, заставив его дрожать от ярости и негодования.