Вдалеке забрезжил беспокойный рассвет, пока еще неопределенного цвета, когда Вакей, Евсей и Матвей оказались на холме, откуда открывался вид на огромную, разросшуюся до масштабов города Хорью фабрику. Утренний гудок уже разбудил рабочих, и теперь они сонной вереницей выползали из своих бараков, измученные сном при ограниченной дозе кислорода, и, глядя в тощие спины сослуживцев, тянулись на работу, чтобы получить еще одну порцию унижения. Практически все эти люди приехали в город из деревень за лучшей жизнью, и произошло это после того, как вышел новый закон по налогообложению для крестьян. Он был принят не без участия высокоуважаемого Асфикса Асфиксеевича, который, пользуясь своими связями и богатством, купил себе место в областной Думе, и теперь, помимо руководством фабрикой, был занят еще и там. После уплаты налогов по новой схеме, самим крестьянам вообще ничего не оставалось на пропитание, поэтому они вынуждены были, либо скрывать от властей свои реальные доходы, либо умирать голодной смертью, либо перебираться в город и становиться рабочими.

Перспектива работы на фабрике выглядела привлекательно, особенно учитывая, что рабочим и их семьям предоставлялось жилье и питание. На деле же оказывалось, что условия эти совсем не подходили для жизни, а членов семей рабочих не выгоняли на улицу только если они тоже работали на фабрике. Скидка не делалась даже для дряхлых стариков и маленьких детей. Только грудным детям позволялось не работать, но только благодаря тому, что они не питались едой, предоставляемой фабрикой, а в бараках занимали совсем мало места.

В то утро Асфикс Асфиксеевич пребывал в хорошем расположении духа, всю дорогу шутил и балагурил с извозчиком. Извозчику приходилось вежливо смеяться и поддакивать, несмотря на то, что многие шутки его задевали.

Но войдя в кабинет и водрузив свое тучное тело в кресло, он сразу сделался серьезным. Нужно было быстро настроиться на рабочий лад.

«Сейчас уже 8 утра – размышлял он, − а к 10 мне нужно быть в Думе. И как всегда после моего ухода начнется балаган. Рабочие-то от клеток с хорьками никуда не денутся. Если навоз не вывозить вовремя, потом сложно будет, они это понимают. А вот административный персонал, как крысы, попрячутся по норам и ни хрена делать не будут. Это сейчас, пока я здесь, они изображают бурную деятельность, на ковер ко мне бегают и бумажками трясут. А как кошка из дома – мышки в пляс. Ну, ничего, мы еще посмотрим, кто кого. Надо будет выпороть, а то и казнить кого-нибудь свеженького для острастки, а то что-то они совсем расслабились. Хотя, казни на них уже как будто не действуют. Наоборот, отмучился, мол. Ладно, значит пойдем другим путем. Раз уж им не дорога жизнь, то что? У них же больше ничего нет. Кроме… детей. Зажарить что ль парочку и заставить родителей их есть. Нет! Лучше, сырыми».

− Асфикс Асфиксеевич, батюшка − в дверь несмело поскреблась секретарша Лизонька.

Директор поднял на нее недовольный взгляд. Он был не рад, что нить его рассуждений прервали.

− Хотите чай или кофе? А может, бренди?

− Нет. Пошла вон, − спокойно проговорил он.

Этот спокойный тон каждый раз доводил Лизоньку до дрожи. «Уж лучше бы кричал и стекла бил, − с ужасом в круглых глазах рассказывала она подругам, − а то говорит полушепотом, как будто тупым ножом режет».

Через несколько секунд после того, как Лизонька покинула директорский кабинет, телефон на ее столе ожил.

− Я передумал, − сообщил на том конце провода все тот же ледяной голос, − чаю мне, быстро. Со сливками.

− Сию секунду! – воскликнула Лизонька.

Когда чай был готов и поставлен на директорский стол, тот придвинул к себе чашку и с недовольной миной поболтал в ней ложкой.

− Лизонька, − едва слышно обратился он к девушке.

− Да, Асфикс Асфиксеевич, − ответила та, боясь поднять взгляд.

− Что это такое?

− О чем вы, Асфикс Асфиксеевич.

− ЭТО что такое?

− Я вас не понимаю, Асфикс Асфиксеевич.

Голос секретарши начал заметно подрагивать.

− Я спрашиваю про твою кислую рожу.

Лизонька от удивления вскинула голову и уставилась прямо на него.

− Тебя разве не учили с улыбкой работать? – продолжал ее руководитель. – Все, надоела ты, отправляйся за свой стол. Еще раз такое лицо сделаешь, придется тебе собирать кулек и ехать обратно в свою деревню, или откуда ты там выбралась.

«Я бы с радостью вернулась в свою деревню, − с тоской думала Лизонька, закрывая дверь кабинета и утирая подступившие слезы, − если бы вы ее не разрушили и не приспособили землю под полигон для хорьего навоза».

Еще через несколько минут ее телефон ожил опять.

− Лизонька, позовите ко мне писаря, − непонятно с чего, но Асфикс решил перейти с ней на «вы».

− Его парализовало еще вчера, − гнусаво ответила Лиза, еще не успевшая высушить слезы и поправить макияж, − вы забыли?

«Боже мой, как я посмела предположить, что он что-то забыл?» − новая волна ужаса прошла по ее телу, когда она об этом подумала.

Но Асфикс Асфиксеевич предпочел в этот раз не сильно заострять внимание на ее оплошности, а просто заметил:

− Я, в отличие от вас, никогда ничего не забываю. Я помню все, слышите меня, дорогая моя? Так вот немедленно позвоните в административный отдел, и пусть они найдут кого-нибудь ему на замену.

После звонка Лизоньки административный отдел встал на уши. Никто не хотел так рисковать собственным здоровьем и жизнью, чтобы отправиться в кабинет Асфикса в должности писаря. Однако время поджимало, что могло стать проблемой, теперь уже всеобщей, и главный бухгалтер Игнат смело поднялся со своего места.

− Я пойду, − заявил он, унимая дрожь в коленях и зачесывая русые волосы на раннюю лысину. Для этого он всегда держал в нагрудном кармане небольшой гребешок.

Постучав в дверь, он резво шагнул на ковер к директору.

− Вызывали, Асфикс Асфикесеевич? Я за писаря.

− Нет, − удивленно ответил тот, − не вызывал. Какого черта ты ко мне явился? Штрафую тебя на половину зарплаты в этом месяце.

Смущенный Игнат вернулся к посту секретарши.

− Я что-то ничего не пойму, − скала он.

Лизонька в ответ удивленно пожала плечами. Попробуйте минуточек через пять, у него такое бывает, мнение меняет как перчатки.

Выждав необходимое количество времени, Игнат снова вошел в злосчастный кабинет.

− Асфикс Асфиксеевич, я на должность писаря. Я Игнат из бухгалтерии.

− Так какого же хрена тебе в твоей бухгалтерии не сидится? – усмехнулся директор, оторвавшись от бумаг и откинувшись в кресле. – Штрафую тебя еще на пол-зарплаты. Смотри, денег в этом месяце ты уже не получишь. Если еще раз ко мне ворвешься без предупреждения, вообще должен мне останешься.

Игнат, за несколько лет работы у Асфикса наученный видеть скрытые послания там, где их, казалось бы, быть не должно, поинтересовался:

− Что значит «без предупреждения»?

− А то, что ты должен был вперед себя прислать Лизоньку, чтобы она отрапортовала, что ко мне пришел такой-то на роль писаря. Усек, недоумок? Теперь выйди и зайди нормально.

− Но ведь раньше же не так было, − бухгалтер отчетливо помнил, что до этого приходил к Асфиксу без предварительных объявлений конферансье.

− Раньше так, а теперь по-другому. Я сам ввел это правило сегодня утром. Кстати, передай Лизоньке, что я ее штрафую, потому что перед тем, как войти ко мне, она не представила саму себя.

***

В ворота фабрики решительно постучали три раза. Один из охранников посмотрел в «глазок», ужаснулся и бросился открывать калитку. Его напарник, удивленный таким поведением товарища, вышел из будки, а возле калитки остановился как вкопанный. Оба синхронно перекрестились.

Вакей, Евсей и Матвей ступили на территорию фабрики, которой они когда-то, в прямом смысле этого слова, отдали свои жизни. Пока троица, впереди которой катилась голова Матвея, нетвердым шагом пересекала двор, вокруг них собирались работники. Люди были настолько поражены, что не побоялись оставить свои рабочие места. То тут, то там слышен был шепоток:

− Мать честная, да это же те самые! Вон тому я сама лично землицу в гроб кидала.

− А вон у того, говорили, жена утопилась, после, того, как он…

Между двумя помощниками мастеров завязался разговор:

− Для чего они сюда вернулись? Неужто нас покарать?

− Да с чего ты так решил?

− Дед мой говорил, что мертвые всех живых ненавидят, и готовы нам мстить, за то, что мы живы, а они – нет.

− Ты деда своего больше слушай, как самогонки выпьет, так сам наутро ни живой, ни мертвый.

Тем временем мертвецы достигли административного корпуса, неспешным шагом проковыляли мимо изумленной Лизоньки и вошли в кабинет Асфикса.

Асфикс Асфиксеевич в этот момент только что додиктовал Игнату новое «Положение о дозировке питания в зависимости от количества проделанной работы», и был очень удивлен незваным посетителям.

− Вы кто? Вас не представили! – рявкнул он, и тут же получил смачный удар в левое ухо.

− Руки еще могут, − выразился Вакей об искореженных кулаках Евсея.

Тот в свою очередь выдал своим прогнившим ртом довольную улыбку, но язык вывалился из щеки сбоку, и пришлось поспешно его заправлять.

В общем, три мертвых человека сделали то, чего не могли, но так хотели сделать, несколько тысяч живых.

Вакей распахнул окно и, старательно ворочая непослушным языком, крикнул изумленной толпе.

− Люди, у нас есть доказательства – он тиран! Делайте с ним теперь, что хотите!

Тут же по лестнице взбежали мужики, схватили Асфикса под мышки и за ноги и выволокли во двор, где директор, ненадолго пришедший в сознание, получил от работников хорошую дозу пинков и плевков. Затем, снова отключившегося, его оттащили в питомник и бросили в клетку к хорькам, которые сразу же начали его с интересом обнюхивать и метить.

За всей этой кутерьмой из окна кабинета теперь уже бывшего директора наблюдали главный бухгалтер Игнат, старший мастер Савелий и повариха Нюра – дородная румяная девушка.

− Нехорошо без хозяина, надо бы нового директора назначить, − важно заметил Савелий. − Не хочешь ли ты, Игнат, занять эту должность?

− Да ну, что вы, − засмущался тот, − вы же дольше меня здесь работаете, много всего знаете.

− Стар я уже. Да и неуч. А ты парень молодой и толковый, справишься куда лучше меня. Сейчас надо бы быстро голосование провести, но я уверен, что тебя выберут единогласно.

− Конечно! – подала голос Нюра, но тут же застеснялась своего возгласа.

Игнат взглянул на нее, и щеки его зарозовели.

Вечером того же дня вся работники фабрики вместо дрянного портвейна получили по бокалу отменного красного вина. К такому подарку судьбы они сперва отнеслись с опаской, но все же выпили. Когда приятное тепло разнеслось по телу каждого из них, все эти тысячи человек одновременно поняли, какой должна быть настоящая жизнь.

Глава 14

Местоположение: 2

Дата: суббота, 16 июня 2012 г.

Прошла пара недель после ранения, а я все еще продолжала жить в лаборатории. В более комфортабельную комнату меня, вопреки просьбам, так и не перевели, но зато теперь больше не запирали дверь.

После всего, что я поведала «родителям» проекта, сотрудникам лаборатории был отдан приказ немедленно его свернуть, из-за чего каждая минута теперь была наполнена суетой и неразберихой.

В один из таких беспокойных дней мы с Ти-Жаном-Педро прогуливались по залу и смотрели на то, как рабочие демонтируют аквариумы и вывозят их куда-то вместе с заключенными в них телами.

То есть, как прогуливались – просто путались под ногами рабочих. Походка у нас обоих была прихрамывающая, но имела разную манеру. Он − маленький и верткий − шустро подпрыгивал на своей деревянной ноге, а я ковыляла, опираясь на костыль и стараясь не ступать на больную ногу. Короче, выглядели мы как два старых пирата, прохаживающиеся по палубе, на которой суетятся матросы.

− А у вас все сотрудники похожи, − заметила я, провожая взглядом очередного дредастого парня с размалеванной физиономией.

− О, это печать древних лоа – духов пантеона вуду. Посмотрел бы я на тебя, завладей твоим кто-нибудь из них. Видишь ли, мы можем общаться с другими вселенными, и происходит это как раз через духов, которых впускаем в наши тела. Насчет этого явления, древние колдуны вуду считали, что ведут связь с загробными миром, но они ошибались. Загробного мира не существует, но есть много других миров, и каждый из них населен духами.

Так вот, когда-то в начале нашей колдовской карьеры мы частенько промышляли призывом духов, пока те не начали отказываться покидать наши тела, и в каждом из нас не осталось по лоа. Теперь они чувствуют тебя хорошо и вольготно, а мы вынуждены нести это бремя. Из-за их присутствия наши личности подверглись сильной коррекции. Мы уже практически не помним, какими были в прошлой жизни, и не можем понять, где заканчиваемся сами и начинаются лоа. Единственное, за что им спасибо – они не мешают впускать в тело и других духов, если возникает такая необходимость.

− Мда-а, − протянула я. – Мне теперь тоже охота подселить в свое тело какого-нибудь духа, чтобы он управлял им без моего участия. Чтобы никогда и ничего не решать самой.

− Дуреха ты, − сварливо цокнул языком карлик и беззлобно продолжил. − Только и умеешь, что желания шарику загадывать, чтобы он все за тебя сделал.

− Ну, ладно вам, − засмеялась я, − если бы я не попросила его сделать так, чтобы вы свернули этот дурацкий проект, сами знаете, что случилось бы.

− Ты думаешь, в это заслуга шара? Без него у тебя не получилось бы нас убедить? – он многозначительно посмотрел на меня, и, не дожидаясь ответа, продолжил. − Кстати, от него было решено избавиться. Это крайне опасный и сильный артефакт. И раз даже в условиях лаборатории не удалось обеспечить его изоляцию от посторонних, − ученый усмехнулся, сверкнув на меня своими черными глазками-бусинками, − мы отвезли его на специальный полигон, где теперь он будет храниться.

Я хмыкнула.

− А тела вы тоже на полигон повезете?

Как раз в этом момент один из рабочих катил в мою сторону тележку с погруженным на нее аквариумом.

− Да, но не сразу, ведь их очень много. Будем уничтожать их там постепенно.

Парень с тележкой двигался спиной вперед, и поэтому совсем не видел, куда он ее катит. Его траектория движения четко метила в меня, и я попыталась отпрянуть, чтобы не быть раздавленной, но все равно не успела. В ожидании удара я зажмурилась. Раздался стук, однако за ним ничего не последовало.

Открыв глаза, я обернулась. Парень продолжал двигаться так, как будто вместе со своим аквариумом прошел сквозь меня. А в аквариуме у него, между прочим, плескалась вторая я, грустно пускающая ртом пузыри.

Тут же я услышала тихий голос Ти-Жана-Педро:

− Милая… да тебя… почти совсем не осталось.

Я посмотрела на свои ладони и ахнула: сквозь них отчетливо просвечивался пол, а на полу валялся мой костыль, падение которого и вызвало этот стук.

− Холодно, − прошептала я одеревеневшими губами.

К нам подбежал неизвестно откуда взявшийся Самеди. Он попытался усадить меня на пол, чтобы дать прислониться к одному из оставшихся аквариумов, но тщетно ̶ его руки проходили сквозь тело, которое при этом колотила крупная дрожь. Заметив это, он стянул с себя белый халат и попытался укрыть мне плечи, но и эта попытка провалилась. Конечностей я уже не чувствовала, но поняла, что ступни оторвались от пола. Так мое тело и зависло – пока еще не там, но уже не здесь.

− Ты, главное, не бойся, − прошептал Самеди.

− Все будет хорошо, − заверил Жан-Педро.

А я и не боялась. И верила, что все будет, непременно, хорошо. А как может быть плохо, если больше не будет вообще ничего?

Но только со мной. С ними же будет по-всякому, и плохо, и хорошо – это удел всех живых. А они все, в отличие от меня, останутся жить. Будут и дальше смотреть на свои разноцветные солнца, кто-то щурясь, а кто-то во все глаза, выжигая на сетчатке черные колодцы пятен.

Такова моя жертва. Я уже сделала выбор и отнесла на эту Голгофу свою молодость, надежду и радость, которые, как оказалось, даже и не существовали по-настоящему. Все началось с посмертной пыли, ей же и закончится – запылится та дорога, по которой я уйду.

Ну, ничего. Я останусь жить в других мирах, ведь таких как я – бесконечность!

Мультивселенная тогда на нас не обижается, когда мы не лезем в ее дела. Эй, слышишь меня? Я сделала все так, как ты хотела?..

***

И мерещились ей снежные завихрения, сине-белые изразцы, цыганки в цветастых юбках, ржание карусельных лошадей и еще много других чудес. Небытие оказалось куда живее, чем она предполагала.

Эпилог

Лазарь Полуночник – некогда именитый частный сыщик, а теперь – всего лишь скромный ловец хорьков на Хорьей фабрике, вышел из своего дома, расположенного в стволе огромного старого дерева. Он с женой переехал сюда совсем недавно – сразу, как только устроился ловцом, чтобы быть поближе к лесу, где ему приходилось проводить весь свой рабочий день. Нужно было снабжать фабрику новыми особями, чтобы улучшать родословную молодого поколения хорьков, ведь когда они начинают спариваться со своими родственниками, потомство получается слабым.

Каждое утро выходить приходилось затемно, но Лазаря это ничуть не тяготило. «Недаром же я Полуночник, − шутил он, − в темноте вижу, как в полдень».

Дверь за новоиспеченным ловцом захлопнулась, и он, стоя на крыльце, обернулся. Выйдет или нет?

Несколько томительных секунд ожидания – и створка все-таки распахнулась, выпустив в ночную тьму добрую горсть света. Как он и ожидал, Ева вышла его проводить. Она тоже вставала вместе с ним раньше рассвета и уже начинала хлопотать по хозяйству. Сперва жизнь в этом диком месте для нее, привыкшей к роскоши, была крайне непривычной, но она справилась, и теперь воспринимала лес как родную стихию.

− Возвращайся поскорее, − прошептала она, обняв Лазаря, − сам знаешь, как я скучаю.

− Знаю, − ответил он и, поцеловав ее в лоб, отправился в путь.

Лазарь еще пребывал в легкой эйфории после медового месяца на Антарктических островах и думал о том, что в следующем году надо будет обязательно повторить этот божественный отпуск.

Лес просыпался – тут и там в деревьях начинали зажигаться квадраты оконец, а кору пронизывали вены теплого света.

Мысли Лазаря занимала информация, которую он услышал по радио, когда собирался на работу. Мол, некая Аделаида, дочь местного «тугого кошелька», которую тот, по его мнению, недавно удачно выдал замуж, сбежала из дома. И даже называлось имя ее нового возможного жениха, Лазарь его почему-то запомнил – Иван Ведун.

Что ж, бывает. Обычная грустная история. Хотя, какое ему, счастливому человеку, дело до взбалмошных богатых дочек?

Обложка создана с помощью сайта www.canva.com, изображения взяты с него же.