На реальных событиях

Глава 7.

– Кристина, больше так не делай. Я серьезно испугался за тебя, – Денис иступлено гладил мои костлявые руки. Я не смогла остаться в стороне от него. Позвонила, как только солнце стало невыносимо жарким. Мы шли по тенистому лесу, свежий воздух ласкал мою кожу. Я решительно забыла о том, кто прятался в глубинах этой земли, отпустила себя и просто осталась девушкой, которую ведет под руку симпатичный блондин.

– Извини, – я хлопала ресницами, как это делают неиспорченные девицы. – Ты напомнил мне про ту главу моей жизни, о которой я хотела бы забыть. Теперь все хорошо, я успокоилась, – мне казалось, что он не верит ни одному моему слову, но делает вид, что попался.

Этот пейзаж, подол моей длинной юбки и вытоптанные тропы показывали другой мир, которого я никогда не видела. Это была не просто прогулка. Я чувствовала себя в прошлом веке, когда касание руки уже было чем-то серьезным.

– Если бы родились на сто лет раньше, кем бы ты был? – в далеке показалась развалившаяся усадьба графского дома.

– Думаю, крестьянином, как и сейчас, – ямочки на его щеках снова показались, мое сердце таяло как мороженое в июле. – Почему ты задумалась об этом?

– Я думаю, справедливости ради, ты должен был быть разбойником, – да, мне хотелось, чтобы не только я была вселенским злом. Пусть хоть в прошлой жизни он был хуже меня. – А я стала бы дочерью влиятельного купца или что-то вроде того.

– Так, значит ты влюбилась бы в хулигана, а потом я бы спас тебя от золотой клетки, в которой ты провела свое детство? – он был далек от грязи, которая покрывала каждый сантиметр моего тела. Я не знала, почему стала такой безвольной, почему врала ему. Мне было тяжело признаться, что я дорожу этим мужчиной сильнее, чем кем бы то ни было. Поэтому я отсрочивала неизбежное: мое истинное лицо, притаившееся за маской, закрепленной на мне шуруповертом.

– Ты и так спас меня, – хотя бы на те мгновения, когда кошмары отступали и со мной рядом не оказывалось ничего, кроме его ровного, спокойного дыхания.

Следователь Киров сидел в куче бумаг. Его помощник Слава просматривал видеокамеры, но никаких зацепок не было. Морщинистая рука переворачивала одну страницу за другой. Отчеты, отчеты, отчеты… Почему нельзя просто сказать: там ничего. Ах да! Тогда никто не будет ничего делать.

– Василич, это бесполезно. Все магазины слишком далеко. Мы не найдем улик, – брюнет закрыл глаза, их засыпало песком.

– Я знаю, – он отвлек паренька, потому что не мог работать, когда над ним кто-то висит. – Это простая формальность. Бывает, что нужное находиться там, где не ждешь, – связь между женой уголовника и наркоманом проста: они не были типичными горожанами. Тем более, украсть их не так просто. В крови Светланы обнаружено не мало следов снотворного. У наркомана тоже. Вероятность того, что маньяк – женщина, становится все выше.

– Что мы будем делать дальше?

– Искать, Слава, искать…

Саша «Топор» еле переставлял ноги. Его небольшую камеру наполнял смрад. Жена не выходила у него из головы не на секунду, но все чаще чувство вины заглушал страх предстоящей расправы. Последний раз он был так напуган в 97, когда ему предстояло пристрелить одного из своих ребят. Бандиты часто практиковали публичные казни, в назидание другим. Молчалин долго избегал таких особенностей работы, но ситуация была крайняя, сейчас нельзя было отказаться. И вот он стоит в лесу, перед ним парень, которого он знал больше 10 лет, с которым начинал, которого уважал. Он смотрит ему прямо в глаза, не коситься на ружье в чужих руках, не просит помощи или пощады. Он спокоен. «Топор» еле сдерживал дрожь в коленях, оттянуть момент не удастся. Все почтенно молчат, ждут, когда глава группировки омоет руки кровью. Он заряжает ружье, поднимает ствол и нажимает на курок. Паренек падает, истекая кровью. Вокруг ни звука, капли на деревьях, листиках. Они опозорили природу своим появлением.

– Странная она какая-то, – Скорляк до смерти устал от напряжения, в котором прибывал все свое заключение. Два убийства, две ступени к свободе. Их осталось пятеро. – Посадила семь злобных монстров в подземелье, заставляет избавляться друг от друга, а сама как будто и не интересуется этим вовсе.

– Да конечно! У нее наверняка тут камеры повсюду. Смотрит и наслаждается, сучка, – Васильева гладила свои грязные ноги. Впервые за много лет ей хотелось простого секса с кем угодно. То ли ее организм привык к ежедневным вторжениям, то ли это психология, но против фактов не попрешь.

– Думаете, она нас отпустит? – Юля все еще надеялась еще раз слетать на Гоа.

– Что значит «нас»? Выйдет один, и это явно не ты, – Ира не верила даже в свою кандидатуру. Ей бы хотелось, но здравый смысл, здравый смысл.

– Да и не ты, – Молчалин отковыривал остатки краски от стен. – Она оберегает психа, наверняка его и спасет. Шпион.

– Что вы понимаете в душе? – Петр, который все это время провел в молитвах о своем успокоении, усмехнулся рассуждениям. – Я не буду оправдываться. Не перед вами. И судить меня не вам.

– Возомнил себя праведником? Ну иди сюда! – чиновник бился о железную дверь. Его настроение менялось часто, в этом не было ничего нового и удивительного.

– Нет, я не был святым никогда. Но я был хорошим человеком, пока моя болезнь не взяла вверх, – Узич содрогнулся от мыслей из прошлого. Уже давно ему так не хотелось крови. – За каждый свой грех я плачу нескончаемыми страданиями. Знаешь каково это? Конечно, нет. Для тебя не важно ничего, кроме своего собственного эго. Такие как ты всегда у власти, но никогда не любимы. Ты сам подписал себе приговор на одиночество.

– Сейчас расплачусь, – Скорляк усмехнулся наивности этого человека. Ему нравилось быть одному, нравилось не зависеть не от кого, не быть привязанным. Это давало полную истинную свободу, потому что только ничего не имея можно быть вольным. Никаких сдерживающий факторов, никаких ограничений.

– Можешь сколько угодно выпендриваться, но факт в том, что нам всем нужен близкий человек, мы не умеем жить сами по себе, – Ира хорошо знала, о чем говорила. Три года она жила с Валерой и была близка к тихому счастью, если бы не его наркотическая зависимость.

– Говори за себя, матушка, – Валентин смотрел на свои грязные руки и не испытывал угрызений совести. – Я верю в романтичность проституток, но позволь заметить, ты продаешь свое тело, потому что это просто и прибыльно. Без этого ты могла бы найти работу в магазине на углу своего дома. Быть продавщицей, вести честный образ жизни. Но тебе это не понравилось, так ведь?

– Это не твое собачье дело! – ворюга не будет рассказывать ей про то, как нужно работать. – Ты всего лишь паразит на теле народа!

– Да, это так. Но скажи мне, разве ты не мечтала оказаться на моем месте и пить ту же кровь с того же животного? Ну, не молчи, – он прижал ухо к двери и довольно улыбнулся тишине. – Хорошо, что ты не стала врать. Все хотят быть паразитами, но не все могут.

– Я никогда не хотел, – Молчалин вмешался в затухающий диалог. Ему нужен был разговор, чтобы взять себя в руки.

– Потому что ты пижон, брат мой. Тебе нравится красоваться, – Скорляк вздохнул, месяц назад он в Ницце смотрел на лица горожан, которым никогда не ездить на его машине. Как же это было прекрасно. – Думаю, ты воображаешь себя Сашей Белым из «Бригады». Только вот никто не предупреждал тебя о темной стороне такой работы. Ты не способен на жестокость, не получаешь от нее кайфа.

– Зато ты получаешь. Тебе не составляет труда убить человека, – Юля все еще с нежностью вспоминала Василия.

– Это так. Я не боюсь испачкаться и у меня нет принципов. Поэтому я взлетел так высоко.

– Зато ты не получаешь удовольствия от работы. Ты не оставишь после себя ничего, кроме груды костей.

– Какая же ты глупая! – он рассмеялся. – Ты думаешь, мне не нравится властвовать и командовать? Да это лучшее чувство на свете! Я в свободном графике и режиме. Мне никто не указ. Кто из вас может похвастаться таким? А про наследие скажу так: мне насрать, что будет после моей смерти. Пусть хоть ядерный взрыв накроет эту крошечную планетку.

Они замолчали, тяжело дыша. Сырость и вонь сводили с ума. На сухом пайке каждый почувствовал себя ослабшим. Им было страшно, они знали, что дальше будут новые преступления. Узич, который чувствовал, как зверь внутри становиться сильнее, не поддавался панике. Он все еще верил, что сможет обуздать кровожадное создание.

Мы с Дарьей Викторовной резали салат. Ее светлые волосы были заколоты огромным крабом, который я всегда считала провинциальной роскошью. Денис жарил мясо во дворе то и дело разглядывая нас в окно. Я хихикала от умиления, он за меня волновался.

– Кристюш, помидорки потоньше надо, – она одарила меня ласковым взглядом. Любой другой человек взбесил бы меня такими нравоучениями, но этой женщине я могла позволить многое. Она напоминала мне мать, которой у меня никогда не было: ее округлые плечи, звяканье слишком массивных сережек, цветастые майки с рынка. Мне бы хотелось родиться в такой семье, хотелось бы встретить ее раньше.

– Так пойдет? – я кивнула на деревянную доску. – Вам надо обучить меня готовке. Я не сильна в этом.

– У тебя свои таланты, Кристюш, – она не замечала, как я улыбаюсь каждый раз, когда она так коверкает мое имя. – Быть писателем очень сложно. Придумать сюжет, персонажей.

– А если писать на реальных событиях? – я решила, что утаивать и врать не одно и тоже. Поэтому за людей в лесу больше не волновалась и позволила себе расслабиться. – Знаете, документальная литература очень популярна.

– Если это не историческая повесть или биография, я бы предпочла вымысел, – Дарья Викторовна шинковала редиску так, как это делают ведущие кулинарных шоу. Это выглядело впечатляюще. – Мне кажется это какой халтурой. Писатель делиться своим воображением, пускает в мир своих иллюзий. В этом и есть его сверхспособность. А вот найти слова-связки для сборища фактов – это не дар, это просто копирайторство.

Сказать, что она удивила меня своими рассуждениями, ничего не сказать. Я никогда не смотрела на свое творчество с такой стороны. А ведь действительно, моя дорога была легкой и беспрепятственной. Совершила преступление, описала его, выложила. Мозг не работает, ничего выдумывать не нужно.

– О чем вы тут шепчетесь? – Денис появился в дверях с тарелкой. Запах мяса на углях просто свел меня с ума. Разве может еда быть такой привлекательной?

Киров лежал на грязной пыльной дороге, где не так давно нашли тело Василия Жукова. Солнце было в самом расцвете, люди проходили, оборачивались и переговаривались. В Москве нет ничего нового в эксцентричных соотечественниках, но русский человек так и не смог до конца принять свободу, которую ему даровал распад Советского Союза.

– Василич, вы выглядите странно, это я вам говорю. Люди же смотрят! – Моряк извиняющее осматривал каждого прохожего. Рожденный в маленьком приморском городке, он считал, что общественное мнение чуть ли не выше Божьего суда. – Встаньте уже!

– Не командуй мне тут! – следователь все еще не оторвался от земли. Ему не было дела до светло голубой рубашки, которая покроется пылью. В его шкафу таких сто штук, еще со времен брака. – Я пытаюсь понять, как его сюда принесли, где могут быть хоть какие-то зацепки, – по своему опыту он был уверен, что даже самый опытный рецидивист оставляет мелочи. Время прошло достаточно, чтобы она заскучала: ее не могут найти. Всеми ненормальными управляет эго. Если его не услаждать, тоска вернется. Мужчина сел.

– У вас труп жучка на лопатке, – парень скорчил рожицу и двумя пальцами снял его с начальника. – Уже все.

Им нужны были улики против меня, но все было бесполезно. Я не обладала выше сказанным эго, потому что не была ненормальной. Я обычная женщина с кучей тараканов, которым дала волю на некоторое время. Собиралась ли я бросить свое незаконное увлечение? Хотела ли завязать?

У меня нет ответов на эти вопросы. Я перерождалась рядом с этими людьми. Словно не было моего неудачного детства, разбитых первым мужчиной надежд. Будто я не неудачно созданное существо, а настоящий человек со светлым будущем. Мы сидели на веранде, попивали чай из настоящего самовара на дровах и говорили о политической ситуации в мире так, между делом. Никого из нас по-настоящему не трогала данная тема, но было так приятно рассуждать о чем-то высоком.

– Кристюш, это все пустое. Воровали, воруют и будут воровать, – Дарья Викторовна зацепила вилкой соленый огурчик. – Ты мне лучше расскажи, о чем твой роман?

Я задумалась. О чем он? О моих убийствах? Об одинокой маньячке? О жизни? О чем эта чертова рукопись?

– Думаю, он о любви, как и все созданное человеком, – рука Дениса легла на мое колено, я вздрогнула. В очередной раз умолчав, что имею ввиду любовь к насилию над живым существом, которое многие считают священным.

– Да, в конце концов только она и имеет смысл, – женщина уперлась глазами в утихающее солнце. Она бы никогда и никому не рассказала, что это чувство живо в ее сердце, как и в тот день, когда она впервые увидела своего Сергея. Бравый офицер и душа компании, он погиб в Афганистане. Она носила траур, когда прошел положенный год. Она носила траур, когда вышла замуж ее последняя подруга. Она носила траур, когда его мать благословила ее на счастье с другим. Она носила траур, когда ей поставили бесплодие. Она носила траур каждую секунду после того, как ей прочли телеграмму. Она носит траур, попивая чай с Денисом и Кристиной.

– Я никогда не понимал, почему ты не вышла замуж. Тебя мужчины любили, – он вспомнил, сколько сердец нехотя погубила его тетя. Она не была сказочно красивой или соблазнительно манящей. Ей просто не было нужно мужское внимание.

Дарья Викторовна оставила этот вопрос риторическим. Она была замужем за Сергеем. Это было ее решение, она уважала его и была с ним счастлива. Гитара, которая всегда сопровождала посиделки на веранде, была при ней. Еле касаясь, она перебирала длинными тяжелыми пальцами струны, наигрывая мотив песни, которую считала своей правдой.

– Твоя тетя играет Металлику? – я слышала этот мотив в 00-ых. Она была популярна и звучала из каждого утюга.

– Nothing else matters, – Денис положил руку мне на плечи и прикрыл глаза. – Она обожает этих ребят, – а я-то думала, что уже все поняла про людей и их сущность.

Скорляк ходил из стороны в сторону. Он не понимал, почему я не пришла, не принесла еду. Они выполнили условие.

– Эй, может, ее поймала полиция? – он бросил клич по соседям, здесь время тянулось вечно, компания была необходима.

– А еще, может, она попала в аварию и разбилась, а мы теперь останемся тут навечно, – Власова жутко устала от антигигиены. Ей хотелось выпить сельдереевый фреш, принять душистую ванну с ароматом иланг-иланга и потанцевать на вечеринке у Валеры.

– Ты в любом случае останешься тут, не переживай, – Васильева посчитала, что это самый долгий период без выпивки в ее жизни. Так можно и трезвенником стать. – Она просто забыла о нас. Это мы сидим и ждем ее целыми днями, а там, снаружи, кипит жизнь.

– Прям как собаки, – Молчалин был счастливым обладателем двух ротвейлеров, жена настояла, сам он животных не любил. – Что делать будем? Сбежать отсюда пока нереально. Но выход должен же быть.

– Выход есть всегда, – Ира встала, ноги затекли и болели, голова кружилась. – В окно, например. Но здесь такого нет.

– Какая умная проститутка! Я поражен, госпожа! – Валентин пытался снять с петель дверь, но все было бесполезно. Бетонный пол не оставлял шанса на подкоп, непрошибаемые стены и давление, которое он чувствовал сверху. Они под землей, глубоко. Но эта труба, через которую падает еда, может стать их шансом на свободу. Одному ему не справиться, но эти могут помочь. Он расправиться с ними, как только вдохнет свежий воздух. Как позволить ходить свидетелям своих преступлений? Они, конечно, поклянутся, что никому не расскажут, а через неделю будут бегать по реалити-шоу со своей слезливой историей. Нет, так дело не пойдет. – Слушайте, у нас есть эти штуки для подачек. Это единственное место, которое выходит наружу. Дверь не в счет, ее нереально выбить. А эта сука установила электронный замок, и сама не заходит сюда.

– Почему ты такой агрессивный? Никогда не слышал про семинары по управлению гневом? – сама Юля до заточения активно посещала ораторские курсы. Прогресс был на лицо: она могла уверенно нести бред со сложенными волной руками, говорить «естественно» и носить красный нос в ресторане, потому что стеснение не для оратора. Думаю, Аристотель зря пренебрегал этими хитростями.

– Это праведный гнев, девочка. В этом мире по-другому никак, вокруг хаос, все ждут второго пришествия, платят батюшкам за то, чтобы осветить имущество, нажитое на крови. Юмор в том, что и святые отцы, и грешники знают, что это позерство. Богу незачем брать взятки.

– Впервые ты сказал что-то правильное, чиновник. Был у меня один клиент из их братии…

– Избавь нас от подробностей, – Саша «Топор» не был религиозным фанатиком, но серебристый крест на груди внушал какое-то странное спокойствие. – Должна же быть грань. Вы говорите о церкви!

– Да, я открыто осуждаю церковь, точнее ее продажную часть. А почему тебя это задевает? Думаешь, Богу нравятся такие наместники? Посмотри, что твориться с погодой. МЧС пишет мне чаще, чем банк. Высшие силы посылают нам шторм за штормом, чтобы мы поняли, что стали лишними тут.

– А еще появился рак… – Юля любила глубокие темы, хоть и мало что в них понимала.

– Ну до него была холера, чума, СПИД. Тут все ровно, – Скорляк еще раз осмотрел хитрое сооружение в потолке. – В следующий раз, когда она будет приносить еду, постарайтесь рассмотреть, как низко нас затолкали. Объем большой. Мы попытаемся вытащить железо и раскопать стенки так, чтобы туда мог пролезть человек.

– Большому бандиту придется худеть. Как на счет безуглеводной диеты? – пока Юля не произнесла это, шутка была смешной. От хлеба и воды ее чувство юмора совсем истощало.

– А ты и правда тупая, – хоть Ира и была человеком с не самой благородной профессией, она обладала смекалкой. Такие напыщенные фифы раздражали ее. Богатенькие сучки с большим эго и родительскими деньгами. – Думаешь, раз есть бабло, напрягаться вообще не к чему?

– Не надо завидовать! Меня избранной сделали с рождения. Это не я так решила, – даже если она умрет в этих катакомбах, она всегда будет выше большинства людей. В конечном итоге яркая жизнь, которую она пробовала на вкус, в которой выросла, для многих – недоступная роскошь. Как приятно чувствовать себя не такой, как все. – Я лучше тебя, я была создана для того, чтобы быть лучше тебя!

– А вы все тыкали на мое высокомерие, – Скорляк слышал как за дверью посыпался отборный мат и ответное визжание Власовой. Ему было все равно, он пытался побороть слабость, которая заполняла его конечности. Двигаться становилось все сложнее, а другие казались бодрыми. Он не показал бы своего состояния даже под страхом смерти. Мир жесток, выживет сильнейший и он заставит себя быть таким.

Иван Васильевич сидел в комнате психолога и со страхом ждал прихода жены. Он провел в реабилитационной клинике месяц, теперь врач решил позвать близких, новый этап лечения. Как только Киров сел составлять список, он осознал, что кроме имени Раисы и сына Андрея писать нечего. Теперь он жалел, что вписал их.

– Здравствуйте, – пухловатая женщина в очках неуверенно мяла пакет в руках. – Можно войти?

– Да, да, добрый день, – Игорь Степанович встал, чтобы помочь даме войти. На ее руках был несвежий маникюр, вообще, она выглядела старше, чем могла бы.

Дальше была долгая вводная часть с представлением и рассказом о себе, все, чтобы расслабить ее. К основному блюду психолог приступил незаметно, спустя 20 минут беседы.

– Итак, когда вы узнали, что у вас рак, что вы сделали в первую очередь, Раиса?

– Позвонила Ване.

– Вы рассказали ему о своем диагнозе?

– Нет. Он был в Сибири на охоте. Я не смогла дозвониться.

– Вы разозлились на него?

– Это случилось гораздо раньше. У нашего сына Андрея был день рождения в эти дни, а он приходит с работы, пьяный как всегда и говорит, что едет на весь отпуск стрелять медведей. Неважно, что он знает, как я ненавижу излишнюю жестокость. Это его желание, а мы просто должны принять это, как факт. Я даже не спросила добрался ли он до места, так зла была. Когда ребенок подбегает к вам с вопросами, где папа, и вам приходится врать, это ужасно.

– Не сомневаюсь, – Игорь Степанович делал пометки в блокноте и поглядывал на Кировых, которые не поднимали глаз друг на друга. – Но вы все же позвонили мужу, когда вышли от врача.

– Да, мне было так страшно, так обидно. Я даже не вспомнила о том, что разделяло нас все последние годы, мне просто хотелось его поддержки, его плеча, – Раиса держала себя в руках, как могла. Курс химии, который она проходила сильно ослабил ее тело, но не характер.

– Он не взял трубку. Что было дальше?

– Я пришла домой, закрылось в ванной. Подумала, как хорошо, что ему все равно, что со мной, как я. Он не будет мучится, когда меня не станет, не будет скучать, – она запнулась, но продолжила. Ее удивительно морщинистые руки перебирали ручку пакета, которая уже начинала рваться. – Знаете, я всегда знала, что не стану бороться со смертельной болезнью. Не хотела боли, страданий. Раз Бог решил пытать меня, я избегу этого. Убью себя и все закончится. Поэтому я и пришла в ванну, решила, что оттуда мое тело доставать удобно будет и не попорчу ковер…

– Ты пыталась убить себя?! Рая, твою мать! – Киров вскочил на ноги и начал затаптывать пол.

– Вы мне мешаете. Если хотите продолжить сеанс – сядьте и молчите. Ей не легко говорить об этом, – Игорь Степанович был не примерим в вопросах правил, поэтому Василич опустился на стул и отвернулся к стене.

– Продолжайте, пожалуйста. Нам важна каждая мелочь.

– Я уже сидела в ванной в любимом платье, приготовила лезвие и прощальную записку. Меня спугнул шум за дверью. Мама привела Андрея, потому что я уже должна была вернуться. И тут я услышала топотание малюсеньких ножек и как сын зовет меня. Представляете? Меня как молнией ударило. Кто позаботиться о моем ребенке? Пьяница-муж, который даже с ходу не вспомнит сколько ему лет? Престарелые родители? Как я могла быть такой эгоисткой?

– Вы начали курс лечения. Как ваш муж узнал об этом?

– Он вернулся, когда я уже начала проходить подготовку. Шансы у меня 50 на 50, но я выбрала войну с той заразой, что схватила меня за горло. И вот он заходит в дом с двухнедельной попойки, и я говорю ему о раке. А он смеется мне в лицо.

– Я считал, что ты манипулируешь мной! Я был невменяемым в те дни! – Киров пытался оправдаться, но не перед теми, кто сидел напротив, а перед тем, кто грыз его изнутри. Создание, которое шептало: «Смотри, что ты наделал. Смотри, как ты заставил ее страдать.»

– Ты бросил меня одну! Не в это время, гораздо раньше. Бутылка стала тебе важнее семьи, ты просто игнорировал наше существование, – она не заметила, как из глаз брызнула соленная жидкость.

– Неправда!

– Правда! – дыхание стало частым и прерывистым, истерика подступила совсем незаметно. – Я доверила тебе свою жизнь. Я вышла за тебя замуж! – голос становился тише. – Знаешь, каково приходиться женщине? Ты завязываешь себе глаза, подходишь к краю обрыва и поворачиваешь спиной. А потом протягиваешь руки мужчине и делаешь шаг назад. Вот так на весу и существуешь.

– Вы считаете, ваш муж отпустил ваши руки?

– Он не просто отпустил их, он еще и пнул меня, чтобы летелось веселее. Когда Константин Семенович, его тогдашний начальник, сказал ему про меня, хотел пристыдить, знаете, что он сделал?

– Я напился, – Василич посмотрел в глаза жене. Он чувствовал стыд, но важнее было показать, что несмотря на то, как он обижал эту красивую женщину, он никогда не хотел делать ей больно. – Потому что мне было страшно. Страшно, что с тобой что-то случится. И мерзко от того, как я вел себя все это время. Я не знал другого способа, я струсил и спрятался.

– Но вы все-таки пришли сюда, добровольно лечиться, – молодой человек радостно подмечал прогресс у своего подопечного. Они вскрыли давно гноившуюся рану, но это было необходимостью, он должен принять реальность.

– Я его заставила, – Раиса смотрела на любовь всей своей жизни и ей хотелось кричать от того, сколько горя принес ей этот брак. – Сговорилась с начальником, чтобы тот поставил вопрос ребром и подала документы на лишении его родительских прав. Только тогда он согласился.

– Я не знал…

– Вы многого не знаете, доктор. Я вам так скажу, он, может, не хочет жить по-другому. Но если я умру, я хочу быть уверена, что у моего сына есть опора в жизни. Поэтому я заставлю его бросить пить, заставлю уделять время ребенку.

– Нельзя заставить человека делать то, что вы хотите. В конечном итоге он все равно сделает по-своему, Раиса.

Киров проснулся, оказывается, он задремал на столе в куче бумаг. Самые неприятные, страшные воспоминания. Груз вины за то, кем он был. Слава не уходил домой раньше начальника. Неважно, кто его ждал, что было необходимо успеть. В свои 30 лет он страдал от полного отсутствия личной жизни, но сам не подозревал об этом. Все, что его волновало, это работа, в которой он отчаянно пытался преуспеть, отираясь рядом с профессионалом высокого уровня.

– Вы в порядке? Выглядите хреново, это я вам говорю, – Моряк держал в руках круглый диск. Начальник отмахнулся от него, он никогда не делился своими мыслями, переживаниями. Это было не по-мужски.

– Что там у тебя?

– Дамочка наша засветилась на одной камере, – брюнет поставил диск и ткнул на размытое пятно. – Вот видите, очертания женские. Плюс она невысокая, худая. Машина седан. Не густо конечно, но лучше, чем ничего.

– Почему так уверен, что это она?

– Потому что что-то вытаскивала из подъезда Василия Жукова. Явно не пенопласт. Ее почти не видно там, но очертания фигуры те же, это я вам говорю. Видите, какие острые плечи? Такое редко бывает.

– Ты считаешь, что такая девчонка могла вынести на себе здорового взрослого мужика? Судя по тому, что первой была Светлана Молчалина, ее муж остался там же. Видел его фотки? Он не меньше ста кило.

– Ну, во-первых, никто не отменял приспособления типа телег и всяких штучек на колесиках, а во-вторых, женщины тоже могут быть сильными физически.

– По-твоему, девушка с телегой и огромным мешком в ней ни у кого не вызовет подозрений? В городе, в мегаполисе, Слава! С телегой, Слава!

– Хотя бы рассмотрите эту версию! От вас не убудет. Мне кажется, мы на верном пути.

– Я не могу представить в суде улику, основанную на твоем мнение! Мне нужны голые факты, а не предположения, это ясно?! – его все еще колотило от реального сна. Прошлое важнее всего, оно не отпускает тогда, когда хочется.

Киров пришел домой, открыл бутылку водки и выпил 100 грамм для храбрости. Вот для чего нужны свадебные альбомы, чтобы можно было сидеть одинокими вечерами и рассматривать, каким ты был молодым и наивным. Раисе всегда шел белый, но в этом снежном платье… Он с трудом дышал всю свадьбу. Еще 100 грамм.

Дорогие дамы! Можно предать того, кого любишь. Можно.