( Не) мой наследник

Глава 1.

Злата.

Никитушка бессильно роняет голову на мое плечо, пока я бегу по мраморному полу длинного коридора. Сердце гулко стучит в висках, по спине градом катится пот… Убегать от охраны с ребенком на руках так себе развлечение… Тихий звук моих шагов эхом отражается от стен, а потом в него вплетается цоканье каблуков.

– Стойте, женщина! Остановитесь!

А вот и женушка пожаловала. И не подумаю! Пусть стреляет в меня, если хочет, но я добьюсь своего – поговорю с Гончаровым. Да и на таких ходулях ей меня не догнать.

– Женщина! – Габи нагоняет меня возле двери его кабинета. – Что вам нужно от моего мужа? Вы… Вы попрошайка? Думаете самая умная? Тут таких столько ходит… Ах, это вы? Злата, кажется? – произносит, словно я незнакомка.

– Вам лучше отойти, – цежу сквозь зубы. – Я все равно войду.

– Давайте я вам денег дам? Сколько? – расстегивает сумочку и роется в ней. Черт, как же унизительно…

Сейчас я точно похожа на бродяжку – бледная и изможденная от бессонных ночей, растрепанная, мятая. Плевать… Я должна увидеть Никиту.

– Отойди, – хриплю, теряя терпение. – Или я за себя не отвечаю.

Фифа недовольно поджимает губы и толкает дверь, входя первой. Неуверенно следую в просторный светлый кабинет, прижимая горячую голову сына к плечу. Его частое прерывистое дыхание обжигает висок, пробуждая неуправляемую тревогу. Меня трясет! Волнение за Никитушку скручивает внутренности, перед глазами двоится. Ничего не могу с собой поделать, а уж сдержать истерику… Если и Никита-старший меня выгонит, я выплесну ее на них… Мало не покажется!

– Ники, дорогой, тут эта женщина пришла, как ее… Злата. Охрана ее не пускала, но она пролезла под турникетом. И я не смогла ее остановить, – вымученно произносит темноволосая красотка, цокая на каблуках как кобыла. – Хочешь, я вызову полицию или…

– Выйди, Габи, – командует Никита, появляясь из смежного помещения.

Я и не заметила, как он сильно изменился… Возмужал, раздался в плечах. А его цепкий и холодный взгляд когда-то казался мне самым ласковым на свете.

– Что значит выйди? Ники, ты…

– Выйди, Габи! Не заставляй меня применять силу!

Габи фыркает что-то невразумительное и с шумом хлопает дверью, оставляя нас одних.

Мне бы сразу перейти к делу, но я молчу, связанная по рукам и ногам чудовищной тревогой за сынишку. Никитушка хнычет и трет глаза, бессильно приваливается к моей груди и постанывает. Надо возвращаться в больницу… Я и так отпросилась у лечащего врача лишь на час.

– Какими судьбами, Злата? – Никита опускает ладони в карманы брюк и лениво прохаживается вдоль стены.

– Помоги моему сыну. Он тяжело болен. Нужна дорогостоящая операция за рубежом.

Никита подходит ближе. Смотрит на сына, а потом произносит:

– А почему ты пришла ко мне? Как же твой муж? И влиятельный папа?

Чудовищный цинизм… Он думает, я прямо сейчас начну ему все о них рассказывать? Стоя на дрожащих от усталости ногах, с больным ребенком на руках и мокрой от пота рубашке?

– Я поняла… – шепчу и срываюсь с места, чтобы скорее покинуть его проклятый кабинет.

– Стоять! – Никита часто дышит, переводя взгляд с сына на меня. – Его зовут Никита.

– Да.

– Почему?

– Назвала в честь отца. Он твой сын, Гончаров.

Никита.

Габи спускается по ступенькам крыльца, тихонько чертыхаясь и проклиная «ужасную варварскую страну, ее законы и суровую зиму». Ну где она суровая? Обычная теплая зима на черноморском побережье.

– Осторожно, Габриела, держись за меня, – протягиваю жене руку, злясь на вечерние пробки и дурацкий губернский бал, на котором нам «кровь из носа» надо быть.

– Ники, мы здесь уже месяц! Когда кончится это мучение? Ты погостил у мамы, повидал брата, пора возвращаться в Лос-Анджелес.

– Я сам решу, когда возвращаться, Габи.

Щелкаю брелоком и распахиваю перед женой переднюю пассажирскую дверь. Сажусь за руль, почувствовав, как некстати вибрирует в кармане телефон. Наверняка опять журналисты со своими извечными: «Как вам удалось добиться такого успеха?». Или «Вы один из самых успешных предпринимателей на побережье? Почему вы вернулись домой?».

– Да, – рявкаю, намереваясь послать назойливого писаку на три буквы.

– Здравствуйте, вы Никита Федорович Гончаров? Это воспитатель из детского сада.

– Да, я Гончаров, только вы ошиблись, у меня нет детей. До сви…

– Постойте, пожалуйста. Не кладите трубку. Я не знаю, что мне делать с Никитушкой. Злате Леонидовне я дозвониться не могу, а ее бабушка лежит в кардиологии. Не могу же я мальчика домой забрать? А ваш номер Злата оставила для экстренных случаев.

Крепко зажмуриваюсь, стремясь изгнать наваждение и… Не могу. Воспоминания обрушиваются, как лавина. Я шесть лет пахал как проклятый, на минуту боясь остаться наедине с собой, топил боль расставания сначала в водке, а потом в работе… Думал, что справился. А сейчас против воли перед глазами всплывает образ Златы: карие глаза-вишни, длинные мягкие волосы, тихий голос, шепчущий признания… Стоп! Черт бы побрал эту девку!

– А Злата часто пропадает? Почему вы не можете ей дозвониться?

– Кто там звонит, Ники? – подает голос Габи. – Это мошенники. Брось трубку и поехали танцевать. Зря я, что ли, мучаюсь на каблуках?

– Помолчи, Габи! – рычу, зажимая динамик ладонью. – Сейчас я вызову тебе такси.

– Что?!

– Скажите, а как давно Злата оставила мой номер телефона? Я же не отсюда и…

– Месяц назад.

Я ровно столько и нахожусь дома… О моем приезде кричали из каждого утюга, неудивительно, что она узнала… И все равно непонятно – почему я?

– Говорите адрес детского сада, я сейчас подъеду.

– Какого сада, Ники? Ты издеваешься? Ты готов ринуться на помощь чужому ребёнку, а просьбы родной жены для тебя…

У Габи есть удивительное свойство – доводить меня до ручки. Вот успокоить – ни фига.

– Возвращайся в офис и жди такси. Я все сказал.

– Адрес повторите.

– Так садик «Росинка» на Гагарина. Я вас буду на улице ждать.

Не могу описать словами, что сейчас со мной происходит… Почему я, а не Мирон – муж? Или влиятельный папаша Белоцерковский? Куда она пропала, черт возьми, и почему забыла забрать ребенка из сада? И куда его девать, этого мальчика?

Возле темной калитки меня ждет женщина с маленьким мальчиком на руках.

– Вы Никита Федорович? Держите Никитушку.

Мальчишка смотрит на меня таким доверчивым взглядом, словно я ангел во плоти. Светленький, большеглазый, он спокойно идет ко мне и обнимает прохладными ручками шею.

– Куда тебя девать, малец? Не боишься меня?

– Нет. А где мама?

– Мне тоже очень интересно, где она… шляется.

Усаживаю мальчика на заднее сиденье и кое-как пристегиваю – детских кресел у меня отродясь не водилось. На мое счастье, Габи чайлдфри.

Запускаю двигатель машины и звоню начальнику отдела службы безопасности:

– Костя, надо найти человека. Злата Белоцерковская или… Черт, я не знаю, какая у нее сейчас фамилия.

– Шеф, вы успокойтесь. Сегодня в городе митинг был, может загребли случайно?Таких случаев полно. И маринуют сейчас где-то на участке.

– А почему митинг?

– Против стихийной застройки на побережье. Я вас понял. Поищем женщину. Оборачиваюсь к испуганному мальчонке и произношу:

– Ты кушать хочешь?

– Дя.

– Ну, поедем домой.

Злата.

– Мамоська, этот дядя мой папа? – спрашивает Никитушка, тыча пальчиком в экран телевизора.

– Нет, сыночек, – всхлипываю и отворачиваюсь.

Не хочу на него смотреть… Отворачиваюсь, стараясь скрыть слезы, но любопытство одерживает верх… Беру сына на руки и смотрю на проклятый экран во все глаза. Никита не тот, кем я его помнила… Высокий, широкоплечий, модный… И девушка возле него под стать – эффектная и нарядная. А еще счастливая, судя по широкой улыбке, не сходящей с ее лица.

– А посему ты тогда пласись? – обнимает меня Никитка прохладными ладошками.

– Это мамин начальник, сынок. Этот дядя… Он открывает фирму и просит мамин ансамбль организовать концерт в честь открытия. Только он не знает, что ансамбль мой.

"Да, малыш, он твой папа, который сбежал, спасая шкуру и не пожелал меня выслушать. А теперь мы не нужны ему… Он вернулся – успешный и богатый, а нам нет места в его жизни".

– А сто такое филма?

– Ну… Это такая работа.

Вот черт дернул Гончарова вернуться! Зачем? Почему нельзя было остаться в Америке и перевезти родных туда? Устроить брата в университете и обеспечить матери достойную старость? Там, а не здесь? Меня трясет от обиды и негодования. Ничего не могу поделать с эмоциями. А если увижу его вблизи – упаду в обморок! Неужели, Гончаров не мог выписать из Москвы крутую музыкальную группу? Да какой там из Москвы! Судя по его напомаженному важному виду ему по карману выписать Мадонну. Наверное, оценить уровень местного ансамбля захотела девица рядом с ним – кто она? Невеста или уже жена? А детки интересно есть?

– Мамуя, поехали сколее, мы опоздаем в садик, – вырывает меня из задумчивости голосок Никитушки.

– Конечно, сыночек. Едем скорее.

С некоторых пор мы живем вместе с бабулей. Отца посадили шесть лет назад по статье о мошенничестве. Все имущество конфисковали. У меня до сих пор перед глазами стоит страшная картинка: папу уводят в наручниках, а дом переворачивают вверх дном какие-то люди. Берут вещи, прячут по карманам ценности, роются в шкафах. Никогда не прощу Гончарова, что он меня оставил тогда… Никогда. Трусливо сбежал, спасая свою шкуру! Ненавижу его! Трижды ненавижу. А после того как я почувствовала, что беременна… Меня тогда чуть не поглотило отчаяние. Я и об аборте думала. Слава богу, что бабуля отговорила меня от этой глупости. Николетта уехала к маме на остров, а я осталась с бабулей. Нам было очень тяжело жить вдвоем. На бабулину пенсию не очень-то разгуляешься… Я тогда думала, что поездка в европейский пансионат была не такой уж плохой идеей…

Везу Никитушку в маршрутке, зябко кутаясь в прошлогоднюю куртку. Ничего, еще сезон прохожу, а уж на следующий год куплю новую. Зато сыночку мы с бабулей справили хорошую тепленькую курточку. А от проведения концерта я откажусь… Найду причину или заменю себя кем-то. Не желаю видеть этого предателя! Он не заслужил моего сына, не заслужил! Сглатываю слезы и выхожу на остановке. Зачем только бабуля записала его телефон воспитателям для экстренной связи? Знали бы вы, как я ее ругала! Я рассказала про то, что Никита вернулся, а она сделала по-своему. Вот зачем воспитателю вздумается звонить моему бывшему? Я всегда на связи, да и бабуля тоже… Правда сейчас она лежит в кардиологическом отделении и проходит профилактическое лечение. Вы не представляете, как я ценю ее. Если с ней что-нибудь случится, я сразу умру!

– Привет, бабулечка, как ты? – звоню бабуле, выходя из садика. – Как твое самочувствие?

– Хорошо, Золотко. Ты сейчас в дом творчества?

– Туда. Мне же надо что-то решать с этим злосчастным концертом? – фыркаю в ответ, добавляя шаг. Вдали виднеются какие-то скопления людей. Они кричат и несут над головой плакаты.

– Надо выступить, внучка. На совесть. Пусть он тебя увидит, дочка. Может, и екнет сердечко? Нехорошо это, что Никитушка растет без папы.

– Перестань, бабуль. Он не заслужил Никитушку. К тому же он женат. Наверняка и дети есть. Бабуль, на центральном проспекте какое-то сборище. Ума не приложу, зачем столько народу куда-то идет?

– Перейди на другую сторону, будь осторожна. Соседки по палате говорили, что в городе планируются митинги.

– А как я перейду? Они возле входа в ДДТ стоят. Мне по-любому надо прорваться.

Иду напролом, а потом чувствую, как на плечо опускается тяжёлая резиновая дубинка. Телефон выпадает из рук и разбивается вдребезги. Чужие руки скручивают меня, на запястьях захлопываются наручники… Меня толкают в полицейский бобик, забитый под завязку другими людьми…

Глава 2.

Никита.

Поедем домой… Легко сказать… Что я буду делать с чужим мальчиком дома? Да и сейчас? Я купил небольшой дом-шале в горах, ехать туда не менее сорока минут. Правда Габи была против столь неосмотрительной покупки – зачем тратиться, если мы собираемся возвращаться в Америку? Наверное, пацану станет скучно в дороге? Или его укачает на горном серпантине? Или…

– Никита, может, тебе мультики поставить? – смотрю на мальчишку в зеркало заднего вида.

– А какие у вас есть? Вообсе-то мама мне не лазлисает долго их смотлеть, – деловито отвечает он, поерзав на месте. – А нам далеко ехать?

– Вообще-то, да. Я живу в горах, отсюда довольно далеко. И я не хочу, чтобы тебе стало скучно. Так что? Есть варианты? Признаться, я не силен в мультфильмах.

– А у вас нет детей?

– Нет. Ну… ты мне скажи про кого мультик, я постараюсь разобраться.

– Про тлех богатылей и коня. Знаете такой?

– Давай я телефон прикреплю, чтобы тебе удобно было.

Перехожу на задний ряд и ищу в ютубе мультик. Листаю дрожащими пальцами варианты в поисковой строке, испытывая необъяснимое чувство. Ребёнок Златы сидит в моей машине, а я вдруг стал ее доверенным лицом…

– Оно, оно! Тли богатыля и самаханская цалица! Мой любимый! Вклюсяй.

– Отлично, Никита. Устраивайся поудобнее и наслаждайся просмотром. Если захочешь в туалет или тебя укачает, говори.

– Холосо.

Разворачиваюсь и отъезжаю от детского сада. Что мне делать с ребенком дома? И где, черт возьми, Злата? Не хочу превращаться в бабку-сплетницу и расспрашивать мальчишку о папе и дедушке. Ребенок ни при чем… Он не виноват, что у его матери оказались более важные дела, чем он…

Выезжаю из города на горную дорогу, ведущую к поселку, и звоню нашей домоправительнице Зинаиде Петровне. Ее так прозвала Габриэла. Женщина старой закалки, строгая, чистоплотная, жена бывшего военного – лучше помощницы не сыскать.

– Зинаида Петровна, приготовьте комнату, у нас сегодня ночует гость.

– Хм… В детской стелить, Никита Федорович?

– Да, наш гость мальчик пяти лет. И я не знаю, чем его кормить? И одежды никакой у меня нет.

– Вы его что, украли? Как это нет одежды? Нужны трусики, носочки чистенькие. Сколько малыш у нас пробудет? – командным тоном приносит она.

– Ох, не знаю. С его мамой что-то произошло. Мы ее… В общем, мы не можем ее найти. Очевидно, с ней случилось что-то нехорошее.

– Значит так, Никита Федорович, – произносит она. – По пути заезжайте в сетевой маркет и купите ребенку все необходимое. Трусы, носки и пару футболок. Остальное я постираю. Насчет ужина не волнуйтесь, я сейчас супчик куриный быстренько организую.

Ну и дела… Я никогда не покупал ребенку одежду. Я и не знаю, что покупать? На что обращать внимание? Цвет, размер, качество? Может, Габи поможет разобраться? Прошу у Никиты телефон «на одну минуточку» и решаюсь позвонить жене, Но тут же на меня обрушивается тонна негодования:

– Ты бросил меня, Ники! Я час стою в пробке по твоей милости!

– Габи, мне надо купить мальчику трусы и носки.

– Что?! Ты повез этого неизвестного ребёнка к нам домой?

– А что ты прикажешь мне делать? Бросить его на улице? Как ты можешь, Габи? У тебя есть хоть что-то… Хоть…

– Договаривай, Ники. Я ненавижу детей, ясно? Ты знал, когда женился. Делай что хочешь, Ники. Ты взрослый мальчик, сам разберешься! А я… Переночую в гостинице.

Кажется, Никита все слышал… Пацан втягивает голову в плечи и как-то странно скукоживается. Я и сам готов провалиться под землю от стыда… Это же… кошмар.

– Все нормально, Никита. Сейчас мы заедем в магазин и все тебе купим. Какие ты любишь игрушки? – смотрю в зеркало заднего вида, встречая его испуганный взгляд. – Никита, ты мой гость и я тебе рад, ясно?

– Ясно, – тихонько отвечает он.

Паркуюсь возле большого магазина на развилке. Расстегиваю ремень безопасности и освобождаю мальчика.

– А как тебя мама называет? – вдруг спрашиваю я, сжимая его прохладную маленькую ладошку.

– Никитушка, – отвечает он, а я сжимаю зубы от лавины необъяснимых чувств. Почему Злата назвала сына Мирона моим именем? И где он, черт возьми? И где Злата?

– Ну идем, Никитушка.

Покупаю пацану две пары трусов, носков и нательных футболок, одну пижаму с машинками, книги, раскраски, кое-что из игрушек.

Домой мы добираемся без происшествий. Въезжаю во двор через ворота и беру Никиту на руки.

– А она меня не выгонит? – опасливо произносит он, имея в виду Габи.

– Нет, я ей не разрешу этого делать, не бойся.

– Кто это у нас тут? – суетится Зинаида Петровна, встречая нас в прихожей. – Что же вы не сказали, что сыночка привезли, Никита Федорович?

– Я… Эм… – перевожу взгляд на Никиту, не в силах выдавить и слово.

Злата.

– Господи, как же так? Никитушка мой… Сыночек… – слезы против воли льются из глаз. Их так много, что шарф становится мокрым насквозь. Как же меня угораздило так попасть? Говорила бабуля – отойди, перейди на другую сторону, пережди… Нет, я поперлась в самую глубь событий. Остается только сетовать на собственную глупость.

Всхлипываю и опасливо озираюсь по сторонам. На твердых вонючих лавках сидят люди: мужчины, женщины, старики с плакатами. Они уныло вздыхают и поглядывают на меня, как на умалишенную. Женщины остервенело прячут листовки во внутренние карманы курток и сумки, мужчины молчат и вздыхают.

– Да не реви ты! Сколько можно сырость разводить? – выкрикивает дама в красной куртке. – Отпустят нас все равно. Права не имеют задерживать дольше, чем на двое суток.

– Как? На двое суток? – гробовым шепотом выдавливаю я. – Вы не понимаете, у меня сын в детском саду, его некому забрать! Что с ним будет? Никитушка…

– Ничего не случится с твоим сыном, воспитатель домой заберет. На улице же не оставит ребенка, – чуть смягчается другая дама, похожая на училку. – Нас вот могут и до утра промурыжить. Смена поменяется и всю ночь будут допрашивать.

– О боже…

Встаю с места и цепляюсь пальцами за решетки камеры. С силой трясу их, привлекая внимание конвоиров.

– Чего разошлась? На допрос хочешь?

– Да, хочу… Мне домой надо. Я одна воспитываю ребёнка, его некому забрать из детского сада. Пожалуйста… – вою как белуга и трясу холодные прутья.

– Раньше надо было думать, красавица. Когда на несанкционированный митинг против власти шла. А теперь будешь сидеть тут и ждать допроса. А потом суд. И дадут тебе пару годков общего режима.

– Я не ходила на митинг, я работаю в ДДТ, я просто шла на работу! Пожалуйста, дайте мне объяснить.

– Успокойся, девонька, – треплет меня по плечу женщина в красной куртке. – Слезами горю не поможешь. Давай твоим родным позвоним, кто-то же есть у тебя? Или совсем-совсем одна?

– А как мы позвоним? Мой телефон разбился при задержании. Нет, исключено, – категорично мотаю головой. – Бабулечка в больнице, у нее больное сердце. Я не могу так рисковать.

– Девушка, а вы не подумали, что она уже волнуется? – подает голос мужчина со свернутым плакатом в руках. – Вы ей весь день не звонили в больницу.

– И то верно. Но у нас же конфисковали телефоны? Как я…

– Держи, – мужчина расстегивает сапог и вынимает спрятанный простенький телефон. – Только быстро. А то и этот отберут.

Тихонько благодарю пожилого участника митинга и по памяти набираю телефон бабулечки. Уже ночь, но она отвечает мне тотчас.

– Слава богу, Золотко. Я как чувствовала, что тебе не удалось пройти сквозь толпу. Ты где, детка?

– В центральном РОВД, бабуль. Я не знаю, где Никитушка… Я страшно переживаю, – громко всхлипываю. – Наверное, воспитатель его забрала домой.

– Или позвонила Никите.

– Только не это! Какой позор, бабуль. Еще не хватает, чтобы Гончаров подумал обо мне черт те что!

– Никита хороший парень, он нашего Никитушку не обидит.

– Не забывай, как этот добрый парень чуть не подставил папу. Боже мой, это еще не знают, что мой отец сидит. Мне точно впаяют срок! Вот точно!

– Успокойся, внучка. Утром я позвоню Никите и попрошу его помощи. Такой влиятельный человек сможет тебя вызволить.

– Не надо, бабулечка. Мы сами справимся. И без… Без этого самодовольного, важного и напыщенного американского сноба.

– Не справимся. И ты прекрасно знаешь об этом. Ладно, Золотко, держись. Ты только не плачь, я отпрошусь утром у лечащего врача и поеду к Гончарову. Надеюсь, не прогонит.

– Ох, бабуля. Только бы он не забрал нашего Никитушку в Америку!

– Не заберет. Или будет иметь дело со мной!

Никита.

– Ну проходите, Никитки, чего застыли? – улыбается Зинаида Петровна, вытирая руки о фартук.

Никита улыбается и поднимает на меня взгляд. Засмущала его добрая старушка, понимаю. Я и сам стою, как дурак, не в силах уместить в мыслях невзначай брошенную фразу домработницы. Не может он быть моим сыном… Иначе, Злата бы нашла способ сообщить.

«А ты дал ей такую возможность, гордый идиот?», – шепчет внутренний голос.

«Ты удалился из соцсетей, поменял номер телефона, а когда узнал о ее замужестве… Вычеркнул девчонку из памяти и сердца, обозвав предательницей. Хотя сам-то совсем не лучше».

– Давай, Никитушка, я помогу тебе снять курточку и ботинки, – опускаюсь на коленку и протягиваю к пацану руки.

– А мама учит меня самому лаздеваться. И я умею, – поджимает он губки.

Пытаюсь найти в мальчишке свои черты и… Черт, боюсь. Боюсь найти их и захлебнуться в вине – чудовищной и горькой, как яд. Потому просто отворачиваюсь и спешу подняться.

– Какой ты молодец. Ну, давай сам.

– Умничка какая. А как твою маму зовут? – Зинаида Петровна забирает вещи из рук Никитки и берет его за руку.

– Злата. А еще у меня есть бабуська Ила.

– Баба Ира? А я баба Зина, запомнил?

– Дя.

– Никита-старший, помой мальчику руки и давайте-ка за стол, – командует прозорливая домоправительница. – Вас ждет куриный суп-лапша с вареными перепелиными яичками.

Мою Никитушке руки, ловя себя на мысли, что уже привык называть его только так… Никитушка. Неужели, мой? И почему безопасник до сих пор молчит? Где, черт возьми, Злата?

– Никита Федорович, да расслабьтесь вы, – угадывает мое настроение Зинаида Петровна. – Мальчонка замечательный. Жалко, что его может напугать эта… Ваша жена.

Мда… Нетрудно догадаться, что Зинаида Петровна недолюбливает Габриэлу…

– Она изъявила желание переночевать в гостинице, пока у нас гости, – добавляю, помогая Никитке сесть за стол. Маленький мальчик забавно смотрится за огромным деревянным столом. Как и в моем холодном, вылизанном доме.

Мы едим с удовольствием. Отмечаю, что у мальчонки хороший аппетит. Он старательно пережевывает хлеб и смешно вылавливает из тарелки перепелиные яйца.

– Какая умница, – по-матерински складывает на груди руки Зинаида Петровна. – Кто все съел, получит шоколадный кекс. Баба Зина успела в мультиварке испечь. А потом Никитка наш покупается и спатки пойдет, да? Как тебя мама укладывает? Песенки поет?

– Да, моя мама класиво поет. И сказки лассказывает лазные. Только я… – пацан надувается и трет глазки. Наверное, соскучился по Злате или что-то вспомнил.

– Ты чего, Никитушка? Расстроился? – отставляю тарелку и подхожу к мальчугану.

– Я один спать боюсь. Мы с мамой спим вместе, в одной кловати. Мозно ты со мной лязыс? – доверчиво протягивает малыш.

И смотрит на меня, как на героя. Рыцаря, как минимум или самого лучшего папу на свете. И этот его взгляд бьет в сердце, как острый клинок. Оглушительная и жгучая боль новой порцией разливается в душе. Наверное, хорошо, что я вернулся домой? Вот ведь до последнего сомневался… И долго велся на увещевания Габи. А потом мама заболела… Да так сильно, что я не смог не поехать. Наверное, вы догадались, что у мамы не сложились отношения с моей женой? И почему меня устраивала Габи в Америке? Наверное, потому что там я не жил – работал сутками, ел фастфуд и не отлипал от монитора.

– Ну что, Никитушки, поели? – вырывает из задумчивости голос Зинаиды Петровны. – Давайте-ка чайку и в теплую ванну. Никита Федорович, покупаешь сы… мальчика?

– Вы правда думаете, он на меня похож? Не может этого быть, – шиплю, закрывая рот ладонью. – Злата была замужем. Возможно, она развелась. Просто Никита не помнит папу, вот и все. Давайте не будем делать преждевременных выводов.

– Да ну вас, Никита Федорович. Я много на веку повидала, так вот: мужчины все такие тугодумы. Вот как вы… Идите покупайте сыночка.

Зинаида Петровна гладит новые вещи Никитушки горячим утюгом и приносит их в ванную комнату. Вытираю головку пацана и переодеваю его в пижаму.

– Нравится? – треплю светлую челку.

– Да. А мама лазлисыт мне взять ее домой? И где мама?

– Конечно, разрешит. Я обещаю, что ее найду. Веришь?

– Дя. Посмотлим пелед сном мультик? А ты точно от меня ночью не уйдес? Я тогда буду плакать.

– Я же пообещал. Ну иди, пока мультик с бабой Зиной посмотри, а я искупаюсь.

– Она холосая, как моя баба Ила.

Быстро обмываюсь и возвращаюсь в спальню. Никитушка сидит на руках у Зинаиды Петровны и с интересом смотрит мультик про «Босса-молокососа».

– Давай спать, Никит. А то мама расстроится, когда узнает, что мы до сих пор не спим.

– Давай.

– Спокойной ночи, мои хорошие, – устало поднимается с места пожилая домработница. – Никитка, утром будешь мне помогать готовить завтрак?

– Дя!

Прижимаю голову мальца к груди и жмурюсь от скупых слез. Во мне сейчас столько чувств, что впору захлебнуться. Нежность, умиление, радость… Неужели, правда, мой? И я даю им волю – непрошенным чувствам к мальчику. Пью их жадно и открываю сердце, наглухо закрытое от всего человеческого. Разве я счастлив? Да, я добился всего, к чему стремился, но… В груди безбожно щемит от волнения за Злату. Вот где ее носит? Я завтра узнаю, весь город подниму на уши, но ее найду…