Фонарь и звезда
Под звездой одинокий горбатый фонарь
Доживал свои дни, угасая в томленьи.
Он хотел видеть ту, что над ним жгла печаль.
Но не мог хоть глазком, даже и на мгновенье.
Видел он лишь асфальт в рыжих бутсах листвы,
Как скребут зимний снег бесконечные ноги,
Воробьев, что клевали окурки весны,
Как хохочет ребенок без мамочки строгой.
Он не видел лишь ту, что бросала свой свет
На его утомленную жизнью макушку.
Месяц лаял, давясь всей жестокостью лет,
Осыпаясь на землю кокосовой стружкой.
А фонарь, вечно гордый, но сгорбленный мим,
Что не видел любви, но умел удивляться,
Жаждал, ждал, страстно верил, что им
С той Джульеттой-звездой суждено повидаться.
Он смотрел, как гуляет по лужам мороз,
Как ловили ветра хвост заблудшей собаки.
Но хоть силился, только он словно прирос
Искривленной душой к перекрестку во мраке.
Не терял он надежды, слагая стихи
Своей первой единственной звездной подруге.
Видно были они не настолько плохи,
Раз сбылась вдруг мечта в ночь таинственной вьюги.
День сбежал по заре, ночь вскарабкалась ввысь.
И упала звезда фонарю прямо в ноги.
Он увидел ее, их сердца налились
Кратким взглядом любви и… Ушла она к Богу.
Бесконечности свет в тот искрящийся миг
Им судьба отдала, но была все ж сурова…
Да, фонарь навсегда жизни смысл постиг,
Хоть уже никогда не зажегся он снова.
Если
Наступлю на глянцевую лужу,
Небо пополам от каблука.
Знаешь, а ведь если облака,
Не жалея, вывернуть наружу,
То родится новая строка.
Мягкую потрогаю волну я.
Соль и синь сбегают по рукам.
Знаешь, если верить нашим снам,
Мы летаем, ветер птиц воруя.
Вот и не пускают к небесам.
Скоростной режим нарушен света.
Облака в воде, а в небе соль.
Знаешь, если «до», "ми", "ля-бемоль"
Напевать, то сбудется все это.
Ты хотя б поверить мне позволь…
Весна
Холодной ладошкой царапает кожу
весна-истеричка.
Последняя спичка
погасла, исчезла, влетела в забвенье.
Сомненья…
Наверное, все же
уже не постичь мне
твои параллели, твои исступленья.
Весна, обезумев, погрязнет в скандалах.
Мне мало их.
Хочется жизни вне жизни…
Преследуют мысли:
как, в белом и чистом,
болтаться в забытого мира провалах.
Знакомое чувство вины накатило.
Как быстро спалила…
Себя или спичку?
Наверно, в привычку
войдет ложь бессилья…
И, знаешь, мой милый,
и я, и весна – мы совсем истерички.
Истерика
Истерика лезет из ребер
И ночь проиграла зрачкам.
Тебя, запах твой и твой номер
Письмом отправляю к чертям.
Ночь спрячется в лунном кармане,
Смотря, как лисица-рассвет
Влезает в окно моей спальни.
Тебя, кофе, боли уж нет.
День словно кошмар марафонца…
Нет сил вновь срываться на Нет.
Стыдясь заходящего солнца,
Дрожа разрываю конверт.
Звенят вновь рожденные звезды
И сумерки режут карниз.
Мы слишком с луною серьезны…
Шепчу в твои цифры: "Вернись"
Все не просто
Веришь, что линии жизни пересекаются не просто так?
Что ровно четыре недели февраль дожидался, чтобы отдать его тебе в руки?
Что, приходя сквозь тугую унылую толпу членонераздельных зевак
Два зрачка ударились взглядом в другие сквозь эту вязкую полосу скуки.
И сомнения, грусть от не отданной еще до этой поры обильной любви
Вместе с комом грудным, заставляющим сердце зажеванной жвачкой липнуть к ребрам,
Утонули как сон, что стараешься, стараешься поскорее забыть,
Потому что с сегодняшней встречи душа уже никогда не будет мертвой.
И зеленые, красные, желтые перестали истошно истерично мигать,
Оттого что бессовестным им казалось требовать правил в такие моменты.
Жидкая масса людская, способная за секунду любого за малость распять,
Стала ватой, не сахарной, но уже не способной на статичные эксперименты.
Все это наносное, ненужное, бестолковое липкое месиво
Разбилось как бесноватые волны о флегматичное равнодушие каменных туш.
Ваше, теперь на двоих, новое открытое существование – есть ради чего.
Пессимисты с вампирским "Live fast, die young" не актуальны давно уж.
Веришь, что линии жизни пересекаются осознанно, следуя высшей программе?
Атомный хаос – неупорядоченный лишь в нашей системе плоских взглядов.
Четыре зрачка смотрят друг в дружку, забыв про варианты и лишние планы.
Сейчас – это уже настоящее. Живи. Думать не надо.