–Ох, Прохор Андреевич, горе-то какое! И как только Господь допустил! Проходите, обогрейтесь, отдохните хоть минуточку!
–Какое горе?! – шагнул к нему Волгин. – Ты о чём это?
–Так вы что, до сих пор ничего не знаете? Антон, почему ты не рассказал?
Прохор повернулся к Антону и схватил его за плечо:
–Чего я не знаю?! Говори сейчас же! Говори, я приказываю!
Но парень молчал, как воды в рот набрал, и отводил глаза в сторону.
–Или вы говорите мне, в чём дело, или я за себя не ручаюсь! – повысил голос Волгин, переводя взгляд от Антона к трактирщику.
–Прохор Андреевич, крепитесь, голубчик… Батюшка ваш помер. Вернее, убили его, – быстро произнёс Яков Петрович.
–Чего ты мелешь?! Да я тебе за такие слова голову оторву!
Волгин отпустил Антона, и схватив перепуганного трактирщика за грудки, принялся трясти его. Софья вскрикнула. Антон наконец заговорил, оттаскивая Прохора от Якова Петровича:
–Правда это, барин… Успокойтесь только, прошу вас! Вчера это случилось, в поле… Андрей Иванович иконы повёз, в них-то всё и дело…
–Ты почему молчал столько времени?! Да как ты мог?! Почему сразу за мной не поехал?! – Прохор ударом кулака сбил Антона с ног.
Софья подбежала к нему, схватила за руку:
–Проша, родной, не надо! Антон как лучше хотел!
–Уйди! – Волгин оттолкнул девушку.
Его лицо было белее снега, глаза горели гневом. Он подбежал к тройке, выпряг одного коня, и, вскочив на него, прямо без седла, как вихрь понёсся в сторону дома.
–Вот поэтому и не говорил, – пробормотал Антон, отряхиваясь от снега. – Хотел перед самым домом сказать… Эх! – махнул он рукой вдогонку удалявшемуся Волгину.
Софья стояла, часто моргая, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не разрыдаться. Антон подошёл к ней:
–Софья Борисовна, да вы не обижайтесь на него. Горе такое, не в себе он сейчас.
–Да разве я обижаюсь, – сказала девушка. – Прошу тебя, Антон, поехали скорее следом. Нельзя его в таком состоянии одного оставлять!
–Как прикажете! Едем! Только нам уж теперь не догнать его будет, – вздохнул Антон.
*** *** ***
Прохор продолжал подгонять коня, который и так летел стрелой. Ему всё казалось, что он должен успеть увидеть отца живым. Он не хотел верить, что уже слишком поздно. Убили… Кто? За что? Про какие иконы болтал Антошка? Да в их краях разбойников отродясь не было! Мысли путались в голове, было жарко и душно, несмотря на бьющий в лицо ветер.
«Только бы успеть! – думал он. – Лишь бы в глаза поглядеть, да слово молвить».
Вот и родной город. Одна улица, вторая, поворот, и он дома. Прохор влетел внутрь, и кровь застыла у него в жилах, когда он понял, что опоздал. В зале было полно народа. Мать, сидевшая у гроба, встала ему навстречу, но без сил упала на руки сына.
–Как это произошло? – глухо спросил Прохор, сам не зная у кого, усаживая Анну Николаевну на скамью.
У него у самого подгибались ноги, и нечем было дышать. Он судорожно глотнул ртом воздуха и рванул ворот шубы. Вперёд выступил их священник – отец Игнатий:
–Ко мне приехал человек, не могу при всех назвать его имя, и передал несколько икон огромной ценности в дар нашей церкви. Это было месяц назад. Я рассказал про них только Андрею Ивановичу, и мы с ним решили, что держать здесь их опасно. Он хранил их у себя в доме всё это время, а вчера с утра пришёл ко мне и попросил благословения отвезти их в подмосковную Лавру. Ни одна живая душа о нашем разговоре не знала. Уехал он после обеда. Один, с кучером только. А к вечеру уже весь город шумел, что убийство произошло, недалеко и отъехать-то успели. Средь бела дня напали разбойники окаянные…
–Это мы с Калугиным Егором нашли их, – подошёл к Прохору Фёдор Воронов. – Коней молодых объезжали за городом и вдруг смотрим, возле леса сани стоят, а лошадей нет. Мы подъезжаем, а там Андрей Иванович и кучер ваш… Тёплые ещё были. Из ружья обоих застрелили. Ни одежда, ни обувь не тронуты, постромки только перерезаны, а лошадей мы потом нашли, неподалёку были. Мы диву дались, почему не забрали… Кошелька при Андрее Ивановиче не оказалось, кольца сняли, часы золотые. А потом уж отец Игнатий про иконы-то рассказал…
–Кучер кто, Тихон? – только и спросил Прохор.
–Нет, Матвей, с молодым поехал.
–И нельзя уже ничего было сделать?
–Прохор, они были мертвы. Оба прямо в сердце, – опустил голову Фёдор. – Ладно, что хоть мы наткнулись быстро, а то бы волки добрались…
Волгин помолчал пару минут, а потом с исказившимся лицом шагнул к священнику.
–Ты во всём виноват! – не своим голосом произнёс он. – Из-за твоих икон его убили!
–Будь покоен, сын мой, душа отца твоего непременно в рай попадёт. Божий мученик он, смерть принял от лихих людей, когда благое дело совершить хотел! А их Господь покарает…
–Что мне с твоего рая! –рявкнул Прохор. – Откуда ты знаешь, есть он или нет?! Никто ещё оттуда не возвращался! Мне мой отец живым нужен!
–Не богохульствуй, Прохор!
–Пошёл прочь отсюда! – уже не сдерживал себя Волгин. – И все убирайтесь! Живо! Я хочу с отцом побыть!
Отец Игнатий, покачав головой и перекрестившись, вышел, а за ним и все остальные. Анна Николаевна обливалась слезами, не в силах ничего сказать. Прохор разделся и тяжело опустился на скамью рядом с гробом.
–Это я во всём виноват, я, – прошептал он. – Я должен был быть рядом с тобой и не допустить этого! – парень закрыл лицо руками, слёз не было, только била нервная дрожь, слишком велико для него оказалось потрясение.
В голове без конца вертелась лишь одна мысль – тот вещий сон, который приснился ему на постоялом дворе. А он не придал ему значения. Ведь знак это был, родную кровь он почувствовал. И ничего уже не изменишь. Не хочется дальше жить, ничего больше не хочется…
Глава 19
Софья и Анна Николаевна сидели за столом в гостиной и тихо беседовали. В руках девушки была вышивка. За окном шумел ветер, крупные хлопья снега бились в стёкла. Где-то тоскливо выла собака.
– Какая же зима нынче суровая, – вздохнула Анна Николаевна. – Сплошные вьюги да морозы трескучие. Дал бы Бог до весны дожить, до тёплых денёчков, солнышку порадоваться…
– Не печальтесь, дорогая Анна Николаевна, всё обязательно будет хорошо! – Софья поднялась с кресла и, подойдя к свекрови, обняла её. – Давайте я ещё по чашечке чая принесу?
– Спасибо тебе, Софьюшка! Что бы я без тебя сейчас делала, не представляю! Давай ещё посидим, почаёвничаем. Может, и Прошенька подъедет тем временем…
Софья через силу улыбнулась ей и пошла на кухню за чаем. Там она быстро смахнула набежавшие слезинки, и присев на табурет, закрыла лицо руками. За окном глухая полночь, ни в одном доме света уж не увидишь, а Прохора до сих пор нет. И это не в первый раз.
После похорон Андрея Ивановича его словно подменили. Две недели уже прошло, а он сам не свой. Замкнулся в себе, никого не слушает, а Софья для него и вовсе как чужая стала. Конечно, она понимает, какое это огромное горе – потеря отца, но ведь она просто хочет быть с ним рядом, утешить его, поддержать в трудную минуту, но Прохор упорно продолжает отталкивать и её, и Анну Николаевну. Забросил все дела… На поминках народу очень много было, к нему пытались сунуться с разными предложениями и вопросами купцы, торговцы, приказчики. Но Волгин своим свирепым видом давал им понять, что его сейчас лучше не трогать.
Каждый день народ с утра до ночи порог обивает, а он всем от ворот поворот даёт. Антон, Митя, да ещё пара надёжных людей пока пытаются свести концы с концами. Но что дальше будет? У Андрея Ивановича всё схвачено было – и торговля обширная, и производство, не говоря уже об огромном хозяйстве. Работники волю почуяли, молодого хозяина требуют, а он и носа не кажет. Целыми днями Прохор сидит в кабаках, да в трактире или по друзьям ездит. Домой возвращается глубокой ночью, а то и вообще под утро, спать ложится в отцовском кабинете, ни разу не являлся ещё трезвым. Встаёт к обеду – и за бутылку сразу.
В полицейском участке погром устроил, когда ему сказали, что преступники никаких следов не оставили и найти их будет невозможно. Да и, видать, не лыком они шиты, раз про ценные иконы откуда-то прознали. Прохор, услышав это, швырнул попавшиеся ему под руку бумаги в лицо пристава, и только стараниями друзей его выпустили к ночи из камеры. Софья изо всех сил пыталась отогреть его душу добром и лаской, но Прохор смотрел на неё как на врага.
Пробовала она со своим отцом помириться, да Настя ей сказала со слезами на глазах, что Борис Ильич приказал на порог её не пускать. Одно утешало девушку – доброе отношение к ней Анны Николаевны. Женщина, несмотря на своё горе, с первых дней приняла её как родную дочь и души в ней не чаяла.
Вздохнув, Софья налила в стаканы чаю из самовара, добавила мёда, и вернулась в гостиную.
– Сонечка, ты уж не обижайся на Прохора. Трудно ему сейчас, – уловив её настроение, тихо сказала Анна Николаевна.
Девушка не успела ничего ответить, так как во дворе раздались голоса.
– Проша! – воскликнула Софья и кинулась в сени, а потом и вовсе выбежала на крыльцо.
Ледяной ветер с колючим снегом ударили ей в лицо и она, задохнувшись, поплотнее закуталась в шаль. Волгин вылез из саней и, слегка пошатываясь, поднялся на крыльцо.
– Иди спать, нечего меня дожидаться, – сухо сказал он и прошёл мимо девушки в дом.
Софья проглотила комок в горле и забежала следом. В прихожей Волгин сбросил сапоги и тулуп и прошёл в кабинет, не обращая внимания на расспросы матери, где он был и почему так поздно. Софья вдруг не на шутку разозлилась и решительно ворвалась в кабинет следом за ним. Прохор расположился на диване с бутылкой коньяка. Девушка подошла к нему и вырвала бутылку из его рук:
– Хватит уже! Если тебе до меня дела нет, то хотя бы мать пожалей! У неё не меньшее горе, чем у тебя!
– Дай сюда! – устало отмахнулся Прохор.
– Нет! – твёрдо произнесла Софья. – Возьми себя в руки, в конце концов! Почему ты отталкиваешь нас?! Мы ведь тебе добра желаем!
Прохор молча поднялся с дивана и направился к девушке. Софья разжала руку, и бутылка со звоном разлетелась на осколки по паркету. Резко запахло дорогим алкоголем. Волгин так взглянул на неё, что Софья испугалась, думая, что он собирается ударить её. Но парень схватил её за плечи и, вытолкав из кабинета, закрылся на ключ.
– Оставьте меня в покое! – послышался его раздражённый голос из-за двери.
Подоспевшая Анна Николаевна обняла заплакавшую девушку.
– Соня, что случилось? Он ударил тебя?
– Нет, – покачала она головой. – Пойдёмте спать, Анна Николаевна. Он не желает нас видеть, – горько усмехнулась Софья, вытирая непрошеные слёзы.
*** *** ***
Назавтра повторилось то же самое. К полудню Прохор уехал, как обычно не пообедав дома. И вернулся поздним вечером навеселе, вновь уединившись в кабинете.
Анна Николаевна и Софья находились в зале. Девушка читала вслух книгу. Как вдруг в комнату вошёл Тихон.
– Там во дворе барин ждёт, хочет с хозяином поговорить!
– Кто таков? – удивлённо вскинула брови Анна Николаевна. – Да ещё в столь позднее время?
– Рязанов Степан Игнатьевич, – ответил старый кучер.
– Да тише ты! Нечего ему здесь делать! – замахала руками Анна Николаевна. – Скажи, что спит уже хозяин, пускай днём приходит.
Внезапно в залу ввалился сам Рязанов, весь красный от ветра и мороза.
– Прошу прощения, что без приглашения! – загремел он. – Но уж больно мне нужно Прохора Андреевича увидеть! Всё никак его застать не могу! Вот и решил попытать удачи на ночь глядя!
– Спит он давно, – сердито сказала Анна Николаевна. – В другой раз заходите!
Но тут на пороге появился сам Волгин, который услышал бас Рязанова и решил выйти.
– Чего тебе надо? – недружелюбно взглянул он на купца.
– Дело одно обсудить хочу, Прохор. Ты ведь теперь новый хозяин – с тебя и спрос!
– Пойдём, – Волгин кивком головы пригласил его пройти за собой.
В кабинете он опустился на диван, закинув нога на ногу, не предложив гостю даже присесть. Рязанов усмехнулся в бороду, и, распахнув медвежью шубу, сам уселся на плетёный стул.
– Будет тебе дуться из-за Катерины, Прохор! Я же на тебя обиду не держу за выбитые окна! Что было – то прошло! Кто старое помянет – тому глаз вон…
– А кто забудет – тому оба! – с неприязнью ответил Волгин. – Давай ближе к делу. Неспроста же ты пришёл…
– Коньячком балуешься, – продолжал усмехаться Степан Игнатьевич. – Скажу тебе начистоту, дорогой мой Прохор, вести дела как твой отец покойный, ни черта у тебя не выйдет. Разоришься – по миру пойдёшь! А у тебя жена молодая, мать. Семью содержать надо. Да и сам ты привык к вольной да весёлой жизни у отца-то за пазухой…
– Ты к чему клонишь? – вспыхнул Прохор. – Со своими делами и семьёй я сам разберусь! И не позволю никому мне указывать, а уж тебе тем более! Тоже мне, советчик нашёлся!
– Не кипятись, а выслушай меня сначала! Не буду ходить вокруг да около. А предложу тебе вот что. Продай-ка ты мне половину лавок, да и здание это, которое под ресторан у вас намечалось. Да ещё бы мельницы и маслобойню впридачу. Мне тут будет, где развернуться. Заплачу я щедро, на жизнь денег хватит с избытком. Всё равно тебе со всем не управиться, потом спасибо мне скажешь! Оставишь себе пару лавок в нашем городке – будешь сыт, пьян и нос в табаке!
– Вон пошёл! – рявкнул Волгин, вскочив с дивана.
– А вот кричать на меня не надо! – Рязанов тоже поднялся со своего места. – Ты подумай денёчка три, я тебя не тороплю, а я покуда все бумаги подготовлю.
– Убирайся, гад ползучий, пока я не приказал собак на тебя спустить! Ишь чего захотел! Вот тебе бумаги! Получай! – Прохор запустил в него бутылкой недопитого коньяка.
Рязанов неуклюже, но всё же успел увернуться. Бутылка, пролетев над его головой, со звоном разбилась о стену.
– Ты об этом пожалеешь! – прошипел Рязанов. – Куда тебе со мной тягаться, щенку! Уничтожу! Но сначала посмеюсь, глядючи на то, какой из тебя купец получится! Один гонор к делу не пришьёшь, а у тебя кроме него ничего и нет! – с этими словами он вышел из кабинета, бормоча себе под нос проклятия.
Анна Николаевна и Софья облегчённо вздохнули после ухода Рязанова. Но из кабинета вновь послышался грохот.
– Я посмотрю, – кинулась туда Софья.
Плетёный стул, на котором сидел Рязанов, валялся на полу вместе с опрокинутой этажеркой. Прохор сидел на диване, уронив голову на руки. Девушка несмело подошла к нему, и нежно обняв, прижала к себе, гладя его по спутавшимся русым кудрям.
– Прошенька, милый мой, успокойся, всё образуется, вот увидишь…
Несколько мгновений парень сидел, не шелохнувшись, но потом резко отбросил руки Софьи, вскочил и громко позвал Тихона.
– Чего изволите, барин? – появился в дверях старый слуга.
– В следующий раз, когда этот гад явится сюда, спускай на него собак! Ты понял меня?
– Помилуйте, Прохор Андреевич, как же так?
– Я спрашиваю, ты понял меня?! – повысил голос Волгин.
– Понял, как не понять, – вздохнул Тихон и вышел из кабинета.
– Захотел все отцовские труды к рукам своим поганым прибрать, стервятник проклятый! – лицо Прохора пылало от гнева. – Ну, попробуй, сунься ещё раз только, я тебе покажу мельницы и маслобойню!
Волгин подошёл к большому дубовому секретеру, вытащил из него револьвер и положил на стол. Софья смертельно побледнела.
– Проша, я тебя умоляю, убери его! Ты с ума сошёл! Пропади он пропадом этот Рязанов!
– Иди к себе, сейчас же! – не терпящим возражений тоном, сказал ей Прохор.
Софье ничего не оставалось, как выполнить его просьбу. Она думала, что вовсе не уснёт в эту ночь. Не раздеваясь, она прилегла на постель, зябко кутаясь в шаль, свернулась клубочком и стала прислушиваться к ветру, бушевавшему за окном, и далёкому лаю собак. Скоро закончится лютый февраль, и наступит, наконец, долгожданная весна. Думая о тёплых солнечных деньках, и вспоминая прекрасные цветы в родительском саду, Софья незаметно для себя задремала.
Тихие осторожные шаги в спальне заставили её вздрогнуть и мгновенно проснуться. Возле кровати стоял Прохор, блики горевшей свечи освещали его бледное осунувшееся лицо. Одни глаза сверкали лихорадочным блеском.
– Проша, ты напугал меня, – улыбнулась она, садясь на постели.
– А кого ты ещё ожидала здесь увидеть? – усмехнувшись, хрипло произнёс Волгин, присаживаясь рядом с ней.
От него слабо пахло спиртным и берёзовым веником. Софья заметила, что у него влажные волосы.
– Ты что, на ночь глядя в баню ходил? – спросила она.
– Мне надо было прийти в себя…
– А бледный какой… Может, чаю принести или покушать чего?
Прохор отрицательно покачал головой и огляделся по сторонам. Со дня приезда он не заходил в свою спальню и теперь видел, что здесь стало гораздо уютнее благодаря Софье. Красивые новые шторы на окнах, сундук в углу с её вещами, узорное белоснежное покрывало на постели.
– Ты ложись, – прервала его размышления девушка. – Давай я постелю. После баньки уснёшь сразу. А утро вечера мудренее…
Прохор послушно поднялся с кровати и встал рядом, наблюдая за Софьей. Она быстро свернула покрывало, откинула пуховое одеяло, взбила белоснежные подушки. Прерывисто вздохнув, Прохор шагнул к ней и сжал жену в объятиях, уткнулся лицом в её волосы, пахнущие полевыми цветами. Софья замерла, удивлённая его неожиданной лаской.
– Иди ко мне, – зашептал он, разворачивая девушку лицом к себе, и находя своими губами её губы. – Знаю, что ты вправе ненавидеть меня за последние дни, но я всё равно тебя не отпущу. Ты так нужна мне сейчас… И всегда будешь нужна…
– Милый мой, родной Прошенька, я люблю тебя, – обрадованно сказала Софья, прижимаясь к его груди. – Как хорошо, что ты пришёл. Не отдаляйся от меня так больше никогда. Ведь мы единое целое, не забывай об этом.
– Да, и в горе, и в радости, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит нас. Лишь сейчас я понял всю важность этих слов, – говорил Прохор, покрывая лицо жены жаркими поцелуями, и чувствуя, как по телу разливается живительный огонь.
Только благодаря её любви, нежности и ласке ему снова захотелось жить. Даже страшно подумать, что бы с ним сейчас происходило, если бы Софьи не было рядом. И Прохор, как в омут, бросился в её объятия, желая скорее позабыть все свои страхи, тревоги и сомнения. Он обязательно со всем справится – теперь он был в этом уверен.
Глава 20
Утром, едва забрезжил рассвет, Прохор тихонько выбрался из тёплой постели, стараясь не потревожить сон Софьи. Но девушка тут же приподнялась на локте.
– Ты куда, Прошенька? – встревоженно спросила она.
Парень присел обратно на постель, и, взяв жену за руку, заглянул ей в глаза.
– Соня, я обещаю, больше вам с матушкой не придётся тревожиться за меня. Я в порядке, правда! Нужно срочно заняться делами, пока всё прахом не пошло. Я не могу допустить, чтобы многолетние труды отца пропали даром!
– Конечно, – кивнула Софья. – Только, умоляю тебя, не связывайся с Рязановым!
– И не собираюсь! Надеюсь, он меня хорошо понял вчера и не сунется больше со своим предложением, а не то…
– Проша!
– Всё, молчу, – улыбнулся он, целуя Софью. – Я люблю тебя, душа моя, и у нас всё будет хорошо! Клянусь тебе!
Наскоро перекусив на кухне у Акулины, Прохор велел Тихону запрягать лошадей. Анна Николаевна очень удивилась, увидев сына на ногах спозаранку, да ещё и со счастливой улыбкой на лице.
– Матушка, прости меня за моё ужасное поведение, – парень крепко обнял мать и прижался щекой к её лицу. – И я безумно рад, что у вас с Соней сложились такие прекрасные отношения!
– Как же можно Сонечку не любить, – улыбнулась Анна Николаевна. – Именно о такой жене я для тебя и мечтала! Она просто чудо! Проша, ты и у неё обязательно прощения попроси, она вся извелась, испереживалась за тебя…
– А мы с ней ещё вчера помирились! – весело доложил Прохор. – Ну, ладно, побегу я, надо срочно за дела браться, а то и так столько времени зря потерял!
– Проша, подожди минутку, – задержала его мать. – Зачем вчера Рязанов приходил? Что ему от тебя понадобилось? Из-за чего ты так расстроился после его ухода?
– Уже неважно, – отмахнулся Прохор, набрасывая шубу, и направляясь к выходу. – Ни о чём не беспокойся! К ужину ждите меня! – и он исчез за дверью.
*** *** ***
Дни полетели за днями… Прохор почти не находился дома, с головой погрузившись в торговое дело, сходу вникая во все его тонкости и нюансы. Местные купцы, поначалу с сарказмом относившиеся к молодому Волгину, и между собой посмеивающиеся над ним, вскоре поняли, что ему палец в рот не клади, живо всю руку откусит. То ли ему как новичку просто везло, то ли пригодились врождённые сметливость, ловкость и изрядная доля хитрости, необходимые в этом деле, но чутьё ещё ни разу не подводило его, и он безошибочно извлекал пользу и выгоду из любой сложившейся ситуации. Рязанов, первые дни трубивший на каждом углу о том, что разоряющийся сынок покойного Волгина вот-вот прибежит к нему и будет на коленях умолять его о сделке, вскоре прикусил язык, затаив злобу.
А Прохор сам удивлялся себе и порой даже не понимал, откуда он знает, что нужно поступить именно так, а не иначе. Со всеми приказчиками и работниками он быстро нашёл общий язык и они, почувствовав твёрдую руку молодого хозяина, уяснили, что с ним фокусы не пройдут. Прохор даже поймал себя на мысли, что ему нравится такая жизнь, а ведь ещё совсем недавно батька из-под палки заставлял его помогать ему. Сейчас парень был благодарен отцу за полученные знания и опыт, без них ему бы ох как туго пришлось! Спасало ещё и то, что у Андрея Ивановича дела всегда велись в идеальном порядке. Антон стал правой рукой Прохора и очень сильно помогал во всём своему барину.
Довольно скоро Волгин почувствовал в себе силу и спокойствие, уверенность в завтрашнем дне и уже не суетился, словно на пожаре. Ему удалось сохранить все связи, налаженные его отцом, всех поставщиков и покупателей. Через месяц непрерывного контроля и постоянных разъездов Прохор вздохнул с облегчением. Пожалуй, он может собой гордиться. Посмотрел бы на него сейчас батька! Вот бы порадовался-то!
Весьма пригодились Волгину и его всегдашняя наглость и уверенность в себе, а также готовность и смелость рискнуть там, где было нужно. Очень быстро он стал своим в кругу местной знати и купечества. Первым приглянулись его острый ум, независимость в суждениях и аристократическая гордость, несомненно присутствующая в нём, несмотря на его происхождение. А вторым пришлись по душе крепкая хватка Прохора в деловых вопросах, его дальновидность и расчётливость. Всё реже вспоминали шебутные гулянки Волгина и всё чаще говорили, что он по праву занял место своего отца – первого купца в городе, человека всеми уважаемого и справедливого.
Но, конечно, тут же нашлись и завистники, и недоброжелатели, которые считали, что ненадолго Прохор за ум взялся, молод ещё он очень, да и склад характера у него явно не отцовский. Слишком уж горяч, вспыльчив и горделив молодой Волгин, наломает дров, да и, пожалуй, такая степенная жизнь ему скоро наскучит. Сколько волка не корми…
Прохор и сам чувствовал, что иногда он не в силах совладать со своим бешеным норовом: сорваться и накричать хоть на кого, если что ему не любо или заденет его кто, на это он был горазд. Вспыхнет как порох, наговорит порой, чего бы и не следовало, потом отойдёт и самому стыдно станет… Ну, ничего, со временем он обязательно научится сдерживать свои эмоции. По крайней мере, Прохор на это надеялся.
Уладив дома все дела, и убедившись, что ничего непредвиденного не должно случиться, Волгин укатил в столицу. Там ему нужно было наладить кое-какие связи, завести полезные знакомства, а самое главное – попытаться найти компаньона, который поможет ему в открытии ресторана. Прохор понимал, что одному ему это не по силам. А так хотелось бы к лету осуществить свою мечту! Он буквально заболел этой идеей и поклялся себе сделать всё возможное и невозможное для её воплощения!
*** *** ***
Софья вышла на крыльцо и вдохнула полной грудью свежий весенний воздух. Весна нынче выдалась ранняя, снег сошёл быстро, и яркое горячее солнышко уже подсушило землю. Лишь в лесу ещё оставались грязные серые сугробы, прятавшиеся в укромных тёмных уголках под деревьями, да в оврагах. Почки на деревьях разбухли и со дня на день должны были проклюнуться первые нежные ярко-зелёные листочки.
Сегодня, в такой чудесный день у девушки были именины, ей исполнилось восемнадцать. Анна Николаевна устроила грандиозный праздничный обед и подарила невестке красивейшие серьги – подвески с бриллиантами, которые передавались в их роду по наследству. Приходили гости – Любашка Морозова, Антон, Митя, а самое главное – Мария Петровна, мать Софьи. Она сказала, что Борис Ильич всё ещё сердит на неё, но по нему видно, что он очень доволен зятем и скоро обязательно сменит гнев на милость. Единственное, что омрачало радость Софьи в этот день – отсутствие Прохора. А без него всё было не то и не так…
Волгин обещал во что бы то ни стало вернуться к её именинам. Он жил в Петербурге почти целый месяц, и за это время Софья не получила от него ни одной весточки, даже телеграмму не соизволил отправить. Вот как он свои обещания держит! Девушке было обидно до слёз, она безумно скучала по мужу и без конца изводила себя ревнивыми мыслями, представляя Прохора в обществе столичных барышень. Софья хотела поехать вместе с мужем, но он категорически отказался брать её с собой, оправдываясь, что он там будет очень занят, и она только помешает ему.
Сегодня она надеялась до последнего, стараясь не показывать гостям своего нервного ожидания. И всё напрасно… Может, и забыл он уже про неё, закружилась голова от новых впечатлений, вот и домой не тянет. На крыльцо вышла Анна Николаевна и приобняла девушку за плечи:
– Сонечка, да не волнуйся ты попусту! Может, вечером приедет ещё, ну в крайнем случае завтра поутру! Мало ли почему в дороге задержался! Прохор у нас отчаянный, с ним ничего не должно случиться плохого!
Софья похолодела. Ведь и правда, в дороге столько опасностей, а она об этом и не подумала, совсем уже с ума сошла со своей глупой ревностью! А вдруг в самом деле что серьёзное стряслось?! Девушка сорвалась с места и стремглав убежала в дом. Анна Николаевна только головой покачала, она тоже начинала тревожиться за сына, но материнское сердце подсказывало ей, что с Прохором всё в порядке, и скоро он будет дома.
Софья упала на кровать и истерично разрыдалась. Господи, только бы с Прошенькой всё было хорошо! Если он завтра не приедет, она точно с ума сойдёт от беспокойства!
– Софья Борисовна, вот возьмите, попейте водички, полегче станет! – протянула ей стакан воды Настя.
Её горничная сейчас жила здесь, в доме Волгиных. Софья, затосковавшая после отъезда мужа, попросила разрешения у Анны Николаевны, чтобы Настя снова была при ней. Служанка давно уже уговаривала Софью забрать её к себе, ведь привыкла она к своей барышне, да вместе и веселее им будет. Свекровь, конечно же, была не против, напомнив Софье, что теперь это и её дом тоже и она в нём полноправная хозяйка.
– Стучать надо прежде, чем заходишь! – сердито сказала девушка, не желая, чтобы кто-то видел её слёзы.
– Так я же стучала! – сделав честные глаза, воскликнула Настя. – А вы не слышали, плачете, убиваетесь, вот я за водичкой и сбегала!
Софья села на кровати, вытерла глаза, и, взяв стакан из рук служанки, отпила несколько глотков.
– Вы из-за того расстроились, что Прохор Андреевич не приехал?
– Вовсе нет! Просто беспокоюсь немного…
– Да уж, после случая с Андреем Ивановичем как же не беспокоиться! – вздохнула Настя.
– Ох, замолчи ты, без тебя тошно! – Софья допила остатки воды, изо всех сил стараясь взять себя в руки и не поддаваться напрасным страхам.
– А я зачем зашла-то! – спохватилась Настя. – Вам письмо пришло от Ольги Павловны!
Софья забрала у неё конверт и попросила оставить её одну. От Ольги Великасовой, в гостеприимном доме которой они останавливались в Переладове, она получала уже не первое письмо. Ольга ответила на оставленное послание Софьи, и между девушками завязалась искренняя дружеская переписка. Они нашли друг в друге родственные души и хотели поскорее встретиться. Софья с улыбкой распечатала конверт и развернула длинное письмо. Как хорошо, что оно пришло именно сейчас, когда ей необходимо отвлечься от мучительных переживаний. Ольга по её просьбе подробно описывала свою жизнь за границей, живо и красочно излагая свои мысли, чувства и впечатления. Ещё девушка писала, что ей очень одиноко, так как отец погружён в дела, и она безумно рада, что в её жизни появилась Софья, ведь она всегда мечтала о такой подруге. В конце письма Ольга поздравляла её с именинами и выражала надежду на скорую встречу.
Софья достала бумагу и чернила, решив незамедлительно написать ответ. Как в комнату влетела запыхавшаяся Настя:
– Приехал! Прохор Андреевич приехал! – радостно сообщила она.
Софья вскочила и бегом кинулась следом за служанкой во двор. В распахнутые ворота уже въезжала коляска.
– Видишь, Сонечка, я как знала, что Прохор наш сегодня приедет! – говорила Анна Николаевна, тоже вышедшая встречать сына. – Да он, кажется, не один пожаловал!
Действительно, в коляске сидели двое. И Софья с трудом признала, который из них её муж. Уже собравшись броситься ему навстречу, она остановилась, поражённая изменениями, произошедшими в нём. Высокий франт, лихо соскочивший с подножки коляски, был совсем не похож на того Прохора Волгина, которого она знала. В новеньком бежевом костюме и такого же цвета широкополой шляпе, в блестящих белых лаковых туфлях он показался ей каким-то чужим и далёким. Опомнилась она уже в объятиях Прохора.
– Софьюшка, моя родная, прости, что опоздал! С праздником тебя, любимая! Я тебе столько подарков привёз! – зашептал он ей на ушко своим бархатистым голосом.
– Ничего мне не надо, ты – мой самый дорогой подарок, самый бесценный, – сказала Софья, крепко прижимаясь к нему.
Прохор нагнулся и нежно поцеловал жену в губы, а она обхватила его рукой за шею, желая ещё немного продлить сладкий поцелуй. Затем отстранилась, раскрасневшаяся и смущённая, но безумно счастливая. И, только сейчас вспомнив про гостя, покраснела ещё сильнее. Незнакомец вылез из коляски и с любопытством поглядывал в их сторону. Он был молод, хорош собой. Чёрные как смоль волосы и смуглая кожа выдавали в нём иностранца. На мужчине был синий клетчатый сюртук и светлые брюки.
Прохор, обняв и поцеловав мать, подошёл к нему и, дружески похлопав его по плечу, весело сказал:
– Позвольте представить вам моего компаньона и друга Лоренцо Моретти! Он один из сынов солнечной Италии!
– О, я только наполовину итальянец, – белозубо улыбнулся Лоренцо. – Моя мать русская и живу я последние годы в России. Мне здесь очень нравится! Видимо, сказывается влияние корней! – говорил он приятным баритоном с едва заметным акцентом.