Za darmo

Трудно быть немцем. Часть 1 Клара

Tekst
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Глава 7

Встреча на рынке

Пётр Онуфриевич неспешно шёл к рынку. Старая металлическая вывеска «Базар» на кирпичных столбах выглядела как прежде. Сколько себя помнил Пётр, все новости города стекались сюда.

«Да – а, обеднел базар» – подумал майор. Вдоль стены с лавками вытянулась очередь за хлебом, ждали, наверное, со вчерашнего дня. Торгующих за полупустыми прилавками было мало. Соль, крахмал теперь продавали мерными ложечками, а не на вес, как раньше. Да и то, чаще меняли на вещи.

Полицаи вели себя нагло. Под видом проверки документов придирались к предъявленным бумагам и вымогали приглянувшееся у несчастных, угрожая отвести в полицию. Твари!

Неожиданно в серой массе людей мелькнул знакомый силуэт. Пётр решил не догонять, а сделать круг и выйти навстречу человеку.

«Да, точно, лицо знакомое, вот только откуда …» – память Петра не давала ответ.

Худощавый мужчина стрельнул глазами, и во взгляде тоже мелькнуло узнавание.

«Значит, не показалось» – майор остановился у старика, торговавшего махоркой, прикрыл глаза, примерил мысленно форму, как учили. Петлицы со знаками различия на форменном воротнике послушно дополнили образ: Академия имени Фрунзе. Именно там его видел.

Знакомец не торопился уходить, внимательно окинул взглядом проход между прилавками, отошёл к стене с витриной магазинчика подождал, пока Пётр двинется к выходу.

«Смотрит за мной в отражении стекла. Насторожен». Майор не спешил, дал ему возможность осмотреться и принять решение.

Так и вышло. Поравнявшись с ним, Кравченко услышал:

– Закурить не найдётся?

Протянул спички.

Склонившись к огоньку, парень тихо выдохнул:

– Узнаёте? Я Костя Рябой, был слушателем, как и вы.

Так же тихо Пётр ответил:

– Точно. Ты как здесь?

– Да у тёщи живу. Служу конюхом в стройконторе.

– Ясно, а я сапожничаю понемногу.

– И всё? – в глазах Константина засветилась лукавая искорка. Рябой не сомневался, что майор не может просто так по своей прихоти стать сапожником. – Давай, встретимся вечером, подходи к семи в конюшни со стороны проулка. Там калитка будет открыта.

Пётр кивнул, прощаясь.

Бродить по городу до вечера не хотелось, но провериться не мешало. Покружив переулками и убедившись, что слежки нет, Кравченко вернулся к сестре.

***

Уже в сумерках, прихватив отремонтированную пару обуви, на случай, если остановит патруль – предъявить вместе с патентом, майор отправился к заднему двору стройконторы.

Рябой ждал. Провёл Петра Онуфриевича через неприметную дверцу в торце конюшни, рядом с калиткой.

В крайнем отсеке, не занятом лошадьми, конюхи соорудили себе уютный закуток. На ящиках и тюках с соломой лежали изношенные ватники. С прохода между стойлами сидящих и не разглядеть за высокими перегородками.

– Проходи, гость дорогой. Это наш с мужиками кабинет. Я дежурю сегодня, а сторож у главного входа сидит. Здесь нас никто не услышит.

У торцевой стены из старого кирпича потрескивала буржуйка.

Тусклые лампочки, горевшие в проходе, слабо освещали беленую стену с окошком у потолка.

Пётр нащупал в кармане, захваченные на чердаке мелкие яблоки, протянул одно Рябому, изображая смущение, спросил:

– А можно … угостить? – кивнул на соседний загон.

– Давай, – хмыкнул Константин.

«Похоже, догадался, что я проверяю: нет здесь кого то ещё. Ну и ладно».

Лошади деликатно приняли угощение, пегая благодарно ткнулась в шею бархатными губами.

Майор присел на ящики, прислонился спиной к дощатой перегородке, прислушался к себе: ощущения опасности не было. Лошади аппетитно хрустели сеном, шумно вздыхали. Тепло от буржуйки приятно согревало, мирная обстановка располагала к беседе.

Разговор этих кадровых военных, разными дорогами оказавшихся в Павлограде, был похож на прогулку по минному полю. Каждый ждал откровенности от собеседника, а сам остерегался открываться.

Первым не выдержал Константин:

– Слушай, это похоже на пляску с медведем: шаг вперёд – два назад. Пока не сможем доверять друг другу, каши не сварим, – совсем тихо добавил, – меня направили из штаба разведки фронта установить связь с подпольем…

Многое открыли они друг другу. Позже Пётр Онуфриевич понял для себя, почему смог довериться Константину, не побоялся предательства и провокаций. В какой-то момент осознал: если никому не доверять, выйти на подпольщиков никогда не сможет. Вот и положился на свою интуицию.

Информация, которой поделились с Константином в штабе разведки перед отправкой, была крайне скудной. Сказывалась сумятица постоянных отступлений. Адреса явок нужно было проверять. Майор стал для Рябого отличным проводником в незнакомом городе. В свою очередь, городские новости и слухи, стекавшиеся в стройконтору со всех объектов реконструкции, затеянной оккупантами, были весьма информативны для Петра.

***

март 1942

Сташков

Андрей Павлович Караванченко взял из рук девочки томик стихотворений. Люда Грушко приходила с парой поношенной обуви, в каблуке или подкладке голенища была спрятана шифровка, ключом к которой был томик стихов.

Николай Иванович Сташков жил в Павлограде под фамилией Мысов Василий Иванович, связывался с Андреем шифрованными записками. Цифры означали номер страницы, номер строки по порядку сверху и номер буквы в строке. Если не знать о какой книге речь, расшифровать невозможно. Чаще всего томик Лермонтова хранился у школьницы Люды, и книгу и записки девочка приносила Петру Ильичу Зуеву – соседу Андрея, а тот передавал Караванченко. Ответы отправлял по другому каналу совсем другим почерком, такие предосторожности совсем не казались лишними после провала Днепропетровских подпольщиков.

Люда Грушко звала Сташкова «дядя Вася».

Цвет бумаги, служившей обложкой, менялся. Это был условный знак – Сташков просил о явке. После той зимней встречи в лесу с командирами партизанских групп, они не виделись. С тех пор многие погибли в стычках с фашистами и облавах карателей. Устроенные в лесу схроны и землянки не спасали зимой.

Прилегающие к редким лесам сёла, оказались под пристальным вниманием карательных батальонов и полицаев. Такой лес не мог служить надежным укрытием, пришлось искать убежище Николаю Ивановичу у проверенных людей в Павлограде, иногда в Новомосковске, под видом квартиранта или родственника. Долго задерживаться нигде нельзя. Сташков был измождён и простужен, ему предстояло обойти всю область, чтобы восстановить связи подполья после череды провалов в Днепропетровске.

Чаще всего встречались у Садовниченко, вырабатывали способы диверсий на предприятиях города и железной дороге, обдумывали возможность спасения пленных из концлагеря, готовить к восстанию запасы оружия и боеприпасов.

Полицай Михаил Ларцев, тоже подпольщик, наблюдал за улицей, подстраховывая эти встречи.

Караванченко не спрашивал, где Сташков живёт – лучше не знать, но и отпускать его в таком состоянии опасно, отлежаться надо, человек с температурой не в состоянии бдительно отслеживать окружающую обстановку.

Все контакты со связными Андрей Павлович вёл через сапожную мастерскую, неприметная будочка недалеко от рынка естественно вписывалась в городской ландшафт. По месту жительства Андрея страховал надежный сосед Пётр Ильич Зуев. Дом был общий на двух хозяев. Сначала связной заходил в его квартиру и, лишь убедившись в надежности посетителя, старик Зуев звал Андрея к себе.

Новости были тревожными. В здании школы фашисты разместили 213-ю карательную дивизию СС барона фон Чаммера, там круглосуточно шли допросы захваченных во время нового карательного рейда по окрестным лесам. Большая часть партизан погибла в Орловщанском и Самарском лесах. Прятаться в жидком редколесье было негде. Пришлось остаткам отрядов раствориться среди местного населения. Уцелели единицы, те, кому было поручено выбираться поодиночке, чтобы выйти на связь с подпольем, поэтому они ушли накануне из лесного лагеря. В их числе ушёл и Сташков.

Николай Иванович устроился делать зажигалки вместе с соседом железнодорожником. Спичек не хватало, и на зажигалки возник естественный спрос, причём их охотно покупали и румыны и итальянцы, чаще меняли на шоколад.

Металл брали из гильз, валявшихся в избытке. Дочь хозяина дома Люда снова зашла с томиком стихов – своеобразной шифровальной книгой, отнесла сообщение в сапожную мастерскую Андрея Павловича. Зашифрованное донесение, как всегда, было в каблуке на этот раз стареньких маминых туфель.

***

Угрозы

В штабе карательной дивизии барона фон Чаммера не хватало переводчиков. Специальная команда "хауптманншафт" провела ещё одну успешную карательную операцию "Самара" по захвату партизан. На некоторых допросах генерал Чаммер присутствовал лично. Пришлось Лёхлеру откомандировать Клару в штаб карателей. Скорее всего, решил совместить с очередной проверкой. За несколько дней непрерывных допросов у Клары появилась седая прядь.

Особенно барона взбесила дерзкая акция молодых подпольщиков.

На всех щитах для объявлений, установленных возле каждого дома сельских старост и управах полиции, регулярно вывешивали "AUFRUF" распоряжения и указы. Один из таких листков и принёс полицай.

Под орлом со свастикой в два столбца на листе размещался приказ: слева текст на немецком, а справа, как обычно, перевод на русском языке.

Особенность была в том, что "перевод", внешне совпадая по размеру текста и шрифту, призывал не выдавать партизан немецким властям, а наоборот всячески поддерживать.

AUFRUF

Partisanen sind Deine Feinde!

Sie rauben Dein Vieh und Deine Nahrung.

Partisanen bedrohen Dein Leben!

WER PARTISANEN BEHERBERGT, UNTERST;TZT ODER

IHREN AUFENTHALT KENNT, OHNE IHN ANZUGEBEN,

WIRD MIT DEM TODE BESTRAFT.

Das Dort in dem Partisanen Unterst;tzung

 

finden, wird abgebrannt, die Einwohner enteignet,

der Starost erschossen. Es ist Dein eigener Vorteil,

wenn Du meldest! Du sicherst Dir Dein Leben

und erh;ltst ausserdem eine h;he Belohnung

an Geld oder Land

Nieder mit den Partisanen!

Helft den Weg f;r ein freies, gl;ckliches Leben

ohne die Henkershand der Kommissare ebnen!

Jeder ist verptfichtet ihm bekannte Aufenthaltsorte

und St;tzpunkte von Partisanen sotort

zu melden an – Dmuhaylovka –

oder an die n;chste deutsche Dienststelle

Die Angaben werden streng vertraulich behandeln.

Der Kommandanturen

ВОЗЗВАНИЕ

Партизаны великая сила!

Немцы отступают под ударами советских воинов.

Партизаны, бейте их с тыла!

НЕ ДАЙТЕ НЕМЦАМ УЙТИ ЖИВЫМИ. ЗАДЕРЖИВАЙТЕ ИХ.

ВЗРЫВАЙТЕ МОСТЫ, МИНИРУЙТЕ ПУТИ, ДЕЛАЙТЕ

НА ДОРОГАХ ЗАСАДЫ И ЗАВАЛЫ.

Отступая, немцы звереют ещё больше.

Они жгут сёла, уводят с собой на смерть

всех взрослых и даже детей.

Твою собственную хату они подожгут,

твою семью истребят. Ты

обеспечиваешь свою жизнь и жизнь

своих родных, уничтожая гитлеровских палачей.

Помогай партизанам!

Помогайте святому делу -

истреблению кровавых гитлеровских банд.

Каждый убитый тобою немец избавляет

тебя, твоё родное село –Дмухайловку–Магдалиновку–

от ужасной немецкой власти.

День освобождения нашего уже близок.

Командующий партизан

Когда барону перевели правую часть листа, на несколько томительных минут повисла мрачная тишина. Полицай уже клял себя последними словами за то, что сунулся в надежде на награду. Какой-то фельдфебель побагровел, сдерживая так некстати рвущийся кашель. Наконец фон Чаммер отложил лист и встал, похлопывая себя перчатками по обшлагу рукава, прошёлся по кабинету:

– Смело! – прошипел барон, – но глупо. Старост допросить! Всех причастных к провокации выявить и повесить! В случае саботажа розыска и укрывательство, взять в заложники семьи старост!

– Напоминаю! До сих пор не найдены причастные к подрывам автомобильных мостов у сёл Карабиновка и Знаменовка, к уничтожению трёх тягачей с топливными цистернами у Новотроицкого хутора, к поджогу казарм итальянских мотоциклистов, размещенных в Песчанке. При отсутствии результатов через пять дней, приказываю повесить взятых в этих сёлах заложников! Пусть празднуют!

[фон Чаммер унд Остен Эккарт Ганс (von Tschammer und Osten, Eckart Hans)

1885 г. рождения, уроженец г. Дрезден (Dresden, Саксония)

генерал-майор (Generalmajor)

командир 202-й охранной бригады (Sicherungs-Brigade 202, 27.04.1942 г. управление бригады преобразовано в 392-ю главную полевую комендатуру (Kommandant der Oberfeldkommandantur OFK392)

Обвинение:

по его приказу в ноябре – декабре 1941 года в городе Новомосковске Днепропетровской области были произведены массовые расстрелы советских граждан.

в марте 1942 года, под предлогом борьбы с партизанским движением, отдал приказ о массовом истреблении жителей Западной Белоруссии, согласно которому городе Лида, местечках Щукино, Воронов, Новоселье, Ивье и многих других населенных пунктах были расстреляны, повешены, сожжены или замучены тысячи мирных советских граждан,

в 1941 году в г. Кременчуг им был организован лагерь военнопленных, который, по общему признанию, заслужил название "лагеря смерти".

17 – 28.01.1946 г. перед военным трибуналом Киевского военного округа, заседавшим в доме офицеров Красной Армии в г. Киев (Украинская ССР) приговорён к смертной казни через повешение (приговор приведён в исполнение на площади Калинина в г. Киеве 29.01.1946 г.)

Минаев Дмитрий Николаевич "Суды над военными преступниками в СССР"]

[буквальный перевод с немецкого:

УКАЗ

Партизаны – твои враги!

Они воруют твой скот и продукты.

Партизаны угрожают твоей жизни!

КТО УКРЫВАЕТ, ПОМОГАЕТ ИЛИ ПОДДЕРЖИВАЕТ ПАРТИЗАН

ЗНАЕТ О МЕСТОНАХОЖДЕНИИ, НЕ СООБЩАЯ ОБ ЭТОМ,

БУДЕТ НАКАЗАН СМЕРТНОЙ КАЗНЬЮ.

Сёла, жители которых помогают партизанам

будут сожжены, жители изгнаны, а староста расстрелян.

Это в твоих интересах сообщить о таких фактах!

Ты защищаешь свою жизнь

и вправе получить вознаграждение

в виде денег или земли.

Долой партизан!

Помоги проложить путь к свободной и счастливой жизни

без репрессий красных комиссаров!

Помоги выявить убежище партизан.

Все обязаны сообщать о местонахождении

и базах партизан в ближайшее

немецкое представительство

Ваши сведения сохранятся в тайне.

Комендатура]

***

Едва шагнув на крыльцо штаба карательной дивизии, Клара услышала сзади:

– Шкура продажная! Сука!

Не оборачиваясь, прошла в здание.

"Господи, как же опротивели эти рожи. Постоянно присматриваются, вынюхивают, как я отношусь к тому, к сему. Сволочи, всё в вас мне отвратительно, чуждо, мерзко. Как тошно притворяться…" – Клара вздохнула.

Обнаружив у себя в шинели записку с обещанием расправиться с ней, как с предательницей Родины, Клара испугалась за детей. Едва дождавшись вечерних сумерек, посматривала в окно, когда же под вишней мигнёт огонек самокрутки Петра.

Посоветовавшись с ним, Клара положила лист с угрозами на стол обер-штурмфюреру Лёхлеру. Кравченко рассудил так:

«Если это дело рук гестапо, скрывать записку опасно, а если неизвестные патриоты решили напугать переводчицу, пусть фашисты знают, что она рискует, проявляя преданность оккупационным властям».

Отто Лёхлер поручил своим людям проверить всех, кто имел доступ в помещение штаба 213-й карательной дивизии барона и мог незаметно опустить записку в карман фрау Таблер. Поскольку никого так и не нашли, стало ясно, что записку подложили гестаповцы, чтобы проверить покажет её Клара шефу или утаит.

В целом, Клара устраивала его как помощница. Халтуру и разгильдяйство фрау Таблер не терпела. Поэтому к очередной затее с проверкой Лёхлер отнесся без энтузиазма, но и вмешиваться не стал.

***

Служивший в дорожной жандармерии Иван Кабак из поста в селе Межирич несколько дней следил за недавно зачисленным в отряд парнем, и… решил донести на него. К счастью, кулацкий сын не знал немецкого. Явившись прямо к Лёхлеру, он так и заявил с порога:

– Герр, обер-штурмфюрер, в отряде дорожной жандармерии красный командир.

Клара внутренне застонала: "Сволочь продажная, что делать, как перевести, чтобы Лёхлер ничего не понял?"

Спросила Кабака:

– Его фамилия вам известна? – и, не давая ему произнести её вслух, резко отвернулась и заговорила по-немецки, – Герр, обер-штурмфюрер, этот шуцманшафт дорожной жандармерии считает, что паёк, который он получает на службе у нас, недостаточен и позорит великую армию рейха. – Клара специально подобрала максимально дерзкий текст с расчётом, что Лёхлер взбесится от такой наглости и выгонит доносчика.

Лицо Лёхлера побагровело, немец яростно сжал кулаки:

– Этот недоносок считает, что мы пришли на эту землю, чтобы накормить его от пуза!? Или чтобы спасти от большевиков его шею? – жест, обведенный вокруг шеи, красноречиво указывал на виселицу.

Кабак попятился.

Клара, напустив на себя ледяное высокомерие, сказала:

– Вы суетесь в такие вопросы, что нарываетесь на виселицу. Обер-штурмфюрер Лёхлер не обязан согласовывать с ВАМИ каких людей назначать в отряд, – и тихо добавила, – тем более, своих доверенных агентов. Быстро уходите, пока вас не приказали вздернуть.

Кланяясь чуть не лбом в пол, жандарм шустро ретировался за дверь с прытью неожиданной для его комплекции.

Глядя на реакцию тупорылого жандарма, Отто даже развеселился:

– Ах, фрау Таблер, да вы грозная женщина, теперь я понимаю какой страх, вы напускаете на этих скотов, когда вместо меня проверяете посты на трассе.

Пётр не одобрил её поступок:

– А если тебя проверяли? Я столько раз говорил тебе об осторожности? Ты пришла сюда. А если за тобой следят?

От обиды и страха выступили злые слёзы.

– Ну, я же проверялась по дороге, а как же этот мальчик из концлагеря? Если бы перевела дословно, его бы расстреляли, а сначала измучили бы пытками, чтобы узнать, кто его снабдил документами. Разве так лучше?

– Ладно-ладно, прости. Я понимаю, в каком напряжении тебе приходиться работать. Но твоя безопасность дороже жизни этого пленного. Да, это цинично, но, пойми, тысячи жизней таких молодых лейтенантов и солдат зависят от сведений, которые ты приносишь из комендатуры. Твоя задача – стать непререкаемым авторитетом для отряда жандармов. В идеале, мы постепенно заменим всех этих "кабаков" на наших людей и получим легальный вооруженный отряд под носом у немцев.

Клара виновато кивнула.

***

март 1942

Начальник Фельдкомендатуры – Управления дорожной жандармерии Кривого Рога Франц Хайнеман с трудом вылез из "Кюбельвагена"– ноги затекли и замерзли.

[Volkswagen Typ 82 Kubelwagen – автомобиль повышенной проходимости военного назначения]

– Отряд дорожной жандармерии построен во дворе, – доложил писарь.

Отряд выглядел убого.

"Сброд какой-то" – поморщился Хайнеман, глядя на разношерстную публику шуцманшафта.

[Batalion Schutzmannschaft— охранное подразделение германской вспомогательной охранной полиции (нем. Schutzpolizei), сформированное из местных коллаборационистов]

Клара вздохнула, словно увидела их его глазами и осмелилась предложить:

– Герр, Хайнеман, было бы неплохо найти для них какую-нибудь униформу. Возможно форма подразделений Тодта…

Хайнеман демонстративно развернулся – не снизошёл до ответа. Это быдло даже в форме останется быдлом.

Глава 8

Прибер ищет подходы к лагерю

Степан Силович выделялся из любой толпы волнистой челкой, вьющейся из-под лихо заломленной на бок кубанки. Ворчание Андрея Павловича Караванченко по поводу провокационного дерзкого вида новоиспеченного фольксдойче, Степан просто игнорировал. Ему казалось, что такой вид как раз и не совместим в представлении немцев с образом подпольщика.

– Ну, в самом деле, – сверкал Прибер улыбкой, – кому придет в голову обыскивать "справжняго" фольксдойче Приберга? Всего одна буковка в документе, а как меняет впечатление?

– А твоя привычка – ходить с наганом? А остановят? Обыщут? – внушал Андрей.

– Та-а! Сам ортс-комиссар Венке, знает меня как проверенного фольксдойче! Скажу, что мне подбрасывали записки с угрозами, как фашистскому прихвостню, вот и пытаюсь себя обезопасить.

Важно другое – в батальоне жандармерии происходит нечто странное.

– А именно?

– Ты понимаешь, проверенные люди сообщают, что ежедневно на дорожные работы набирают на бирже или сгоняют из ближайших сёл. Но! Фактически на работах не хватает до ста человек, а по отчетам, составляемым обер-лейтенанту Лёхлеру, все работают в полном составе.

Не понимаю пока, кто за этим стоит, но то, что в 134-м украинском добровольческом батальоне охранной дорожной жандармерии есть наши люди – это факт! Надо осторожно искать связь.

Только познакомившись с Рябым, а с его помощью и с майором Кравченко, Прибер смог разобраться в этих «странностях».

А пока, важно было подготовить адреса запасных квартир, где готовы принять сбежавших из лагеря пленных, на время, необходимое для изготовления документов для них.

– Спрятать мало, надо подготовить бланки аусвайсов заранее. Облавы и обыски не только на улицах, в домах участились тоже. Сам знаешь – найдут, казнят и беглецов и хозяев дома. Ещё желательно, чтобы в доме не было малышей, дети не понимают, что можно говорить за пределами дома, могут легко проговориться.

Случай помог Приберу разобраться со «странностями» в батальоне дорожной жандармерии.

***