Пережить измену. Сборник рассказов

Любят одних, а женятся на других?

Нина Ивановна вышла замуж, когда её все и называли Ниной Ивановной. Засиделась в девках, что и говорить. Если бы не командированный на их завод Семён, так и сидела бы со своим принципом.

Полненькая, коротконогая, с простоватым лицом, где всё было как бы смазано, нечётко прорисовано, Нина Ивановна была доброй, простодушной и честной. Именно эти качества и мешали ей найти жениха.

Она не хотела просто встречаться, а хотела просто выйти замуж. За кого? Да за кого угодно! Это-то и отпугивало потенциальных ухажёров, которые, думая, что девка с такой внешностью прыгнет на любого, наталкивались на принцип:

– Сначала в ЗАГС – потом в постель!

Жениться никто не хотел, а Нина Ивановна не огорчалась, а ждала.

И дождалась. Семён, крепкий сорокапятилетний мужчина, появившись на заводе, всколыхнул женское население: от кадровички узнали, что не женат.

Кто только не строил ему глазки! Кто только не соблазнял его приталенными рабочими халатиками! Кто только не угощал его домашними пирожками и булочками! Все разведёнки, вдовушки и свободные женщины от двадцати до …! Мужиков-то свободных раз-два и обчёлся, да и те алкаши. А тут спокойный, симпатичный, не курит и не пьёт (проверили!).

Нина Ивановна тоже обратила внимание на мужчину, но никаких попыток понравиться не делала. Конкуренток молодых, длинноногих много – зачем терять время и нервы?

А Семён, игнорируя всех красоток, стал подкатывать именно к Нине Ивановне. Утром заходил здороваться. В столовой подсаживался к ней, хотя места были за соседними столиками. Говорили о погоде, о работе… Ничто не взволновало законсервированное сердце Нины Ивановны: командированный. Сегодня здесь – завтра уедет. Тепла и ласки ему захотелось? С этим – ни к ней…

Женский коллектив не волновался по поводу Нины Ивановны: все знали её жизненную установку, давно на ней поставили крест. А зря.

Через две недели Семён сделал Нине Ивановне предложение… Она не отказалась. Восприняла это как должное, произнеся одно слово: «Согласна.»

Сказать, что все были в шоке – это ничего не сказать. Все были в двойном шоке! Заводские красотки, потратившие деньги на стрижки, причёски и маникюр, впали в ступор. Откуда им было знать, что Семён, впрочем, как и другие мужчины, маникюром не интересуется? Особенно в сорок пять лет.

Прошло четыре года.

Нина Ивановна с коляской, в которой спал восьмимесячный малыш, сидела на скамейке детской площадки, наблюдая за трёхлетним сыном, который возился в песочнице. Она нисколько не изменилась: та же полнота, простое, как набросок карандашом, лицо… Обыкновенная счастливая женщина.

К площадке приближался Семён. Увидев жену с детьми, заулыбался. Он не прогадал, выбрав Нину Ивановну (так звал её с момента знакомства, продолжал звать и после женитьбы). Были у него и красивые, и длинноногие, и с причёсками, и с ногтями… Были страстные. Истеричные. Бьющие посуду. Не было верных…

И пусть гадают встречные завистливые бабы: «Что он в ней нашёл?» Семён ответ знал: добрая, честная, порядочная… Спокойная. Хорошая мать для мальчишек. Да, не вспыхивала между ними страсть, не сходили они с ума друг от друга…

Недаром говорят: любят одних, а женятся на других… Правда это или нет? Кто знает?

Ты будешь лучше меня

Игорь сидел за гаражами, думая, куда пойти ночевать. Выбрать было трудно. Дома было два. Точнее, две квартиры.

В первой – жила мама и дедушка, то есть уже его папа. Во второй – настоящий папа и бабушка.

Мир рухнул. Раскололся на две половинки. Игорь не знал, к какой прибиться. Барахтался между домами.

Раньше они жили все вместе в четырёхкомнатной квартире: мама, папа, бабушка и дедушка (родители папы). Родился Игорёк… Все были счастливы. Совместные поездки, семейные праздники, походы…

Потом всё закрутилось-завертелось, смешалось: ругань, крики и даже драки. Игорь плакал, кричал по ночам, стал заикаться… Он не мог понять, что происходит.

Просветили во дворе.

– Твоя мать спит с дедом, – просто, как о чём-то обычном, сказал семилетний Олег. – Я слышал, как моя мать подруге говорила.

Игорь отрицал это, потому что видел, что мама всегда спала в своей комнате с папой. Пацанам пришлось открыть ему глаза на безобидное слово «спать». Игорь ужаснулся. Ему было 6 лет, он только-только стал самостоятельно гулять, и то «благодаря» скандалам. Был далёк от реалий жизни, да это и понятно – домашний мальчик. А тут такое!

С прогулки вернулся зарёванный, устроил скандал, кричал страшные слова и проклятия. Все опять переругались. Папа ушёл, хлопнув дверью…

Потом квартиру и мебель разделили, все стали жить отдельно. Не могли поделить только его, Игоря, потому что не знали, чей он сын. Пришлось ему жить на два дома: неделю – у мамы, неделю – у папы. Тот же мудрый Олег со знанием дела пояснил:

– Так решил суд.

Игорь не знал, что это такое. Но понял, что суд нужно слушаться.

И не только слушаться, но и приспосабливаться к новой жизни.

Ему стало казаться, что он не один. Ну, что его два…

К маме приходил один мальчик, его звали Игорёк. Он был тихий, молчаливый. Сидел за компьютером или в телефоне – требовали не мешать. Наказывали за непослушание. Он видел, что тяготятся его присутствием. Сидел, как мышонок, в своём углу.

К папе приходил совсем другой мальчик – Игорь. Отец разговаривал с ним на равных. Они ходили вместе гулять, мастерили в гараже. Бабушка пекла пирожки, жарила блины. Они вместе читали.

Где ему нравилось больше? Игорь не знал: у мамы его никто не трогал, у папы – веселее… Но там и там было пусто, одиноко.

Началась школа. К заиканию прибавился нервный тик. Игорь каждый урок со страхом ждал вопроса о родителях. Нет, это было не нарочно. Но часто дети рассказывали о профессиях матерей и отцов, о совместных поездках… О ком рассказывать ему? О дедушке-папе? Как-то стыдно. Во втором классе к нему подошла отличница Оля:

– Игорь! А почему твои родственники не делают тест ДНК?

Он захлопал ресницами, не зная, что ответить. Погуглил и ужаснулся: узнать, что он – сын дедушки? Ни за что!

Вечером разговаривали с отцом.

– Сынок! Никакого теста не будет. Ты мой сын. Понял?

Игорь прижался к отцу. Какой он всё-таки умный и добрый.

К десяти годам Игорь окончательно переселился к отцу.

В пятом классе учитель математики сказал, что хочет видеть отца Игоря – класс засмеялся. Игорь сжался, опрокинул парту и выбежал из класса…

У матери родился свой ребёнок, Игорь не хотел называть его братом, перестал бывать у них, тем более что с дедом он давно уже не разговаривал… А мама… Ей было не до него.

Бабушка умерла. Только через много лет он осознал, что пришлось пережить ей после предательства деда.

Отец так и не женился. Не хотел травмировать сына… Они очень подружились. Были откровенны друг с другом.

– Папа, я хочу быть таким, как ты! – сказал Игорь, получив желанный подарок от отца на четырнадцатилетие.

Отец обнял его, похлопал по спине:

– Ты будешь лучше меня, сынок…

Никто не обязан меняться

Полина психовала: муж раздражал всё больше. Чем старше они становились, тем труднее её приходилось сдерживаться.

– Что изменилось в нём? – этот вопрос она задавала себе каждый день.

– Да ничего! – отвечал ей кто-то, справедливый и честный, сидящий внутри. – Ничего! Как был он общительным, весёлым, эмоциональным, так и остался.

– Таким ты его полюбила, – утверждал тот же голос. – И, надеюсь, любишь сейчас.

Да, Полина любила этого крепкого, жизнелюбивого мужчину. Инициативный, сообразительный, любознательный, эрудированный. Он выделялся из всех парней компании. Нравилось, что он любит красивые вещи, гостей, путешествия. Льстило, что обратил внимание на неё. Часто думала:

– Такой отец нужен моим будущим детям.

Полина тоже выделялась среди девчонок: отзывчивая, приветливая, деликатная. Она была заводной. С какой-то изюминкой. Эту загадку хотелось разгадать. Но это было непросто. Но Денис был азартный и упорный.

Она оказалась хорошей женой, он не прогадал. Окружила вниманием и заботой, а ему было этого мало. Денис не любил одиночества. А семье он чувствовал себя одиноким. Не было куража, приходилось сдерживать свои настоящие эмоции… Было трудно. Не разведчик же он.

На мужских посиделках, когда вели разговоры о слабом поле, он всегда уважительно отзывался о жене, но как-то мелькнула мысль, что женился не по любви, а по расчёту. Может, поэтому они не развелись, как все его друзья? У них уже было по несколько жён, дети от разных браков.

Он любил им говорить:

– У меня не брак, а партнёрство! А у вас – брак! Бракоделы!

Полина и в молодости не любила шумные компании, предпочитала сидеть дома, много читала. Но не была затворницей. Энергия била через край, а сейчас она перенаправила её на детей. А продолжающее беззаботное существование мужа угнетало.

Полина хотела любви. А может, страсти?

Её читательский опыт подсказывал ей, что это безумное умопомрачительное состояние временной влюблённости прошло мимо. Когда вихрь эмоций кружит голову так, что становится наплевать на всё… Вечерами, когда ждала Дениса с очередного загула, она, отложив книгу, вспоминала мужчин, которые за ней ухаживали…

– Была бы я счастлива с ними? – тревожно спрашивала себя. – Нет. Рядом с ними я бы потухла…

Значит, Денис ей нужен? Будоражащий, раздражающий, неугомонный… Любовь ли это? Ответа у неё не было.

Приходил Денис, подпитанный энергией шумной компании, новых впечатлений, уставший от пустой болтовни. Окунался в семейную жизнь. А Полина опять злилась, иногда срывалась, высказывая всё, что о нём думает… Быстро остывала.

– Я не могу дать ему необходимую порцию бодрости. Но он мне нужен. Именно такой: ветреный и деловой, болтливый и заботливый, непостоянный и верный… Противоречивый. Может, это любовь?

Ответа не было.

День шёл за днём. Забота о детях, которые обожали отца, его лёгкость к бытовым проблемам, жажда романтизма во всём создавали у Полины ощущение жизни на краю вулкана…

Денис, находясь в иллюзии беспечности, на самом деле внутренне был расчётлив, требователен и ревнив. Ему нужна была такая жена: всё прощающая, всё принимающая, терпеливая и верная. Настоящая хранительница.

Время шло. Никто не хотел меняться… Никто не обязан меняться…

Вечность будущего

Они сидели возле многоэтажки. Белые ночи. Тишина. Из кустов раздался писк.

Опять какая-то скотина котёнка выкинула! – Ольга вскочила и бросилась на звук. Она была помешана на помощи животным. Волонтёрила по приютам. Часть зарплаты уходила на пожертвования.

– Иди сюда! – страшным шёпотом позвала она подругу. Та испуганно вскочила: никогда не слышала, чтобы Ольга говорила таким трагическим голосом.

– Что? – Алла осторожно раздвинула кусты, вглядываясь вглубь.

Ольга сидела на корточках перед каким-то пакетом.

– Что, их там много? – Алла с досадой подумала, что теперь месяц будут нянчиться с ними, возить к ветеринару, пристраивать в хорошие руки.

– Один… Ребёнок… Очень маленький… Вызывай полицию! – она осторожно подняла пакет с логотипом строительного магазина и понесла к скамейке.

Девушки были в шоке, молчали, только прислушивались к дыханию малыша. Они боялись, что перестанет шевелиться. Почему-то он не плакал… Может, у него сил не было? Неизвестно, сколько он там пролежал…

Полиция и «Скорая» приехали через десять минут. Ребёнка забрали медики. Ольгу и Аллу повезли в отделение. Они поняли, что их подозревают…

– Вот и погуляли… – с укором сказала Алла, которая не хотела идти на вечеринку.

Ольга, потрясённая случившимся, молчала. Она переживала вновь и вновь тот страх, который испытала, когда открывала пакет.

Пока их опрашивали, составляли протокол, ругали, что перенесли пакет с места преступления, в отделение привезли мать новорождённого. Это была сонная девица с наращёнными ресницами и волосами, вульгарно одетая, можно сказать, почти раздетая, подозрительно безразличная.

Она спокойно и деловито отвечала на все вопросы. Подтвердила, что ребёнок её и что его унёс сожитель, когда она спала. А легла она после обеда, потому что выпила. Получается, что грудничок пролежал в кустах часов 12. Днём шумно, никто его не услышал, а потом ослаб и только пищал…

Девушек отпустили. Они вышли на воздух, обессиленные, сели на лавку возле полиции.

– А если бы его нашли собаки? Помнишь, бегает бездомная стая? – Ольга закрыла лицо руками. Она ещё не отошла от стресса.

– Кто это был: мальчик или девочка? – Алла сама не знала, зачем ей эта информация.

– Девочка. – Ольга встала. – Пошли. Поспим и навестим малышку.

– Только не придумывай ничего! – Алла взяла её за руку, пытаясь заглянуть в глаза, она знала натуру подруги. – Нам ещё учиться. Диплом защищать.

– А ей жить. Для ребёнка два года – целая вечность. – Ольга говорила твёрдо.

– А наследственность? – сделала робкую попытку вернуть её на землю подруга.

– Если об этом думать, можно и не жить. – Ольга сжала губы, глаза горели.

– Тебе не отдадут её, ты не замужем. – Это был последний аргумент.

– Пока не замужем. – усмехнулась Ольга.

Малышку им не показали. Но они не знали Ольгу: она и в полицию сходила, и заявление на опеку написала, заставила зарегистрировать, хотя мать ещё не лишили родительских прав.

– Я умею ждать, – сказала Ольга суровой начальнице соцзащиты…

В универе подошла к Василию. Он давно к ней клинья подбивал.

– Вася! Ты меня любишь? – ошеломлённый парень кивнул.

– Давай поженимся? – Ольга улыбалась. – Не понравится – разведёмся.

Вася ещё раз кивнул.

– Молодец! Я в тебе не сомневалась. – Ольга поцеловала его в губы. – Завтра идём заявление подавать.

– Ну ты даёшь! – Алла преодолела оторопь, восхищенно смотрела на решительную подругу.

– То ли ещё будет! – взгляд Ольги устремился куда-то вдаль. Наверное, в будущее.

Продлить себе жизнь

Тамара Андреевна гордилась, что воспитывает внука. Генка, конечно, сложный ребёнок, но ничего. Справится. Человеком сделает.

Дед, муж Тамары Андреевны, тоже был сложным. Сложным дедом. Таких дедов тысячи: тихо пьющих, много спящих, мало делающих… Надеющихся на своих бабок, которые и на машине умеют ездить, и огород вспахивают, и за животными ходят. А некоторые, такие как Андреевна, и малым бизнесом занимаются (веники мастерила, на рынок сдавала). Им надеяться не на кого. С детьми проблема.

Дочка вышла замуж рано. Нарожала детей. Муж сразу оказался сложным. Сложным мужем, который со временем перешёл бы в категорию сложных дедов. Но у Катьки характер будь здоров: выгнала без выходного пособия. Вкалывает на трёх работах, от алиментов отказалась, родительских прав горе-отца лишила. Андреевна ей помогает. Немного, правда. На руках у неё Генка.

Это внучок. Сын непутёвым оказался. Со всех работ выгоняют – лентяй тот ещё. Закономерно: пьёт, опаздывает – увольняют. Ушёл из семьи. Жена его, Люська, слабой оказалась на передок, загуляла. Генка сутками один дома оставался. Голодный, холодный. Плакал ночами – боялся. Соседи вызвали полицию. А дальше понятно: лишили родительских прав.

Тамара Андреевна о беде узнала случайно. Жил сын с семьёй в другом городе. Звонила сыну – говорил, что всё хорошо. А приехала в гости – дома никого. Соседи всё рассказали.

Кинулась хлопотать, ребёнка забирать. Долго бегала по кабинетам, пока Генку к себе не оформила. А сына и невестку так и не нашла. Сгинули. Подала в розыск.

Пока ехали, она тихо плакала, глядя на худое, бледное существо – своего внука. Не по возрасту маленький, плохо разговаривает, всего боится.

Приехали. Напокупала игрушек. Стала усиленно кормить. Первое время боялся спать один. Завели комнатную собачку. Мальчик назвал её Лизуном, уж очень ласковым пёсик оказался.

Генка оттаял. Округлился. Заговорил. Стал шустрым малым. Даже очень.

Общительный, весёлый. Умел уболтать любого. Подмял под себя местную ребятню. Верховодил. Стали пакостить по огородам и дачам.

Устала бегать, извиняться перед соседями.

Тут и школа. Генка учиться не хотел. Дрался, обзывался, пакостил. Андреевна удивлялась: дома такой хороший. Послушный, ласковый. Выйдет на улицу – чертёнком становится.

Если бы в школе давали медали бабушкам за посещение кабинета директора, она первая бы получила. А так просто получала нагоняй как законный представитель ребёнка.

После одного такого визита и пропала гордость Андреевны за свой бабушкинский подвиг. Можно так сказать? Или проще: за подвиг бабушки.

На претензии директора по воспитанию внука она заикнулась, что растит его одна, ни матери, ни отца у Генки нет, дед сам как ребёнок… Директор сказал:

– А вы себе задавали вопрос: можно ли вам доверять внука? Вы ведь не смогли воспитать своего сына.

Тамара Андреевна замерла, сказать было нечего. Прав директор. Лощёный, чистенький… Интересно, свои дети у него есть? Спросить постеснялась.

Пришла домой и слегла. Упала духом. Потеряла веру в себя.

В субботу пошла в церковь. Разговаривала с отцом Василием. Молодой батюшка, но внимательный и рассудительный. Прихожане его любят.

– Нести тебе этот крест, дочь моя, долго. Ты искупаешь все грехи: и свои, и сына, и мужа. Люби внука…

Она и любила. Выкормила и выучила. Человеком стал. Правда, дальше не пошёл, устроился на мусоровоз. Хорошо зарабатывал. Деньги в дом приносил, все до копеечки. Бабушку уважал.

А тут ещё внучок объявился. Брат Генки по матери. То есть ей – никто.

Утром:

– Тук-тук! – открывает дверь, а там мальчонка, на вид года три. Худой, грязный, в кулачке записка. Протягивает. А там послание: «Андреевна! Прими Федьку. А то сведу в детдом. Ваша Люська».

– Какая она моя? – возмутилась Андреевна. Она только-только решила отдохнуть от забот. Но мальчонку приняла. Начала кормить, лечить…

Год отлежала с ним в онкологии, выкарабкался. Родней родного привязался к ней. Стал мамой называть…

Выписались, приехали домой. Генка привёл девушку. Встали перед Андреевной на колени:

– Благослови, мать! – она заплакала…

Генка женился. Девушка такая хорошая попалась ему. Добрая, работящая. Тамара Андреевна видела, что жена будет держать его крепко…

– Спасибо, Господи! – стояла перед иконой в церкви Андреевна. – Спаси и сохрани и детей моих, и внуков, и деда моего непутёвого…

Подошёл отец Василий, погладил Фёдора, перекрестил их:

– Сына послал тебе Господь, дочь моя, за труды твои! Начинай новую жизнь!

Домой Андреевна шла молодой пружинистой походкой, сияя глазами и ведя за руку сына Феденьку.

Свои ошибки

– Не уходи… – это был голос не человека, он шёл изнутри раненого животного, испытывающего невыносимую боль. И уйти было невозможно.

Павел старался не выдать своего состояния, еле сдерживался, чтобы губы не искривились в усмешке, чтобы глаза не сверкнули радостью.

– Готова. Она вся в моей власти, – самодовольно думал он, оглядывая ладную фигуру Лизы, её длинные прямые волосы, миловидное лицо, сейчас искажённое гримасой страдания. Они женаты один месяц. – Интересно, если прикажу ей сейчас встать на колени?

– Проси прощения, —ядовитым голосом злодея тихо сказал он, наслаждаясь властью. Ноздри расширились, губы непроизвольно дёргались в предвкушении удовольствия.

– Прости, я всегда буду слушать тебя… Только не уходи… – едва шевелила помертвелыми губами девушка. – Не бросай…

– Не так! По-настоящему проси! – он упивался унижением жертвы, глаза заискрились нехорошим порочным светом. – На колени!

Лиза упала на колени, словно кто-то ударил сзади по ногам. Лицо побледнело. Она понимала, что так нельзя, что это слишком… Но ничего не могла с собой поделать… Чувствовала себя куклой. Самодельной. Набитой ватой. С плоским лицом из ткани, где нарисовано: точка, точка, запятая – вышла мордочка кривая…

Она стояла на коленях, пока не упала. Её не наказывали даже в детстве. Лиза росла в солнечной семье, где все любили друг друга… Она тоже хотела такую семью… Детей… Встретила парня. Влюбилась. Первый раз: искренне, по-настоящему, безоглядно…

Павел смотрел на лежащую без чувств девушку и думал:

– Из неё получится хорошая жена. Преданная как собака… Надо только воспитать по-своему!

Он вспомнил всегда забитую мать. Властного отца, не терпящего возражений. Мнящего себя царьком маленького мира. Все пресмыкались перед ним, Павел тоже. Глядя, на бессловесную мать, он мысленно твердил, что у него в семье всё будет по-другому…

Не получилось. Отношения на равных не для него. Кайфа нет. Удовлетворения тоже. Самое сладкое слово для него – власть! Это на работе он подчинённый. И никогда ему не стать начальником, перед которым все лебезят…

А дома он шах! Султан! Царь!

Павел вытер вспотевший от возбуждения лоб. Поднял и перенёс Лизу на кровать.

Девчонка! Хотела быть равной в браке. А его она спросила? Что нужно ему?

А хотел он только подчинения. Всё остальное к этому прилагалось.

На следующее утро Лиза проснулась как побитая собака: болела каждая клеточка измученного тела.

– Лучше бы ударил, – мелькнула мысль. – Не так больно было бы. И правда, слова бьют больнее… А что дальше?

Лиза, оставаясь без мужа, чувствовала себя свободнее, дышала легче. Он имел над ней необъяснимую власть. Даже когда он молчал, ощущала страшную силу. Это была какая-то тяга гвоздика к магниту. Сопротивляться бесполезно.

– Надо бежать! Пока не вернулся! – Лиза бросила несколько вещей в свой рюкзак. – Ничего брать не буду, пусть подавится. Удав!

Без присутствия мужа Лиза начала соображать: так, документы, телефон, деньги… Она взглянула на часы и вздрогнула:

– Скоро придёт! И тогда всё – я пропала!

С каждым днём она завязала всё глубже и глубже в этих ненормальных отношениях.

– Господи! Хоть бы я не была беременна! – шептала Лиза, быстро спускаясь по лестнице. На лифте – не решилась, вдруг перехватит…

На электричке добралась до родителей. Мать ахнула, увидев бледную, похудевшую дочь:

– Лиза! Что случилось?

– То, что ожидалось! – отец достал охотничье ружьё. – Ведьмак проклятый довёл… Молодец, дочка, нашла силу убежать! Наша порода!

Мать плакала, обнимая Лизу, она не хотела вспоминать о предупреждениях, о советах посмотреть на семью жениха… Ни к месту слова: «Говорила я тебе…» Без этого дочке тошно…

– Да, каждый хочет совершать свои ошибки… – досадливо ударил себя по коленке отец и принялся чистить старенькое оружие.