Пленница Белого замка

Кровоточат разбитые губы, плечи и бока ноют от полученных ударов. Но это не важно. Яркий, слепящий поток ликования топит в себе боль, заглушают вкус крови на губах. Победа! Первая, выстраданная, вырванная уже волей, а не силой… Лорд Дахо благосклонно кивает мне и с этого момента я зачислен в гарнизон его замка. Если хорошо себя покажу на службе, перейду в личную охрану. А там… От открывшихся перспектив кружится голова.

Река не торопиться, и луна купается в тягучих водах. Инле склонилась мне на плечо, и жаркое дыхание ласкает шею. Пьянящее, как ветер, что гуляет между виноградных лоз Арнетира.

Тени, покорные воле костра, танцуют на её чуть влажных губах. Она проводит по ним пальцем, и я схожу с ума от этого простого, казалось бы жеста. И наклоняюсь к её лицу, в надежде сорвать поцелуй.

Но она не позволяет. Прижимает к моим губам ладошку. Я целую её. Каждый ноготок. Каждый ускользающий от моего жадного рта пальчик. А потом Инле вдруг замирает и тянется ко мне. Сама.

Поцелуй, терпкий, как молодое вино. Хочется еще, но любимая в смущении отстраняется. А потом, решившись, обхватывает мочку моего уха губами. Я задыхаюсь в те несколько секунд, что она теребит её зубками и быстрым язычком. Терпеть больше нет сил и я приникаю к её рту. Срываю с губ поцелуи, как виноградные ягоды с грозди, и все не могу насытиться.

А потом мир взрывается. Мы лежим на расстеленном плаще, и звездная река несет нас вдаль, бережно баюкая в сияющих волнах.

Радость. Ликующая, светлая. Хочется бежать, кричать, обнять весь мир! Я что-то кричу, смеюсь, вижу вокруг улыбающиеся лица… У меня родилась дочь! Повитуха осторожно кладет мне на руки орущий сверток, и нет музыки слаще, чем этот детский крик…

Страх. Ужас. Жизнь уходит капля за каплей, но вместе с кровью я теряю что-то очень важное. То, без чего…

Я выпрямилась. Вытерла губы и долго смотрела на испачканную красным ладонь. Лойз мертв, и пустота внутри поворочалась, и заснула. Я не знаю, сколько у меня времени и терять его не намерена.

Белое пятно оказалось высоким камнем, спрятавшимся в темной зелени папоротника. Я провела рукой по шершавой поверхности. Острые сколы оцарапали пальцы. Закрываю глаза, прислушиваюсь, ищу паутинки нитей. Ничего. Вроде как обычный камень. Но мой Замок выстроен из точно такого же.

Рядом притулился еще булыжник. Поменьше. Углубления в его боках забились землей, и каменоломка вросла в узкие щели. Светлая зелень, усыпанная красновато-фиолетовыми цветками по-хозяйски прильнула к каменному боку. Красиво! Но любоваться некогда.

За полчаса я нашла восемь камней. Часть из них надежно скрыл под буро-зелеными разводами мох. Я очистила небольшие кусочки, чтобы дотронуться, прислушаться, положив ладони на прохладные бока.

Ответом была тишина.

Неужели Лойз ошибся? Нет, не он – я. С чего я решила, что Проклятый Холм – непременно заброшенный Замок? Но надежда еще теплилась и, подойдя к самому большому камню, я оцарапала ладонь об острый выступ. Пористая поверхность жадно впитала кровь.

Сначала нет ничего. Потом – шепот. Подобный утреннему бризу, робкий, словно первый поцелуй. И слабый, как умирающий младенец. Нельзя дать ему утихнуть, развеяться, затеряться в шуме леса. И я отдаю камню все, что накопила за эти дни: и охотника, и Лойза. Их радости и горести. Их смех, слезы. Их жизнь и их смерть. До донышка, досуха, так, что пустота снова напоминает о себе, требуя наполнить бездну.

Обмен оказался неравный. Я отдала все, а взамен не получила почти ничего. Только память. Знание о Замке, что много лет назад и вправду стоял на этом холме. И о том, как он умер.

Обнимаю мертвый камень, пытаюсь нащупать связь погибшего Замка с другим, тем, что высится в Орлиных Горах. Мне не выжить без него, но и я ему нужна также сильно. Таков Договор. Я не могу нарушить его. В роду Орвов нет клятвопреступников!

Мысль, что может быть, уже поздно, и на месте Замка-на-Скале лежит груда вот таких же мертвых камней, я отогнала. Нельзя так думать! Нужно как можно скорей возвращаться домой. И, стряхнув со штанов прилипшие сосновые иголки, я пошла обыскивать мертвых.

Окровавленную одежду оставила владельцам. Не нужна. А вот кошельки пригодятся. Нашлись в них и медные монетки, и серебряные, и даже несколько золотых. Лойз зашил деньги в пояс. Я нацепила его на себя, под одежду. Он тяжелым кольцом обхватил бедра. Считать, сколько там чего, не стала. Если доберусь до Замка, свадьбе дочери наемника позавидуют Лорды. Это я Лойзу должна.

Нападавшие, скорее всего, оставили котомки с лошадьми, в лесу. Найти и посмотреть, какие трофеи еще мне достались? Опасно. Вряд ли коней оставили одних. Значит, буду довольствоваться тем, что есть в переметных сумах нашей лошадки.

Она заволновалась и попыталась укусить, когда я стала расстегивать подпругу. Получила шлепок по мягкому носу и успокоилась. Только дрожала и постанывала, пока я снимала седло и уздечку. Почувствовав свободу, лошадь завизжала и, ударив воздух задними ногами, рванула прочь, прямо сквозь кусты. А я быстро обыскала сумки. Нужно оставить только самое необходимое!

Полог у меня есть. А вот теплый плащ пригодится. Еда. Сверток с сухарями, вяленое мясо, кремень, трут. Я вспомнила про нож, с которым Лойз не расставался ни днем, ни ночью. Вернулась к телам, забрала трофей. Заодно сняла с поясов стражников несколько кинжалов. Тех, что можно метнуть при желании. Тяжелые мечи мне ни к чему, их я оставила владельцам.

Уложив все в свой мешок, еще раз оглядела Холм. Наверное, красивый Замок тут стоял! Но знания о том, как он умер, настроения не прибавили, и я покинула нехорошее место.

Возвращалась по той же дороге. Лойз говорил, ближайший отсюда торговый город – Гвимер. Там шанс найти проводника больше, чем в деревнях. Да и затеряться легче. Отряд убитых стражников найдут быстро. Лойз частенько заходил в трактиры пообедать или просто пополнить запасы. Его могли запомнить. А значит, и меня. Так что соваться в деревни опасно. Лес послужит мне надежной защитой, если только сразу собак по следу не пустят.

На этот случай нужно принять меры.

– Это дикий чеснок, – егерь крутит в руках резко пахнущую травинку. – Нельзя, чтобы он попал в пищу собаке. Да-да, знаю, псари часто используют его при некоторых болезнях. Но чутье такое лечение может напрочь отбить.

Мы с Кэмом внимательно слушаем. Рассказы Фадо всегда интересны!

– Знаете, как сбить собаку со следа?

– Чесноком накормить?

– Нет. Выкопайте луковицы, и хорошенько натрите подметки. Можно еще след перцем присыпать, правда, выйдет слишком дорого.

Мы с братом переглядываемся. Перец хранится в кладовке, под замком. Но разве это причина? Когда пропажа обнаруживается, нам сильно влетает. Хорошо, отец не узнал, как именно мы использовали драгоценную пряность – Гвидо, его любимый волкодав, так забавно чихал!

Перца в лесу нет. Дикого чеснока – тоже. А вот несколько куртинок черемши я нашла. И тщательно натерла пахучим растением и подметки, и сами сапоги. Шла, стараясь не касаться руками деревьев. Тяжело, приходилось обходить торчащие ветки, но позволить себя поймать я не могла!

Иногда встречались ручьи. Я перебиралась вброд, держась подальше от мостов. Путь это сильно удлинило, зато можно было не бояться ищеек.

Костров я не разводила. Пила воду, жевала вяленое мясо, заедая диким луком и молодыми побегами папоротника. Иногда выковыривала личинок из трухлявых пней. Силки, которые я ставила на ночь, оставались пустыми. Ловить рыбу времени не было. Я шла вперед, держась подальше от трактов, но и не отходя дальше, чем нужно.

Примерно через неделю показались стены Гвимера.

Город вытянулся вдоль большого озера. Лойз называл его Кааль. Я же надеялась найти корабль, который доставит меня если не в Ассалию, то хотя бы до Языка. О том, что буду делать дальше, пока решила подумать после.

Стражники у ворот получили свою монетку, и я вошла в город. Его размеры впечатляли!

На широких улицах могли легко разминуться парадные кареты. По обеим сторонам, отделенные забитыми сточными канавами, тянулись грязные тротуары. Из окон свисали яркие ткани, и почти над каждым входом красовалась цеховая эмблема. Я подумала, и выбрала улицу, дома которой украшали изображения ножниц. Пора сменить вонючую, пропыленную одежду на что-то более удобное.

Новый наряд состоял из некрашеной льняной рубахи и темно-синего платья на шнуровке по бокам и на рукавах. Второе – коричневое и смена белья отправились в мешок. Я взвесила его в руке. Еще немного, и не смогу поднять. Надо ограничить аппетиты. Но кое-что подкупить придется.

Следуя за вывесками, нашла лавку сапожника. Пара кожаных сапог с мягким голенищем обошлась дороже остального наряда, но путь предстоял дальний, ноги следовало поберечь.

Переобувшись, я задумалась. Нужно было подыскать жилье, тем более, что теперь я могла позволить себе отдельную комнату и даже мытье. Но Лойза, который, казалось, знал все гостиницы страны, больше не было.

Пришлось искать самой.

Я бродила по улицам, вертела головой и запоминала.

В этом конце живут в основном портные, в том – пекари, а там обосновались ювелиры…

В рыбацкий квартал я не пошла. Он тянулся вдоль берега, и ветер приносил ароматы гниющих рыбьих внутренностей, прогорклого жира и смолы. Чайки орали так, что уши закладывало. Вряд ли там найдется приличное жилье.

От вывесок пестрело в глазах – сапоги, виноградные гроздья, ножницы и кренделя всех размеров и цветов зазывали прохожих зайти в лавки. Я же искала сигнальный рожок.

Больше всего их было у ворот. Отрада путникам, уставшим от долгой дороги. Но и народу там обычно немало. Мне же хотелось тишины, и я направилась вглубь города. Правда не в самое его сердце, где сосредоточились самые дорогие лавки и дома знати.

Внимание привлек золоченый рожок, увитый плющом. Стены дома сверкали свежей побелкой, из окон свисали покрывала с гербами. Видно, приличная гостиница, если тут знать останавливается.

Но прежде, чем толкнуть тяжелую дверь, я задумалась. Как спросить комнату? За несколько дней путешествия с Лойзом знания языка у меня не прибавилось. Первой мыслью было развернуться и уйти, переночевав в поле. Останавливало желание выспаться по человечески и как следует отмыться. Полоскания в реке меня больше не устраивало. Да и во встрече с Веселыми Братьями, которые поджидают на ночных улицах одиноких женщин, приятного мало.

Но, рассудив, что Гвимер – торговый город, я решилась. Кто-нибудь да знает речь Вейфара или Сугура. Надо только раскрыть уши и слушать.

Я нашла свободное место за длинным столом и поманила служанку. Та что-то спросила. Я ткнула пальцев в сторону мужчины, перед которым стояло блюдо с жареным каплуном, и указала на кувшин недалеко от меня. Судя по сильному хлебному запаху в нем плескался квас.

Но сколько я не вслушивалась в окружающую какофонию, не услышала ни одного знакомого слова. С ночлегом ладно, сумею договориться, а вот дальнейшее… Надо постараться!

Как только служанка принесла еду, я обратилась к ней на ассалийском:

– Ты меня понимаешь?

Девушка сделала большие глаза.

– Сугур? Вейфарт? – я произносила названия так, как это делают уроженцы стран.

Служанка качала головой. Потом лицо озарилось улыбкой и она быстро-быстро закивала. На меня обрушился ливень непонятных слов, и девушка убежала. Я посмотрел а ей вслед и решила перекусить, раз уж ничего не вышло. Но едва я успела отломить от каплуна покрытую золотистой корочкой ножку, служанка вернулась в сопровождении дородного мужчины.

– Здравы будьте. Бээт сказала, что вы чего-то хотите, а она не понимает!

Слова сугурского языка прозвучали музыкой. И пусть говорил мужчина с диким акцентом, это было неважно.

– Мне нужна комната на несколько дней, завтрак, обед и ужин.

– Серебряный асан в день, сударыня.

Лойз платил куда меньше. Но и трактиры с этой гостиницей не сравнить.

– Еда входит в цену?

Мужчина помедлил, потом все-таки согласился:

– Разумеется. Деньги – вперед.

Я заплатила за три дня. Бээт, выслушав хозяина, кивнула и жестом поманила к лестнице. Но прежде, чем идти, я попросила:

– Горячая вода и мыло найдутся?

Комнату мне отвели на третьем этаже. Бээт открыла окно, впуская свет и уличный шум, и оставила меня с ними наедине. Я огляделась. Тесно, но чисто. Беленые стены, большая кровать под плотным балдахином, табуретка с тощей подушкой на сиденье и сундук.

Не успела я разобрать вещи, как в дверь постучали. Двое дюжих мужчин втащили большую лохань и натаскали кипятка. Служанка принесла серый брусок мыла и разведенный в воде щелок. Пахли они отвратительно. Дома я использовала тонкую голубую глину с островов, или драгоценную пенящуюся смесь, нежно пахнущую вербеной. Воспоминания вызвали сильное желание немедленно пойти в лавку и купить привычное средство для мытья. Но я загнала его в самый угол сознания: сейчас старые привычки – излишество.

Я едва дождалась, когда за прислугой закроется дверь. Кипяток обжег кожу, но через несколько минут блаженная истома наполнила тело. Я расслабилась, позволяя воде смыть усталость и напряжение последних недель.

Постепенно веки отяжелели, дремота, смешавшись с паром, заставила меня зевать. Надо было мыться и вылезать из бадьи, но усталость сковывала движения. Я встряхнулась – нельзя расслабляться. Тут нет штата служанок, как в Замке, все надо делать самой.

Волосы промыла щелоком. Несколько раз намылила тело. Смыла пену чистой водой из ведра и, закутавшись в льняную ткань, перебралась на кровать. Усталость взяла своё – я еще смогла натянуть рубашку и провалилась в сон.

Шепот служанок проник сквозь плотную парчу балдахина. Болтушки! Так хочу спать, а они кудахчут, словно несушки. Но разговор столь интересен, что наказание не в меру расшумевшейся челяди откладывается.

– Прямо пропадают?

– Да. Неладно дело с этим трактиром, вот увидишь! Говорят, и отец его тем же промышлял. А почему тогда так быстро разбогател?

Чтобы лучше слышать, я поворачиваюсь, задевая балдахин. Вышитый бархат шевелится, заставляя горничных испуганно умолкнуть.

– О чем вы там? Что с трактиром неладно? – я сама отодвигаю тяжелую ткань.

Девушки приседают в поклоне. Лимаре перехватывает и закрепляет полог, Аира торопливо откидывает одеяло, помогая мне встать. И обе прячут глаза.

– Я жду! О каком трактире вы говорили?

– О том, что возле Утола. На Королевской дороге. Люди говорят – не все там ладно. Путники пропадают.

– Разбойники завелись?

Новость заставляет пересмотреть планы. Этот участок тракта проходит по землям Орвов, и никто не смеет там хозяйничать!

– Может, и так. Только поговаривают, что и хозяин руку приложил.

Вот это уже интересно. Если в непонятных исчезновениях людей обвиняют трактирщика, значит, и вправду – причастен. До сих пор обычно другой человек виноват бывал.

– Хорошо. Я проверю. А теперь – одеваться!

Завтрак подают в кабинет. За едой я просматриваю письма. Отец сообщил, что уезжает в столицу, король требует его ко двору. Кэм остается присматривать за землями Дома. И предупреждал, чтобы я была настороже – соседи в последнее время как-то недружелюбны.

Решаю не беспокоить брата слухами. Я сама – дочь Лорда. Все равно делать нечего, только бродить по Замку, да читать старинные фолианты в библиотеке.

После завтрака запираюсь в спальне и велю не беспокоить. Этот приказ всегда выполняют охотно и неукоснительно.

Вечером я уже на Королевском тракте. Никто, кроме родственников, не признал бы во мне леди Уллу. Беленая рубашка из тонкого льна. Серое платье с синей вышивкой перехвачено плетеным кожаным ремешком. Яркая косынка покрывает голову, защищая волосы от дорожной пыли. Крестьянка, что выбралась из дома по делам. Такое случается, только вот в одиночку женщины редко путешествуют. Сейчас я – хорошая приманка.

В сумерках поднимаюсь в отведенную мне комнату, служанка приносит светильник. Огонек трепещется, почти не давая света, зато копоти – хоть чернила делай. И запах. Гарь хорошо маскирует аромат ночной катилии. Где трактирщик это масло в таком количестве достал? Этот цветок не живет в нашей местности, разве что в оранжереях Лордов. Он очень красив, но ценят его совсем за другое. Масло, приготовленное из луковиц этого растения, обладает тонким ароматом, а в придачу – дурманит не на шутку. Рассказывали, как Лорд Дома-на-Озерах устроил пир, а вместо свечей зажег лампы с этим маслом. О видениях гостей до сих пор легенды ходят, а об их поведении стараются забыть. Ну, или хотя бы не вспоминать в приличном обществе.

И вот теперь у меня в комнате горит светильник с дурманящей дрянью. Недешевое удовольствие, если сжигать его полностью, но жертва должна потерять сознание в течение получаса. Меня дурман не берет, и я думаю, как поступить: разорить трактирщика, позволив всему маслу выгореть, или притвориться спящей?

Решаю подыграть. Спать в чужой постели удовольствия мало.

Забираюсь под одеяло прямо в одежде, закрываю глаза и стараюсь дышать ровно, как подобает спящей. Ждать приходится недолго. Хорошо смазанная дверь приоткрывается, кто-то прислушался, и вошел. Трактирщик. Чтобы узнать его, мне не нужны глаза.

А он, убедившись, что я не проснулась, подходит к окну и аккуратно распахивает створки. Ночной воздух врывается в пропитанную дурманом комнату, загасив огонь.

Но трактирщик обходится без света. Он возится у окна, и я слышу, что гостей прибавилось.

– Осторожно!

– Да не проснется она – там масла на троих было.

Шаги приближаются. Кроме трактирщика я чую троих мужчин. Запах выдает их планы, и я решаюсь.

Открываю глаза, как только чужая рука касается лица. Слышу негромкое ругательство и жесткая ладонь зажимает мне рот. Он что, видит в темноте? Но ему это мало помогает. Никто не смеет грабить людей на нашей земле!

Раскрывать для них крылья – много чести. Хватит и когтей. Тот, что пытался запихнуть мне в рот кляп, отлетает в сторону. Пусть теперь распоротый живот затыкает. Если сумеет.

Ужас сгущается, затмевая мрак ночи. Трактирщик охает:

– Леди из Замка!

И падает ниц, не смея бежать. Его товарищи соображают медленнее. Мне хватает двух движений, и они оседают с подрезанными подколенными связками.

Теперь разбойники подождут, пока я смогу уделить им время. Сейчас меня занимает тот, первый, которому я живот вскрыла. Он кричит. А я смакую горькую на вкус боль, и сладковатый ужас смерти. Выпить его полностью не успеваю, слишком быстро уходит жизнь. Но за эти мгновения я беру все, что могу.

Шум привлекает внимание. Дверь с грохотом слетает с петель. В комнату вваливаются разбуженные криками слуги и постояльцы.

Я поворачиваюсь, когтем убирая с лица выпавшую из прически прядь.

Меня узнают. Склоняются, пряча глаза, но ужас скрыть не могут. Он пахнет мускусом и пылью. В носу становится щекотно и хочется чихнуть.

Чихающая от запаха челяди Леди Замка. Весело! Людей держит в повиновении страх, а смех всегда сильнее самого жуткого ужаса. И я подавляю желание. Медленно слизываю с испачканной руки застывающую кровь. Наслаждаясь солоноватым вкусом, провожу языком по губам, причмокиваю и приказываю:

– Этого – похоронить. На перекрестке, как велит обычай. Остальных – в Замок!

Подхожу к окну, не уточняя, поняли ли приказ. Ненадолго замираю, ожидая от людей действий. Один парнишка тут же подставляет табуретку. Сообразительный! Я заглядываю в его глаза, запоминая. Шустрые слуги всегда нужны.

Смутился? Это ново.

– Ты! – длинный коготь упирается парню в грудь. – Завтра явишься в Замок. Скажешь, я велела.

Вот теперь – страх. Липкий и потный. Я захватываю капельку. Возможно, Замку понравится. И шагаю с табуретки в окно.

Напоенная ароматом ночной фиалки и дурмана ночь окутывает прохладным покрывалом. Как хорошо после удушающей дневной жары, когда только толстые стены Замка спасают от разъяренного солнца. Густая пена облаков закрывает небо, и лишь темнота царит над землей. Ласковая, уютная. Ветер холодит лицо, теребит волосы и, кажется, что сама ночь несет меня на упругих крыльях.

Это немного напоминает скачку.

Конь мчится, не разбирая дороги. Глухо стучат копыта о твердую землю, из высокой травы то взлетает потревоженная перепелка, то порскает напуганный заяц. Ветер хлещет по щекам, дергает за распустившиеся волосы, рвется с плеч развевающийся плащ.

Откуда-то сбоку слышится ликующий вопль брата. И такой же крик вырывается из моей груди. Я захлебываюсь ветром, задыхаюсь от восторга и пришпориваю коня. Быстрее, быстрее! Я – ветер, я – птица, я – буря!

Я мечтала тогда о крыльях, глупая! Я взвилась бы под облака и ринулась вниз, чувствуя, как живот закручивает тугим узлом. А теперь, когда мечта исполнилась, нет желания играть в догонялки с совами. И я быстро, но аккуратно лечу к Замку. От ночи осталось меньше половины, а утром рано вставать.

Осторожный стук прогнал сон. Я резко села в постели, нащупывая кинжал. Испуганный возглас привел меня в чувство.

***

Посреди комнаты стояла Бээс и что-то мне говорила. Слуги уносили лохань. Как они вошли? Я оставила дверь открытой? Да, верно, даже не проверила, задвинут ли засов. Плохо.

Кивнула, успокаивая служанку, дождалась, пока все выйдут, и тихо подошла к двери. Замок казался надежным. На всякий случай подперла дверь табуретом. И поплотнее закрыла ставни.

Ночь прошла спокойно. Сны больше не тревожили, только темная, душная пустота. Проснулась с гудящей головой. Соскочила с кровати и прежде, чем умыться, распахнула окно.

С третьего этажа хорошо видно небо. Еще густо-синее, не расставшееся с ночью. Солнце уже проснулось и начало рисовать. Высветлило темноту, зачернив облака, и обвело их золотом. Потом, добавив киновари, залило алым черепичные крыши. Медные шпили засверкали, салютуя дневному светилу.

Вода из глиняного кувшина смыла остатки сна. Я оделась, заплела волосы и спрятала их под платок. Неподобающий убор для незамужней. Но кто выпустит девушку одну из дома? Мужняя жена – другое дело.

В зале толпился народ. Постояльцы торопились позавтракать, прежде чем их засосет болото бесконечных забот. Купцы, странствующие подмастерья, наемники. Даже два рыцаря.       Для них в уголке соорудили отдельный стол, положив на козлы широкую доску. Хозяин гостиницы сам прислуживал знатным господам, но оруженосцы то и дело оттесняли его, перехватывая блюда и гоняя за очередным кувшином вина или пива. Сами рыцари редко прикладывались к кружкам, зато оруженосцы себе в этом удовольствии не отказывали.

Поняв, что хозяину некогда, я поискала местечко за длинным столом. Протиснулась между чавкающим толстяком и тощим жрецом. Интересная парочка. А если еще добавить к ней меня… Хорошая шутка получилась, жаль, оценить некому.

Все же соседство не слишком приятное. Толстяк ел по-свински, громко чавкал, роняя на грудь пережеванную еду. Я отвернулась. Жрец кислым видом жевал кусок черного хлеба и луковицу, запивая водой. Такое соседство у кого угодно аппетит перебьет. Кроме меня. После земляных червяков, склизко извивающихся на языке, мне уже ничего не страшно.

Бээс поставила передо мной тарелку. Я приступила к еде. Мясо хорошо жевалось, луковки оказались в меру горькими, а хлеб – свежим. Завтрак удался.

Рыцари уже ушли. Хозяин освободился, и я обратилась к нему за советом:

– Скажите, уважаемый, как удобнее добраться до Исагера?

– Прежде почитай корабли каждый день уходили. Нынче – редко. Пираты бесчинствуют. Теперь мало желающих идти. Разве что прибыль большая будет. Но вы поищите в порту, может, кто из купцов и собирается.

– Благодарю.

Надо имя его узнать. А то все хозяином про себя кличу, нехорошо получается. Неприятно.

В комнате я еще раз пересмотрела вещи. Сняла пояс с золотом, чтобы убрать туда и серебро. В кошельке осталась медь и пара монет покрупнее, на случай, если платить за место придется уже сегодня.

Рукава верхнего платья оттянули ножи. Они хорошо убрались в кармашки, что обычно пришивают с изнанки. Кинжал повис на поясе, рядом с кошельком. Я высунулась в окно. Солнце успело разогреть воздух, плащ можно оставить.

Перед выходом постояла, обдумывая предстоящее, и решительно шагнула за порог.

Сегодня город не раздражал. Наверно, оттого, что я выспалась и хорошо поела. Захотелось прогуляться, потолкаться в толпе, побродить по лавочкам. Узнать как можно больше об этом мире. Но времени нет, нужно быстрее добраться до дома. И я пошла на запах рыбы и моря, в кварталы, которыми вчера пренебрегла.

Вскоре вонь стала невыносимой. Мне показалось, что отныне я всегда буду чувствовать только запах гниющей рыбы и нечистот – большая часть сточных канав несла содержимое сюда, на берег. И даже ветер, исправно дующий с озера, не в силах был развеять убийственные ароматы.

Чуть выше линии прибоя сохли растянутые между шестов сети. Рыбаки выбирали запутавшиеся в ячеях водоросли, чинили дыры. Дети постарше помогали отцам, а младшие с визгом носились по мелководью, выскакивали на нагретый песок и прятались от солнца и приятелей под перевернутыми лодками.

Я прошла мимо. Рыбаки меня не интересовали. Чуть дальше, ощетинившись иглами мачт, прирос к берегу порт. Слишком крупный для речного. Но удивляться нечему. Кааль родилось из союза двух полноводных рек, Уруло и Гризо. Купцы быстро поняли свою выгоду.

Так на пологом берегу возник Гвеймор, речной город-порт, по мощи и важности равный морским, ибо именно тут встречались торговцы Мерката, Саймена и Сеона.

У высоких причалов корабли ожидали, когда их нутро наполнят товарами. Грузчики словно муравьи, монотонно тащили свои мешки и бочки, поднимались по сходням и, скинув груз, возвращались за новым.

Прямо под ногами, не глядя, куда бегут, сновали дети. Посыльные, сыновья, помогающие отцам, мелкие воришки. Я на всякий случай подвинула кошелек на поясе поближе к кинжалу. Пусть там совсем немного денег, лишаться их не хотелось.

Ржали тягловые лошади, мычали волы. Скоро, натянув постромки, они потянут суда вдоль берега. Бурлаки впрягались в лямки, готовясь довести баржу в назначенное место. Вокруг них бегал хорошо одетый человек, размахивая руками и крича. Судя по всему, ругался.

Знакомой речи не слышно. Наверное, стоит зайти в кабак. Там точно знают, какой корабль держит путь до Исагера. Но, оглядевшись, я не решилась войти в дом, украшенный грубо нарисованной виноградной гроздью. Слишком нехорошие крики раздавались из-за двери. Как только она открывалась, шум усиливался, и запах кислого вина и перегара перекрывал даже портовую вонь.

– Эй, красотка! – мир крутанулся перед глазами, когда чужая рука легла на талию. Рот, из которого несло сточной канавой, прижался к моим губам.

Дочерей Дома Орвов учат не только вышивать. Колено уверенно ткнулось в мягкий пах, и нахал согнулся, обеими руками схватившись за промежность. Зато меня отпустил.

Быстро оглядела дома и вывески. Перо в чернильнице. Наверное, подойдет. Главное, скорее, пока похотливая шваль не очухалась.

Пальцы уцепились за гладкую, отполированную сотнями ладоней ручку. Тяжелая дверь открылась, впуская в комнату, до отказа набитую людьми. Попав в помещение с улицы, я ослепла. Крохотные окна под потолком не мыли, наверное, со дня постройки. И не открывали тоже. Платье тут же прилипло к спине и голова закружилась от духоты.

Люди, в основном мужчины, не обращали на меня внимания. Я успела пройти сквозь толпу к молодому человеку у конторки до того, как следом ворвался обиженный моряк.

– Извините. Я хочу узнать, есть ли корабль до Исагера.

Он меня не понял. Но улыбнулся и, отыскав глазами кого-то в толпе, прокричал несколько слов.

И тут на меня налетел моряк. Волосы чуть не оторвались, когда он рванул за косу. Я уже видела летящий в лицо кулак, как пьяницу прижали к полу двое дюжих мужчин. Надавали тумаков и вывели из комнаты. А молодой человек развернул бурную деятельность.

Меня усадили, у губ оказалась чашка с водой. Она чуть отдавала тиной, но я выпила всю. Голова перестала кружиться, и я оглядела толпящихся вокруг людей. Купцы и клерки. Ну, или кто-то вроде. Старый Град говорил, что в порту найдется работа для каждого.

Один из них обратился ко мне на непонятном языке. Словно ворон прокаркал. Я покачала головой. Он спросил снова. В этот раз фразы были тягучие, как первый летний мед. И опять я не поняла. Мужчина не сдавался.

– Может, вы знаете речь благословенного Сугура?

Слова он произносил иначе, чем Лойз, но я понимала!

– Благодарю. Не стоит вспоминать все языки, которые вы знаете. Теперь я вас понимаю.

– Что вам угодно?

– Я зашла узнать, нет ли корабля, направляющегося в Исагер? Или, быть может, еще дальше, в Сугур?

Интересующиеся тут же заскучали и вернулись к своим делам. Рядом со мной остался только мужчина.

– Вы, видно, совсем недавно в нашей стране. Вейфарт и Сугур ведут войну с Сеоном. И на море тоже. Язык стал опасен для наших кораблей, и теперь мало кто решится в него сунуться.

– А может, найдется такой смельчак?

– До Исагера – возможно. Но не дальше, – мужчина слегка поклонился. – Прошу прощения, это все, чем я могу помочь.

– А если посмотреть записи? – серебряная монетка перекочевала в ладонь собеседника.

– Можно попытаться.

Вскоре в руках у меня оказался кусок пергамента, с четко написанными названиями кораблей и именами капитанов.

– Эти редко отказываются от пассажиров. Те, кто понимает сугурский, отмечены крестиком.

– Благодарю.

Не знаю, ожидал ли он еще чего, но за несколько строк серебра довольно. И – медной монетки мальчишке, согласившемуся довести до пристани.

Корабли. Гордое название для барж. Первые два капитана запросили цену, которая показалась чрезмерной. На третьей хозяина не оказалось, он гулял в кабаке перед отплытием. И только с владельцем четвертой удалось договориться. Каюта, еда и – никаких вопросов.

– Отплываем на рассвете, ждать не буду.

– Я приду.

Едва я вернулась в гостиницу, как в комнату поднялся хозяин.

– Вы не заплатили.

– Вчера. За три дня вперед.

Что же им всем так денег от меня хочется? Капитан потребовал плату авансом, а этот вообще готов по несколько раз на дню захаживать.

– Значит, завтра комната освободиться?

– Значит. А теперь будь добр, вели принести мне обед сюда. Да, время прошло, но ведь за еду я тоже заплатила. Или деньги вернешь? И насчет завтрашнего дня. Он тоже оплачен. Ты можешь вернуть оплату продуктами. Собери их в дорогу.

Расставаться со звонкими кругляшами хозяин не хотел. Я только успела ополоснуть руки и лицо, как Бээс принесла миску тушеного мяса с пряными травами, большой ломоть хлеба, зеленый лук и квас. Глиняная кружка запотела, видно, напиток только что вытащили из погреба.

Я жадно отпила половину. От ледяного кваса заломило зубы, и стало больно горлу. Не простудиться бы. Нельзя мне болеть. И я отставила кружку.