Кай вернулся из «Счастливой подковы» часам к восьми и, незаметно пробравшись в свою комнату, скинул там узел с мокрой формой и сапогами. Перед дорогой всем хотелось понежиться в постелях подольше, и на его приход никто не обратил внимание. Он быстро раскидал мокрые вещи по вешалкам, слегка расправив измятую ткань, улёгся и тотчас провалился в счастливый сон с крылатыми чёрными конями.

Ему не суждено было досмотреть его до конца, потому что много ранее, с шести утра, начал реализовываться план Тори по дезинформации соседей. Разбудила их всех как раз Виталина Карловна Кикиморина.

Виталина Карловна вставала очень рано, иногда казалось, что она бодрствует круглые сутки, поскольку каждая минута снижения бдительности, например, сна, стоила ей утраты каких-нибудь новостей из жизни подъезда. Так или иначе, но в 9-30 сонную тишину квартир деда и Музы Павловны друг за другом прорезали длинные трели, а это значит, что Виталина Карловна удерживала внутри себя тайну не менее трёх с половиной часов. А это очень долгий срок.

Кай вышел первым, накинув на плечи покрывало, потирая сонные глаза и почёсываясь.

– Ой, ты прости меня, марципанчик мой, но тут Музпалне и Егоргеоргичу пришли телеграммы. Кажется, вчера… Не пойму, правительственные что ли? На-ка, глянь. Почему-то в мой ящик кинули. Это спасибо ещё я очень чутко сплю, я всю ночь глаз не сомкнула, я как чувствовала. Я ещё вчера весь день хотела спуститься, но ко мне приехали гости из Пскова, никак не могла вырваться…

Кай продолжал в молчании смотреть на соседку расфокусированным взглядом. За спиной Кикиморихи щёлкнул замок – это приоткрылась дверь квартиры Музы Павловны. В небольшом проёме, сверкая стёклами очков, в полумраке показалась фигура в толстом махровом халате до пят, с большим тюрбаном на голове. Голос восьмидесятилетней Музы Павловны проговорил:

– Доброе утро, Виталина Карловна, что случилось? Прошу прощения, я только из душа, боюсь просквозит, – голос Музы выдавал старческую одышку и покряхтывание.

Кикимориха стремительно развернулась и, вглядываясь в тень подъездных сводов, кинулась на голос, протягивая бланк телеграммы. Фигура двадцатилетней Музы Павловны отступила на шаг вглубь квартиры.

– Музпална, вот, волнуюсь за вас с Егоргеоргичем. Почтальон что ли новый? Ума не приложу. Пришли вам тут приглашения на приём старейшин нашего района. Так жаль… так жаль… Ах, пропустили… Здесь же сказано, «для получения наградных знаков и поощрений от Горсовета». Какая неприятность! – радостно закончила Кикимориха и снова развернула своё грузное тело к Каю, который, ничего не понимая в происходящем, уже практически снова погрузился в сон. Покрывало почти сползло с его плеч. Он молча протянул руку за телеграммой. Кикимориха рассматривала его голый торс совершенно бодрым взглядом, её пальцы цепко сжимали бланк, Кай потянул на себя, она не отпускала, ещё малейшее усилие и бланк бы порвался, но тут Муза забряцала дверной цепочкой, будто бы намереваясь открыть дверь.

Кикимориха снова подалась на звук и выпустила телеграмму. Но Муза дверь не открыла, лишь только вытянула руку за своим бланком.

– Спасибо, спасибо, Виталиночка, что поделать… Что поделать… Это честь для нас… Жаль мы не знали… Ну если что-то ещё на наше имя придёт, вы уж не задерживайте, пожалуйста. Чтобы не затерялось. Нам с Егором Георгиевичем обещали оздоровительные курсовки на Балтику… По обмену… Представьте только – с годичным содержанием и лечением. Мы так мечтали поехать… Ну что ж… ничего не поделаешь. Не судьба…

Излив напоследок поток заверений и утешений, Виталина Карловна наконец убралась в свою квартиру. Хотя по взгляду её было видно, что ей всё ещё есть что сказать.

Кай в раздражении закрыл дверь, прошаркав в спальню, со стоном рухнул на постель и тут же уснул. Дверь квартиры Музы Павловны, наоборот, открылась и из неё мимо квартиры Кикимориных незаметно проскользнула чья-то тень.

Утренний визит Кикиморихи чётко вписывался в разработанный Тори план, о котором Кай почти ничего не знал. Это был только первый раунд, и Каю, по мере погружения в детали, лишь оставалось подивиться её изобретательности.

Накануне вечером, завершив покупки и оставив деда с Музой Павловной и Карной в кафе, Тори зашла в большой канцелярский магазин и спустя четверть часа вышла оттуда с небольшим бумажным свёртком. В нём впоследствии нашлись пара конвертов, несколько бланков телеграмм, открытки, с десяток разного размера марок, упаковка белого серпантина, наборной штемпель, чернильная ручка с бутылочкой чернил, клей, ножницы, отрывной блокнот с видами Древнеграда на страницах и ещё какие-то конторские приспособления. Затем она повела Музу Павловну и Карну за собой, и через десять минут они вернулись с пачкой полароидных фотографий, на которых все трое были запечатлены в невыразимо сестринских позах.

После ужина, расположившись за кухонным столом и немного поразмыслив, она принялась за работу. Дед и Муза поочерёдно предложили ей свою помощь, потом пару раз попытались втянуть её в разговор, но быстро сдались. История молча и сосредоточенно воплощала свой секретный замысел, и результат не заставил себя ожидать – к полуночи на стол легли две казённого вида телеграммы, открытка и письмо. Тори довольно хлопнула в ладоши, затем быстро схватила свои творения и исчезла в прихожей. Пару секунд спустя звякнула цепочка на входной двери. Таким образом были «доставлены» телеграммы, которые наутро так вовремя обнаружила в почтовом ящике Виталина Карловна.

* * *

День заходил ясный, никаких следов вчерашней непогоды, которая пришла с совершенно безобидным дождиком, переросшим в сильнейшую грозу и потоп, не замечалось. Для поездки в Белозоревку лучшего дня и не выберешь.

Вдоволь насмеявшись утренним злоключениям Кикиморихи, все с воодушевлением принялись за еду. По кухне плыл аромат свежего кофе. В углу на буфете монотонно тараторил телевизор:

«…причинами таких аномальных явлений, как позднее цветение каштанов в этом году, можно считать экологическую ситуацию и погодные условия. Каштан, как ни странно, реагирует на геомагнитные потоки космического свойства. В результате – нарушение главных биологических механизмов воспроизведения зелёной массы дерева».

Кай с удовольствием уплетал жареную яичницу с сосисками, вспоминая свои утренние приключения. Ему очень хотелось рассказать о своём сближении с Рагнаром, дед и Муза знали печальную историю их войны. Но в этом случае ему пришлось бы упомянуть о странном столкновении с «пришельцем», или как он его неожиданно для себя определил, «кристаллиме». Это прозвучало бы жутко и угрожающе. И он решил, что день для этого неподходящий. Все они и так натерпелись за неделю.

Тори и Карна подкладывали себе в тарелки какие-то уныло-постного вида творожки, хлопья и йогурты. Дед, сложив на чайном блюдце стопочки нарезанного сыра, колбасы и солёных огурцов, вдумчиво намазывал маслом половину батона, судя по всему, готовя его как плацдарм для высадки всей этой нарезки. Муза сидела, подперев голову руками.

Кай незаметно поглядывал на своих стариков. Выглядели они совсем непривычно. Тори своё знала дело и хорошенько поработала над их внешним видом. Муза отставила свои синие шерстяные платья, избавилась от туфель с допотопными пряжками. Теперь не было нужды и в старомодных хлопковых колготах, под которыми Муза полжизни прятала свой протез. Сердце его сжалось от этой мысли… Изящные ступни теперь были обуты в модные лодочки на небольшом каблуке.

Тонкая голубая безрукавка и длинная синяя юбка очень ладно облегали её фигуру, всё же Муза не изменила любимым цветам. Пепельные волосы были подобраны вверх красивой заколкой. Ногти на руках блестели нежно-розовым лаком, а руки… Кай подивился красоте рук. Хотя в прошлой жизни искать красоту в руках девушки подумал бы в самую последнюю очередь. Единственной узнаваемой вещью оставался её любимый шёлковый золотистый палантин с бордовым кантом по краям – с ним она расстаться не могла.

Тори сперва категорически помотала головой, потом всё же, критически осмотрев вещь, согласилась, что палантин ничуть не старомоден. Она ещё несколько раз брала его в руки, внимательно рассматривала на просвет, накидывала на плечи, встряхивала и, будто с сожалением, возвращала. Кай не знал как растолковать этот её интерес, но финальный образ Музы был ею одобрен, и палантин его отлично дополнял.

Карна из похода по магазинам вернулась в чёрной футболке с короткими рукавами, которые она подвернула до самых плеч, чёрных штанах и чёрных ботинках с высоким голенищем. В коридоре висела короткая кожаная курточка, очевидно тоже из её набора. Кай подивился тому, как столь тонкие хрупкие ноги способны перемещать вес этой милитаристической брони. Но Карна двигалась с совершенной лёгкостью, будто невесомая тень, и иногда он ловил себя на странной мысли, что перед ним всё ещё не человек, а… ну может быть дух, что не имеет плоти как таковой. Нет, прикоснуться к ней он не посмел бы, хоть любопытство и толкало к чему-то такому. И Кай лишь пытался получше её разглядеть.

Дед тоже был переодет – в трикотажную рубашку и тёмно-синие джинсы. Он-то как раз, в самый ответственный момент оказал нежданное сопротивление – напрочь отказался сбривать свою бороду. Тори с парикмахером, после десяти минут уговоров и борьбы за каждый сантиметр его волос, подобрали для деда Егора кроткую стрижку с пышным чубом и придали бороде более собранный вид. В итоге дед остался доволен собой, но эта борода на самом деле была ему очень к лицу и нисколько его не старила. После парикмахерской и брадобрея он прошёлся перед витриной магазина, с сомнением рассматривая в отражении свой новый образ.

Уже в машине он с тоской покрутил в руках свою любимую трость и мрачно закинул её за спинку заднего сиденья.

Кай бросил незаметный взгляд на старика. Он сам, по правде говоря, был вылитый дед Егор – длинный, кареглазый и темноволосый, только без бороды. Им часто говорили, что если бы Кая маленьким выкинули на перекрёстке, то его и тогда бы отнесли к Егору Острожскому, так они похожи. Дед и в свои «за шестьдесят», хоть со спортом и не дружил, среди соседок «нашей Софии» был на хорошем счету как «мужчина видный, с хорошей армейской выправкой, из бывших лётных. Серьёзный». Соседки всегда всё знали лучше.

В отношении деда Кай с ними соглашался, но сам плохо представлял, как выглядит, потому что редко смотрелся в зеркало, а когда смотрелся, отражавшийся образ не вызывал вопросов. Кай лишь знал, что нравится девушкам, и что они тоже ему нравятся.

Ещё он знал, что у него самый высокий рост в группе. И это печалило его в большей мере чем радовало. Это мешало его занятиям в «Счастливой подкове» – он стремительно перерастал в холке своих лошадей.

Дед Егор был рад своей новой физической форме. Пару раз Кай заметил, как тот, проходя мимо большого коридорного зеркала, замедлял шаг, втягивая живот и рассматривая своё лицо; приглаживал бороду и поправлял усы.

Как и в случае с Музой, Каю уже было неловко называть его «дедом» – на вид тому было не больше двадцати. Кай поймал себя на мысли, что в этих обновках, для посторонних людей они вполне могли сойти за братьев. Кай всегда хотел иметь брата.

И всё бы ничего, но в глазах деда поселилась какая-то иная строгость. Ничего общего с его обычным серьёзным видом.

Это было… это была скорбь. Боль утраты, которой не было выхода. Не сейчас, не в эти сумбурные дни, слишком всё впопыхах. Но Кай почувствовал в старике нарастающие отчуждение, пустоту, уныние, с которыми тот не мог справиться. Дед вздыхал, незаметно тёр глаза и нос, иногда замолкал в момент общей беседы, уносясь мыслями далеко от предмета разговора.

Без сомнения, виной всему была смерть лучшего друга, верного Каргера.

Кай, к сожалению, ничем помочь не мог.

* * *

На телеканале подходил к концу рекламный блок, и диктор монотонно загудел:

«…в Древнеграде снова ЧП. В районе Владимирского бульвара в результате вчерашнего ливня образовался провал грунта. В считанные минуты потоком смыло три автомобиля. Древляне отмечают, что на этом участке коммунальщики буквально неделю назад отремонтировали дорожное покрытие.

Напомним, что в последнее время такие случаи в Древнеграде не являются редкостью. Третьего августа в центре на Капонирном Валу произошёл обвал дорожного покрытия под автомобилем. К счастью, все транспортные средства были застрахованы.

Мэрия и дорожные службы призывают жителей подтопляемых районов: «Будьте внимательны и осторожны!»

Все переглянулись и одновременно произнесли: «Велес».

– О жертвах, как обычно, не сообщают, – сухо заметила Муза, не поднимая глаза.

– Ну и страшный он был… тот рогатый медведь… – Тори поёжилась, – где теперь все эти водители? Не представляю, что он делает с теми, кого не удаётся отбить. Что он вообще хотел с тобой сделать?..

Кай, Муза и дед отставили свои чашки.

– Я имею ввиду, зачем он всё это творит?

Кай на секунду задумался, и ответ пришёл очень быстро:

– Ну… он скучает. Так он сказал Каргеру. А кто-то понял, что означает его «…я… Равный среди равных Престолов», типа такого что-то? Карна, ты знаешь, о чём это?

Карна не ответила. Но тотчас вскочил дед и заявив:

– Сейчас разберёмся с вашими престолами! – через минуту вернулся с энциклопедией.

Водя пальцем по статьям на букву «П» и дойдя до «Престола», дед зачитал:

«Престолы – святые бесплотные духи, составляющие один из девяти ангельских чинов, о которых упоминается в Святом Писании. Христианский святой и мыслитель Дионисий Ареопагит указывал в трудах, что Престолам присваивается место третьего чина первой степени, то есть ближайших к Творцу. На них Господь восседает как на престоле и изрекает Суд Свой. Они охраняют духовное становление каждой нации, оказывают помощь человеческим сообществам в случаях, когда людям предстоит совершить деяние, от исхода которого зависит множество судеб. По христианскому учению все ангелы – суть служебные духи, сотворены Богом прежде создания материального мира, над которым имеют значительную власть».

Карна пожала плечами, ничего не добавив.

– Значит… никакое он не чудовище? Ангел, типа? – спросил Кай, глядя на неё.

Вообще в своём недавнем сне он видел ангелов другими. С крыльями из перьев. Летающих. Но раз их так много… чины всякие… может и выглядят по-разному…

Дед Егор, будто прочтя его мысли, продолжил чтение:

«В видениях пророков и апостолов ангелы представали людям и как шестикрылые (когда Ангелы не сходны человеку по внешнему виду, тогда крылья их – как струящиеся потоки благодати) и в виде колёс, усеянных глазами, и в виде существ с четырьмя лицами на голове, и как мечи огненные вращающиеся аки колесницы, а то и в виде причудливых животных и т.д.»

– Во как, – закончил дед, захлопнув энциклопедию.

– Каргер называл его разными именами. Не помню всех… но больше всего хтоником. А! И ещё нефилином.

– Ты хотел сказать Нефилимом, – мягко подсказала Муза.

Кай не спорил, продолжая вопрошать взглядом.

Муза пояснила:

– Если не углубляться в апокрифические версии Библии, то нефилимы – это по сути своей падшие ангелы, которые потеряли свой особый статус по причине неуёмней гордыни.

– Ладно, ангелы-неангелы… пусть остаётся хтоником, чудовищем, гадом, – сердито заключил дед. То, что он хотел тебя утащить, я никакому ангелу никогда не прощу.

В этот момент раздался тихий, почти шипящий голос, и все вздрогнули от неожиданности.

– Ты слышал Путь, вы все слышали. И видели, – Карна отставила в сторону стакан молока. – Ему нужно оживить Миродрево через Пламенник. Для этого нужен Свет. А Свет в вас. В людях. В древлянах его больше всего. Вот он и собирает.

…

Кай смотрел на неё круглыми глазами. То, что казалось ему самой большой проблемой, могло разрешиться прямо сейчас, и он ухватился за соломинку:

– Ты что-то помнишь, Карна? Честно говоря, я почти ничего. Вернее, я тогда мало что понял, а потом неделю валялся без сознания… вы мне сами сказали…

Тори повернулась к ним, оторвав взгляд от телевизора.

– Я тогда упала и почти ничего не успела увидеть. Неплохо было бы послушать снова этот его Путь, как вы с тем подземным другом его называете, – на лице Истории отразилась неприкрытая неприязнь.

Карна встретила её взгляд прямым ответным. Все уже привыкли к тому, что История не упускала случая отпустить колкость в её адрес. Карна хорошо держала удар, но никогда не била в ответ. Возможно, её равнодушие злило Историю ещё больше.

– Да, Карночка, К моему огорчению, слова Велеса нам всем тогда были мало понятны, да и волнение… все растерялись, – поддержала их Муза Павловна. – Ты не могла бы пересказать, хотя бы приблизительно… в общих чертах?

Карна покосилась на Музу, потом перевела мрачный взгляд на Кая:

– Не могла бы. Пересказать не могла бы.

Муза Павловна, закусив губу, потянулась к окну, будто поправляя занавеску. Дед Егор накрыл своей ладонью её руку.

– Я могу только… это… – последнее слово Карны, прозвучавшее как вздох, гулко отдалось в ушах каждого многократным эхом, пространство кухни заполнилось отголосками затухающего, переходящего в шёпот звука. Но этот шёпот не угасал. Карна закрыла глаза. Воздух над головами задрожал… окружающие предметы покрылись какой-то рябью, создавая иллюзию плывущего раскалённого воздуха, словно в пустыне. Через несколько мгновений вокруг стола, вокруг них, источая жар, строка за строкой, складываясь в слова и фразы, начали проявляться горящие фиолетовые буквы.

Муза ахнула. Дед крутил головой, проговаривая вслух обрывки загорающихся и затухающих строф: «время западной звезды»… «трое посвящённых»… «Врата Гнозиса»… трибога в душу тарантас…

История, вскочив со своего стула и отпрянув к окну, заткнула уши. Кай, не обращая внимания на капельку пота, стекающую по виску, как заворожённый вчитывался в висящие строки, спотыкаясь на каждой фразе: «цикл злонаследия»… «на череде потомков»… «жертвой»… «грехи могилы»… «главе честной вернуться должно»…

Кай почувствовал, что изображение теряет чёткость. Следующие строки всплывали совершенно неразборчивым потоком. Буквы не складывались в осмысленное. Он уловил странный звук в перепонках, будто под воздействием белого шума, как на испытании прибора на факультативе с Горынычем. Неясное и тревожное шипело в ушах беспорядочным акустическим сигналом.

Все замерли. Страшное осмысление поразило их разом, всех одновременно. Взгляд Кая на секунду застыл на лице Музы Павловны.

«Закланник», – прошептала она и тут же прикрыла рот ладонью.

Лучше бы он этого не слышал. Лучше бы и вовсе не видеть эти испуганные глаза вокруг. Вот зачем он хтонику. Вот какую цену тот назначил Каргеру. И тот согласился…

Не каждый день твой путь или судьба на долгие годы, а, по словам Каргера, даже на несколько веков, загорается над кухонным столом. Цепочки слов в медленном кружении вспыхивали в воздухе фиолетовыми бликами, как и той ночью спиралью огибая сидящих за столом. Но, к сожалению, после того, как начерталось последнее «и слову плотью бысть», слова Пути буква за буквой растворились в дневном свете. Через несколько минут лишь слабая фиолетовая дымка кружила под потолком. А потом и вовсе испарилась.

Карна почти не дышала, руки её безвольными плетями сползли со стола, она словно уснула… Муза Павловна спохватилась первая. Она схватила её за руки, те оказались холодными, слишком холодными. Она кинулась к плите, схватила горячий чайник и обдала кипятком полотенце, быстро свернула его и приложила ко лбу Карны, голова её была ледяной.

– Грейте, растирайте ей руки, или она не проснётся, – чётко скомандовала Муза, и Тори с дедом бросились к окоченевшему телу. – Кай, неси ещё полотенца.

Несколько минут Карна не дышала и не шевелилась, вообще никак не реагировала. Муза обложила её горячими полотенцами, и температура тела понемногу начала повышаться. Минут через десять она едва заметно повела головой, потом раздался тихий вздох, очень похожий на шипение. Казалось, теперь она просто спит.

Кай ясно помнил, что в ту ночь хтоник что-то говорил о дереве, если его, кажется, напоить, то оно расцветёт или в таком духе. Но сейчас этих слов не было. То есть этот кусок присутствовал, но зрительно его невозможно было различить. Потом более чётко проявились всякие благословения и панегирики, как в старинных одах. Не интересные вовсе строки, но их он прочитал хорошо. Он посмотрел на взволнованную Музу, и кажется она думала сейчас о том же.

– Судя по всему те последние строфы Карне не запомнились, – предположила Муза Павловна, переводя взгляд со спящей девушки на обрывки тающего над головами фиолетового марева.

Тори откинула волосы с лица и глаза её сверкнули.

– Не запомнились? А что если и вовсе не открылись? Может этой змее о них и знать не положено?

Кай не согласился.

– А нам? Тоже не положено? Мне? Я тоже не услышал. Услышал какие-то в конце восхваления, толку с них? Исполнять как?

История умолкла, сердито зыркнув на Карну.

– Что в них вообще такого было? – бросила она.

– Про дерево там и каких-то родственников что ли. Сыновей или племянников. Семейное что-то… Я не запомнил.

– Спросим. При случае у Велеса, – хлопнул себя по коленям дед и встал. – Может и вовсе так задумано.

– А что если он и сам не знает всего? – задумалась Муза. – Может быть такое, что эта часть и ему неизвестна?

– Может, – раздался слабый голос Карны. – Он лишь открывает Пути. А Пути и ему неисповедимы.

Ещё через несколько секунд она с шумом втянула воздух, будто загоняя его в заиндевевшие лёгкие, а затем открыла глаза.

– Карночка, деточка, не надо было… – Муза обтирала её лоб и шею парующими полотенцами. – Обошлись бы как-нибудь… Ты же знала…

– Что знала? – встрял дед.

– Ох… дура старая… это я виновата…

– Что знала? – снова требовательно осведомился дед.

– Что она змея, – сверкнула глазами Муза. – Холоднокровное существо. Такая отдача тепла для неё могла закончиться вечным сном. Вечным.

– Нет, я хотела сама… – прошелестел шёпот Карны. – Я уже в порядке, простите.

История быстро вышла из кухни. Взгляд её фиолетовых глаз отражал смешанные чувства. Кай проводил её взглядом.

Карна почти пришла в себя, Муза Павловна всунула ей в руки большую чашку горячего молока. Кажется, это ей помогало.

Через минуту История вернулась в кухню с листом и шариковой ручкой в руке, она с холодным видом уселась на свой стул и начала писать, изредка поднимая глаза, будто роясь в памяти. Через несколько минут понятная часть текста Пути ровными каллиграфическими строками был изложен на бумаге. Непонятная состояла из единичных слов, совершенно не складывающихся в единый смысл.

– Ловко у тебя выходит, – дед Егор с искренним восхищением рассматривал листок.

– Можешь начинать воплощать, – История подтолкнула лист к Каю, подтянув ноги на стул и уткнувшись подбородком в колени. Потом повернула голову к деду и уже теплее произнесла, – у меня фотографическая память. Мне нужно только один раз хорошо посмотреть – и я уже никогда не забуду.

Кай молча смотрел на исписанный листок. В его голове толкалось несколько десятков вопросов: от «кто все эти люди?» и «разве бывает стеклянное море?» до «что здесь следует толковать дословно, а что метафорически?», но произнёс вслух он только один.

– Тори, а где все запятые?

Тори неожиданно смутилась.

– Я записала как есть, вернее, как показала Карна. У неё там и точек тоже не было. Я сама поставила. Как по смыслу.

Карна равнодушно пожала плечами.

– Ну это хотя бы объяснимо, – дед взъерошил свою буйную шевелюру. – Тогда, хоть утро и затянулось, не вижу смысла откладывать отъезд до вечера. Действуем по плану Тори. Бог не выдаст, Кикимориха не съест.

Подкинув и поймав в воздухе ключ от машины, дед вышел из кухни. За ним все остальные.

Последней выходила Тори.

Она оглянулась и, убедившись, что в кухне больше никого нет, быстро наклонилась и поцеловала Кая в щеку.

Он даже не успел удивиться или что-то сказать, она уже убежала.

– Хорошо бы запятые… – только и сумел выговорить он.