Истории со вкусом интриги. 21 рассказ мастер-курса Юлии Евдокимовой

Где-то в ветвях уныло ухала сова, роняя в душу тоскливые отзвуки. Запахи прелой листвы щекотали ноздри, навевая мысли о тайнах, сокрытых в ночи. Алексей поежился и покрепче сжал в руке верную саперную лопатку.

В какой-то момент ему почудилось, что из-за покосившейся двери домика пробивается слабое зеленоватое свечение. Алексей напряг зрение, всматриваясь в темноту, но видение исчезло так же внезапно, как и появилось.

«Тьфу ты, наваждение!» – мысленно одернул себя майор, потирая глаза. Последнее, что ему сейчас нужно – это шутки воспаленного усталостью сознания.

Он достал из кармана припасенный термос и с наслаждением отхлебнул обжигающе горячего чая, чувствуя, как по телу разливается живительное тепло.

Взбодрившись, Алексей уставился в непроглядную тьму.

Зло не вырвется наружу! Не в его караул, черта с два!

Только с первыми лучами солнца он позволил себе вздремнуть, уткнувшись подбородком в грудь. Недолго, минут двадцать – чтобы не застали врасплох.

Спал он чутко – как заяц. Малейший звук, и вскочит как ошпаренный, с лопаткой наперевес.

Сон прервали голоса, подозрительно знакомые, но неуловимо неправильные. И когда Алексей, прищурившись, разглядел приближающиеся фигуры, то на мгновение усомнился в собственном рассудке.

Семен Семеныч и Елена Петровна, обычно степенные, резвились и гонялись друг за другом, хохотали и корчили рожицы, словно малые дети

– Ты кто, дяденька? – звонко спросила Елена Петровна, подбежав к нему. – А почему у тебя такая смешная лопатка?

Алексей ошарашенно переводил взгляд с одного «ребенка» на другого.

– Вы что, совсем сбрендили? – наконец выдавил он. – Что за цирк? Семен Семеныч, вам не стыдно?

– Я не Семен, я Сеня! – радостно воскликнул бывший пенсионер, дергая руками вверх и прыгая на месте. – А это Леночка, моя подружка. Правда, она красивая?

«Леночка» застенчиво хихикнула и спряталась за спину своего кавалера. Алексей почувствовал, как у него начинает дергаться глаз.

– А ну, быстро по номерам, пока я…

– А ты нам не указ, дяденька! – насупился Сеня, скрестив руки на груди. – Ты не мой папа и не Ленин. Что хочу, то и делаю!

Он схватил Елену за руку, и они с визгом умчались прочь.

– Приплыли, мать вашу за ногу, – сдавленно просипел майор. – Вот тебе и древнее зло, вот тебе и проклятие – армагеддец с погремушками!

Из домиков начали выбираться и другие отдыхающие, c недоумением взирая на странную картину. Кто-то испуганно ахнул, кто-то нервно захихикал. Ясно одно – дело приняло скверный оборот.

– Так, стоп! – рявкнул Алексей зычным командирским голосом. – А ну, все подошли ко мне, быстро! Дядя сказочку расскажет.

«Детишки» с опаской покосились на грозного военного, но подчинились. И тогда Алексей увидел весь масштаб катастрофы – с десяток престарелых туристов, ставших детьми ясельного возраста.

– Мамочки мои… – потрясенно выдохнул он. – Вот влип так влип!

Впервые за долгие годы Алексей почувствовал себя беспомощным. Как с такой напастью бороться?

– Ладно, орлы, – процедил он сквозь зубы. – Сказок не будет, зато будет манная каша. И чтоб никаких возражений, ясно? А там посмотрим, что за дрянь вы в этих домиках подхватили…

– Ура, кашка! – восторженно завопил Семен-Сеня. – А можно, я буду есть ложкой, как космонавт?

– Можно, – вздохнул Алексей. – Главное, не ушами. Елена… Леночка, а ты что будешь?

– А можно, я буду принцессой? – робко спросила Лена, теребя подол ночной рубашки. – Принцессы не едят кашу, они едят только торты и пирожные.

Алексей мысленно взвыл – представил процесс готовки тортов на весь дом отдыха.

– Слушай, принцесса, – проникновенно начал он. – Хочешь, я приготовлю тебе волшебную кашу? Такую, какую едят только настоящие принцессы?

Лена недоверчиво нахмурилась:

– Это какую?

– А вот увидишь! – подмигнул Алексей. – Будет тебе и каша, и торт в одном флаконе, – с этими словами он развернулся и повел в столовую ватагу притихших «детей».

Спустя полчаса довольные «дети» с аппетитом уплетали гурьевскую кашу, украшенную ягодами и печеньками.

– Смотри, Сеня, у меня звездочка! – восторженно тыкала ложкой Лена. – А у тебя ракета!

– Ух ты, здорово! – восхищался Семен, выуживая изюминки. – Вот бы каждый день такое есть!

Алексей улыбнулся, глядя на эту идиллическую картину. Только чувство тревоги нарастало.

Где директор? Что за массовый психоз тут творится? Как с этим бороться?

 
* * *
 

Все изменилось через пару часов после завтрака: то ли каша так на «детишек» подействовала, то ли солнце в зените сняло проклятие домиков. Люди стали приходить в себя, ошарашенно озираться, словно последние несколько часов жизни пропали из их памяти.

– Семен Семеныч, вы как себя чувствуете? – участливо спросил Алексей, заглядывая в глаза недавнему «ребенку». – Помните что-нибудь?

Пожилой мужчина растерянно моргнул и потер лоб:

– Я… Я не уверен. Кажется, мы с Леной… То есть с Еленой Петровной… Мы будто в детство впали. Что это было, Алексей Петрович?

Алексей задумчиво почесал затылок. В голове начинали складываться кусочки мозаики.

– Знаете что, Семен Семеныч, – медленно проговорил он. – Похоже, в этих заброшенных домиках аномальная зона. Что-то вроде источника вечной молодости, только наоборот. Превращает взрослых в детей, причем ментально.

Семен Семеныч ахнул:

– Так вот почему вы нас туда не пускали! А мы-то, старые дурни, не послушались. Ох, Алеша, спасибо вам! Если бы не вы с манной кашей…

Алексей отмахнулся:

– Да бросьте вы, не за что благодарить. Я ж не знал, что каша – ключ. Просто повезло.

Он прищурился, размышляя. Что-то еще ускользало, вертелось на краю сознания…

– Семен Семеныч, – вкрадчиво начал он. – Вчера вы рассказывали, что видели рядом со складом воров, утащивших часть продуктов. А вы случайно не помните, куда они собирались спрятать похищенное. Может, как-то обмолвились между собой.

Старик наморщил лоб:

– Дай вспомнить… Кажется, говорили что-то про сорок первый домик.

Алексей подсочил.

Ну конечно! В сорок первом живет призрак. А раз так, то никто туда не сунется.

Он вскочил и принялся мерить комнату шагами, рассуждая вслух:

– Думаем логически. Домики – это ловушка, аномалия. Но наши ушлые ребята как-то об этом прознали и решили использовать в своих целях. Заманивать туда людей, превращать в детей, а потом, небось, выкуп требовать.

Он передернул плечами от омерзения:

– Вот ведь сволочи, а! Ни стыда ни совести! И манка тут ключевую роль играет, – продолжал Алексей. – Видать, кто-то из этих пройдох прознал, что она может эффект аномалии обратить. Вот и решили со склада утащить, чтоб контролировать процесс. Ух, гады!

Семен Семеныч испуганно ахнул:

– Так что же делать, Алеша? Неужто мы так всех и потеряем? Превратятся в детишек – и поминай как звали?

– Не дрейфь, Семен Семеныч. Главное – воров изловить. И глаз с этих домиков не спускать – вдруг кто еще полезет, дурак или дитя малое.

 
* * *
 

Алексей затаился у домика 41, выжидая добычу. Ночь выдалась прохладной, и он плотнее закутался в куртку, приготовившись к долгому бдению. Неподалеку призывно мерцали огоньки аномальных домиков – завлекали, манили в свои сети.

Прошло полчаса, час, другой. Алексей начал клевать носом, как вдруг до его слуха донесся шорох. Он встрепенулся, напряг зрение.

Так и есть! Меж домиков, оглядываясь по сторонам, крадучись двигалась темная фигура. В руках у нее поблескивал в лунном свете знакомый чемоданчик.

Алексей дождался, когда человек поднялся на крыльцо, и сорвался с места. В два счета он настиг воришку и, ухватив за шиворот, дернул на себя. Раздался сдавленный писк, и чемодан с грохотом упал на землю.

– Попалась, голубушка! – торжествующе воскликнул Алексей, сжимая в объятиях упирающуюся девицу. – Ну-ка, признавайся, что в чемодане? Небось, думала – самая умная, да? На стариках решила поживиться?

Девушка-администратор злобно сверкнула глазами и прошипела:

– Ничего я не брала! Это все их добровольные пожертвования, ясно? Вон, у меня и расписки есть!

И она, извернувшись, выудила из кармана пачку мятых бумажек. Алексей выхватил одну и быстро пробежал глазами корявые детские каракули.

«Я, Семен, атдаю сваи веши в музей.

Падпись: Семен».

У Алексея отвисла челюсть.

Вот это номер! Это ж надо было додуматься – заставить «детишек» подмахнуть такую бумаженцию! Вот ведь жучка хитрая…

– Не пойдет, милая, – процедил он сквозь зубы. – Это ж мошенничество! Ясно тебе?

Девица фыркнула и вздернула подбородок:

– Ничего не знаю. Подписи стоят? Стоят. Значит, все законно. А вы не имеете права меня задерживать. Я в полицию пожалуюсь!

Алексей скрипнул зубами.

Вот ведь зараза! Как есть – змея подколодная. И ведь не подкопаешься – документ есть документ, пусть и писанный под влиянием момента.

И тут его осенило. Алексей медленно растянул губы в улыбке и ласково проворковал:

– Значит, в полицию собралась? Ну-ну, давай, топай. Только учти – я ведь тоже могу кой-чего рассказать своим друзьям из ФСБ. Сядешь за госизмену.

Девица посерела и сглотнула. Такой расклад ей в голову не приходил.

– Какая измена? – пролепетала она, заметно сбавив обороты. – Ты чего удумал, мужик? Бред какой-то…

Алексей встряхнул ее за плечи:

– А то ты не знаешь! Поселить боевого офицера в домике с аномальной зоной. Чтобы разум потерял, в детство впал и выдал военную тайну.

Девушка испуганно заморгала, явно не ожидая такого поворота. Похоже, до нее начало доходить, что лучше сдать на попятную.

– Ладно, – выдавила она, опуская глаза. – Забирайте свои вещи. Только отпустите меня, ради бога! Бес попутал, решила воспользоваться моментом.

Алексей удовлетворенно хмыкнул и разжал руки. Девица отшатнулась, потирая плечи и злобно зыркая исподлобья.

– А ну, пошла отсюда, – цыкнул Алексей и окатил девицу ледяным взглядом.

Девушка попятилась:

– Все-все, поняла. Исчезаю, – пробормотала она, затравленно оглядываясь. – Ноги моей здесь больше не будет!

И она, подхватив подол сарафана, со всех ног бросилась прочь.

Алексей проводил ее взглядом.

Вот так-то лучше! Не на того напала, голубушка!

Он подобрал злополучный чемодан.

Надо вернуть вещи владельцам, да и насчет «расписок» разъяснительную работу провести. А то ишь, удумали – в детство впадать на старости лет! Дескать, не ведаем, что творим.

Ну уж дудки!. Раз такое дело – будем вместе ума-разума набираться. С манной кашей и щепоткой воспитания.

Бодро шагая по тропинке, Алексей принялся насвистывать бравурный марш. Настроение – преотличное.

Ну а как иначе? Когда ж еще в отпуске удастся и подвиг совершить, и сыщиком поработать, и в няньки поиграть?

То ли еще будет…

Елена Фили.
ТЕНЬ НА ВОДЕ

Костерок на пригорке весело потрескивал, расстилал дым над темной водой неширокой речки. Пахло осенью. Еле слышно шуршали опавшие листья под ногами женщины лет пятидесяти, в фартучке в желтый горошек хлопотавшей у раскладного столика. Здоровым охотничьим ножом она крупно резала ярко-красную морковку, чистила большие круглые луковицы, рубила блестевшую желтыми маслянистыми боками картошку и складывала нарезку в алюминиевые миски.

Двое мужчин примерно того же возраста сидели у костра, время от времени подкладывая в огонь нарубленные поленья.

– Специалисты-медики подтверждают тот факт, что нервная и сердечно-сосудистая системы укрепляются в процессе рыбалки, – громко говорил один из них, Михаил, осторожно и медленно доставая из предательски шуршащего пакета полуторалитровую бутыль самогона.

– На рыбалке человек дышит свежим воздухом, без городской копоти, поэтому организм получает огромную пользу, – вторил ему Иван, цепко наблюдающий за суетившейся Шурой и готовый в любой момент подать брату знак опасности.

Михаил достал два граненых стакана, плеснул в каждый до половины и протянул брату пупырчатый огурец. Себе отломил хлеба от домашнего каравая и негромко пробормотал:

– Ну, за день рождения племянника! Чтобы бизнес процветал, а друзья не забывали!

Братья чокнулись, отвернувшись от Шуры, выпили, закусили и, сразу размякнув и привалившись друг к другу, повели атаку на повариху:

– Рыбалка, Шура, дело мужское. А уж уха, это для рыбака… Это…

– Вы что, окаянные, уже тяпнули? Да когда ж успели-то? Вот я вам! – Шура пригрозила братьям половником. – А ну быстро котелок устройте!

Бутыль и опустевшие стаканы Михаил спрятал в пакет, отодвинул его ногой в заросли высокой, уже сухой травы и суетливо поднялся.

– Так за Виталика грех не выпить! На рыбалку нас пригласил, с друзьями познакомил. Брат наш третий доволен был бы, если б не умер в молодости. Вон какого мы ему орла воспитали! Правда, Ваня?

Иван молча ткнул Михаила вторым концом шеста, на котором висел котелок с водой.

– Правда. Давай, закрепляй.

– И что ты, Шура, раскудахталась. У тебя для ухи только овощи да вода. Рыбу-то молодые еще ловят, и неизвестно когда…

– Известно, известно. – С ведром, в котором бурно плескались краснохвостые полосатые окуни и ерши с колючими пятнистыми плавниками, подошел Ник, один из друзей Виталика. – Держите, тетя Шура, надеюсь, угодил.

Шура присела у ведра и со знанием дела поцокала языком.

– Добрый будет бульон, наваристый. Молодец! Судачка бы еще, для мясных кусочков.

– Это мы вдвоем с Олегом наловили. А Виталик со своим новым спиннингом пошел по берегу, сказал, что мелюзгой заниматься не хочет. Надеется поймать большую щуку.

– Да Виталька всю жизнь такой. – Иван тоже присел у ведра и вытянул за хвост горбатого окунька. Тот сильно изогнулся и, выскользнув из руки Ивана, плюхнулся назад, обдав брызгами Шуру, отчего та недобро посмотрела на Ивана и отодвинулась. – Вечно ему нужно отличаться от других. Не удочку взять, а спиннинг, да непростой, а трехметровый. Квартиру непременно в центре, машину, чтобы у соседей от зависти нутро скрутило. Все с Михой ждем, какую он жену себе отхватит. Не иначе королевишну.

Ник засмеялся, достал из серого патфайндера с хищной клыкастой мордой видавшую виды гитару, пристроился у костра, вытянул длинные ноги и, перебирая струны, негромко запел:

 
…И носило меня, как осенний листок.
Я менял имена, я менял города.
Надышался я пылью заморских дорог,
Где не пахли цветы, не светила луна.
И окурки я за борт бросал в океан,
Проклинал красоту островов и морей…⁴³
 

– Слушай, – оживился Михаил, – а вы правда с Олегом в Африке воевали?

– Правда. Но мы не любим об этом вспоминать.

– Виталька говорил, что Олег тебя, когда близко граната взорвалась, от осколков собой закрыл?

– И это правда. У него вся спина в шрамах. А у меня один – под сердцем.

– А кем вы у Витали на фирме работаете? Он так хвастался, вот, мол, одноклассников на работу принял, навоевались, вернулись, да никуда приткнуться не могли, а я все устроил.

Ник взял громкий аккорд и перестал играть.

– Было такое. Он нас сам нашел и позвал. Откуда узнал, что нам помощь нужна, не знаю. Я водителем у него теперь, а Олег начальником охраны.

– Эх, молодец племянник. Дай Бог ему здоровья и много денег. – Михаил незаметно для вернувшейся к столику Шуры стал подтягивать ногой спрятанный пакет. – Друзей не забывает. Я-то помню, как вы в школе вместе экзамены сдавали да за девками бегали. То есть за одной. Которая потом за Олега замуж вышла. Ох, красивая девка! Как Виталя убивался, ой, как убивался, что не обращала она на него внимания.

Михаил наполнил стакан на треть, усмехнулся лукаво и, долив до половины, протянул Нику. Тот отчего-то нахмурился, но стакан с самогоном взял и выпил залпом, не закусывая. Михаил уважительно поднял вверх большой палец и, увидев, что Шура идет к костру, прикрыл бутыль и стаканы своей курткой. Ник встал и пошел к берегу. Он снова запел, и над рекой поплыло грустное:

 
Расстанься с ней! —
весь мир кричал-вопил, но я ее любил.
…А локоны совьют тебе петлю,
но я ее люблю.⁴⁴
 

Шура подошла, повела носом, унюхала ни с чем несравнимый сивушный дух, в сердцах кинула братьям по ножу и показала на ведро с рыбой:

– Потрошите давайте, а то ухи не дождетесь с самогонкой проклятой этой. Напьетесь, и слова не скажете за столом. А надо бы именинника поздравить от души.

Иван с Михаилом послушно принялись вылавливать уже уснувшую рыбу, чистить и выкладывать тушки в глубокую миску, поданную Шурой, рассуждая, что самогонка – чистая слеза и еще неизвестно, что вреднее: водка заморская, которую Виталик привез с собой на празднование, целых четыре бутылки, или своими руками любовно сделанный напиток, все по технологии, ни шагу в сторону.

Вода в котелке забулькала, Шура сложила блестевшие влажными боками на солнце тушки в марлю и опустила самодельный садок в кипящую воду. Потом убрала из кострища часть углей, чтобы уменьшить жар. Добавила в котел луковицу и морковку, прикрыла крышкой, что-то прошептала. Потом подтащила складной походный стульчик и уселась возле костра.

– Полчаса покипит, подожду здесь.

Михаил и Иван переглянулись. Такое соседство не входило в их планы. Горлышко бутылки вероломно выглянуло из-под куртки, потревоженной ножками стульчика, и Михаил, сев прямо напротив Шуры, чтобы она не смотрела по сторонам, принялся расспрашивать ее о рецепте ухи, а Иван попытался отодвинуть бутыль подальше, но стаканы, лежавшие рядом, вдруг звонко чокнулись боками. Иван поймал предупреждающий взгляд брата, затаился, а потом осторожно продолжил освобождать из плена драгоценную бутыль. Увлекшись, он не заметил, как пришел Виталик, и вздрогнул, услышав:

– Вот тебе, тетя Шура, щука для ухи, смотри какая!

Шура подхватила большую рыбину, раскрывшую зубастую пасть, улыбнулась радостно:

– Ну, теперь все в порядке, будет вам уха с дымком такая, что запомните на всю жизнь. Угодил, Виталик.

– А где Ник с Олегом?

– Наверное, на берегу, песни распевают. Ник гитару взял.

– К ним пойду. Позовете, как тетя Шура полено в уху пихать будет. Посмотреть хочу.

Он ушел, а Михаил с Иваном уставились на Шуру.

– Какое полено?

– Скоро узнаете, – Шура загадочно усмехнулась, ловко разделывая щуку: почистив, отсекла ей голову и хвост, тушку нарубила на полустейки и отделила мясо от костей.

– Принесите мне водку из машины, – скомандовала она.

Заинтригованный Иван быстро сбегал и принес бутылку, а в это время Михаил, не отрываясь, следил за действиями Шуры.

Она вынула из котла марлю с мелкой рыбешкой, в бульон засыпала картошку, куски щуки, положила нарубленную крупно морковь и новую луковицу, у которой были отрезаны дно и верхушка. Дождалась, когда закипит, и прикрыла котел крышкой. Когда все было готово, Шура взяла из костра тонкое обугленное поленце и сунула в уху, подождала минуты три и вытащила. Затем похлебку посолила, кинула по горсти перца горошком и зеленушки, сыпанула лаврового листа. От котла поплыл умопомрачительный аромат.

– Ну и теперь главное, братья-алкоголики, – Шура довольно засмеялась, открывая водку и глядя на вытянутые лица Михаила и Ивана.

Она наполнила стопку водкой и влила ее в уху.

– Зачем? – застонал Михаил. – Испортила два продукта!

– Продезинфицировала? – Иван тоже выглядел ошарашенным.

– Полено придает ухе запах дымка, а водка отбивает привкус речной тины, и бульон становится прозрачным. Если рыба морская, то так не делают.

Шура закрыла котел крышкой и закончила:

– Пусть настоится минут тридцать. Ой. – Она растерянно посмотрела на братьев. – Виталя же просил позвать его, когда я буду полено в уху засовывать… Пойду скажу ему, что забыла. Заодно позову к столу всю компанию.

Едва Шура скрылась за ивняком, братья, не сговариваясь, вытащили из-под куртки первач, которого оставалось около трети бутыли. Михаил снова разлил по стаканам и, подняв свой, провозгласил тост:

– За уху!

Выпил и почесал затылок.

– Какая-то маленькая дозировка у Шуры получилась. Вдруг от тинного запаха не очистится? Может, добавить? И для вкуса полезно.

Иван согласно кивнул. Братья посмотрели, не возвращается ли Шура, приподняли крышку и вылили каждый по полстакана самогонки в уху.

– Кстати, ты говорил, что Виталя взял на праздник четыре бутылки водки, а в машине лежало три. Теперь две полные и вот эта, открытая, – проговорил Иван. Его язык уже немного заплетался.

– Нам и первача хватит, а молодым чего напиваться, они…

Внезапно со стороны реки донеслась ругань и истошный Шурин крик.

Михаил и Иван взбежали на пригорок и увидели, как Виталя с Олегом ожесточенно дерутся, Шура, пытаясь помешать им, заполошно хватает то одного, то другого за одежду, а с противоположной стороны, из камышей, к дерущимся несется Ник.

– Эх, вот так праздник, – растерянно проговорил Михаил.

Иван схватил брата за рубаху и потянул вниз с пригорка.

– Племянника бьют, бежим, поможем!

– Неизвестно еще, кто кого бьет. Виталя наш не дурак, найдет у противника слабину и к-а-ак даст, вот увидишь! Не уходи, отсюда лучше видно. А то прилетит еще. Ребята серьезные. Воевали. Мне вот интересно, Ник за кого вступится, за начальника или за друга?

Ник ни за кого вступиться не успел. Виталик вдруг схватил прислоненную к валуну гитару.

– Я же говорил, – прокомментировал Михаил, – видишь, вооружился. Сейчас пойдет в атаку.

Виталик оттолкнул повисшую на нем Шуру и, размахнувшись, шагнул вперед. И тут же согнулся пополам от резкого удара в живот. Гитара выпала из руки Виталика и ударилась о валун. Крик, полный боли, донесся до братьев, и они, вскочив, все-таки бросились на помощь племяннику. И не увидели окончания драки.

Когда, запыхавшись, они добежали до места, там был только Олег, вытирающий окровавленную губу, и Шура, которая растерянно держала в руках разбитую гитару.

– А Виталя где?

– Ушел. Ник за ним побежал, сказал, что догонит и вернет.

– А что случилось-то? Что не поделили?

– Ничего. – Олег оглянулся туда, где скрылись Виталик с Ником, забрал из рук Шуры гитару и, тяжело разгребая опавшие листья, пошел на пригорок, где продолжал бодро потрескивать костер.

– Шура, из-за чего подрались-то? – Михаил, утешая, погладил плакавшую женщину по голове.

– Не знаю я, – взвыла Шура. – Олег один тут сидел, я подошла, а он как зыркнет и бумажку, которую читал, смял и поджег. Зажигалка у него такая…

– Да ну ее, зажигалку, – топнул в нетерпении Иван. – Что за бумажка, что в ней было?

– А я видела? – огрызнулась Шура. Она уже пришла в себя, поправила сбитую набок косынку и принялась оглядывать истоптанный множеством следов берег.

– Вот!

Шура выхватила из песка обугленную бумагу. Втроем они склонились над клочком, пытаясь разобрать уцелевший текст.

– Что-то больничное, то ли справка, то ли выписка, не понять, только верх бланка остался. А при чем тут Виталя?

– Он как раз подошел к нам, и Олег как вызверится на него. «Убью», – кричит, и за грудки схватил. Я сама ничего не поняла. И закрутилось все, ой, страшно было!

Шура снова заплакала.

– Ну, никто же никого не убил. – Михаил опять начал гладить ее по голове. – Успокойся. Дело молодое. Кровь кипит. Сейчас остынут да придут уху твою с дымком есть. Пойдем.

За столом вместо праздничного настроения царило взрывоопасное напряжение. Виталик, пришедший к столу позже всех, с красным злым лицом молча сел на оставленный ему стул и налил в свою миску ухи.

– Мужики! И Шура. – Михаил, переглянувшись с братом, встал и поднял стакан. – Давайте выпьем «мировую». Негоже так ссориться. Впереди жизнь. И мало ли как она повернется. Самые близкие, кто всегда рядом, и в беде, и в радости, – это семья и друзья. Виталик, Олег?

– Не буду я с ним пить! И вообще, я ухожу. Доберусь домой на попутках. Теть Шура, ты извини за драку, и уха у тебя классная получилась.

– А я вот выпью! – с вызовом бросил Виталик и тоже поднялся, держа в руках стопку водки. – Только не за день рождения, а за твоего сына! Пусть растет здоровым и сильным!

Виталик, громко глотая, выпил водку, сел и вдруг, схватившись за горло, повалился на траву. Ник обхватил Олега, который снова было кинулся драться, Шура испуганно замерла, закрыв рот ладонью, и только Михаил с Иваном бросились к племяннику. Один схватил Виталика за руку, второй разорвал застегнутый ворот его рубашки – пуговицы с треском полетели в разные стороны.

Виталик хрипел и трясся, катаясь по земле, и вдруг затих.

– Это… Он умер, кажется…

Михаил растерянно посмотрел на брата, а потом на остальных.

– Вызывайте скорую!

Ник оттолкнул Михаила и принялся делать искусственное дыхание. Олег подполз и стал помогать.

– Сети нет! – в отчаянии крикнул Михаил, пытаясь дрожащими руками набрать «112».

– На дерево лезь! Давай, давай!

Олег, видя, что Ник прекратил реанимировать Виталика, приложил ухо к его груди, потрогал артерию на шее и, повесив голову, сел рядом.

– Сеть есть! – заорал Михаил откуда-то сверху. – Сейчас я!

…Видавший виды УАЗ «буханка» серого цвета с синей полосой и проблесковым маячком на крыше вслед за скорой прибыл на место происшествия спустя час.

– А что вы хотите? Мы и так чуть ли не по встречке ехали, сирену включили. – Немолодой грузный следователь снял фуражку и вытер платком лысину. – Суббота, последние теплые деньки, кто на дачу, кто на рыбалку, вот как вы. Скорая с вызова пока приехала. Одни деревни вокруг, дороги какие, сами понимаете. Капитан Свердлов я. А это оперуполномоченный Антон Потанин. – Капитан показал на вышедшего следом из «буханки» молодого усатого сержанта. – Показывайте труп.

От буднично произнесенного «труп» Шура зарыдала, а мужики насупились. Ник повел капитана к Виталику. Тот, бережно прикрытый пледом, лежал недалеко от костра.

– А чего он бурый такой?

– Мы тут пытались все вспомнить, пока вас ждали. Наверное, это такая реакция на алкоголь. – Олег пожал плечами, Михаил и Иван закивали, Ник промолчал, но встал рядом с Олегом. Шуру посадили на рыбацкий стульчик и загородили от капитана.

– Так. – Капитан оглянулся, увидел складной стол, на котором готовила Шура, и сказал: – Давайте-ка сделаем все правильно. Пока Антон начнет территорию осматривать, я буду вести протоколы и опросы. Все честь по чести, на бланках и с подписями. А вы мне всю картину произошедшего расскажете, каждый по-своему. Лады? Я за тот стол сяду, вы мне его освободите, и стул дайте или табурет, что у вас есть? Не такой хрупкий, – он покосился на Шурин, – сами видите, я мужчина в теле. Первой девушку вашу пригласим, чтобы меньше нервничала.

Шура просидела напротив следователя не больше пяти минут. Встала и ушла к реке. За ней капитан опросил Ивана, потом Михаила. Причем капитан сам называл, кто будет следующий.

Оперуполномоченный рыскал сначала на стоянке с костром, словно что-то вынюхивал, набрал в баночку немного ухи из котелка и отнес в машину. Затем начал расхаживать вокруг, постоянно увеличивая радиус. Прошелся зигзагом по берегу, заглянул в камыши, потом в ивняк. Из ивняка вынес полбутылки водки в полиэтиленовом пакете и водрузил на стол перед следователем. Тот посмотрел задумчиво на бутылку и позвал Михаила.

– Откуда вы знали, что покойный привез на рыбалку четыре бутылки?

– Все знали, – растерялся Михаил, его глаза встревоженно забегали с бутылки на следователя и обратно. – Они в пакете лежали, на полу возле переднего сиденья, брякали всю дорогу.

– Все пили?

– Все. День рождения же. И ночевать здесь собирались. А, нет! Олег не стал пить. Ну, после того как они подрались.

– Понятно. Позовите Олега.

– Я здесь, чего меня звать. – Хмурый Олег сел напротив следователя.

– Как думаете, отчего умер ваш приятель?

– У него аллергия была на спиртное. Он скрывал ото всех. Мы с Ником знали. Он в школе на выпускном такой же красный был и потом его всю ночь выворачивало.

– А почему скрывал?

– Ну, как же. Мужик, и аллергия на водку. Кто узнает – засмеют. Он пил со всеми, но немного, пару стопок. На другой день краснота сходила. Но вот эта… – Олег кивнул на пол-литра в пакете. – Наверное, не наша. Не мог Виталя столько выпить.

– Да еще в уху Шура вылила стопку, а братовья добавили самогону каждый по полстакана. Вот так. А из-за чего вы подрались-то? Вроде друзья?

– Этот гад мне не друг. Ничего не скажу.

Олег сжал кулаки и исподлобья глянул на капитана так, что тот замахал руками.

– И не надо! Иди, иди, а то еще меня побьешь.

Следователь посмотрел на оставшегося последним Ника и кивнул, приглашая за стол. Тот усмехнулся, сел и вызывающе выпалил:

– Почему подрались, знаю, но тоже не скажу.

– Смотри, верный друг, какая у нас с тобой получается картина. Понятно, что приятель ваш умер от анафилактического шока. Аллергический отек гортани, если по-простому, у него случился. Это после вскрытия патологоанатом мне скажет, не сомневайся. Но! Именинник вышел из ивняка к костру уже красный. Так говорят Шура и братья. Антон мой, отличный опер, нашел в ивняке полупустую бутылку водки. Значит что? Правильно. Именинник после драки расстроился и пошел заливать горе. Потом он поел ухи. В ней, заметь, тоже наличествовал алкоголь: стопка водки и стакан самогона.

– Да ну?

– Ну-ну. Ты тоже ел. Не мог не заметить. Да еще Шура хвасталась рецептом. Не надо.

Ник усмехнулся и согласился.

– Знал.

– И вот Михаил произносит тост и предлагает «мировую». И?

– И?

– Олег отказывается, а именинник очень даже пьет, да почти залпом. И при этом упоминает сына Олега. А мы теперь знаем что?

Ник уже не усмехался, а зло вглядывался в обманчиво добродушное лицо капитана. Тот снова снял фуражку и протер платком лысину.

– Что перед дракой Олег сжег медицинский бланк и крикнул: «Я убью его». Понятно, что убить он хотел Виталия, так как и набросился на него, едва тот подошел. Значит, получается что?

– Что?

– Олег знал об аллергии, Олег обещал убить, и Виталий умер.

– Не получается. Сам умер. Не убит, – тяжело обронил Ник.

– А если ему кто-то помог умереть, а? Тот, кто знал про аллергию, знал про рецепт ухи с водкой и про четыре бутылки в пакете у переднего сиденья патфайндера? – Капитан забарабанил пальцами по столу. – Что скажешь?

– Вы куда клоните, капитан? Говорите прямо.

– А прямо я скажу так. Шура кашеварила. Братовья по-тихому наливались самогоном у костра, вы ловили рыбу, а потом Олег сидел на берегу. Виталий вернулся со щукой к костру и сразу ушел.

– И что?

– Только ты, верный друг, мог взять водку из машины. Когда за гитарой ходил. А после драки кинулся догонять побитого именинника, а куда? В ивняк, конечно. Теперь получается?

Ник устало потер лицо.

– У Олега месяц назад сын родился. И вроде бы радость. А Алька, жена его, все плачет и плачет. Втихую, когда думает, что никто не видит. Олег сделал тест ДНК. Ему конверт принесли из клиники перед самым отъездом сюда. Его он и сжег.

– То есть его сын – это не его сын, а как раз Виталия? А ты знал?

– Да! Алька ко мне прибежала, вся в соплях и слезах, рассказала, как пришла к Виталию просить, чтобы устроил нас на работу, а он… – Ник скрежетнул зубами. – Изнасиловал ее и пригрозил, что расскажет Олегу, мол, она сама к нему постоянно бегала, пока мы воевали. А Олег… он… Он и правда убить может. Психованный после войны стал. Ну мы с Алькой решили ничего не говорить. Алька не знала, от кого ребенок будет. А потом, видно, сама анализ сделала, вот и плакала.