Лео смотрел на меня со снисходительной улыбкой, крутя в руке вилку, он так и не притронулся к своей порции и вежливо предложил ее мне, как только я расправилась со своей.
– Я возьму только одну, – не смогла я отказаться и с удовольствием подцепила вилкой оладью с его тарелки.
– Хоть все. Тебя стоит откормить, пока ветром не сдувает.
Он смеялся.
– А может пора на диету? Легче будет на лед падать. Кстати, я так и не спросила, – вспомнила я происшедшее в классе. – Как ты узнал, что я не сама упала?
– По ушибам, – ответил он, на секунду задумавшись. – К ним приливает кровь, а движение крови ощущает любой из нас.
Так как я продолжала непонимающе сверлить его взглядом, он продолжил объяснение.
– В классе такие парты, за которые просто невозможно запнуться, так повредив и руку, и стопу, и колено. Поэтому стало очевидно, что причиной стала подножка. К тому же эти подлецы были рады твоей боли. Не волнуйся, они больше не причинят тебе зла.
В его словах была неприкрытая угроза.
Он снова превратился в величественно прекрасного Марса.
Я сглотнула. Не хотелось бы оказаться на месте несчастного, рискнувшего его разозлить. Но только я знала, как он был добр. Он был добр ко мне, и после всего это было как бальзам на душу.
Даже сейчас он боролся со своей природой, не желая причинять мне боль, не пользовался моими слабостями. Благородство. Может быть. А может, еще один раунд в его игре.
– Не смотри на меня так, а то клыки прорежутся, – совершенно серьезно заметил Лео, сверкнув из-за стекол очков глазами.
– Привет!
К нам подошла, вернее легкой походкой подлетела, Майя. За ней, отстав на пару шагов, степенно следовала Адель. Поставив на стол полные тарелки, девушки устроились за столом.
– Неужели ты так оголодал, что начал есть человеческую пищу? – Брови Майи удивленно, но не без ехидства, приподнялись. Она смотрела на полупустую тарелку брата.
– Мне помогли.
Лео кивнул в мою сторону.
– Как бы я хотела, чтобы мне так помогли! Каждый раз, когда я сдаю полную тарелку, посудомойка смотрит на меня, как на врага народа.
– Майя! – не очень вежливо прервал ее голодный вампир.
Она уставилась на него, потом быстро заговорила:
– Да, конечно. Извини. Вот, держите. – Она протянула нам наши пухлые сумки с учебниками, словно они весили не больше листа бумаги. Я поспешно схватила свой рюкзак и оглянулась – к счастью, все столпились у кассы, и никто на нас не смотрел.
– А вот это специально для тебя.
Она вынула из своей сумки четыре пакета «сока» и протянула два из них Лео, оставив себе с Адель по одному.
Лео неуловимым движением вонзил трубочку в пакет и с явным удовольствием втянул в себя густую красную жидкость. Быстро опустошив первый пакет, он снял солнечные очки и неторопливо приступил ко второму.
Я вгляделась в его горделивые черты – все снова было как прежде – ясные темно-зеленые глаза сияли внутренним светом, не было и намека на подглазники, бледность уменьшилась. От сердца отлегло – ему стало лучше.
Зазвонил мобильный телефон, от мелодии Дарта Вейдера из Звездных войн, я чуть не свалилась со стула. Кто же ставит такие рингтоны?
Лео ответил, затем, сказав: «Я ненадолго», вышел из столовой. Через приоткрытые двери я видела, как он разговаривает, отвернувшись и изящно облокотившись на стену. Его высокая безупречная фигура невольно притягивала глаз, к тому же я волновалась – отвечая на звонок, он выглядел обеспокоенным. Скорее всего, разговор был связан с утренним происшествием, о котором он упоминал.
Украдкой, из-под ресниц я взглянула на виновницу переполоха. Она была прекрасна как всегда, только вела себя очень тихо, правда и проблеска чувства вины я не заметила. Одно было знала совершенно ясно – ее неприязненное отношение ко мне ничуть не изменилось.
Перехватив мой взгляд, Майя приветливо улыбнулась:
– Как утро прошло?
– Так себе. – Рассказывать обо всем не хотелось. Зато, вспомнила я, были вопросы, ответы на которые мне давно пора узнать. Лео сейчас как раз был занят, а Адель не станет тратить на меня драгоценный воздух из своих легких.
– Можно вопрос?
– Конечно. – Девушка насторожилась. Я поняла, что на вопросы о сестре она ни за что не ответит… Ну и ладно, было еще сколько всего, о чем мне хотелось спросить.
– От чего вы чувствуете голод?
Я нарочно говорила едва слышно, но Майе это совершенно не мешало.
– Жажду, так это называется. – Уточнила она, таким же тихим голосом. – Это своего рода усталость, истощение сил организма, а еще бывает, возникает от нестерпимого желания крови. На свете есть такие люди, чья кровь как бы резонирует с нашей, вызывая неконтролируемую жажду. Таких людей один на миллиард, но они нередко служили причиной вымирания целых городов. Конечно же, в средние века. Сейчас большинство из нас более цивилизованы. Хотя, ощутив на клыках такую кровь, вампир абсолютно теряет самоконтроль и превращается в дикого зверя. Я говорю это не для того, чтобы тебя напугать, а чтобы предупредить.
– О чем? – Об ответе я уже догадывалась.
– У тебя такая кровь. Поэтому нам очень сложно находиться рядом с тобой, когда ты ранена, да и когда не ранена твой запах весьма … соблазнителен. Например, сейчас я абсолютно точно знаю, что пару часов назад тебе устроили кровопускание… К тому же, – добавила она с легкой усмешкой, делавшей ее еще более очаровательной, – это здорово уязвляет гордость. Представь, ты веками борешься с жаждой и думаешь, что все под контролем. А потом – раз, и оказывается, весь твой самоконтроль держится на тоненькой ниточке сознания. Крайне неприятно.
Мне стало не по себе – оказывается я – деликатес, который целое утро бессовестно мучил Леонардо. Его гордость вампира должно быть сильно уязвлена, но он даже ни словом не обмолвился о том, как ему трудно держать себя в руках. Невольно я почувствовала благодарность и уважение.
– Но не переживай, пока ты под защитой Лео, ни один вампир к тебе на пушечный выстрел не подойдет. – Добавила она, забавно ковыряя оладью алюминиевой вилкой.
Вот только я еще узнала не все, что хотела.
– А как часто вы чувствуете жажду?
– Зависит от обстоятельств. Силы быстрее убывают на солнечном свете, при ношении серебра – к слову, на нас оно очень быстро темнеет, при хождении в храм – хотя, как я подозреваю, религия тут ни при чем – просто большая часть церковной утвари сделана из позолоченного серебра. Еще жажда зависит от длительности бессмертной жизни – не зря же говорят, время лечит. Если новорожденному немертвому необходимо довольно большое количество крови, то многовековой вампир, вроде нас с Лео, может чувствовать себя отлично при употреблении нескольких капель крови раз в день.
Я молча обдумывала услышанное, когда за спиной раздался звонкий крик:
– Диана! Диана!
Еще не оборачиваясь, я знала, что, то есть, кого, увижу за спиной. К нашему столику с восторгом юного загулявшего орангутанга бежал Миша Аронин, на ходу приглаживая растрепанные волосы, что, впрочем, было бесполезно. Его глаза сверкали от радостного возбуждения, а рот то и дело растягивался в счастливой улыбке.
– Привет! Как дела? Хорошо? Ну, и отлично. – Он кивнул Майе с Адель и бесцеремонно рухнул на стул Лео.
– Во-первых, прости, что не додумался помочь, я даже представить не мог, что эти придурки могут сделать что-то подобное!
– Как ты узнал? – удивилась я.
– Есть в нашем классе надежные источники. – Он заговорщически подмигнул мне. – Уже не болит?
– Все хорошо. Мне вкатили дозу обезболивающего и заштопали, теперь как новенькая. – Я помахала заново перевязанной рукой. – Так, и что, во-вторых?
Хотелось избавиться от него раньше, чем вернется Леонардо. Но парень оживился еще больше.
– Ни за что не догадаешься, кого я только что встретил!
– Кого же?
Я постаралась изобразить интерес, взгляд же искал Лео – да, вот он, все еще разговаривает, ходит из угла в угол. По сторонам от выхода замерли стайки девушек, восхищенно наблюдая за молодым вампиром. Я ощутила укол ревности – он просто не мог не привлекать внимание!
Тут я почувствовала, как Миша схватил меня за руки.
– Так ты слушаешь?
Еще минута и он обидится. Скрепя сердце, и изо всех сил стараясь не смотреть в сторону выхода, я ответила.
– Да, слушаю.
Он тут же снова загорелся как бенгальский огонь.
– Так вот. Помнишь Эрика?
Я отрицательно покачала головой, и он принялся пояснять:
– Ну, Эрик… Внук библиотекарши школьной. Он еще с нами гулял все время, белобрысый такой, серьезный как историчка на контрольной. У него еще брат с отцом. Не помнишь?
– Эрик? – В воспоминаниях мелькнул образ светловолосого голубоглазого мальчугана. – Это тот, который все время со мной спорил? Он еще уехал куда-то с отцом и братом?
– Да-да! Он самый. Они вместе укатили в эту… как ее… Ис… нет, Ирландию! Вот. Представляешь, я его сейчас в коридоре встретил! Вымахал, будь здоров, я даже не узнал поначалу. А он такой здоровается и спрашивает: «Узнаешь меня?». Я прям обалдел. Сразу к тебе прибежал, хотел, чтобы ты первая узнала. Так вот, они вернулись, и со следующей недели он будет учиться в нашем классе. Как тебе? Новость – бомба!
Я не знала, что сказать и сидела, задумчиво чертя пальцем невидимые линии и треугольники на гладкой поверхности стола. Эрик…как же давно это было, друг, покинувший меня без единого прощального слова.
От таких длинных тирад у Миши пересохло в горле, в поиске чего-нибудь подходящего он оглянулся на стол – там стоял «сок», оставленный Лео.
– Я возьму? Жуть как пить хочется! – Он схватил пакет.
У меня внутри похолодело. Как в замедленной съемке я заметила искаженные лица Майи и Адель. Решение пришло неосознанно.
– Нет! – Вскочив с места, я выхватила пакет из рук Миши, поднесла трубочку к губам и притворилась, что пью, изо всех сил молясь, чтобы в рот не попало ни капли.
Миша удивленно посмотрел на меня, потом протянул:
– Ладно, пойду куплю себе что-нибудь. Бывай. – Он поднялся и пошел к кассе.
– Вторая группа резус отрицательный, – раздался сзади насмешливый голос Лео. – Не знал, что тебе нравится.
Шок проходил, я осторожно отодвинула пакет ото рта и поставила на стол.
– У меня есть салфетка, вот держи, – очнулась Майя. – Лео, она тебя спасла, не время для насмешек. Ты мог бы в следующий раз не оставлять пакеты с кровью на столе?
Я осторожно вытерла губы салфеткой – на ней осталось маленькое красное пятнышко. На несколько секунд закружилась голова. Вообще-то я не из неженок и от вида крови в обморок не падаю, но и желания узнать ее вкус никогда не испытывала.
– Ты в порядке? – теперь уже заволновался Лео.
– Жить буду. Наверное.
Несколько секунд он смотрел на меня, и видимо все было не так уж плохо, потому что он отвернулся к сестрам и произнес:
– Рейнард получил послание. Они уже здесь.
Адель что-то спросила, едва шевеля губами.
– Нет, они еще ничего не знают. И не узнают, если мы все, впредь, будем вести себя осторожно.
– Тогда что они здесь забыли? Вы же скрыли все следы, не могли же убийцы сами на себя донести? А ни мы, ни кто бы то ни было из наших не устраивал здесь Варфоломеевскую ночь! – встревожено воскликнула Майя.
– Говори тише, – предостерег ее Леонардо.
– Что происходит? – Почему они никогда не говорят прямо? Почему я всегда единственная, кто не знает, что происходит?! – Кто такие эти «они»?
– Ничего и никто, – поспешно произнес Лео, но, увидев, что я приготовилась возражать, добавил. – Здесь не лучшее место и время. Пожалуйста.
Его повелительному взгляду и голосу я не могла сопротивляться, хотя и сама понимала, что переполненная школьная столовая в час пик не подходит для подобных разговоров.
На выходе из столовой Адель вдруг повернулась к Лео и, схватив его за руку, заставила посмотреть ей в лицо. Отчего какая-то часть меня, безмолвно возмутилась, ведь она так бесцеремонно делала то, на что я даже близко не решалась.
– Надеюсь, ты не собираешься рассказать все ЧЕЛОВЕКУ? Этой девчонке? – серебристым голоском заговорила девушка, сделав презрительное ударение на слове «человек».
Нет, все-таки она меня ненавидела, только сегодня произошел взрыв. До сих пор она скрывала свои чувства более тщательно. Интересно, она так не выносит только меня или всех людей вместе взятых?..
– Давайте успокоимся, – вмешалась я, пытаясь разрядить обстановку. – Не хотите говорить – не надо. Как-нибудь переживу.
Я справедливо опасалась, что на свет посреди толпы взбудораженных школьников покажутся клыки или еще чего похлеще… Но, кажется, никто из них меня не слушал.
– Не принимай близко к сердцу, – дружески положив руку мне на плечо, прошептала Майя. – Адель еще совсем ребенок, по нашим меркам. Она думает, что знает все и может судить здраво.
– Адель, то, что я делаю или не делаю, тебя совершенно не касается. – Лео говорил медленно, без угрозы, но с сильной усталостью в голосе, так, будто ему приходилось в десятый раз объяснять непослушному ребенку, как нужно себя вести. – К тому же не вежливо говорить о человеке, стоящем за твоей спиной, в третьем лице.
– Это касается всех нас, как ты не понимаешь! А она чужая! Что мы будем делать, если она начнет болтать? Люди могут поверить во что угодно! А если Совет узнает? Что мы тогда будем делать?! Что будет со всеми нами? То, что она продолжает жить – уже преступление! Как бы тебе не хотелось этого, она – не одна из нас!
– Ты ничего не знаешь. Она моя, а ты своими неосторожными словами куда скорее привлечешь внимание Совета, – грозно прошептал Лео, острым взглядом прерывая ее возражения.
Это было настолько безоговорочное утверждение, что мне стало еще больнее. В то же время в душе поднялось и заурчало какое-то мрачное удовлетворение.
– Отлично, но это не значит, что остальные обязаны мириться с твоей игрушкой! – Адель так резко развернулась, что ее длинные светлые волосы взметнулись мягкой пеленой, и исчезла в одном из коридоров.
– Присмотри за ней, – не оборачиваясь, глухо произнес Леонардо.
Майя кивнула его спине и, еще раз ободряюще похлопав меня по плечу, устремилась вслед за Адель. Миг – и ее тонкая тень скрылась за поворотом, провожаемая восторженными взглядами облепивших подоконники старшеклассников.
Я смотрела на одинокую фигуру Лео. Мимо него, шумно переговариваясь, проходили ученики, бросая восхищенные поверхностные взгляды, на прекрасного вампира.
Они, хоть и не могли нас слышать, все равно стали свидетелями немой ссоры, и наверняка, спрашивали себя, что же случилось? Они смотрели на него, но они не видели его, они его совершенно не понимали. Я тоже. Большую часть времени.
Да, мне было больно, все стрелы, выпущенные Адель попали в цель. Но ему должно быть было еще больнее. Она – его сестра, хотя как я догадывалась не кровная, но разве это имеет значение в мире, где годы медленно сливаются в века? Когда забываешь о человечности, и только взаимная привязанность и теплые чувства держат тебя на грани безумия? Он переживает за семью, за сестру и совсем не обязан переживать и из-за меня. Поэтому я все вытерплю, поболит и отступит. Я задам свои вопросы позже, когда к нам не будут прислушиваться любопытные уши.
Вот только он не защищал меня от нее, он отстаивал свое право поступать так, как ему заблагорассудится. Этим он сделал мне больнее всего.
Когда это высокомерное существо заняло такое большое место в моем сердце? Не знаю. Одно точно, я не могу отказаться от него, сейчас не могу. Я потеряла родителей, не могу потерять и его тоже. Он дорог мне. Почему? Кто знает? Это не так важно…
Сейчас мне нужно быть сильной, иначе я перестану быть собой. Теперь, когда я только-только начинала вылезать из своей скорлупы и заново учиться ходить, для меня важней всего было помнить о том, кто я есть. А в этот момент я ему почему-то сочувствовала, поэтому…
Изобразив на лице спокойную улыбку, я подошла к нему и сделала то, о чем давно мечтала. Осторожно взяла его за опущенную вниз руку. Как и каждый раз, когда я его касалась, в груди стало жарко, при этом мои пальцы ощущали приятный холодок.
От прикосновения он вздрогнул и посмотрел на меня, было в его взгляде что-то родное, беззащитное.
Я сильнее и уверенней сжала его руку, переплетя свои пальцы с его.
– Идем? Звонок скоро.
Он улыбнулся одними уголками губ и пошел за мной, но руку не отнял. Эта маленькая победа сделала меня почти счастливой.
Глава 11
Следующие несколько дней прошли почти без происшествий.
Одноклассники по-прежнему, раскрыв рот, пялились на нас с Леонардо, впрочем, как и все остальные в школе, но когда Лео был рядом – это меня совершенно не волновало. Зато больше никто не пытался мне напакостить – вампиры умеют убеждать. Некоторые даже начали здороваться при встрече. Я бы предпочла обойтись без этого.
Кроме того, мне, наконец, сняли швы. На руке остался только длинный розовый рубец.
Лео был внимателен ко мне, и несколько раз я даже замечала его удивительную улыбку. Он умел улыбаться как никто другой, при этом в его темно-зеленых глазах проскальзывали золотистые искорки, а лицо приобретало по-мальчишески трогательный задорный вид.
Он не напоминал мне о том, кто я для него, я тоже старалась не думать об этом и наслаждалась каждым мгновением рядом с ним.
Конечно, были и недовольные: дядя Виктор и Адель.
С дядей Виктором все было понятно: «отцовский синдром», как в шутку когда–то называла это мама. Помнится, однажды в Лондоне меня пригласил на танцы знакомый мальчик из школы искусств. Мне тогда было лет десять. Я была в восторге – мое первое приглашение, и целую неделю была сама не своя от предвкушения.
Танцы – это просто танцы – все до неприличия прилично, ничего даже близко похожего на наши дискотеки, как будто созданные для рекламы голого тела. Когда мальчик зашел за мной, чтобы сопроводить на танцы, как и полагается воспитанному кавалеру, я еще была наверху в спальне, одетая в пышное бальное платье из снежно белого атласа с тонким синим узором и получала последние шутливые напутствия от довольной моим видом мамы. Папа бессовестно сверлил ухажера, посмевшего пригласить его золотую дочку, взглядом минут пять, а затем позвал в свой кабинет для «мужского» разговора.
Не знаю, о чем они говорили, но вышел мальчик явно не в себе, потом весь вечер не отходил от меня, так что и потанцевать особо не удалось, а, проводив меня до дома, кинулся наутек, даже не попрощавшись. Больше он меня не приглашал, да и другие не хотели так рисковать.
Когда я рассказала эту историю Лео, он нахмурился:
– Твой отец просто гений, от меня бы этот пацан живым не вышел…
Я тогда только удивленно посмотрела на него, но ничего не ответила. А что тут скажешь? Собственник. Интересно, будет ли он относиться к этому также, когда ему надоест играть со мной в кошки мышки? Иногда очень хотелось уметь читать мысли.
К счастью, руки у дяди были связаны. Единственное, на чем он настаивал, – хорошие оценки и быть дома в одиннадцать вечера, что было не сложно, учитывая, что сразу после школы Лео как посылку доставлял меня к дому, сухо прощался, и на этом наше с ним общение заканчивалось.
Лиза, увидев, как Лео уносит меня на руках, тоже почти успокоилась, скрывая тихую зависть за колкими замечаниями. От Миши я узнала, что на перемене она громко поссорилась с парнем, сделавшим мне подножку. Для меня это стало полной неожиданностью – оказывается сестре все же не все равно. Это было даже… приятно что ли.
С Аделью все было сложнее. В школе она упорно делала вид, что я – пустое место. Я же старалась лишний раз не обращать на себя ее внимание. От греха подальше.
Поэтому на большой перемене в столовой слышался только звонкий голосок Майи. Она приводила меня в восхищение своим раскрепощенным поведением и умением говорить буквально обо всем на свете, время от времени ошарашивая меня вопросами, вроде того, что означает слово «классно» и при чем тут «класс». Я терпеливо разъясняла ей слэнговые словечки, не переставая ощущать себя рядом с ее экзотическим великолепием замкнутой серой букой.
С куда большей охотой я расспросила бы ее о вампирах. Или о том, что они пытались скрыть, и о каких убийцах они говорили, и кто же все-таки им угрожал? Но стоило мне хотя бы заикнуться об этом – Лео бросал на нас такой насквозь прожигающий взгляд, что хотелось провалиться сквозь землю. К моему несказанному сожалению, время откровений закончилось вместе с его голодом.
К тому же я чувствовала, что между мной и их миром Леонардо почему-то специально возвел высокую стену: по эту сторону – я, по другую – они. Мне было запрещено что-либо узнавать об их вампирской жизни и сущности, а он, в свою очередь, – почти не лез в мою жизнь. Хотя, это и не мешало нам исподволь наблюдать друг за другом.
Он быстро изучил мои кулинарные предпочтения в школьной столовой, после чего вызвался сам приносить мне еду, отправляя меня вместе со своими сестрами на поиски свободного столика подальше от оживленных мест. Он был неизменно вежлив и предупредителен, я бы даже сказала, безупречен. Стоило мне оступиться или споткнуться – он уже был тут как тут, поддерживая меня. Иногда мне казалось, что он предсказывает мои действия, на самом же деле это объяснялось его неослабевающей наблюдательностью: если мне нужен был корректор – он оказывался под рукой, нужны таблицы по химии или линейка – и вот он уже протягивает их… Со стороны мы, должно быть, смотрелись идеальной парой.
Постепенно и я узнавала его излюбленные позы, жесты, как он постоянно движется на публике, создавая почти ощутимую иллюзию жизни. Только самый внимательный наблюдатель смог бы заметить, что он моргает и дышит строго по часам, с точностью до сотой доли секунды. Впрочем, в те редкие минуты, когда мы оставались наедине эта привычка автоматически сходила на нет, мгновенно возвращаясь, едва в поле зрения показывался непосвященный. Это лучше всего говорило мне о том, что он постоянно в напряжении и никогда не расслабляется. Я бы озверела через неделю такой жизни, а он жил… кто ж его знает сколько, но очень давно…
Леонардо, как и я, любил таинственную тишину библиотеки и шорох пыльных книжных страниц. Любил во время уроков подолгу поверх моей головы задумчиво смотреть в окно на маленький запущенный парк, заботливо укрытый первым снегом, при этом, не теряя нить повествования учителя и лениво, но безупречно точно отвечая на его вопросы. В это время, украдкой поглядывая на него, я видела, как изменяются его глаза, то омрачаясь от грусти, то светясь надеждой. Как будто там, в его голове, за завесой изумрудных глаз непрестанно боролись друг с другом свет и тень, день и ночь… И борьба эта была такого насыщенного, притягательного оттенка зеленого…
Кроме того, Лео раздражала фамильярность окружающих по отношению к нему и друг к другу, и, в то же время ему нравилось слышать, как я или члены его семьи произносят его сокращенное имя, словно тем самым, становясь к нему ближе. Он не любил чужих прикосновений, хотя наглядно и не демонстрировал свою неприязнь. Правда обычно сама его аура отстраненности и какой-то тайны не позволяла людям приближаться слишком близко, а если им случалось ненароком задеть его, они спешили извиниться.
Из-за всего этого, естественно, получалось, что он едва-едва переносил Мишу Аронина, что того, впрочем, ничуть не заботило. Он, как всегда, был весел, бесцеремонен и беспечен, как истинное дитя двадцать первого века и цивилизации. Этот парень философски отнесся к своей неудаче и теперь при каждом удобном случае, с широченной лыбой на лице, подшучивал надо мной и моим отношением к Лео при нашей первой встрече в школе.
– Я все еще не понимаю, как вы все так ловко провернули. Помнишь, – Весело болтал он, перевернув свой стул задом наперед, облокотившись на мою парту и с каким-то восторженным упоением щелкая фисташки из противно шуршащего пакетика. Причем корки он складывал обратно в пакет – ему нравилось отыскивать среди них еще не погрызенные орехи. – Когда его перевели в наш класс? – Спрашивал Миша, ничуть не волнуясь, что «он» сидит рядом со мной и сверлит его подозрительным взглядом.
– Я тогда думал, что ты его боишься до смерти, а оказалось, что это у тебя так любовь-морковь проявляется. Подруга, ну так же нельзя! Предупреждать надо! Если не знать заранее, то ведь и не поймешь. Эх, и почему я раньше не додумался напугать тебя посильнее?.. – С глубоким сокрушенным вздохом посетовал он, после чего оторвал обожающий взгляд от фисташки и посмотрел, сначала на Лео, потом на меня.
– Вы чего?.. – Мне показалось, или он испугался? Я и в правду подумывала, стоит ли дать ему хорошую затрещину сейчас, или подождать с кровавой местью до окончания уроков. Но ему, кажется, хватило объединенных усилий двух взглядов. Мне сразу стало интересно, о чем в это время думал Лео? Врятли его вампирское воображение ограничивается тумаками…
Миша тем временем шустро поднялся на ноги, заставив подвинуться своего сонного соседа Леньку, выбрался из-за парты, и только потом решился договорить:
– Теперь я реально верю, что вы родственные души – вы даже смотрите одинаково. Боюсь я вас! – С этими словами он махнул нам рукой, глупо ухмыльнулся и побежал в коридор, нести мир еще кому-нибудь. А я не выдержала и все-таки посмотрела на Лео. А он на меня. И тут между нами пронеслась редкая искра полного взаимопонимания – и мы оба улыбнулись друг другу.
– Он невозможен. – Хмыкнула я.
– И невероятен. – Ухмыльнулся Лео.
– Скажешь, о чем думал, чтобы так его напугать? – Заговорщически прошептала я.
– Только после тебя. – В тон мне ответил Лео. От его холодного дыхания на моей щеке, у меня по коже пошли горячие мурашки.
– Я хотела затащить его в какой-нибудь темный угол…
– И? – В его голосе послышалось волнующее напряжение.
– И поставить здоровый фиолетовый фингал в добрую половину щеки. Достал дразниться. – Рассмеялась я. – А ты о чем подумал?
– А я подумал затащить туда тебя…
– Что?.. – Мне показалось, что я ослышалась.
– Ничего. – Он тихо улыбался, а глаза смеялись над моим удивлением. – Благодаря тебе у меня впервые возникла мысль пытать невинного человека. Ты хоть понимаешь, какой ежедневной пытке я из-за тебя подвергаюсь?
– Сам виноват, сначала нужно было поинтересоваться моими бесплатными приложениями, а потом думать о каких – либо сделках. – Ехидно возразила я.
– Confiteor*. В следующий раз, непременно так и сделаю. (* – каюсь, лат.)
Он говорил с усмешкой, но его слова все равно ранили меня слишком глубоко… Так больно, что отчаянно захотелось отплатить ему тем же. Но, к сожалению, у меня не было ни единого оружия, которое могло бы задеть его каменное сердце.
– Мне уже можно подыскивать нового парня? – Холодно осведомилась я.
В глазах Лео мгновенно засверкал гнев, и я поняла, что совершенно случайно наступила на единственную ахиллесову пяту вампира – он законченный собственник.
– Только через мой труп. – Отрезал он.
– Милый, только скажи как, а уж я об этом позабочусь. – Все еще злясь, прошептала я.
Он пристально посмотрел на меня, как будто проверяя, как далеко я могу зайти, а потом с презрительной, и почти ласковой улыбкой склонился ко мне:
– Давай, действуй, любимая. Я действительно хотел бы это увидеть. – Едва слышно проговорил он и нежной лаской провел указательным пальцем по пульсирующей жилке на моей шее.
Я прерывисто вздохнула, но ответить не успела – прозвенел звонок на урок. Леонардо, как ни в чем не бывало, вернулся на свое место и с непроницаемым выражением лица принялся вглядываться в исписанную маркером доску, как будто в ней скрывались ответы на все вопросы.
Я же безумно взволнованная, смотрела, как, запыхавшись, вбегают в класс опоздавшие ученики, среди которых, конечно же, был Миша, и думала, насколько проще и спокойней была бы моя жизнь, ответь я ему тогда взаимностью. Да, проще и… скучней. О нем я знала почти все, он был как давно прочитанная открытая книга, надежный светлый теплый дом, который всегда будет рад принять тебя и все для тебя сделает. А вот Леонардо – нет: одна сплошная тайна, холодная тьма которой почему-то была мне намного ближе и родней ясного дневного света.
Наверное, все дело было в том, что та же тьма жила и во мне, с каждым годом захватывая все новые и новые территории… Это не было злом, в том смысле слова, о котором принято говорить, но и добром не являлось. Она была неотъемлемой частью меня, отделявшей и выделявшей меня среди мира людей, не давая мне слиться, раствориться в нем. Такая же часть меня, как мои мысли и чувства. Эта тьма влияла на мое отношение к жизни и окружающим, желание приблизиться к одним и отвернуться от других, но не она управляла ими, так что только я сама могла решать, в какую сторону склонится чаша весов – в сторону привязанности или отвращения, любви или ненависти, злости или нежности… И меня тянуло к Лео, как жаждущего к чистому холодному роднику. По крайней мере, так мне тогда казалось. Это было единственное разумное объяснение обуревавшим меня чувствам…
Я хотела бы знать о нем все, но не получала ничего. Несколько раз в столовой, пока он куда-нибудь отходил, я пыталась разговорить Майю, нутром чувствуя, как ей самой неудобно скрывать что-то от меня, но… неизменно появлялся Лео, и мы, под злорадные ухмылки Адель, поспешно переводили разговор на нейтральные темы.
Не раз во время таких обеденных разговоров я замечала странные взгляды, которые кидала Адель на брата, «странные» для родственников. Я готова была поспорить на что угодно, что Лео для нее куда больше, чем брат. Вот только кем была Адель для самого Лео? И это был не последний вопрос, ответ на который я боялась услышать.
Быть может, в ней была причина, по которой Лео больше не приглашал меня к себе домой? Или был виноват мой вкусный запах, что-то вроде жареной индейки после поста. Или он считал, что видимость отношений неплохо сохранять и так, не вызывая лишних толков. Кто знает?
Мы были вместе весь день в школе, иногда задерживаясь после уроков в библиотеке, после чего он провожал меня до дома. И все. Ни одного поцелуя на прощание. Предельно вежливо и кристально честно. Все чаще мне казалось, что те теплые и нежные объятия, ласковые слова в полумраке его машины мне приснились… Возможно, так оно и было. Я уже ничего не понимала…
Но каждый раз, видя его удаляющуюся высокую сильную фигуру, я чувствовала, как часть меня уходит вместе с ним, каждый раз как последнее прощание. Видеть его, слышать его голос, ощущать присутствие стало для меня равнозначно жизни. Вдали от него я только существовала в ожидании новой встречи.
Это пугало и выматывало. Вечер проходил как во сне, и я пораньше ложилась спать, в надежде, что раньше наступит завтра.
Глава 12
Незаметно снова наступили выходные. Уже в субботу я пришла в полное уныние – день без него будет невероятно пустым и длинным до безумия. На грани отчаяния, я металась по комнате как зверь в клетке.