Вечером я позвонила, сказали, что ее капают, и она по-прежнему слабенькая.
Утром я побежала в клинику. Лиза лежала в клетке, спиной к дверце. Никакой капельницы не стояло. «Как же так, – возмущалась я, – нам сказали, что капельницу поставят на сутки». Врач наша была на выходном, а новый врач вообще видела Лизу впервые.
Лиза, Лиза, – тихо позвала я. Она не откликалась. Я ее погладила, Лизочка еле слышно промяукала, как будто, простонала, совсем как человек. Я потрогала ее лапки, они были холодные.» Мне кажется, она умирает, – сквозь слезы сказала я. Посмотрите, у нее же температура упала.»
Девушка, которая в этот момент ставила капельницу котенку в соседней клетке, сказала:" Не волнуйтесь, сейчас поставил грелку и капельницу, и температура поднимется».
Я с ужасом подумала, что шансов, наверно, уже нет. Она по-прежнему не вставала, да еще и температура начала падать.
Домой шла в слезах, потом позвонила Коле, сказала, что все плохо, капельницы не помогают, разрыдалась от бессилия.
«Давай хоть в твой перерыв вместе к ней сходим, ведь ты можешь живой ее уже не увидеть», – рыдала Коле в трубку. «Да, конечно, сходим», – согласился Коля.
В обед мы пошли ее проведать. Лизочка немного приподнялась, увидев нас, и замяукала. Я обрадовалась, подумав, что ей немного стало легче.
Но врач сказала, что состояние ее по-прежнему тяжелое. Оказывается, утром температура у Лизы была чуть выше 35 градусов. А сейчас 37,5. Выше поднять уже не получалось.
Мы с Колей погладили ее, я сказала врачу, что хочу немного посидеть с ней. Лиза сначала повернулась к нам, тихонько сказала свое любимое"мяр», но потом вдруг ее опять вырвало, причем какой-то жуткой черной жидкостью. А после этого, она легла на бочок, было видно, что нашей голюбушке очень плохо. Я спросила врача, что это за черная жидкость? Врач ответила, что у нее отказывается работать кишечник, и в желудке застаивается вода, и начинает гнить там. Это очень плохо.
Я поникла, мои слабые надежды на улучшение постепенно оставляли меня. Некоторое время я еще побыла с ней, она больше не поднималась. Потом ненадолго я ушла домой. Забирать мою красавицу нужно было в 19 часов.
Вечером начался сильный дождь. Выбегая за Лизой, я подумала, что даже природа плачет, потому что Лизочке совсем плохо, она умирает.
В клинике было тих и безлюдно. Я подошла к своей красавице, она лежала в том же положении, что и днем. Врач грустно сказала, что улучшения уже, скорее всего, не будет.
Она помогла перенести мне Лизоньку в сумку, уложив рядомпузырьки с горячей водой, чтобы поддерживать тепло, так как температура у нее так и оставалась на отметке 37,5.
Лизочка, когда ее положили в сумку, жалобно замяукала, потянулась ко мне лапкой, и, чуть зацепив меня коготком за рукав куртки, потянула к себе.
«Лизочка, голюбушка, я с тобой, – сказала я, погладив ее по головке, – я до конца с тобой». Я вызвала такси, чтобы не идти с ней под дождем.
Как только зашли домой, она обрадовалась, и несколько раз тихонько промяукала. Я осторожно, вместе с пледиком, на котором она лежала, и с горячими бутылочками, перенесла ее на кровать, на ее любимое место.
Она сначала успокоилась, и даже прикрыла глазки, чтобы поспать. Но в скором времени, закричала от боли. Потом еще и еще раз, после чего она начала тяжело дышать. Я взяла ее и положила аккуратно на себя. Она лежала с широко открытыми глазами и тяжело дышала.
Я не могла ей ничем помочь, и от этого было невыносимо больно.
В одном глазике у нее появилась слезка. «Миленькая моя, ну как мне тебе помочь, куколка моя?» – шептала я в слезах.
Почти в десять вечера пришел Коля со службы. Он с грустью посмотрел на Лизу, он тоже очень любил ее и переживал наравне со мною. Потом принес воду, и дал ей попить из шприца, так как сама она не могла уже пить. Лиза жадно глотала воду, такая у нее была жажда. На некоторое время я переложила ее на кровать, Коля сделал грелку, так как врач сказала, что это необходимо для поддержания температуры тела. Потом мы поняли, что грелка только приблизила конец. Лиза начала тяжело дышать, открытым ртом. у нее начинался отек легких. Мы понимали, что это конец.