Философия душевного здоровья и психотерапия

Так что же такое психотерапия?

Первую часть термина составляет слово рsyhe – «душа», вторую – therapia: «забота, уход, лечение, поддержка». Хотя слово «психотерапия» возникло совсем недавно (чуть более сотни лет назад), вторая часть этого термина отправляет нас вглубь древней истории. Терапию культивировали в течение двух веков (I век до н. э. – I век н. э.) терапевты – целители, философы-мистики, «почитатели, чтущие, поклонники, служители» [9]. Филон Александрийский писал о них: «…Их назвали терапевтами… может быть, потому, что они предлагают искусство врачевания более сильное, чем в городах, поскольку там оно излечивает только тела, их же [искусство] – души, пораженные тяжелыми и трудноизлечимыми недугами, души, которыми овладели наслаждения, желания, печали, страх, жадность, безрассудство, несправедливость и бесконечное множество других страстей и пороков…» [9].

Предлагаю несколько гипотез. Первая: изначально терапия была особым видом работы с телом и душой человека, в процессе которой происходило освобождение от страданий, мучений. Ее можно считать «практической мистической философией», учитывая: 1) ее предмет (нецелостный человек в мире); 2) особый стиль работы терапевтов – речевое влияние на душу страждущего и воздействие на организм (тело) травами, минералами, наложением рук; 3) цель – достижение целостности человека как части мироздания.

Вторая: практика терапии была бы невозможной без особенного типа личности терапевтов – они поклонялись и служили Единому Богу, верили в бессмертие души и культивировали любовь к человеку. Такое служение формировало качества, позволяющие называть их «почитателями, чтущими»: по Далю, «людьми чести – носителями внутреннего нравственного достоинства, доблести, честности, благородства души и чистой совести» [4, т. 4, с. 599]. Потому закономерны их этические намерения по отношению к подопечным: восстановление нравственной чистоты вечной души; оздоровление смертного тела, носящего вечную душу; гармонизация взаимодействия «тело – душа» с целью интеграции в мире.

Третья: четыре значения термина «терапия», скорее всего, являются единым комплексом, поскольку совершенно не очевидно, что лечение, забота, поддержка и уход – отдельные или последовательные акты. Именно этот, единый, комплекс и указывает на отличие психиатрии от психотерапии: первая ориентирована только на лечение больной души (психики), вторая ориентирована на философско-практическое взаимодействие со страдающими, болеющими душой и телом нецелостного человека. Также предлагаю помнить, что термин therapia претерпел изменения в веках, и в наше время терапия – самодостаточный раздел медицины, занимающийся организмом человека. Но не тленным телом, носящим вечную душу.

Исходя из этих гипотез, я считаю, что четыре значения термина therapia – линии единого процесса, и предлагаю вариант логики взаимодействия этих линий применительно к психотерапии (тезисно).

Лечение. Прежде всего хочу подчеркнуть, что древние терапевты лечили не болезнь, но болеющего человека. Я также вижу необходимость лечения, когда человек говорит и показывает, что его душа и тело претерпевают большие мучения, то есть болеют, страдая. В этом случае он, безусловно, пациент. Возможно, он «теряет себя», рискуя стать «душевнобольным». Но если есть риск того, что это произойдет или, может быть, уже произошло (к примеру, у него галлюцинации, бред, психомоторное возбуждение и пр.), то ему нужен психиатр. Неизвестно, развилась у него душевная болезнь или нет, но определить это должен специалист по душевной (психической) патологии – психиатр. Если диагноз будет благоприятным (отсутствие болезни), то это означает, что душа и тело пациента находятся в серьезном кризисе, а страдания столь велики, что вызвали потрясения, граничащие с патологией. Тогда после купирования острого состояния пациент с психотерапевтом могут начать работу над страданием. В этом пункте я как специалист весьма категорична: за такого пациента должен браться либо психиатр-психотерапевт, либо клинический психолог с приличным стажем работы. В то же время страдания не всегда сопровождаются такими опасными явлениями, как бред, галлюцинации и пр. Пациент может испытывать мучения от того, что он ничего не чувствует, что у него не складывается жизнь, что он «не знает» – мужчина он / она или женщина, что он мнит себя гомосексуальным, не являясь таковым / таковой, и пр. И это не проблема, это сложная проблематика душевного страдания, своего рода гордиев узел.

Лечение – самая трудная линия психотерапии: особенности страдания показывают специалисту свои причины, и на работу с ними уходит много времени, поскольку это работа с историей деструктивного или патологического развития человека.

Казалось бы, первым побуждением психотерапевта должно быть быстрое избавление пациента от страданий. Но это будет самой большой ошибкой, потому что страдание – условие прорывного труда по наработке собственного ресурса развития, аутентичности и силы (см. выше). Поэтому я считаю: успокоить, обнадежить и показать пациенту перспективы избавления от мучений на первой же сессии – совершенно адекватно, но это совсем не то же самое, что мановением руки избавить его душу и тело от потребности в труде над собой. В процессе лечения степень страдания должна уменьшаться, уступая место уверенности в своих силах. Психотерапевтическое лечение предполагает работу с пациентом на всех уровнях: от психических процессов до глубоких уровней организации личности с ее кризисами и мировоззрением. Сама же линия лечения (по мере его успешного продвижения) становится тоньше и как бы менее значимой для специалиста и пациента, все больше вытесняясь линией поддержки.

Оговорюсь: я не идентифицирую поддержку с приободрениями и поглаживаниями, она подобна опоре, но не костылю и тем более не успокоению. Так же как мы подвязываем молодое, еще не стойкое деревце, мы

«подпираем» то, что растет, созревает и раскрывается в пациенте, – его новые и старые, забытые, способности и возможности. Когда они начинают проявляться, они бывают очень неустойчивыми и хрупкими, многократно подвергаясь риску уничтожения. Поэтому их обладатель, как правило, теряется, пугается и не верит себе, в себя и в свои приобретения, норовя соскользнуть в прошлые стереотипы. Это – закономерное временное малодушие. Тогда-то, на мой взгляд, психотерапевт оказывает свою поддержку. Но для этого у него должны быть четкие представления о том, что есть добро, и любовь к его культивированию. Ибо это и есть уход, если, конечно, культивируется добро: никто не станет отрицать, что, осуществляя уход за домашними животными, растениями и тем более за болеющими людьми, мы делаем им добро. Так же и с пациентом: вера в развивающиеся, приобретенные или возвращенные качества пациента предполагает наличие у психотерапевта навыка культуры их сохранения, дабы они могли достичь расцвета. Только умея это делать, специалист привьет это умение своему пациенту. Что есть добро. И в этом проявляется забота о человеке.

Возможно, забота – самое важное значение термина

«психотерапия» и самая главная линия в работе. Забота означает, что пациент небезразличен психотерапевту. Если в своей работе специалист руководим заботой, то это предполагает, что он будет очень вдумчивым и чувствующим. Сообразно возможностям именно этого пациента он подберет стратегию и тактики работы, станет следовать за индивидуальными темпами развития; не будет применять насильственного внушения, не станет обнадеживать иллюзорными перспективами; будет честным в своих переживаниях о пациенте и критичным к своим недоработкам и лакунам в профессионализме. Забота – это любовь. Любить – не означает быть эмоционально привязанным к пациенту, зависимым от него или потакающим ему. Это избирательное и мудрое действие. Тогда есть большая вероятность того, что страданием учение закончится, а пациент осознанно перейдет в категорию «клиент».

Так что же такое психотерапия и кто такой психотерапевт?

Если читатель разделяет вышеизложенные позиции, он сам решит, к кому может (и, что очень желательно, должен) обратиться за помощью в своем уникальном случае.

Нет безвыходных ситуаций, кроме смерти, конечно. Правда, и смерть можно обмануть, если поступить, как Сизиф. Но ведь проклянешь все на свете, бегая за весьма не мелким камушком вверх-вниз! Вот и считай после этого смерть безвыходной ситуацией!