Какое-то время она хладнокровно отклоняла их и гордилась своей неприступностью, но время шло, а ее отношения с мужем так и не приобрели той самой сокровенной изюминки, которая заставляет счастливо светиться женские глаза. И даже близость не порождала у нее тех волнующих ощущений, которые, согласно откровенным постам в женских блогах, должны наполнять остротой сексуальную жизнь семейной пары. Секс с мужем напоминал Ирине физическую зарядку, хорошенько позанимавшись которой, в конце испытываешь приятное чувство удовлетворения.
И иногда, ночью (и ей было невыносимо страшно признаться в этом самой себе), она, привычно обняв Степана за спину, смотрела в темноту сухими глазами, и думала: «а как это могло бы быть с другим?».
6
– Ирина! Почему ты не говоришь мне, что тебе было плохо? Что ты падала в обморок! Что у тебя галлюцинации! И кошмары!
– Какие галлюцинации, мама? – не выдержав напора, Ирина отступила в коридор, – но мама уже перешла в наступление. – Дорогая, я не понимаю, что происходит! Может быть, ты, в конце концов, пригласишь меня? – Риторический вопрос не требовал ответа, и через минуту Светлана Сергеевна уже разувалась на стульчике в прихожей.
Она была врачом – не простым участковым терапевтом, а гинекологом, с наработанной в течение многих лет благодарной клиентурой. Помимо лечебной практики мама преподавала в мединституте и даже мелькала на телевизионных экранах, популяризируя знания о репродуктивной сфере в широких слоях населения. Оглядев встретившую ее дочь (теплый халат, лицо без макияжа и шерстяные вязаные носки), она резюмировала:
– Сколько раз я тебе говорила, если ты будешь ходить по дому в таком виде…
– Да, я в курсе, – предугадала Ирина, – муж меня разлюбит, заведет любовницу, а потом еще и разведется, или возьмет и сделает все это одновременно.
– У тебя депрессия, – Светлана Сергеевна была неумолима. – Я давно говорила, тебе нужно обследовать щитовидку.
– Мам, да все нормально, просто я устала. Ты будешь мыть руки? Я принесу тебе чистое полотенце. – Не дожидаясь ответа, Ирина поспешила в комнату. Там, забаррикадировавшийся ноутбуками, сидел муж.
– Степка! – прошипела она, прислушиваясь к шуму воды в ванной, – я же просила тебя ничего не говорить! Откуда она узнала?
– Извини, я не хотел… Просто встретил папу, а он спросил, почему ты машину не взяла, ну, я сказал. – Необходимость признаться в допущенном промахе явно тяготила Степана.
– И что я, по-твоему, должна сейчас говорить?
– Слушай, ну я ж не специально, ты же знаешь маму. Она мертвого достанет, если захочет. – Он хотел еще что-то добавить, но в комнате уже появилась Светлана Сергеевна:
– Добрый вечер, Степа, разве я тебе не говорила, что вредно держать компьютер в такой близости к паху? Это повлияет на… – но она не успела поведать о страшных последствиях столь близкого общения с компьютерами. Ирина поспешила на выручку мужу, который при слове «пах» покраснел и уткнулся в экран ноутбука так, что были видны только кончики его ушей.
– Мам, вот полотенце, пойдем, Степка занят очень.
– Наталья Семеновна ездила в замечательный санаторий в Саки, – поведала мама, вытирая руки,– я думаю, вам стоит съездить туда вместе, там хорошо лечат репродуктивную сферу, – многозначительно добавила она.
– Ну, что хорошего может быть в городе с таким названием? – попыталась пошутить Ирина. – И потом, ты же знаешь, у меня нет проблем с репродуктивной сферой.
– Тогда я не понимаю, почему у меня до сих пор нет внуков? Тебе уже за тридцать, и это возраст…
– Мам, пойдем чай пить, а? – взмолилась Ирина, представив дальнейшее содержание беседы.
В сознании Светланы Сергеевны давно и навсегда были определены приметы благополучной женской судьбы: удачное замужество, заключающееся в наличии мужа, устраивающего, в первую очередь, тещу. Здесь Степану удалось пройти конкурс: тихий, спокойный, не пьет, не бьет, не курит и даже зарабатывает. Правда, целый день облучается возле ноутбука. Но с этим недостатком мама готова была смириться. Требованием номер два был налаженный быт и парочка детей, с которыми дочь должна была проводить все свободное, оставшееся после работы, время. Остальные моменты, как то: хобби, путешествия, либо карьера, носили факультативный, то есть совершенно необязательный для реализации счастливой женщины характер.
Пока дочь удовлетворила ее только базовым пунктом, а именно наличием мужа, который при появлении тещи предпочитал тут же уткнуться в ноутбук, всем своим видом демонстрируя, что поглощен работой.
– Впрочем, ты права, вряд ли есть смысл ехать в санаторий, там, наверное, сейчас не очень….– проявила милосердие Светлана Сергеевна, но не сдалась, – я отведу тебя к Олегу Петровичу, он потрясающий невролог, он тебя посмотрит, – ее тон не оставлял дочери выбора, и, сжав зубы, Ирина согласилась:
– Хорошо, мам. Я схожу к Олегу Петровичу.
– Ну, вот и отлично, девочка моя. – Одержав победу в нелегком деле борьбы за здоровье близких, Светлана Сергеевна сменила гнев на милость.
– Как твои дела? Ты прошла свою сертификацию? – поинтересовалась она и тут же отодвинула собаку, предпринявшую попытку поставить ей лапы на колени. – Данка, не лезь! Надеюсь, вы не забываете гонять ей глистов? – И, почувствовав себя на высоте, принялась пересказывать подробности своего последнего выступления по телевидению.
– Ты меня не слушаешь? – обиженно заметила она, уловив отсутствующее выражение лица дочери.
– Извини, мам, задумалась… Так когда у тебя выступление? – Изо всех сил удерживая заинтересованность на лице, Ирина кивала головой, иногда невпопад, и смотрела в окно – туда, где медленно угасал тусклый осенний вечер, и ветер гонял по небу рваные лохматые облака. И вздрогнула, почувствовав, как чуть слышно щелкнул, погруженный в недра домашней кофты, телефон.
– Мамуль, я сейчас, – пообещала она и ринулась в коридор, чувствуя, как по телу разливается блаженное тепло удовольствия.
«Ну и что, что дождь», – сообщал отправитель, обозначенный картинкой мужичка в костюме строителя, – «я соскучился»…
7
– Мама! – Она выглянула из кладовки.– Я ничего не понимаю, где мой этюдник? И кисточки? Они же всегда тут лежали!
– О чем ты говоришь? – Внимательно всматриваясь в свое отражение, Светлана Сергеевна накладывала перед зеркалом маску. – Я давно выкинула все это.
– Выкинула? Как?
– Ну, можно подумать, ты за последние десять лет хоть что-то нарисовала. – Мама распрямила пальцем кожу на щеке, и, критически всматриваясь в результат, продолжила. – Хлам этот валяется, собирает пыль, и вообще… Наверное, все-таки стоит повторить ботокс.
– При чем тут ботокс, ма, я же про этюдник говорю! Ты что, действительно все взяла и выкинула? И рисунки?
– Дорогая! – Светлана Сергеевна оторвалась от созерцания морщин.– Ну, я ведь тебе сто раз говорила, что это твое… – она вовремя остановилась, не сказав «барахло», – эти вещи мне мешают? Я просила тебя, чтобы ты пришла и разобрала их?
– Но, мам, – пробормотала Ирина, уничтоженная материнскими аргументами, – ведь оно не занимало много места. А рисунки… Разве их много оставалось? – И не в силах скрыть свои чувства, горько упрекнула. – Ну, ты даешь, ма!
– Ну, конечно, мать у нее враг номер один, – моментально обидевшись, Светлана Сергеевна, попыталась заручиться поддержкой мужа:
– Виталик! Ты слышишь? Она вдруг вспомнила про весь этот хлам, который я уже и забыла, когда выкинула, и решила меня отчитать. Ну, что это такое? Виталик! Скажи хоть что-нибудь!
Отец конфликтов не любил, и в семейных ссорах, как правило, соглашался с женой, не пытаясь оказать сопротивления. Но сейчас он сделал исключение, выключил звук у телевизора и даже вышел из комнаты, чтобы прояснить ситуацию:
– Света, но ты же сказала, что Ириша разрешила все выкинуть?
– Ах, боже мой, – расстроилась мама,– я уже не помню, кто что разрешил, и вообще не понимаю, почему я должна следить за вашими вещами, у меня работа, у меня программы, в конце концов, я что – домохозяйка? – Она продолжала еще что-то, говорить, но Ирина уже не слушала ее. Вернувшись в свою комнату, она плотно прикрыла дверь и рухнула на диван.
Вот тебе и арт-терапия! Мысли вернуться к рисованию пришли неожиданно: как-то перед сном, блуждая в недрах Интернета, она наткнулась на видеоролик, рассказывающий о целительной пользе творчества. «Арт-терапия – лучшее средство для борьбы с негативными эмоциями и депрессией», жизнерадостно резюмировал ведущий и принялся демонстрировать, как преодолеть душевную тревогу при помощи кисточки и красок. Дальнейших подробностей Ирина не запомнила, потому как принятая таблетка снотворного сделала свое дело. Но утром ролик всплыл в памяти, и не случайно.
В детстве она училась в художественной школе, и даже закончила ее с отличием. Однако в суровых банковских буднях рисование акварелью оказалось совершенно не востребованным навыком, и было благополучно заброшено.
Со школьной фотографии, стоящей на письменном столе, смотрела смешливая второклашка, скучающая перед мольбертом на уроке рисунка. На столе преподавателя, полной и строгой Антонины Матвеевны, расположился один и тот же неизбежный натюрморт: кувшин на фоне драпированной ткани, парочка скучных пластмассовых фруктов, и обязательная кисть винограда, тусклая и неаппетитная. Бездушная пластмасса и драпировки быстро надоедали, и маленькая Ирина, тайком сменив лист бумаги, рисовала что-нибудь свое – птиц за окном, волшебных рыб, сказочных эльфов и танцующих фей. Но эти рисунки не приводили в восторг суровую наставницу, и вооружившись указкой, та настойчиво возвращала юную художницу из мира грез к горшкам и винограду.
Но Ирина помнила это состояние – волнующее и тревожное, когда, закрепив на мольберте чистый лист бумаги, она разводила краски – и с головой погружалась в мир своих фантазий. В последнем классе, тайком от матери, она отправилась на день открытых дверей в полиграфический институт, желая узнать больше о работе книжного иллюстратора. Но Светлана Сергеевна стояла начеку – и профессия иллюстратора была признана неприбыльной, поэтому после школы Ирина оказалась на экономическом факультете одного из престижных столичных вузов, поменяв творческие перспективы на финансовую аналитику…
…А между тем, родительская ссора за стеной уверенно набирала обороты: воодушевленные перспективой слегка освежить семейную рутину, отец и мать добросовестно искали крайнего.
– Света, но ведь ты даже не спрашивала, – горячился отец, – я более чем уверен!
– Ну, хорошо, я знаю, что я – враг, да, да! Именно я одна во всем виновата. – В голосе мамы зазвучали хорошо знакомые нотки обиды.
Придется вмешаться, тоскливо осознала она и вышла из комнаты:
– Ну, хватит, успокойтесь! Я куплю новые краски, и этюдник, и карандаши. Мам, ставь чайник, я тортик принесла, твой любимый, трюфельный. – Обиженно поджав губы, Светлана Сергеевна удалилась на кухню, а Ирина вернулась в комнату, чтобы побыть в ее знакомой тишине еще несколько минут.
– Ты тут? – В дверь заглянул отец и сел рядом с ней на диван.– Ну ладно, не сердись на маму, ты же знаешь, она не специально.
– Знаю-знаю, сама виновата, – покорно согласилась Ирина. Они помолчали, а потом, припомнив что-то, Виталий Петрович сказал:
– Послушай, кажется, не все потеряно, подожди. – Через минуту он вернулся, и протянул ей сверток. – Вот, смотри.
Она развернула бумагу и охнула – это был один из ее детских рисунков. С пожелтевшего листа грустно смотрела длинноносая красавица в кружевном жабо, судя по волшебной палочке в руке – фея-волшебница. Голову красавицы венчал колпак со звездами, в руке она держала палочку величиной с хороший хлыст.
– Вот это да, пап! – Впечатлилась Ирина. – Откуда?
– Он лежал отдельно почему-то, за шкафом. Я ковры убирал и наткнулся. Мама, видно, туда просто не добралась со своим порядком. Так что, мир? Идем чай пить, я тоже хочу трюфельного тортика.
8
– Что будешь делать? – Степан окинул взглядом сложенный багаж: рюкзак с ноутбуком, дорожная сумка. – Какие планы?
– Дашка вчера попросила с ней на дачу съездить. Дом нужно протопить…
– Вы с ума сошли, зачем его топить? Октябрь на дворе, или вы там жить собрались? В избушке, у черта на куличках?
– Мы туда и обратно. Дашке одной страшно, боится, что застрянет где-нибудь…
– Ну, конечно! – развеселился Степан.– А если вы застрянете вместе, вам, по крайней мере, будет не скучно. Удачи, дорогая, – чистосердечно пожелал муж, и, водрузив рюкзак на плечи, отбыл в командировку.
Через мгновение ожил телефон:
– Ты не забыла? – поинтересовалась Дашка.– Я скоро буду. Термос возьми, а то околеем там, пока дом протопится.
Дашкина дача, была, конечно, не Дашкиной, а принадлежала ее бабушке и деду. Вырастив внучку, они коротали старость, находя утешение в садово-огородных заботах. Маленький двухэтажный домик в отдаленном садовом товариществе являл собой образец экономной застройки прошлого. На первом этаже, сложенном из крупного белого кирпича, находились комната с кухней, на втором, достроенном позже, все лето сушились пучки полезных трав и яблоки с грушами – потенциальное сырье для зимних компотов.
Летом подруги частенько проводили там выходные, забираясь ночевать на второй этаж. Большой надувной матрас моментально погружал в объятия Морфея Дарью, а Ирина еще долго лежала, опасливо прислушиваясь к звукам, доносящимся с улиц спящего дачного поселка.
Удобства исчерпывались наличием электричества и водой в колодце. Обед готовили прямо на улице, на маленькой плите. Зеленый борщ, сваренный в полевых условиях, казался Ирине верхом кулинарного искусства.
Домик стоял на вершине степного холма, и прямо с крыльца открывался невероятной красоты пейзаж: близлежащие поля, с рассыпанными вдалеке зелеными пятнами лесов, небольшое озерцо, наполовину заросшее камышом, и развалины старинной церквушки на краю соседнего села. Весной, когда цветущие сады соседних дач погружали окрестность в легкую бледно-розовую дымку, Ирине очень хотелось нарисовать это место.
…Первую часть дороги они веселились, обсуждая перипетии последних Дашкиных приключений: она была не замужем, и на данный момент проживала непростой период, главным событием которого был некий Филимон, изучающий восточные практики массажист.
Слишком разные взгляды на гармонию мироздания оказались истинной причиной поездки в дачную глухомань глубокой осенью. «Достал!», – сурово сдвинув брови, подтвердила ее подозрения подруга и добавила: «Надо расслабиться!». Почему для релакса был выбран столь необычный объект, в шестидесяти километрах от города, без центрального отопления и горячей воды, Дарья не уточнила.
Когда машина свернула с шоссе на проселочную дорогу, Ирина не волновалась – подруга, в отличие от нее, водила хорошо, уверенно, по-мужски. Но когда дорога превратилась в размокший проселок, петляющий по полю, она встревожилась. Осенний день заканчивался, а они кружили в полях, потеряв всякие ориентиры.
Наконец машина остановилась. Сосредоточенно рассматривая карту в экране телефона, Дашка анализировала топографическую обстановку:
– Кутузовка или Неглинное? Вот в чем вопрос! Если это Кутузовка, то нам направо. А если Неглинное… – Она увеличила изображение. – Тогда…
– Что тогда? Налево?
– Нет, прямо… Или? Черт! Ничего не пойму!
– Поехали уже куда-нибудь, чего стоять-то, – предложила, косясь на обступившие машину сумерки, Ирина.
– Не боись, прорвемся! – заверила подруга, и воодушевленно закрутила руль.
«Прорвемся» закончилось через несколько метров, когда, шумно забуксовав, автомобиль осел в широкой и, судя по всему, глубокой яме.
– Приплыли! Так… ну что, ты – за руль, а я толкать.… Или? – Но, глянув на светлую куртку спутницы и кроссовки в россыпи стразов, круто изменила решение. – Нет, не «или», давай ты за руль!
Они поменялись местами, но толку от активных манипуляций с газом и тормозом было мало. Ирина была исключительно «городским водителем». Несколько раз рыкнув, словно умирающий зверь, автомобиль окончательно заглох, зарывшись в земляную жижу по бампер.
Было всего шесть вечера, но казалось, что далеко за полночь – такая непроглядная темень царила вокруг. Где-то далеко промчалась, отстучав колесами, пригородная электричка, на секунды разорвав тишину натужным гудком, и снова стало тихо.
– Что будем делать? – Но риторический вопрос повис в воздухе без ответа.
Закрыв машину и вооружившись фонариком, они побрели по полю. Надежда двигала их вперед, к едва светящимся на другой стороне поля огонькам. Очень скоро путешественницы перестали обходить лужи, ибо ноги давно промокли. Сырость быстро пробралась под одежду, заставив покрыться мурашками и без того холодную кожу. «Видела бы меня сейчас мама»,– подумала Ирина, и еле удержалась, чтобы истерически не расхохотаться. А мысль о том, что дома уже истосковалась по прогулке собака, и придется все-таки звонить родителям, не добавила ей энтузиазма.
– Если мы отсюда выберемся, я напьюсь! – мрачно сообщила она, осознав, что почти не чувствует больших пальцев на ногах.
– А что, есть чем? – поинтересовалась Дашка, и витиевато выругалась, не заметив расположившуюся на ее пути коровью лепешку.
– Я взяла коньяк, он во фляжке…
– Которая осталась в машине? Отличная идея! – Развеселилась подруга, но не закончила свою мысль. – Ой! Ирка! А ведь мы, кажись, пришли! Смотри, это ж колодец с журавлем, где мы летом воду берем, узнала? – Только человек с очень развитым воображением мог увидеть в обступившей их темноте, что-то, похожее на колодец, но перспектива оказаться в тепле жилого помещения придала им дополнительное ускорение.
Они торопливо шли по пустынной улочке дачного поселка, с опаской поглядывая по сторонам. Но вокруг царила неуютная тишина и лишь где-то далеко несколько раз неуверенно пролаяла собака.
– Ну, наконец-то, – Дашка, проявив невероятную для банковского работника сноровку, перемахнула через невысокую изгородь. Через минуту, жалобно скрипнув, двери домика открылись. Но внутри оказалось так же темно, холодно и сыро, как снаружи.
– Конечно, тут же не топили месяц. Теперь ты понимаешь, почему нужно было приехать? – Дашка щелкнула выключателем и тусклый желтый свет залил комнату.
– Понимаю… только я не понимаю, что мы будем делать в этой холодине целую ночь?
– Дрова должны быть, растопим и потеплеет.
– А ты что, умеешь топить печку?
– А что ее топить? Главное – дрова! – Дарья торжествующе указала на сложенные аккуратной горкой поленья. Торопливо открыв печную заслонку, она сунула туда сразу несколько поленьев, и поднесла к одному свою зажигалку, очаровательную дамскую штучку со стразами Cваровски.
– Ты с ума сошла! Что ты делаешь? Спички нужно найти!
У Ирины перед глазами вдруг возникла картинка: маленькая девочка, сидящая на корточках возле открытой печки, рядом – старик, склонившийся над кучкой дров. Сколько лет ей тогда было? Пять? Семь? Но картинка неожиданно обрела кинематографическую четкость: вот дедушка, отрывая кусок газеты, поджигает его и кладет в печку, затем выбирает из корзины щепки, и подкидывает вслед за бумагой. И только потом, когда огонь разгорается, кладет первое, самое тоненькое полено.
– Подожди,– она обвела глазами комнату и обнаружила то, что искала – стопку макулатуры на старом радиоприемнике. – «Садовод-83»… Ты еще планируешь его читать?
– Иди ты!
– Отойди-ка! Это то, чего ты никогда не видела, и больше не увидишь. Смертельный номер! – Решительно выдрав из журнала толстый кусок, Ирина подожгла его и отправила в печку.– Чего смотришь? Тащи топор! – потребовала она у изумленно наблюдающей за ее манипуляциями Дарьи.
– Откуда здесь топор? Если и есть, то где-нибудь в сарае. А я не выйду отсюда, даже если ты меня расчленишь.
– Ты не понимаешь, нужно сделать щепки! Такие большие не загорятся! Ну, хотя бы нож? Только большой?
– Нож должен быть, сейчас.– Дашка порылась в недрах буфета с посудой, и достала устрашающего вида предмет, отдаленно напоминающий покрытый ржавчиной нож. – Слушай, да ведь это находка для триллера про маньяков!
– Если мы не растопим печку, то можно будет снимать другой триллер,– пробормотала Ирина, и, вооружившись ножом, стала кромсать полено. С большим трудом, но ей это удалось, и когда она бросила в печку первую горстку щепок, огонь затрещал веселее.
– А теперь внимание. – И в огонь отправилось первое, самое маленькое и тоненькое, полено.
– Ты, Самохина, герой! Признавайся, у тебя в роду были печники? – Дашка хихикнула, – если дядя Алик тебя разлюбит и выгонит из банка, ты сможешь стать первой женщиной-печником.
Но их веселье было прервано клубами дыма, появившимися откуда-то с потолка и моментально заполнившими комнату.
– Заслонка! Заслонку забыли, черт! – Отчаянно кашляя, Дарья распахнула дверь. Уличный воздух, свежей струей ворвавшийся в комнату, придал Ирине смелости, и, прикрыв лицо какой-то тряпкой, она ринулась к печке, забралась на табуретку и дрожащими руками вцепилась в рычажок. Заслонка скрипнула и поддалась. Еще мгновение – и она бы задохнулась, но Дашка сдернула ее со стула и вытолкала на улицу. Неожиданное приключение взбодрило путешественниц, но, когда, откашлявшись, они вернулись в холодный, сырой, а теперь еще и задымленный дом, энтузиазм их снова покинул.
– Все ясно, – констатировала, клацая зубами, Дарья, – нужно что-то для согрева!
– С ума сошла! Хочешь сбегать в машину за коньяком?
– Ты слишком хорошего обо мне мнения, так далеко мой альтруизм не простирается. Тут, в погребе должен быть самогон, дед летом у соседей покупал, помнится мне. Извини, дорогая, это, конечно, не мартель, к которому ты привыкла, но…
– К черту мартель, больше всего на свете я хочу согреться и спать. Тут есть какие-нибудь одеяла?
– Что-то найдем, но сначала – греться, – скрипя ступеньками, Дарья отправилась в погреб.
Через несколько минут она вернулась с подозрительного вида бутылкой, в одной руке и с банкой консервированных помидоров в другой. – Вот! Даже закуска есть! – И водрузила добычу на кухонный стол.
– Что это? – Ирина разглядывала мутно-желтую жидкость в бутылке.– Выглядит, честно говоря, не очень.
– У тебя есть богатый выбор – умереть от переохлаждения. – Дашка, покраснев от натуги, пыталась открутить пробку. – Или…
– … от алкогольного отравления! – подсказала Ирина.
– Ерунда! Дед его пьет, сколько я себя помню, а ему уже за восемьдесят на секундочку! Его даже в передаче про долгожителей хотели показывать!
– Кого, самогон?
– Деда, балда! – Щелкнула, наконец, пробка, и по комнате поплыл сладковатый запах деревенского первака.
На столе образовался романтичный натюрморт: два маленьких граненых стаканчика и железная миска с маринованными помидорами.
– С богом! – Пожелала себе удачи Дашка и опрокинула стаканчик.
– Ну, как? – Но Дашка, ошалело глянув на подругу, тут же запустила руку в миску с помидорами, и торопливо отправила один в рот. Прожевав, прикрыла глаза и промычала:
– Фу-у-у-ух… Как хорошо, тепло… давай, тебе понравится, я уверена.
Ирина вздохнула, и быстро, одним глотком, опрокинула в себя содержимое рюмки. На какое-то время у нее перехватило дыхание, и взорвались внутренности, а в желудке, по ощущениям, полыхнул огонь. Однако через несколько секунд огонь превратился в живительное тепло, мягко растекающееся по замерзшему телу.
– Ну, что? Повторим?
И они повторили. Раз. Потом еще раз. Комната тем временем стала прогреваться, они разделись и с наслаждением закутались в сухие байковые халаты Дашкиной бабушки, обнаруженные в комоде.
– Хорошо… Господи, как, оказывается, хорошо просто согреться… Дашка, ты мне должна! Ну, и за каким чертом тебя сюда понесло?
– Филька – козел, – выстрелила, словно из пистолета, подруга.
– Чтобы понять это, надо было так далеко ехать?
– Ну, извини, я ж не думала, что мы заблудимся. – Сморенная теплом и изрядной дозой долгожительского самогона, Дарья с наслаждением плюхнулась на подушку и закрыла глаза.
– Эй, – забеспокоилась Ирина, – ты что, спать собралась? Если мы обе заснем, кто топить будет? Мы к утру в сосульки превратимся!
– Не переживай, я чутко сплю, ты же знаешь, тем более я вот тут с краю. Я сразу встану,– пробормотала Дашка и моментально отключилась. Сон, легкий и естественный, как в детстве, сморил двух искательниц приключений в одно мгновение.
…Ирина проснулась от холода – проснулась и почувствовала, что у нее заледенели конечности.
– Печка!
В комнате стояла тишина. Рядом мирно посапывала собутыльница, а в печке, чуть слышно потрескивая, остывала горстка багровых угольков.
– Дашка! – она попыталась перелезть через соседку. Но завернутая в гору старого тряпья та была непреодолимой, как Эверест. – Дашка! – рявкнула она, и чуть не заплакала от отчаяния, с ужасом обнаружив, что изо рта идет пар.
– Ну, что такое, что? Что ты от меня хочешь?
– Печка погасла! – Ирине, наконец, удалось спуститься с кровати. Сунув ноги в мокрые и невыносимо холодные кроссовки, незадачливая дачница ринулась к печке.
– О господи, – подруга с трудом приняла вертикальное положение. В другой ситуации Ирина долго бы смеялась, глядя на нее: лохматую, в видавшем виды байковом халате и разного цвета вязаных носках. Но сейчас ей было не до смеха: торопливо выдрав толстый кусок “Садовода-83”, она пыталась возродить угасший огонь.
– Ты же сказала, что будешь следить! – сердито выговаривала она, что есть силы дуя на угли.
– А черт! Я, кажется, заснула…
– Знаешь, как наказывали за такое в доисторические времена? Тех, кто не смог сохранить огонь? – Ирина энергично кромсала полено, – так вот, их изгоняли из племени! И они уходили в лес, где их разрывали дикие звери! Я читала, у меня была в детстве такая книжка.
– Самохина! Ты читала какие-то неправильные книжки в своем детстве. – Дашка, кряхтя, сползла с кровати и, усевшись рядом, стала крошить на щепки полено. Нож скрипел и сопротивлялся, но они сосредоточенно продолжали, и через несколько минут в печке заполыхало пламя.
– Все! – выполнив свою миссию, Ирина вернулась в кровать, натянула на себя одеяло и мстительно сообщила:
– Теперь ты следи! Ты наказана! Или будешь изгнана из племени.
Но ее спутница не пыталась оказать сопротивление. Осознав свою вину и возможные масштабы ее печальных последствий, она закуталась в старую куртку и покорно уселась возле печки.
И последнее, что мелькнуло у Ирины в глазах, перед тем как она, согревшись, заснула – было ажурное кружево алых Дашкиных трусиков, возникающее из под резинки старых бабушкиных рейтузов, каждый раз, когда их обладательница наклонялась за новым поленом.
9
– И как же вы все-таки оттуда выбрались? – Он, улыбаясь, наблюдал, как Ирина накручивает на вилку спагетти.
– Как, как… Утром позвонили Дашкиному деду, который рассказал, как найти дядю Васю. А у дяди Васи – трактор. И когда, чудесным образом, дядя Вася трезвеет, то зарабатывает тем…
–… что вытаскивает полоумных дев, застрявших в лужах,– закончил Федор и развеселился. – Слушай, а может, мне плюнуть на свои бесконечные стройки, купить трактор и свалить в деревню? Стану популярной личностью, а сколько новых знакомств…
– Только попробуй, видел бы ты дядю Васю! Последний раз он был трезвым лет пять назад… – и, вспомнив сцену счастливого извлечения из лужи под руководством дяди Васи, хохотнула, – слава богу, что рядом, когда он нас вытаскивал, никого не было. Иначе не обошлось бы без жертв.
– Очень жаль! Значит до дяди Васи мне далеко? И никакой надежды на встречи с прекрасными беспомощными незнакомками?
– Одну ты уже встретил, нет? И мне не хотелось бы с кем-то делиться, если честно, – и она смутилась, споткнувшись об неудачный подтекст. Глупо прозвучало… Ведь она уже делится… Или нет – это с ней делятся. Кусочками внимания, обрывками разговоров, крохами чувств. Но Федор тактично не заметил оговорку, и это спасло ситуацию.
– Что там за предложение? Не томи, выкладывай.
– Дашка с Филимоном помирилась, в гости зовут, вино пить в неформальной обстановке… Ты как?
– Послушай, я буду, обещаю. – Он накрыл своей рукой ее ладонь. – Я тоже скучаю… – И это было абсолютной правдой, потому что в последнее время их встречи стали нечасты. У нее в связи с концом года было много работы, у него – бесконечные, и по осеннему бездорожью долгие, разъезды.
– Если ничего не случится… – И тут же осекся, заметив, как вспыхнули ее глаза, поэтому торопливо добавил, – не случится, не переживай, я буду, как договорились.
– Ой! Уже пора,– спохватилась она. – Через полчаса совещание, а еще куча дел. Бронтозавр убьет меня.
– Не дай ему шанса. До встречи вечером.
И, ткнувшись ему на секунду в шею, она исчезла.
…Их роман длился уже полгода, и для него, всегда считавшего себя примерным семьянином, это было невероятным.
Его жена, его Наташа всегда была рядом. Сначала несколько лет в общежитии, потом еще столько же – по съемным квартирам. Она никогда не жаловалась, не донимала истериками и капризами. Даже скандалы – извечные спутники долгой совместной жизни, обходили их стороной. Жена просто была. Рядом. Неброская, спокойная, ободряющая. Когда он уезжал надолго, то уже через несколько дней начинал скучать – так, словно они не виделись целый месяц.
Но полгода назад, он запомнил этот день – заляпанная цементом и краской комната, и девушка, неожиданно возникшая в хаосе. Инопланетянка в белоснежной блузке и изящных туфельках, на фоне строителей и гор мусора.
Он даже не понял, как это произошло, но через пару недель уже сжимал ее в объятиях.
И это были удивительные отношения. Она ни разу не поставила его в неловкую ситуацию, прислав игривое сообщение или позвонив в неудачное время. Не было подарочков и алых сердечек в социальных сетях, ночных звонков с откровениями, обусловленными изрядной дозой мартини. Неизбежные атрибуты служебных романов странным образом миновали их, словно, не сговариваясь, они приняли негласные правила.
Дела семейные не обсуждались, встречи были нечасты и недолги. Но, несмотря на это, потребность друг в друге росла, и они стали забывать о правилах. Иногда, не выдержав, он звонил ей в неурочное время, и тогда она разговаривала, закрывшись в ванной и открыв воду.
Он никогда не представлял себя в роли ловеласа и сердцееда. А пикантные истории, рассказанные приятелями в тесной мужской компании не могли иметь к нему никакого отношения. И тем не менее, сейчас он сидит и радуется, как мальчишка, тому что жена с ребенком уехали к родителям. И у них будет целый вечер. И, наверное, не только вечер… Что будет потом – он старался не думать. Мысли эти были неприятны, и, желая поскорее избавиться от них, он оделся и вышел на улицу.
10
– Самохина! Ну, что твой Ромео, собрался духом? Филимон даже перенес свои медитации ради такого знакомства, – сообщила телефонная трубка Дашкиным голосом.