– Ладно, не последний день в году живем, а первый. Увидимся еще, а Аленке своей купи лучше цветы, вместо этой железяки! – дал совет умный друг на прощание.

Ванька хотел к нему прислушаться и полез в карманы, но нашел там всего двадцать пять копеек…

Парень достал свои покупки и разложил их на письменном столе. Он с разных ракурсов посмотрел на лошадиную голову, и, может, от того, что корни у него были деревенские, не нашел ничего зазорного в бронзовой коняге.

Из-за двери послышался голос Ольги.

– Иван, ты дома?

– Ага, – начал торопливо сгребать в кучу, подарки Ванька, и вышел в коридор.

Ольга, прохладная и розовощекая с мороза, протянула ему сетку. Из нее соблазнительно выставив свои круглые оранжевые бочка, торчали мандарины.

– Ух, ты! – обрадовался им Ванька, – Ты почему не предупредила, мама Оль, я бы тебя встретил.

– Так все удачно получилось, – не слушая его, возбужденным голосом начала рассказывать женщина, – Представляешь, иду из школы, а в нашем гастрономчике майонез продают…, – расстегнула она один сапог, – Всего полчаса постояла, меня знакомая родительница вперед пропустила, – вторая молния съехала вниз, – Еще и мандаринов успела купить…

– Здорово! – Ванька зашуршал пакетами. Он извлек яркий фрукт и, водрузив себе на голову, заглянул в зеркало, – По-моему, мы с ним родственники, сравнивая цвет кожуры и своих волос, сделал вывод парень, – И он обидится, если я его немедленно не съем, – надломил Ванька глянцевую кожицу. Приятный цитрусовый аромат рассеялся по комнате.

Новый год дышал в затылок.

– Такой дылда вырос, а все дурачишься, как маленький! – рассмеялась Ольга, и съела, протянутую Ванькой, аппетитную дольку.

– Мама Оль, – осторожно спросил парень, когда женщина выставляла стеклянные баночки с майонезом на стол, – Ты не очень расстроишься, если я с ребятами Новый год встречу?

Ольга замерла.

– Это, значит, тебя не будет всю ночь?

– К семи вернусь, обещаю! – ответственно заверил Ванька, – Не пить, не курить, и даже драться не буду! – он захлопал своими нарядными ресницами, – Ну, пожалуйста…

– И тебе не стыдно, бросать меня одну? – посмотрела на него Ольга.

– Стыдно…, – отвел в сторону глаза Иван.

– Ну, если, только, без приключений…, – не очень уверенно согласилась женщина.

Обрадованный Ванька подхватил ее и приподнял над полом.

– Есть без приключений, мой любимый товарищ завуч!

– И цветы не забудь полить в своей комнате перед уходом! – дала еще один наказ Ольга.

На слове «цветы» парень мысленно споткнулся. Он зашел в спальню и глянул на подоконник.

Рядом с ледяными узорами по ту сторону окна, за тюлем живым ярким пламенем горел «декабрист». Его крупные алые цветки будто дразнили зиму из-за стекла.

– Эврика! – пришла неожиданная идея в голову Ваньке.

Он уронил гантели на пол. На грохот прибежала Ольга.

Парень задержал ее в дверях.

– Мама Оль, ты не очень расстроишься?

– Что на этот раз случилось?

– Я горшок с цветком разбил…

– Всего лишь.… Не переживай, – засуетилась женщина, – Я приберу.

– Не надо, я сам …, – огорошил ее Ванька, – Да, мама Оль, после двенадцати загляни под елочку, – улыбнулся он ей.

Оля посмотрела на парня и ничего не сказала, решив, что начали происходить новогодние чудеса, а Ванька, отмотав от рулона остатки обоев, завернул в несколько слоев цветок, усыпанный бутончиками, цвета его первой, страстной любви.

Ольга, отказавшись от приглашения Наташки, встретить Новый год в Доме культуры с веселой компанией, одна сидела перед телевизором с бокалом шампанского. Наряженная елка ободряюще подмигивала ей зажженными фонариками – единственная присутствующая гостья в эту праздничную ночь. Под ее пушистыми ветками, увешанными блестящими нитями дождика, Ольга нашла красиво упакованный сверток. Она развернула подарок. Внутри оказалась большая красочная книга: «Энциклопедия для начинающих поваров». Женщина улыбнулась.

С экрана доносились смех и шутки, звучали популярные песни, но у Оли было, как-то неуютно на душе, и даже не одиночество служило причиной тому. Какое-то тягостное, не хорошее предчувствие, осело в глубине ее.

В замке входной двери послышался скрежет.

– Ну, поворачивайся уже! – выругался пьяный Сашка. Он ввалился в квартиру, уронив ключи на пол, сам чуть не свалившись следом.

Ольга еще никогда не видела его таким.

– Александр!

– Я тридцать восемь лет Александр! – успел ухватиться тот за угол тумбочки, пыжиковая шапка отскочила вовнутрь комнаты.

– Как ты добрался в таком состоянии? – поспешила подставить ему свое плечо Ольга.

– Нет, нет, – засопротивлялся Сашка, – Я на минутку.… Посмотрю на тебя, и уйду… Я, сегодня, не могу готовить…, – виновато развел он руками, и чуть было, снова не упал.

– Никуда я тебя не отпущу такого! – прикрикнула на него Оля.

– Какого такого? – поставил на нее стеклянный взгляд Сашка. Он, вдруг, схватил ее и крепко прижал к себе, – Думала, я пьяный? – усмехнулся мужчина, увидев панику в ее глазах, и тут же разжал объятья, – Не бойся, я не повторяю своих ошибок…

Оля смутилась.

– Ах, да…, – вспомнил Сашка, и полез во внутренний карман дубленки. Он извлек оттуда маленькую серебристую коробочку, – С Новым годом тебя, Учителка!

Оля растеряно посмотрела на подарок, и взяла, его, не раскрыв.

– Спасибо…, – снисходительно глянула женщина на Сашку, как на капризное малое дитя, и предложила, – Может, присядешь все-таки, Александр, – она ненадолго отлучилась в соседнюю комнату и принесла с собой дорогой мохеровый шарф, – Я тоже тебя поздравляю, – накинула Оля ему на шею обновку.

Сашка, молча, взял ее запястье и поцеловал.

– Ладно, мне пора…, – по-пьяному засуетился он. – Подай, пожалуйста, моего пыжика, – попросил Сашка. Но увидев ее сердитый взгляд, сказал, – Хорошо, хорошо, я сам возьму…

Мужчина, вопреки отчаянным протестам Ольги, вышел на площадку. Оля кинулась за ним.

– А ну, марш, назад в квартиру! – по-настоящему заругался Александр на нее, – Еще не хватало, чтобы ты простудилась!

– Ты на себя посмотри! – крикнула Ольга, – Грудь нараспашку.… Там мороз тридцать градусов!

– Это ты ледышка, все время мерзнешь, – начал опять дурачиться Сашка, – А мне жарко! Меня любовь греет, хоть и не разделенная, а все равно греет… и шарф. Он наклонил голову и поцеловал пушистый ворс.

– Саша, я умоляю тебя, вернись!

– Не-а…, – покачал он головой.

– Зачем же ты, тогда приходил?

– Поглядеть на тебя захотелось… Я, когда твои глаза увижу, потом неделю спокойно сплю…, – в сдвинутой на лоб ушанке, с дурашливой улыбкой в пол лица, мужчина выглядел глупым несмышленышем, почти, как ее первоклашки, – Кто знает, когда мы, теперь, свидимся? – сказал непонятно к чему он.

Тягостное ощущение усилилось. Оля слышала, как Сашка, балагуря, спускался вниз по лестнице. Женщина достала из кармана коробочку, и раскрыла ее. Маленькие золотые часики лежали внутри. Она еще не знала, что на их обратной стороне было выгравировано: «Это не стрелки тикают, это бьется мое влюбленное сердце…».

– Транжир! – ласково подумала Ольга, и тоже поцеловала подарок.

Ольга заснула прямо у телевизора. Сквозь сон женщина услышала, как кто-то настойчиво названивал в дверь. «Ванька, ключи, наверное, опять забыл», – подумала она, и глянула на подарок, лежавший на столе. Часики показывали без десяти шесть. Оля решила удивить сына, и впопыхах надела их на запястье.

Женщина открыла дверь, выставив руку с дорогой обновкой наружу, и замерла.

На пороге стоял милиционер.

– Что-нибудь случилось с Ванькой?! – первой спросила она.

– С каким Ванькой? – посмотрел на нее милиционер.

– С сыном…, – растерянно проговорила Ольга.

– Да, нет, гражданочка. Простите, что напугал вас, – улыбнулся человек в форме, – Мы поквартирный обход делаем. Вы ночью ничего не слышали?

– Хлопушки стреляли…. Люди песни пели….

– Да, – задумчиво сказал милиционер, – Где тут кто, что услышит, Новый год…

– А, что произошло? – заволновалась снова Ольга.

– Мужчину какого-то на смерть избили в вашем подъезде, вот, мы и опрашиваем народ.

– Какого мужчину? – дрогнул Ольгин голос. Не застегнутый до конца браслет, сполз с ее запястья, и свалился на бетонный пол площадки.

Милиционер поднял упавшие часы.

– Жалко, кажется, сломались, не тикают, – поднес он их к уху.

– Какого мужчину?! – закричала Ольга.

– Лица не узнать, только, наколка в виде перстня на левом пальце….

– Саша! – покатился вниз по лестнице безумный крик женщины, будто он там ждал ее.

Ванька осторожно убрал со своего плеча голову Алены, но девушка проснулась.

– Ты куда, Рыжик? – сонным голосом спросила она.

– Я маме Оле обещал к утру вернуться, – чмокнул он ее.

– Такой страстный любовник и маменькин сынок! – захихикала по-привычке Алена, – А, если я тебя не отпущу! – уцепилась она за его шею.

Парень обнял ее горячее тело.

– Аленка… Мне, правда, пора…

Он вернулся домой в половину седьмого. Первым делом, Ванька прошел на кухню и полез в холодильник. Он жутко проголодался. Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Ольгу, парень достал его любимый «Оливье», и начал уплетать салат прямо ложкой. Раздался звонок. Не в силах оторваться от вкуснятины, Ванька пошел открывать дверь вместе с тарелкой.

На пороге стояла соседка.

– Доброе утро, тетя Тамара! – поздоровался первым парень, – С Новым годом, Вас!

– Здравствуй, Ваня, – сказала женщина, – И тебя тоже. Меня Оля просила передать тебе, чтобы ты, как придешь, в центральную больницу на Пушкинскую приезжал.

– Какую больницу, тетя Тамар, зачем?

– Беда у вас стряслась, сынок…

Ванька чуть не выронил салатник из рук.

Они приехали с Ольгой на станцию переливания крови.

– Фамилия? – спросила медсестра, не поднимая головы, заполняя какие-то листы, – Возраст?

– Семнадцать лет, – ответил Ванька.

Женщина оторвалась от писанины и подняла на Ваньку глаза.

– Мы у детей кровь не берем.

– Какой я ребенок! – возмущенно закричал парень, – У меня отец умирает!

– Ваня, успокойся, – обняла за плечи его Ольга, – Сейчас тетя Наташа с мужем подъедут.

Ванька, хлопнув дверью, выскочил на улицу. Холодный знойный ветер ударил в разгоряченное лицо. Мелкий снежок сыпался сверху, из-под нависшего, серого неба.

Ванька задыхался от безысходности, от жестокости судьбы. Сашку уже час, как оперировали. Прогноз был неизвестен.

Парень быстро зашагал по тротуару, и свернул в знакомый соседний двор. Подойдя к подвальной двери, он спустился вниз.

Внутри было влажно и тепло, и удушающее пахло кошачьей мочой и мышатиной. Тошнота подкатила к горлу. Парень сплюнул.

– Какие люди к нам пожаловали! – встретил его громким возгласом Фитиль, – Главный мушкетер явился! – оглянулся он на своих дружков. Те ухмыльнулись.

Фитиль восседал на старом диване с прогнившими пружинами, в объятьях какой-то курящей девицы. Она бросила на Ваньку свой развязный взгляд. Маленькая елка, стояла на полуразвалившейся тумбочке. Вместо конфет на ее общипанных ветках висели не большие пакетики, сооруженные из газетной бумаги. Начатая бутылка водки стояла рядом.

– Поговорить надо, – кивнул Ванька в сторону улицы.

– А здесь, что? – оскалился Фитиль.

– Крысятиной воняет…

– Обижаешь. Здесь русский дух, здесь Русью пахнет! – усмехнулся хозяин подвального логова, но поднялся.

Они вышли на свежий воздух.

Ванька схватил его за грудки.

– Рыжий, ты чего? Я твоего Колобка с лета не видел! – заорал Фитиль.

– Слышал, сегодня мужика в подъезде грохнули? – прижал его к стенке Ванька.

– А я-то причем, у меня, совсем другая контора! – завопил знакомый.

– Ты всех упырей в округе знаешь! Кто? – придавил его сильнее парень.

– В высотку, на Октябрьской загляни. Последний этаж, налево, – прохрипел Фитиль, – И про мою доброту не забывай! – крикнул он вслед, убегающему Ваньке.

Ванька кинул снежок в окно. Шторка колыхнулась не сразу. Наконец, в раме показалась стриженая голова Стрижа, а потом и все стальное. Приятель был абсолютно голый.

Ванька присвистнул, и показал ему палец вверх. Сонный, друг, увидел свое отражение в стекле, и сиганул за тюль.

– Каникулы же! – сказал недовольным голосом Сашка, – Что ты разбудил такую рань?

– Тебя кто-то ждет? – догадался Ванька.

– Мои родичи с сеструхой во Владимир к родственникам укатили, а мы тут Новый год отмечали с ребятами. Я же тебе говорил…

– Только, с ребятами? – улыбнулся товарищ.

– Ну, и пару девчонок было…. А, что случилось-то?

– Да, морду, тут кой-кому набить надо, – озабоченно проговорил Ванька.

– А это пару часов не подождет? – с надеждой глянул на друга Стриж.

Ванька покачал головой.

– Вот, Придурки, – бубнил Академик, на ходу застегивая куртку, – Это надо собраться в первый день Нового года, в полдесятого утра, ради того, чтобы кому-то намылить физиономию!

Колобок опустил уши своей заячьей шапки, когда они вышли из подъезда. На улице было морозно и ветрено.

– А от меня, вообще, толку мало, могли бы и не будить…, – промямлил сонный Вовка.

– Ты, хоть бы сказал, куда ведешь, нас Сусанин, – поглядел Стриж на сосредоточенного шагавшего товарища.

– Это не важно…

Они вошли в двенадцатиэтажку и поднялись на лифте на последний этаж. Ванька нажал на звонок, заткнув глазок пальцем.

– Кто там?

– Поздравительная телеграмма! – крикнул парень.

Показавшее в двери лицо отлетело назад под натиском Ванькиного кулака. Парень сорвал цепочку. Переступив через распластанное тело, он уверенно шагнул вперед, будто в собственную квартиру.

– А нас, тогда зачем приглашал, только, выспаться не дал…, – зевнул Колька.

В большой комнате за остатками праздничного стола, и очередной бутылкой водки, несмотря на ранний час, сидело три человека. Ванька заметил краем глаза, валявшийся на включенном, на всю громкость телевизоре кожаный портмоне Сашки. На диване, на сбившемся в кучу покрывале лежали пыжиковая шапка и дубленка мужчины, новый мохеровый шарф, подаренный Ольгой, и дорогие часы. Его начало колотить.

– Вы кто-то такие? – встал, пошатываясь один из сидящих за столом. На нем был импортный с отсрочкой батник и здоровенный фингал под глазом.

– Хватило Новый год встретить? – кивнул Ванька в сторону опустошенного кошелька.

– Чего?

Парень врезал вместо ответа пижону во второй глаз. Падая, тот посшибал опустошенные бутылки, и они с грохотом раскатились по комнате.

Его друзья повскакивали.

Стриж поймал и отбил удар ближайшего. Академик, заметив, устремленные на него, налитые кровью глаза, недолго думая, схватил табурет, и зашвырнул его прямо по курсу, в пошатывающегося крепыша с усами. Тот уцепился за скатерть, напрасно, пытаясь удержать равновесие. Посуда, дребезжа, посыпалась на пол. В это время очухался красавец с синяком, и осадил Академика сзади по голове подобранной бутылкой. Колька присел, и схватился за стриженую макушку.

– Такую умную голову разбил, Придурок! – с выражением произнес он, и, развернувшись, с чувством припечатал свой кулак ему за ухом.

– Осторожно, Гриша! – крикнул Стриж, и сам получил под дых.

Ванька, отбил нападавшего, и, как червяка, оттащил пьяного ублюдка от скорчившегося тела товарища. Он перебросил его через стол, тот пролетел через всю комнату, и затих в ее дальнем углу.

В проеме двери неожиданно показался оживший хозяин квартиры. Не запекшаяся еще кровь блестела у него под носом. Он размазал ее по лицу, и, прощупав сломанную переносицу, со звериным оскалом кинулся на Вовку.

– Убью!

Колобок бросил растерянный взгляд по сторонам, и увидев уцелевшую тарелку с «Оливье», запульнул ее в окровавленную физиономию. Однако салат не долетел до его разбитого лица, зато хулиган поскользнулся на горошке в майонезе, и со всего маху шлепнулся на пол.

Вовка, поднял, съехавшую на глаза шапку, и вытер вспотевший лоб.

– Ух! – выдохнул он.

– Колобок, тащи веревку, – услышал он голос Ваньки, отбивавшегося от усатого.

Вовка, выбежал в коридор, и, опомнившись, заорал:

– А, где я ее возьму?

– В ванной срежь!

Парень свернул в предполагаемую кухню за ножом, и чуть было, не столкнулся с еще двумя, возникшими откуда-то фигурами. Лица их обладателей были опухшими и помятыми, видно приятели, после буйной ночи, отдыхали в соседней комнате. Один из них угрожающе занес руку вверх.

– Ты кто такой?

– Спокойно, граждане, – как сирена прозвучал Вовкин голос, – Милиция! – своей солидной фигурой в полупальто и шапке-ушанке, он вызвал замешательство среди сонных хулиганов. Вовка деловито полез во внутренний карман за удостоверением, и нащупал там свой проездной, рядом с выскакивающим от страха сердцем.

– Да, какая на хрен милиция! – опомнился один из них, – Это же пацанье дворовое! Я его признал, – ткнул он пальцем в грудь Колобку, – Он еще в школе учится!

Вовка услышал позади шумное дыхание Ваньки.

– Ты все напутал, баран! – заносчиво сказал осмелевший парень, – Второй год, как в ПТУ! – и с аппетитом ударил тому под ложечку.

Ванька, придавив ногой мужчину, отчаянно тряс его за плечи.

– Ну, деньги забрали, вещи.… Избивать, зачем, надо было до смерти, сволочи! – как полоумный кричал он.

– Мы не собирались его бить…, – прохрипел, прижатый к полу усач, – Он же пьяный был в стельку! Думали, без проблем обчистим, а он обороняться начал… Глаз Серому разбил, зуб золотой у Толика выбил, мне, вот, палец сломал, – пошевелил он своей перебинтованной клешней, – Ну и пошло…

– Сколько вас было? Пять?! – теряя над собой контроль, снова заорал парень.

– Шесть, – заикаясь, поправил подонок.

– Шесть…, – повторил Ванька, – и слезы покатились по его красному, скомканному горем лицу, – И он один… пьяный! – закусил губу Ванька. Парень, вдруг, вскочил, и, в порыве гнева, долбанул ботинком по замотанной руке со всего маху.

Нечеловеческий вопль вырвался из стен комнаты в открытую форточку.

– Больно тебе, скотина! – начал долбить головой его о пол парень, – Больно! – тот посинел и уже почти перестал стонать.

– Вань, прекрати! – подскочили к нему товарищи, – Ты убьешь его! – Стриж с Академиком с трудом оттащили обезумевшего друга от еле дышащего тела негодяя.

– Колобок вызывай ментов! – крикнул Колька.

Вовка, растерянно взиравший на Ваньку, дернулся и побежал в коридор. Там на тумбочке стоял телефон.

– Алло! Это ноль два? Приезжайте скорее, нас избивают! – завопил он в трубку, – Что? А, адрес… Улица Октябрьская, первая высотка от шоссе, двенадцатый этаж, сейчас квартиру скажу, – он выглянул на площадку за дверь, – Сто шестьдесят восьмая. Что? – опять заорал он, – Да, да, прямо в квартире! Нет, не нашей…

– Вот, Придурок! – покачал разбитой головой Колька, и выругался. Приличная шишка надулась у него на затылке. Он бросил взгляд на притихшего Ваньку.

Друг сидел на полу, уронив руки на колени, и прислонившись головой к стене. Глаза его были устремлены в окно, на кружащиеся маленькие снежинки.

– Батя твой? – спросил у него Академик.

– Его, сейчас, оперируют, – глухо отозвался Ванька, – Неизвестно выживет ли он…

Колька хлопнул его по плечу.

– Мы мужики, Гриша, держись…

Ваньку пустили на минуту к Сашке. Прошло три дня после операции, но состояние мужчины оставалось по-прежнему тяжелым. Парня передернуло от ужаса, когда он впервые увидел его.

Александр, неподвижно, лежал на кровати, с трубкой в носу. Еще одна выходила со стороны ребер. Бутылочка с мутновато-желтой жидкостью висела рядом. Лица мужчины невозможно было различить. Бледная, с кровоподтеками рука, как плеть свисала с простыни.

– Дядя Саша…, – слезы душили парню горло, – Дядя Саш! – прошептал он горячо, дотронувшись до его холодных пальцев.

В окне блеснул луч заходящего солнца. Небо горело перед морозом – ярко-малиновое, ледяное, как клубничное эскимо, помимо воли сравнил Ванька.

Он, вдруг, вспомнил бабушку Дарью, как она, согнувшись перед иконами, читала взахлеб молитвы. Маленький мальчишка почти не различал слова, но он все время слышал одну и ту, же фразу: «Господи, прости грехи наши…».

Ванька упал на колени перед Сашкиной кроватью, и, посмотрев на горящий закат за окном, проговорил вслух:

– Господи, прости грехи наши.… Вернись к нам, пожалуйста, отец! – зарыдал, содрогаясь всем телом, парень.

Сашкины веки дрогнули, и из-под них выкатилась слеза.

Ольга зашуршала пакетами.

– Саша, я тебе супчика принесла на курином бульоне.

– Не хочу…, – буркнул мужчина.

Растерянная Ольга поставила термос на тумбочку.

Заметив ее грустное выражение лица, Сашка смягчился.

– Сама варила? – потянулся он к термосу, – Картошку слишком крупно порезала, – сделал ей выговор Сашка.

Довольная Ольга улыбнулась.

– Я не волшебник, я, только, учусь…

– Вкусно…, – похвалил ее мужчина в конце, и вытер протянутой салфеткой руки. Они у него стали тонкими, кожа на них пообвисла. И сам Сашка очень сильно похудел за последний месяц. Его серое лицо было безучастным, и выглядело, как восковая маска. Озорные бесики больше не жили в его глазах.

– Саша, – начала не простой разговор Оля, – Мы с Ванькой хотим, чтобы ты переехал к нам, – она опустила свои красивые ресницы, боясь, встретится с ним взглядом.

Сашка ухмыльнулся.

– На диван, в большую комнату?

– Нет, – дрогнул Ольгин голос, – В мою комнату…

Наступило короткое молчание.

– Значит, ты делаешь мне предложение? – невесело усмехнулся Александр, нарушив его.

Оля едва заметно кивнула.

– Когда здоровый, как бык, мужик, находился рядом, ты меня не замечала, – начинал потихоньку закипать Сашка, – А инвалида получается, вдруг, полюбила!

– Саша! – схватила Ольга его немощную руку и приложила к губам.

– Ты нам нужен! Ты мне нужен…

– А мне ваша жалость не нужна, – вырвал он свою ладонь, – Товарищ Учителка! Я тебя по-настоящему любил…, – отвернулся Сашка к стенке. Его впалые щеки задрожали.

– Сашенька, – осторожно коснулась Ольга его плеча, готовая тоже расплакаться, она не представляла их жизни без Сашки, – Но, как, же мы без твоего борща…

– Готовить приходить буду…, – пробурчал мужчина, после непродолжительной паузы.

Счастливая Оля поцеловала его в выстриженную, после раны, макушку.

– Тебя еще не скоро выписывают? – шутливым тоном спросила она, сквозь бегущие слезы.

Изумленный Сашка повернул голову.

– Эксплуататорша!

Запыхавшийся Ванька заскочил в холл.

– Ты Алену, нашего комсорга не видел? – спросил он у пробежавшего мимо парня.

– Да, вроде у себя была, на втором этаже…

Иван вихрем влетел наверх, и, подбежав к знакомой двери, отчаянно забарабанил в нее.

– Ты чего хулиганишь? – показалась в конце коридора девушка.

Ванька облегченно вздохнул.

– Я искал тебя…, – он привлек ее к себе, когда она подошла, и попытался поцеловать.

– Ты с ума сошел! – вырвалась Алена, – Тут народ, то и дело ходит! – она поскорее вставила ключ в замочную скважину, и, впустила его в кабинет. Девушка, вела себя спокойно, даже как-то с прохладцей.

Ванька набросился на нее и повалил на диван.

– Да, пусти меня! – глухо закричала Алена, пытаясь стряхнуть парня с себя, – Идиот, ты мне новую блузку помнешь!

– Значит, это правда?! – красными от гнева глазами, посмотрел на нее Ванька.

– Что ты сопливый мальчишка – да! – не стала ломать комедию девушка, – А он настоящий взрослый, обеспеченный мужик!

– Сейчас мы проверим, кто тут настоящий! – рванул Ванька пуговицы на своей рубашке. Грудь его заходила ходуном от негодования. Он бросился было к двери, но Алена успела схватить его за плечо.

– Тебя отчислять, если ты поднимешь руку на преподавателя!

– А мне плевать! – теряя контроль, закричал парень.

– Зато мне – нет! Ты мне не безразличен…

Ванька притих и недоверчиво посмотрел на нее.

– Иди ко мне, – поманила его пальцем Алена, как глупенькую собачонку.

Парень послушно приблизился. Девушка взяла его рыжую колючую голову в свои ладони, как это делала Ольга, и начала тормошить. Ванька уткнулся лицом ей в грудь, готовый расплакаться.

– Я люблю тебя…, – прошептали его губы прямо ей в сердце.

– Ты мне, правда, нравишься, Рыжик, – призналась чистосердечно девушка, – Ну, подумаешь, стану женой препода… Я же никуда не денусь, мы ведь можем встречаться, как и раньше…

Ванька, вырвался из-под ее лживых рук.

– Что?! – его презрительный взгляд камнем упал ей на голову, – Шлюха! – как, ошпаренный выскочил парень из комнаты.

Прозвенел звонок. Коридор быстро начал заполняться студентами. Но Ванька бежал, сломя голову, не обращая на них внимания. Полы его рубашки разлетались в разные стороны, любопытные девчонки заглядывали под них, однако, ему было все равно.

– Во, Гриша! – чуть не сбил с ног приятеля Иван, – Ты куда несешься, как угорелый? – Колобок глянул на его растрепанный вид, и снова спросил, – Подрался, что ли с кем?

Поставив на него стеклянные глаза, Ванька ничего не ответил, и рванул вниз по лестнице. Вовка, едва успевая, помчался следом. Он нашел товарища в беседке.

Ванька сидел там один, уронив голову между колен.

– Что случилось, Вань? – осторожно спросил он.

Парень зашевелился, ощупывая свои рыжие колючки на голове.

– У меня, там, на макушке ничего нет? – поникшим голосом обратился он к товарищу.

Вовик подошел поближе, и нагнулся.

– Да, вроде, как ничего.… А, что шибанулся где-то? – озабоченно спросил друг.

– Да, нет, – усмехнулся, сквозь светящиеся в газах слезы, Ванька, – Рожки должны прорезаться…

Вовка сморщил нос, не сразу сообразив, о чем говорит приятель.

Я на секцию! – крикнул парень уже у дверей.

Ольга вышла проводить его.

– Вернешься опять поздно? – спросила она, наблюдая с улыбкой, как тот на ходу торопливо натягивает кроссовок. Последний не слушался и соскальзывал. Это выглядело забавно.

– Почти совершеннолетний гражданин, а ведешь себя все, как ребенок! Присядь и обуйся по-человечески.

– Почти не считается, я еще маленький…, – наигранно прошепелявил Ванька, наклонился, и чмокнул мать в щеку.

– Мам Оль, ты не волнуйся и ложись спать, я еще и с ребятами прогуляюсь.

– Ты же знаешь, Иван, я очень переживаю, когда ты задерживаешься. Время такое неспокойное, возвращайся, пожалуйста, пораньше.

– Ну, что ты, правда, мама Оля, интеллигентная молодая женщина, а рассуждаешь, как какая-то бабушка на скамейке. Время не то.… Глянь, какой я большой! – Ванька крепко обнял ее своими сильными натренированными руками. Он был уже на две головы выше Ольги.

– Сила тогда хороша, когда ум есть, – не отступала она.

– Учителка, ты моя, любимая…, – на Сашкин манер проговорил парень, – Все будет в порядке! – искупал он женщину в своей широчайшей улыбке.

Ольга сдалась, понимая, что спор бесполезен, и тоже улыбаясь, посмотрела на Ваньку.

– Здоровущий, правда, какой ты вырос! – сказала она, – Весь в отца…

– Не говори так, – парень разжал объятья, лицо его в мгновение помрачнело, тень воспоминаний пробежала по нему, как грозовая туча. Еще слабые морщинки легли поперек высокого лба. Ванька прикусил губу. Время не в силах было заглушить давнишнюю боль.

– Я же, столько раз, повторял: «Он никогда не существовал для меня! Дядя Саша, вместо него был…».

– Ваня…, – Ольга погладила его колючие волосы, – Это неправильно… Я уверена, он не хотел…

Ванька, блеснув влажными глазами, взволнованно проговорил:

– Да, пойми же, не из-за себя, за мать его простить не могу!

– Успокойся, – прижала Оля его склоненную рыжую голову к груди, как много лет назад, когда они делились своими переживаниями на деревенском пригорке, – Я не могу быть судьёй, но, когда-нибудь ты поймешь, надо уметь прощать, хотя, я согласна – это не просто.

– Ладно, мама Оль…, – осторожно вскользнул Иван из-под ее рук, – Мы еще поговорим об этом. А, сейчас, мне, правда, пора бежать. Анатолий Хобетович не любит, когда опаздывают…

Дверь захлопнулась за Ванькой и Ольга вздохнула. Прошло столько лет, Ивану скоро должно было исполниться восемнадцать, а ей все чудился, тот хилый, обиженный судьбою мальчуган с глазами-незабудками… Она отдала ему лучшие годы своей жизни, но женщине, казалось, что и этого мало. Маленький рыжий горемыка, так настрадался, что, до сих пор, был не в силах принять свое прошлое. А, Ольга, будучи, уже взрослым человеком, понимала, что это необходимо сделать, для того, чтобы полноценно жить дальше.

Ребята, примостившись в детской песочнице, посмеивались над прохожими, и тайком, от глазеющей напротив девятиэтажки, покуривали «Мальберу». Среди них было несколько девчонок, в том числе и Рита. Она подтянулась, постройнела за последние годы, хотя и оставалась такой же худышкой.

Приложившись к сигаретке, Ритка, пустила пару колечек дыма, и тут же спрятала последнюю за спину. Из подъезда показалась знакомая, спортивная фигура. Ванька шагал на секцию.

– И, чего ты нашла в этом Рыжем, Марго? – спросил прыщавый подросток девушку, хлопнув ее по оголенным коленкам, – Мне, кажется, я не хуже!

Заткнись, Плющев и лапы убери! – Ритка вся напряглась, не отводя взгляда от тренированного тела Ваньки.

– А, давай, мы ему попрыгунчика подстроим! – никак не унимался дружок, – Натянуть веревочку, а, Марго?

– Сказала, не выводи…, – процедила сквозь зубы девчонка.

Тут из-за угла юркнула другая фигурка. Грациозная, хрупкая она быстро шла в их сторону.

– Не идет, а пишет, – ухмыльнулся длинноногий верзила, приклеив свой взгляд к незнакомке.

– Не пишет, а рисует, – поправил его Плющ, оскалившись в дурацкой улыбке.

– …А рисует-то она плохо! – загоготала разом вся компания.

Не обращая внимания на реплики, девушка, как лодка под парусом, стремительно приближалась.

– Эта девка меня раздражает, – сказал кто-то из ребят.

Плющев смачно сплюнул.

– Вообще-то, фигурка у нее ничего…

Ритка вскинула подбородок и злорадно усмехнулась.

– Тоже мне выпускница института благородных девиц! Строит из себя… ПТУшка несчастная! А, ну-ка, Плющик, дерни за веревочку…

Парень тотчас натянул шпагат. Шагавшая по тротуару девушка споткнулась о невидимую преграду, и под дружный хохот дворовой шантрапы, неуклюже, свалилась наземь.

– Такая большая, – издевательски прогнусавил Плющ, – А ходить не научилась!

– Подонки! – едва сдерживая слезы, выдавила девчонка. По ее содранным коленкам потекла кровь.

Сзади послышались торопливые шаги. Кто-то взял ее под локоть, и помог встать.

– Сильно ушиблась?

Девушка подняла на Ваньку влажные, темно-карие, цвета перезревшей черешни, глаза.

– Не очень.… Только, кажется, ногу вывихнула…

Он усадил ее на скамейку.

– Обожди минутку, я тебе помогу, – парень ринулся к песочнице, – Ну, я вам покажу, шутники…

– Ой, спасите меня, мамочка, как страшно! – притворно затрусился Плющ, оглядываясь на своих дружков.

Ванька без вступления врезал в его шершавое лицо.

– Дурак, больно же…, – попятился, тот назад, и схватился за губу. Последнюю зажгло, как ошпаренную, и остряк с ужасом обнаружил на ней кровь, – Накачал мускулатуру…, – провопил он, чуть не плача.