Путь Святозара. Том второй

Глава одиннадцатая

После тяжелого разговора с отцом и бессонной дороги, Святозар сутки отсыпался в опочивальне. Лишь к вечеру следующего дня, выспавшись и набравшись сил, он пробудился, оделся и спустился по лестнице в коридор. Заглянув в тронный зал, в белую столовую и никого там не встретив, наследник весьма удивился, царившей кругом тишине такой, словно дворец опустел. В коридорах дворца не зрилось даже слуг. Постояв немного у дверей столовой, Святозар решил сходить в гридницу и посмотреть там. Он подошел к двери в общий зал, и, открыв ее, наконец-то обрадовано улыбнулся. Потому что в гриднице сидели и негромко беседовали отец, Дубыня и Храбр. Наследник спросил позволения войти, а когда просиявший правитель радостно кивнул, неспешно вошел вовнутрь и направился к столу, за которым те сидели, что-то обсуждая. Навстречу поднялся улыбающийся Дубыня и обнял Святозара да так, что у юноши закряхтели кости, на что Ярил испуганно вскликнул:

– Да, ты что Дубыня, мальчика моего сломаешь.

Наставник тотчас отпустил наследника, который принялся потирать затрещавшие ребра рукой, и, утерев глаза, молвил:

– Как же мне, родный ты мой, Святозарушка, как же мне тебя отблагодарить, за то, что ты спас моему Стоянушке жизнь. Эх..хе..хе. Мне Молчун вчера все рассказал, как ты конем обернулся, его на спину посадил и поскакал Стояна и Часлава из беды выручать. Да, как потом оковы каменные разрушил, как лечил их, да как кормил и поил, пока други из Беловодья не вернулись. Славный у тебя Ярил сын, такой уж славный!

– Что ты говоришь такое Дубыня, какая же может быть благодарность. Я ведь другов из беды выручал. Да, и вообще, – отворачивая лицо от наставника, добавил Святозар. – Я бы умер от стыда, если бы их не привез домой живых и здоровых. Как бы я тебе Дубыня в глаза посмотрел тогда.

– Что ж, – разумно заметил Храбр и сдвинул темные свои брови, слегка тронутые, словно белой изморозью. – Так часто бывает в походе, что приходится другов терять. И никто в этом не виноват. Мы вот тоже с Дубыней вернулись из Беловодья с тяжелыми сердцами, но нам никто ничего не сказал, потому что все понимали, мы воины. А по воинам и плакать нечего.

Дубыня перевел взгляд со Святозара на Храбра и недовольно сказал:

– Храбр, я вот гляжу на тебя, ты чего-то последнее время больно много рассуждать стал, сразу видно не к добру то.

– А, ты мне еще сделай замечание, сделай, – обидчиво выкрикнул, рассердившийся не на шутку Храбр, и надавил руками на стол вроде собираясь встать и уйти, но после, пожалуй, передумав, лишь сжал их в кулаки.

– Други, други, ну вы что право, я вас последнее время не узнаю, – миролюбиво произнес правитель и пригласил Святозара сесть рядом, да просветленно обозрев сына, заулыбался.

Наследник сел подле отца на лавку, положил руки на стол и посмотрел на присмиревшего Дубыню и недовольного Храбра и чтобы снять неловкость, наступившую в гриднице сказал им:

– Наставники, я хотел вас поблагодарить за то, что вы поддержали моего отца в трудный час. Спасибо вам большое, и не ссорьтесь больше, вы же скоро родней станете.

– Да, кто наследник ссориться, – все еще негодующе буркнул Храбр. Да малеша погодя бросил на Дубыню, сидевшего возле него, уже более миролюбивый взгляд, и, сменив гнев на милость, пояснил, – да, мы вот тут сидели и разговаривали о донесениях с юга. Воевода Жировит из города Лебедянь прислал гонца с вестью, что нагаки набирают войско и собираются походом. Жировит послал, как мы и велели посланников к беку Турусу, который клятвенно заверял, что войну готовит на неллов, но посланникам показалось, что он лжет.

– Отец, а о Нуке, что-либо слышно? – спросил Святозар и взволнованно глянул в его зеленые глаза.

– Нет, сын, – отрицательно мотнув головой, откликнулся правитель. – Никаких вестей, и посланники, предупрежденные о нем, не видели его среди нагаков.

– Это плохо… плохо, отец. Чувствую я это подлое существо, что-то готовит, – молвил наследник и озадаченно потер пальцем левую бровь.

– Ну, я думаю, что ты тревожишься напрасно, – заговорил Дубыня. – Скоро зима, а значит, до весны ничего не случится. Нагаки на нас не нападут зимой, потому что они больно наших морозов бояться, а к весне, я предлагаю правителю выдвинуться с дружиной и воями к границе. Прихватим с собой дружину Велислава, по дороге к нам присоединятся дружины с городов Дубна, Орел и Лебедянь. И я думаю, нагаки увидев нашу силу, не посмеют ступить на нашу землю.

– Если с ними будет Нук, посмеют, – заметил Святозар и на лицо его набежала понурая тень. – Нук уверен в своем черном колдовстве и ничего не побоится.

– Может тогда нас побояться нагаки? – вопросил Храбр.

– Я, думаю, что бек Турус уже ослеплен жаждой наживы, и тоже нас не побоится, – пояснил наследник, и, пристроив руки на стол, посмотрел на полыхающий белым светом камень на перстне. – А значит, нам не избежать войны. Так, что я согласен с Дубыней к маслянице необходимо подвести дружины к границе, оно как на юге теплеет быстрее, чем у нас.

Правитель муторно вздохнул, и, хлопнув ладонью сына по спине, сказал:

– Тогда, так и поступим, пошлем гонцов в города Орел, Дубна и Лебедянь, и велим им выдвигаться к границе, до масляницы. Да я думаю, что надо предупредить дружину Миролюба из города Прилятка, а когда к нам подойдет Велислав со своими другами, мы отправимся в поход.

– Нет, отец, не бери Велислава, – произнес Святозар и насупился, словно обдумывая, что-то весьма тягостное для его души. – Мало ли, что с нами случится на войне, он тогда останется старшим. Будет Туру за место тебя и меня.

Отец неспешно повернул голову, каким-то придирчивым взором оглядел сына, и, покачав головой, молвил:

– Ты, Святозар на войну не пойдешь, я так решил… Хватит тебе по походам хаживать. Война не для молодых. Ты, мальчик мой, останешься в престольном граде и заменишь меня, в случае чего…

– Нет, отец, – не дав правителю договорить, перебил его наследник и еле слышно вздохнул. – Не удастся мне в престольном граде отсидеться, не сможешь ты меня уберечь. Там среди нагаков будет Нук, а вам его без моей магии не победить.

– Уж, как-нибудь, – поддержал правителя Храбр.

– Нет, Храбр… никак…. Никак вы без меня не справитесь. И придется вам взять меня с моей дружиной в поход. А Велислава оставить тут старшим. – Святозар положил руку на плечо отца и негромко добавил, – отец, ты помнишь, что я вчера тебе сказал? Я обязан предать смерти Нука, обязан освободить душу брата из полона, а иначе мне не будет успокоения. Клянусь тебе отец, если бы там не было Нука, я бы тебе подчинился. Но и я, и ты… мы оба знаем, что он там будет, и я прошу тебя взять меня в поход.

Правитель молчал, точно взвешивал все «за» и «против», да лишь тихо постукивал костяшками сомкнутых пальцев правой руки по столу. Наследник видел, как тяжело дается принятие правильного решения отцу и потому опустил глаза, да уткнулся взглядом в ярко полыхающий белым светом перстень.

– Ох, – наконец-то вымолвил правитель. – Как мне не хочется это говорить, сын, знал бы ты. Но я вижу, что ты прав. И поверь мне, с тяжелым сердцем соглашаюсь с тобой. Пусть будет, так как ты решил, тебе, наверное, виднее… Оставим Велислава старшим в Славграде, а ты с дружиной пойдешь в поход.

Через некоторое время други покинули гридницу, а отец и Святозар отправились ужинать в белую столовую. Когда правитель и наследник вошли в столовую, то слуги уже накрыли стол. Святозар оглянулся в поисках Тура, и обеспокоенно спросил:

– А, где, Тур отец?

– Садись, – повелел правитель. А когда сын послушно опустился на свое место, ответил, – Тур приболел. Такой он у нас неслух, беда просто. Ведь я ему сказал вчера, иди во дворец, не бегай по двору, заболеешь, а он думаешь, послушал? Нет, конечно. Убежал в сад, да бегал там, покуда его Вячко не разыскал и не привел в столовую трапезничить. А сегодня на утро захворал. Да ты не тревожься, мальчик мой, я уже заговор прочитал над ним и ему легче. Но я все же решил, что ему надобно полежать, чтобы больше не было желания после бани раздетым бегать. А мы с тобой давай поедим, и если ты захочешь, то позже к нему сходишь.

– Хорошо отец, я так и сделаю, схожу к нему после ужина. А теперь и верно пора поесть, потому что я такой голодный, – молвил Святозар и обвел взглядом стол полный всяких явств.

– Еще бы, мальчик мой, цельные сутки не ел. Да, и вообще сразу видно, как ты за время похода похудел. Даже Храбр это приметил, и сегодня меня все выспрашивал, что с тобой случилось, – добавил правитель и положил себе на тарелку часть тушеного зайца, да предложил другой кусок, что пожирней сыну.

Святозар увидел зайца и весь передернулся, а лицо его и вовсе искривилось, точно правитель предложил ему не мясо, а слизняка:

– Нет, нет, отец, только не зайца.

– Это почему же сынок, ты вроде любил зайчатинку, – глянув на перекошенного сына, усмехнулся правитель.

– Да, отец, ты прав когда-то любил, – пояснил наследник и отвел взгляд от блюда с жареными кусками зайчатинки. – Но после того как мы двенадцать дней жили на вершине Сарачинской горы ожидая возвращения дружины из Беловодья, и я каждый день кормил Молчуна, Стояна и Часлава добытыми зайцами, меня при виде уже не разделанного зайца передергивает, а при виде жаренного и тем более. Так, что нет!… зайца я не буду.

– Ну, а, как насчет жареной рыбки или ушицы, – благодушно улыбаясь, спросил правитель.

– Нет, отец, и ухой я тоже пока сыт, – мотнув недовольно головой, откликнулся Святозар. – Ведь до Приславля мы только рыбой и питались. Хлеб закончился, а что за еда для восура без хлеба, то не еда, а так никакого вкуса и аппетита. Хлебаешь эту уху, ешь рыбу, уж я не буду вспоминать зайца, и не ощущаешь ничего внутри, никакого насыщения вроде поел, а все же голодный остался. Когда в Приславле воевода Всеволод пополнил наши запасы и привез хлеба, так, не успев даже отплыть от причала, мы сразу кинулись к нему. Путят, я, други, воины, все хлеб похватали, да давай его родимый прежде нюхать, да после есть. Знаешь отец на нашем восурском столе главное блюдо хлеб. Нет ничего важнее его. Ведь на хлебе… на нашем славном и чистом хлебе держится не только землепашец, не только рыбак, не только воин, но и правитель. Так, что отец, коли тебе кажется, что я дюже исхудал, ты мне покуда не предлагай мясо и рыбу, а лучше придвинь вон, те расстегаи, что поставили прямо подле твоей левой руки, которые ты, по-видимому, любишь, а теперь, похоже, буду любить и я.

– Конечно, сынок, конечно, – поспешил ответить правитель, и подал сыну блюдо полное расстегаев, румяных таких больших пирожков со словно расстегнутой серединой, показывающей свою восхитительную, сочную начинку. – Только уж извини, мальчик мой, но эти расстегаи с печенью налима.

– Ну, что ж, отец придется смириться и есть такие прекрасные расстегаи с печенью налима, – грустным голосом протянул Святозар и положил себе на блюдо сразу пять штук.

– А ты, сынок, – отметил правитель, и указал рукой на стол. – Посмотри кругом, погляди, как для тебя слуги постарались, сколько приготовили. Вот тебе пироги с грибами, с капустой, с кашей и яйцами, с творогом, а вот и сладкие с земляникой и малиной, с яблоками и вишней. Кушай, сынок, кушай, все, что пожелаешь, отъедайся…

– Отец, – спустя время, окликнул правителя Святозар, на малеша отвлекаясь от своих расстегаев. – Вчера в бане, ты так и не сказал, разрешаешь ли ты мне разрушить заговор и начать учить Тура.

Правитель воззрился на наследника, и сразу было видно как в нем борется любовь к сыну и неприятие изменения традиций, однако немного помедлив, он ответил:

– Я весь день думал, о том, сынок, что ты мне поведал. И конечно я во всем с тобой согласен, и особенно в том, что это неверная традиция, привела к такой трагедии в нашей семье. Но я думаю, что надо пока погодить с разрушением заговора, чтобы я свыкся с этой мыслью.

– Отец, – тихо сказал Святозар, утер губы утиральником и положил его на прежнее место на стол. – Весной мы пойдем на войну с нагаками, и кто знает… – Наследник чуть слышно вздохнул и, кажется, затрепетали не только его губы, но и руки, замершие подле груди. – Смогу ли я одолеть Нука и остаться живым. Поэтому до того времени я хочу быть уверен, что хотя бы наполовину исправил то, что когда-то необдуманно совершил. А чтобы убедить тебя в своей правоте… Я расскажу тебе вот, что. Когда я был Богомудром и умер, то пришел в Ирий-сад, там меня встречала Богиня Буря-Яга-Усоньша– Виевна. Она взяла меня за руку и довела до полей, что расстилались впереди и колосились ядреной пшеницей. Навстречу мне вышел ДажьБог, он подошел и обнял меня, приветствуя как своего сына, а после сказал мне: «Здравствуй, дорогой мой мальчик. Ах, что же ты натворил, что натворил. Как ты мог создать этот заговор и подвергнуть души своих потомков такой опасности. Как ты был неблагоразумен, из-за одного сына поставил под угрозу весь свой род, весь восурский люд. Но придет время, сын, и я дам тебе возможность исправить то, что ты натворил. А до тех пор буду сохранять, и оберегать твоих потомков, моих внуков». Это последнее, что я помню из жизни Богомудра. И теперь, отец, я прошу у тебя, разрешения выполнить повеление ДажьБога и вернуть все на круги своя, тогда я буду спокоен. Я разрушу заговор, обучу Тура магии, и даже если в бою с Нуком Боги даруют мне смерть, смогу обрести покой.

Правитель внимал речи наследника очень внимательно, а услышав последние слова сына, недовольно повел плечами и вопросил:

– И как ты разрушишь заговор?

Святозар во время рассказа беспокойно водивший по краю блюда пальцем, поднял голову, и, глянув на Ярила, пояснил:

– Для этого мне нужен твой перстень и книга. Заговор я знаю, ведь я сам его создал, а разрушить смогу без труда. И тогда зная заветные слова, можно будет спокойно открыть книгу и прочитать скрываемое в ней. Печать, что находится на моей и твоей руке не понадобится.

– Хорошо, сын. Выполни повеление ДажьБога, и может быть ты тогда, и впрямь успокоишься, и ко мне вернется мой беззаботный шутник сын, – сказал отец, снял перстень с пальца и протянул его наследнику.

Святозар с почтением принял перстень протянутый правителем, и, улыбнувшись, молвил:

– Этот перстень, Богомудру подарил Альм перед самым его отъездом в страну Эвлисию. По просьбе царя Альма, его старший брат Гмур, который был прародителем великого народа гомозулей, изготовил этот перстень. Альм поведал мне, что я могу вложить в перстень магию, которая не иссякнет по происшествию многих веков, а я видишь отец, как неразумно воспользовался этим даром.

– Мальчик мой, – после недолгого молчания произнес правитель, пристраивая ложку подле своего блюда. – Я говорил тебе это вчера, скажу и сегодня. Мы ведь люди и нам свойственно ошибаться. И мне, и Богомудру, и тебе… Сейчас пришло твое время исправить эту ошибку, и наверно тебе не стоит так себя мучить, тем, что когда-то ты необдуманно совершил.

– Знаешь, отец, – будто не слыша слов правителя, сказал погруженный в свои мысли Святозар и потер пальцем бровь. – А ведь царь Альм когда я у него был узнал меня… Да… до меня только, что это дошло. Перед самым отплытием из страны Эвлисии, он сказал мне: «….Помни, мое сердце всегда будет любить доброго и светлого юношу, который спас меня от подорожной вольницы ». Он узнал меня, когда одевал мне на палец подаренный перстень… и мой палец и перстень засияли лазурным светом так, как горит моя душа. Он знал, что я познаю душу в Беловодье и вспомню его и оставил мне послание. Великий мой учитель, какой же я был у тебя скверный ученик…

– Святозар, – нежданно весьма гневно прервал его отец, и стукнул ладонью по поверхности стола, отчего пустые блюда, чаши и хрустальный сосуд подпрыгнули вверх и вроде как застонали. – Прекрати так говорить. Мне неприятно слышать, что ты постоянно стараешься себя обидеть. Я не знаю, может, ты получаешь от этого удовольствие, но мне это больно слышать. Я не считаю тебя скверным сыном, человеком или учеником. Ведь ты сам только, что сказал, что Альм назвал тебя добрым и светлым юношей. А значит прекрати себя терзать и мучить, исправь то, что натворил, и больше не оглядываясь назад, иди вперед, мальчик мой.

– Да, отец, ты прав, – согласился Святозар, и, надев перстень отца на левый указательный палец, взглянул на правителя. – Я должен исправить свою ошибку и идти вперед, потому что путь мой только начался.

– Вот то тоже, – уже более мягко добавил правитель. И чтобы перевести думы сына в более светлое русло поинтересовался, – а скажи мне, мальчик мой, если ты разрушишь заговор, то мы с тобой потеряем защиту от внезапной смерти, которая нас бережет.

– Это долгий сказ, отец, готов ли ты его выслушать, – улыбнувшись, и налив себе в чашу клюквенного напитка поспрашал наследник.

– Что ж, если ты мне тоже нальешь клюквенного напитка, я с удовольствием послушаю его, мальчик мой, – заметил правитель и придвинул свою чашу к сыну.

Святозар налил полную чашу напитка правителю, и, поставив высокий хрустальный сосуд на стол, начал свой сказ:

– Когда я родился впервые на земле, и не только телесно, но и духовно. То мой отец ДажьБог хоть и принес меня на воспитание моим названным родителям божатым, но никогда меня не покидал, он вел меня по моему жизненному пути и всегда поддерживал, как теперь ты, отец. Когда мне было семь лет, он принес мне в дар свой меч Кладенец. Люди видевшие, как дорог я самому Богу, любили меня и признавали старшим. А когда мне исполнилось тринадцать лет, они нарекли меня вождем племени. Рядом с нашим племенем проживал народ. Этого народа уже много веков как нет на земле, но тогда, когда ДажьБог приносил отроков, из которых позже появилось сильное и могучее племя восуров, они еще жили и были очень сильны. Этот народ мы называли фантурами, мой отец ДажьБог говорил мне, что это был один из первых народов на земле, который породил Сварог. Долгое время они верили в Сварога, почитали Семаргла и Перуна, но затем, как это часто бывает среди людей, изменили своей вере, забыв истинных Богов и создав себе новых кумиров. Я был еще юн, но помню их прекрасные каменные города, с высокими треугольными постройками, где они хоронили своих кесарей. Мой народ набирал силу, нам помогали Боги, и, видя это фантуры стали нас бояться. А когда они прознали про то, что я сын ДажьБога, решили меня убить да посем напасть на мой народ и уничтожить его, пока он молод еще. Они прислали ко мне посланников, для переговоров, но вместо разговоров на меня напали и убили, тогда мне было пятнадцать лет. Душа моя покинула тело и отправилась в Ирий-сад, я помню, что там еще стояли деревянные ворота, которые нужно было открыть, победив великанов и василисков, да ответив на вопрос грифона. Но я был слишком юн, чтобы пройти все эти испытания и попасть в Ирий-сад, тогда ко мне прилетел ДажьБог. Он встал рядом, закрыв меня руками от разъяренных великанов которые кидали в меня камни и позвал Бурю-Ягу-Усоньшу-Виевну, а когда та появилась, потребовал от нее, чтобы она меня отпустила, потому как я его сын, и слишком молод, чтобы умирать. Буря долго стояла обдумывая слова отца, а потом… потом посмотрела на меня, улыбнулась и разрешила вернуться. ДажьБог взял меня за правую руку и взлетел, но тут мы услышали голос Сварога, который не позволял мне возвратиться в мир. Отец сызнова вернул меня на вершину и сказал мне, чтобы я не бился с василисками и великанами, и не слушал вопросов грифона, иначе ему не удастся мне помочь, а сам улетел. Я стоял на самом краю вершины и смотрел на злобных великанов, каковые как только увидели, что ДажьБог покинул меня, начали звать меня на бой, а когда я не принял их вызов, снова принялись кидать камни, пытаясь сбить меня с горной кручи. Подле их ног ползало пять здоровых василисков и своими огромными оранжевыми глазами поглядывали на меня, но я был уже мертв, и не боялся их взглядов. А где-то высоко в небесной дали я видел летающего грифона. Некоторое время спустя вернулся отец, он сказал, что Сварог разрешил мне вернуться. И тогда ДажьБог вновь подхватил меня и понес, держа за правую руку. Я видел, как он приблизился к земле, к моему дому, к моему телу, да будто зависнув над ним, резко отпустил меня. Я стремительно ударился об собственное тело и впорхнул в него, глубоко вздохнул, и поднялся, а рана, от которой я умер, исчезла. И как только я поднялся… я позвал своих людей и последовал на бой. Но боя между нами и фантурами не было, потому что рядом со мной ехал на своем прекрасном белом коне мой отец ДажьБог. Фантуры увидев моего отца, повернули лошадей и в страхе поскакали с места боя, тогда же во вспышках молний появился сам Бог Перун и принялся забрасывать их бегущие войска молниями. ДажьБог последовал к своему отцу на помощь и затем они вместе погнали фантуров до их городов и построек, оные сожгли, оставив там лишь пепелище. После победы над фантурами, ДажьБог привел меня к Синь-камню и нарек там меня правителем Восурии, да защитил волшебством. Объяснив всем людям, что покрыл меня, своего сына, и весь мой род, оберегом, и если меня коснется чей-то меч или стрела и я умру, то мой убийца умрет вместе со мной. Посему, отец, ты не беспокойся, как когда-то на меня первого правителя Восурии сошел этот оберег, так и до конца времен он не потеряет своей силы, ведь это дар ДажьБога. И только в единственном случае, мы потеряем это волшебство тогда, когда изменим своим Богам и своей вере.

– Да, сынок, – молвил довольно сияющий правитель. – Из всего, что ты мне рассказал за эти два дня, меня порадовало одно…

– Что, отец? – удивленно приподняв брови, спросил Святозар.

– Теперь мне не придется тебя ругать, что ты не интересуешься жизнью своего рода, – окинув заботливым взглядом наследника, ответил правитель.

– Уж это точно, отец. Теперь поневоле будешь знать большую часть своего рода, потому что являешься сам его участником, – согласился наследник и засмеялся.

– Ну, а теперь, мальчик мой, когда ты засмеялся, и у меня на душе от звука твоего смеха стало светло и тепло, я бы хотел спросить у тебя вот, что… – благодушно улыбаясь, произнес Ярил. – Когда же ты решил провести заговор и где?

– Я, отец, – прекращая смеяться, и сразу сделавшись серьезным, откликнулся наследник. – Хочу провести заговор завтра. Для этого мне нужен солнечный день. Ровно по полудню, я возьму перстень и книгу. Ну, а где? Подойдет светлая комната. Да, я только хотел, что сказать, отец… Когда заговор подействует, у меня и у тебя на левой руке пропадет печать, весьма необычно… Поэтому когда я пойду в светлую комнату, ты тоже должен остаться один, чтобы никто не видел, что с тобой произойдет. – Святозар смолк и прерывисто вздохнув, добавил, – одно меня тревожит, отец, это Эрих. Ведь у него тоже пропадет печать, и что он мой несчастный брат подумает…

Правитель протянул руку, погладил сына по каштановым кудрям волосьев и мягко заметил:

– Что ж, мальчик мой, наверно подумает, что это Боги лишили его печати.

– Бедный… бедный мой брат, весь он искалеченный и вот опять, – дрогнувшим голосом молвил наследник. – Но если мне удастся победить Нука и освободить Эриха, может жизнь его наладится. И тогда давай отец вернем его домой, пусть живет среди нас и отогревается душой.

– Верно, мальчик мой, мы так и сделаем, – поспешно проронил правитель, желая непременно поддержать своего сызнова загрустившего наследника. – Победим с тобой нагаков, предадим смерти этого низкого Нука и вернем нашего дорогого Эриха домой, и будем жить в мире!